Выбор Пандоры

Ника Аморская (2024)

Я обычная молодая женщина 2247 года. Работаю микробиологом, вечера провожу в виртуальной реальности со своим идеальным Адамом. Но всё изменилось с появлением Геннадия. Непредсказуемый, как взрыв сверхновой, он внёс в мою размеренную жизнь вихрь эмоций. В его глазах я вижу страсть… или что-то ещё? Что-то темное, загадочное, скрытое под маской неистового порыва? Теперь передо мной стоит выбор: уютный и привычный мир иллюзий с Адамом или опасная, но захватывающая реальность. Что скрывают древние руины Греции и мои собственные воспоминания? Что если от моего решения зависят не только мои судьба и счастье, но и будущее всего человечества?

Глава 3 Девушка с веером

На следующий день я поняла зачем нужна такая длинная пешеходная дорога на работу. Все время я думала над предложением Адама. Действительно, я очень хотела естественного ребенка, а возраст возможности уже поджимал. Но до этого Адам все время находил причины откладывать рождение. Сначала, по его логике я должна была твердо встать на ноги. Когда я возглавила лабораторию и смогла создать приличную финансовую подушку безопасности, я должна была посмотреть мир и насладиться его многообразием. С Адамом трудно было не согласиться, но, когда и этот пункт был выполнен, Адам сказал, что будет подыскивать приемлемое место для обитания с ребенком, так как мой жилой блок для детей абсолютно не подходит.

— Доброе утро! — прозвучало сзади. Меня нагнал Геннадий. — Как спалось?

— Прекрасно, спасибо. — ответила, как на автомате.

— Идете в таких глубоких раздумьях, наверное, над нашей работой думаете? — весело спросил генетик. — А меня, после вчерашнего, всю ночь сны мучили, как сегодня работать буду — неизвестно. Давайте в перерыв погуляем в одном чудесном месте? — продолжил он безо всякого перехода.

— Давайте, — мой ответ вырвался прежде, чем я успела его обдумать. Хорошо, что сложное решение можно отложить на потом.

Поскольку еда нам не требуется обеденные перерывы решено было отменить. Было все это давно, ещё до моего рождения. Но оказалось, что перерыв необходим для восстановления организма. Без этого снижалась активность мозга и, соответственно, работоспособность.

В чудесное место мы отправились пешком. Геннадий уверил, что это недалеко и пройти всего ничего. Действительно, через пару минут он приостановился и спросил:

— Слышишь? — его голос был полон ожидания.

Я прислушалась. Но кроме журчания воды вдалеке ничего не услышала. О чем и сказала.

— Ладно, подойдем ближе.

Мы вышли из-за домов, и я остолбенела. Огромная широкая река спокойно несла свои серо-голубые воды прямо в центре города. Недалеко от нас в нее впадал веселый журчащий ручей.

— Я и не знала, — я удивленно прошептала, — что здесь река. Редко бываю в этой части мегаполиса.

— Да, здесь прогулочная зона, — ответил он. — Тебе, наверное, некогда было, все время работаешь. Пойдем обратно?

— Подожди минутку, дай ещё полюбоваться, — я не могла оторвать взгляд от реки. Мужчина обнял меня за плечи. Я положила голову ему на плечо. Слегка наклонившись, он дотронулся губами до моих губ и через мгновение мы уже бешено целовались обнявшись. Прямо в людном месте, посреди набережной.

— Пойдем, у меня здесь рядом домик, — прошептал он, обжигая мне ухо.

— Но ведь надо вернуться на работу, — растерянно еле слышно проговорила в ответ.

— Объявим библиотечный день, пошли.

Все внизу живота сжалось в тугой комок, а дыхание перехватило. — Пошли, — едва выдохнула я. — Донести тебя? — его рука ласково легла на спину. — Хочешь?

— Хочу. — И в следующее мгновение я оказалась на руках у Гены. Успела заметить, что в это время на набережной никого нет и никто не видел нашего морального разложения. А потом обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди.

Наверное, если бы Гена не держал меня на руках, я бы сбежала. Но близкий грохот его сердца, обжигающий жар рук и даже его мускусный мужской запах лишали меня воли и не давали этого сделать. Шел он, как мне показалось, действительно не долго, донес меня до порога и не отпуская, приложил руку к двери открыв замок.

Внутри он осторожно поставил меня на ноги. За спиной я услышала хлопок закрывающейся двери и мгновенно ощутила себя в ловушке. Словно почувствовав это, мой спутник спокойно сказал:

— Раздевайся, проходи.

Но его слова возымели обратный эффект. Раздеваться?! — я в панике огляделась лихорадочно соображая, что он имеет в виду? Прямо здесь? Снимать все? Я переминалась с ноги на ногу. За это время Гена снял куртку и туфли и теперь смотрел на меня.

— Давай я тебе помогу, — сказал он, присев на корточки и расстегивая мои сапоги. — Вынимай ножку.

Прежде чем отпустить, он ласково провел по каждой ноге от ступни до колена, вновь разжигая во мне затухший было пожар. Затем осторожно избавил от куртки, поворачивая словно куклу и опять сказал:

— Проходи.

— Куда? — я наконец отмерла и смогла извлечь из себя звуки. Мы стояли в крохотной прихожей, из которой было три прохода.

— Сюда. — махнул рукой Гена на самый светлый проход.

Мой взгляд, словно завороженный, зацепился за некий визуальный шум из обрезков заключенных в рамочку. Неожиданная кривизна линий и кричащие словно в агонии цвета заставили меня остановиться и спросить:

— Что это за геометрическая абракадабра из ломаных линий и несочетаемых цветов?!

— Вообще-то это шедевр мирового искусства! — ответил мужчина с едва уловимой обидой в голосе. — Это «Девушка с веером» Пабло Пикассо.

Я присмотрелась. Никакой девушки там не было. Казалось, что художник, в приступе пьяного безумия, выплеснул на холст месиво из разноцветных осколков, так и не сумев сложить их в единое целое. Глаза — два черных колодца, нос — едва заметная нить, рот — кривая, словно ухмылка, скобка. А затем, словно насмехаясь, разрезал все это на части и хаотично разбросал по холсту.

— Знаешь, я предпочитаю классические портреты, где все гармонично и красиво. Где девушки выглядят как девушки, а не как набор геометрических фигур. А эта… — я поморщилась, — эта “Девушка с веером” просто раздражает. С удовольствием сдала бы её в музей ужасов. Или спалила бы дотла, — я зажала рот руками, понимая, что зашла слишком далеко. — Прости.

— Вот видишь, она способна вызывать бурю эмоций! — уголки губ Гены тронула хитрая улыбка. — Один коллекционер говорил, что, глядя на нее, он ощущает во рту осколки стекла. — Он склонил голову, изучая картину, — Кстати, она в чем-то напоминает тебя. Белый халат, собранные волосы. Сейчас я наконец понял, что хочу с ней сделать.

В этот момент у меня, в лучших традициях книжного жанра, завибрировал браслет. Виталик. Звонил он только в крайних случаях. Не включая видео, приняла звонок, чувствуя, как нарастает тревога.

— Яра, у нас ЧП! — голос парня был встревоженный. — Вика отравилась. Она зашла в камеру с кислотными бактериями без респиратора и теперь задыхается. Мы уже вызвали врачей.

— Я сейчас буду, — коротко ответив, отключилась.

Одеваясь на ходу, я рассказывала Геннадию:

— Понимаешь, тут что-то не так. Вика всегда предельно осторожна. Она никогда бы не нарушила технику безопасности.

— Я иду с тобой, — отрезал мужчина, не давая времени на раздумья.

— Мгновение и мы вышли из телепорта прямо у подножия башни из темного стекла, в которой располагалась моя лаборатория.

Врачи скорой уже были там. Мой заместитель сбивчиво объяснял, что они прибыли через считанные минуты, но было уже поздно. Они лишь смогли подключить Вику к аппарату искусственного дыхания.

К нам подошел хмурый врач.

— В данной ситуации мы бессильны, — произнес он. Слова его звучали как приговор. — Легкие отказывают. Мы лишь поддерживаем ее жизнь на аппарате. Надежды на выздоровление нет, если только не найдется донор. Но с нынешним уровнем медицины доноров практически не бывает.

Мой взгляд, полный отчаяния, метнулся к Гене.

— Я не имею права, — ответил он на мою немую мольбу.

— Но она умрет! Будет мучиться на этих аппаратах и умрет! — я схватила его за руку, умоляя. — А ты можешь ей помочь. Попытаться.

Он долго смотрел мне в глаза, словно пытаясь что-то разглядеть, а потом произнес, — Хорошо. Везите ее ко мне.

Вика, подключенная к аппарату, была похожа на измученную куклу. Глаза, полные ужаса, смотрели в пустоту, а губы, бескровные и потрескавшиеся, пытались прошептать нечто невнятное. Трубка, выходящая изо рта, добавляла картине еще больше ужаса.

— Вика, послушай меня, — начал Геннадий, его голос звучал тихо и спокойно, словно он разговаривал с испуганным ребенком. — Ты понимаешь, что происходит?

Девушка едва заметно кивнула. По ее щеке катилась слеза.

— Мы можем попытаться помочь тебе. Но это экспериментальная методика, и мы не знаем, что получится в итоге. Если все пойдет хорошо, твои легкие восстановятся, но, если нет… — он замолчал, давая ей возможность понять весь риск. — Если все пойдет не по плану, ты можешь умереть. Другой вариант — ты можешь жить, как сейчас — с трубкой в горле.

Вика, словно отчаянно пытаясь отвергнуть этот ужасный выбор, замотала головой, из стороны в сторону.

— Тише, — Геннадий коснулся ее руки, пытаясь успокоить. — Если ты согласна рискнуть, то мы можем прямо сейчас начать. Чем меньше времени ты проведешь в этом состоянии, тем легче все должно пройти.

Вика отчаянно закивала, давая свое согласие.

Скорая телепортировала нас до двери лаборатории. Там уже ждал предупрежденный заранее Егор.

— О, правительство выделило нам нового андроида для экспериментов?! — пропел он, иронично изогнув бровь. — Отлично, старого мы как раз сожгли на днях, заносите в барокамеру.

— Егор, помолчи, — одернул его Гена, — Вика, не обращай внимания, это у нашего Егора юмор такой.

Вика подписала все бумаги.

— Постарайся расслабиться, все будет хорошо. Сейчас мы дадим тебе снотворное, и когда проснешься, ты снова сможешь дышать самостоятельно, — успокаивал ее Гена.

Они отключили аппарат ИВЛ и осторожно погрузили Вику в амниотический раствор. Мы отпустили скорую, и началась настоящая работа. В этой сложной симфонии науки я была лишь наблюдателем, и тяжесть напряжения, накопившаяся за последние часы, вдруг отпустила меня. Тело словно наполнил теплый песок, и я не смогла противиться нахлынувшей усталости. Сон, мягким покрывалом, укутал меня. Проснулась я от истошного крика.

— Что с ней?! — я дернулась, пытаясь сообразить, что происходит.

— Воздух в первый раз заполняет легкие, — ответил Егор, с нескрываемым восторгом в голосе. — Теперь мы точно узнаем, что чувствует младенец при рождении.

Мужчины сияли, радуясь так успешно проведенной операции.

Однако, это был только первый этап лечения. Теперь в дело вступали наши симбионты. Девушка лежала в реанимационной палате опутанная датчиками, которые следили за малейшим изменением ее состояния.

— Вика, что произошло? Это же был не несчастный случай? — я присела на стул рядом с кроватью и взяла ее за руку. Рука была мокрой и холодной.

— Понимаешь, у нас же все было хорошо. Он так красиво добивался меня. Цветы, подарки, водил в интересные места. Я влюбилась. Мы общались каждый день по несколько часов. Раз в неделю, а то и чаще, находили время и прыгали друг к другу. Потом, не сразу, как-то постепенно, у него все меньше и меньше оставалось свободного времени для наших встреч. Затем мы перестали созваниваться ежедневно. А потом он заблокировал личный телепорт, и когда я прошла через общедоступный узнала и причину. Встретила его с другой. Они шли, держась за руки, и он даже не заметил меня. Я была в таком ступоре, что не могла сначала осознать, что произошло. Потом, уже здесь, вернувшись, я поняла, что моя жизнь закончена, все. Дальше ничего хорошего уже не будет.

А потом, когда уже я надышалась этой гадостью, мне стало так больно. Физически больно. Я и думать про него забыла. Я забыла про все, хотела только, чтобы мне помогли, избавили от этой боли. Но изменить уже было ничего нельзя. Жить в инвалидном кресле с трубкой в горле…после того, как я жила… Это казалось концом всего. Если бы не ваши разработки… — ее голос дрогнул и непрошенные слезы потекли по щекам.

— Вика, милая Вика. — я обняла девушку стараясь передать сочувствие, — Что говорить, ты ведь и сама все понимаешь. Сколько тебе? Двадцать три?

— Двадцать два, — тихо прошептала Вика с ноткой отчаяния в голосе.

— И ты думаешь, что больше никого не будет?! — я легонько подтолкнула ее плечом. — Умереть в таком возрасте — все равно как уйти с дискотеки в восемь вечера.

— Ты знаешь, Яра, когда эта кислота начала разъедать меня изнутри, я вдруг с такой силой ощутила, как сильно хочу жить, — голос Вики стал тверже, сквозь слезы пробивалось новое чувство. — И вся эта…любовь, — она усмехнулась сквозь слезы, — это была не любовь, а так, легкая влюбленность, которая просто тешила мое самолюбие. Сейчас я это отчетливо понимаю.

В этот момент, словно он подслушивал откровенный разговор, зашел Гена.

— Здравствуйте, девушки! Как наши дела? — спросил он сразу у нас двоих.

— Здравствуйте, — тихо ответила Вика, стараясь скрыть волнение, — все хорошо.

— Привет! — я была более жизнерадостной. — Все и правда неплохо.

— Тогда, думаю наша пациентка отпустит нас на пару дней. Яра, нас с тобой приглашают на конференцию по здоровью человечества в Афины, рассказать про наши головокружительные успехи с излечением Вики, — выпалил он, не переводя дыхания. — Поедешь?

— А надо? — засомневалась я. — Доклад ты и сам сможешь сделать.

— Если мне зададут вопросы по твоим симбионтам, я как буду отбиваться? — он прищурился с притворной обидой…

Это был веский аргумент. Конечно, я поехала.