Выбор Пандоры

Ника Аморская (2024)

Я обычная молодая женщина 2247 года. Работаю микробиологом, вечера провожу в виртуальной реальности со своим идеальным Адамом. Но всё изменилось с появлением Геннадия. Непредсказуемый, как взрыв сверхновой, он внёс в мою размеренную жизнь вихрь эмоций. В его глазах я вижу страсть… или что-то ещё? Что-то темное, загадочное, скрытое под маской неистового порыва? Теперь передо мной стоит выбор: уютный и привычный мир иллюзий с Адамом или опасная, но захватывающая реальность. Что скрывают древние руины Греции и мои собственные воспоминания? Что если от моего решения зависят не только мои судьба и счастье, но и будущее всего человечества?

Глава 6 Возвращение

Его близость, тепло его тела, пронизывающее меня насквозь, смешалось с острым чувством уязвимости и непонимания. Руки, крепко державшие меня, лишали возможности противостоять. Я поняла, что он не шутит. Его раздражение было настоящим, глубоким, и это испугало меня еще сильнее. Его губы прикоснулись к моим, поцелуй был не нежным, а властным, требовательным, отнимающим воздух. Он прижал меня к себе, словно пытался впитать в себя мою энергию и жизненную силу.

Я отчаянно забарабанила кулаками по его груди, но, казалось, он вообще не замечает этого, слишком поглощенный своим желанием. Продолжая одной рукой удерживать меня, другой он медленно расстегнул мою кофту, освобождая грудь. Его поцелуи стали ещё более настойчивыми, а рука, лаская, перемещалась от одного соска к другому, вызывая волну противоречивых чувств: боли, нежности, страха и странного, необъяснимого возбуждения. Его прикосновения были и грубыми, и нежными одновременно, и я не могла понять, это насилие или любовь, жалость или власть. Всё слилось в один непрерывный поток ощущений, заставляя забыть обо всём, кроме его присутствия.

Мой стон прервался на его губах, затерявшись в поцелуе, ставшем еще более глубоким, настойчивым, поглощающим меня целиком. Рука мужчины больше не удерживала меня, она поднималась по моему бедру, скользя под юбку. Я обняла Гену ногами, инстинктивно прижимаясь ближе, ища защиты и утешения в его тепле. Звук расстегивающейся молнии стал ответом на мой молчаливый призыв.

— Яра… я ещё могу остановиться, — прошептал он мне на ухо, голос его был мягким, почти неслышным. — Ты хочешь?

— Нет… о, нет, пожалуйста… — я сама не понимала, на какой вопрос отвечаю. Страх и желание переплелись в моем сердце, заставляя дрожать. Но я крепко держалась за вздувшиеся от напряжения мышцы на мужских плечах, ища опоры в этом вихре чувств. И он больше не останавливался.

Дыхание было ещё не ровным, но постепенно восстанавливалось. Гена держал меня в объятьях, и я, запутавшись в силках своих чувств, пыталась спрятаться в его шее. Но он нежно отстранился, взглянув на меня.

— Ты такая красивая, Яра. Я влюбился в тебя в то же мгновение, как увидел. Никогда не верил, что такое возможно. Ты так раздраженно смотрела на меня. Помнишь?

— Помню, — мой голос прозвучал с оттенком игривой нежности. — Ты жутко бесил меня, — я улыбнулась, вспоминая нашу первую скандальную встречу. Мой взгляд, наполненный теплом, скользнул по его лицу.

Гена, словно загипнотизированный, поднял руку. Мужские пальцы, коснулись моего лица. Он начал нежно, словно изучая, обводить контуры. Каждое прикосновение пробуждало во мне трепетную волну.

— У тебя тут шрамик в брови прячется, — прошептал Гена, аккуратно очерчивая тонкую линию, едва заметную на моей коже.

— Это в садике упала, — ответила я, прикрыв глаза от мужской ласки. — Его ведь совсем не видно, проявляется только когда я улыбаюсь.

— Ты и сейчас улыбаешься, — прошептал Гена, и его голос, наполненный теплом и нежностью, казался бархатным прикосновением. — Очень умиротворенно улыбаешься, словно в твоей душе разлился тихий свет.

Мой жених, мужчина, которого я так страстно и отчаянно полюбила, улыбнулся мне в ответ. Его улыбка была искренней, открытой. В этот момент я увидела в его глазах не только любовь, но и нежность, заботу и какую-то невыразимую, глубокую привязанность, которая заставила мое сердце трепетать.

В этот момент я осознала, где мы находимся, и легкий ужас пробежал по спине. В любой момент здесь могли появиться люди. Слегка оттолкнувшись от мужчины, я произнесла его имя, как заклинание, возвращающее в реальность:

— Гена!

Он вздохнул, словно выпустил из себя накопившееся напряжение, бережно снял меня с подоконника и помог поправить одежду. Взяв за руку, он повёл меня к ожидающему транспорту.

— Послушай, наш первый раз был в общественном месте, на подоконнике! Это явно не то, что рассказывают детям, — Геннадий захохотал, развеивая остатки моего смущения.

— Мне казалось, что детям про секс вообще не рассказывают, — я почесала бровь, всё ещё ощущая тепло его прикосновений.

— Какой же это секс, это любовь, Ярусик, — он улыбнулся.

Мы подошли к транспортной кабине. Перед ней никого не было, но Гена остановился, крепко прижав меня к себе.

— Я не могу отпустить тебя. Поехали ко мне?

— Крокодильчик мой, — я улыбнулась, — но мне же надо взять вещи. Завтра спокойно перееду.

— Вот как можно сделать: сейчас уже поздний вечер, переночуем у меня, а завтра, после работы поедем к тебе за вещами. Твои вещи переночуют в паровом шкафу, и завтра будут как новые, — он подмигнул, и в его голосе звучала такая уверенность и нежность, что я не смогла устоять.

Мне тоже не хотелось отрываться от моего мужчины, и я, просто кивнула в знак согласия.

Яркость и теплота Греции, противоречила хмурому небу нашего мегаполиса. Сырость, впитавшаяся в асфальт и стены домов, казалась резким контрастом к жарким греческим дням, проведенным под ласковым солнцем. Несмотря на бессонную ночь в объятиях Гены, силы переполняли меня, в душе звучала прекрасная мелодия, готовность к созиданию и действию. Она требовала выхода, стремилась к выражению, и я чувствовала, как хочу петь, хочу танцевать, хочу создавать.

Мои симбионты — крошечные живые частицы моей новой теории, — вели себя спокойно и уравновешенно. Они росли, развивались, подтверждая мои гипотезы и наполняя меня уверенностью в своей правоте. Каждое их колебание, каждая микроскопическая изменение были для меня доказательством успеха, показывая на практике правдивость моих размышлений. Чувство было особенное: не просто удовлетворение от научного открытия, а что-то более глубокое, почти мистическое единство с миром и с этими незаметными, но такими важными созданиями.

Гены сегодня не было, он отчитывался об итогах конференции. Я направилась к Вике, жаждя поделиться с ней переполнявшими меня яркими эмоциями и радостью. В лаборатории оборудовали нечто вроде палаты, где за ней присматривала приглашенная медсестра. Егор заверил меня, что состояние Вики улучшается. Новые легкие отлично справляются со своей задачей, а наши симбионты помогают организму снизить нагрузку. Еще пара дней, и ее можно будет выписать. Егор решил составить мне компанию.

Бесшумно открыв дверь, я вошла в палату. Вика сидела в кровати, рассеянно перелистывая пестрый глянцевый журнал. Изменившаяся до неузнаваемости девушка сильно похудела. Лицо, когда-то полное жизни, теперь было бледным и истощенным. Больничный халат только подчеркивал хрупкость ее фигуры. Хотя девушка больше не выглядела сломанной куклой, в ее глазах читалась отрешённость и глубокая задумчивость, заменившая прежнюю искристую энергию.

— Вика! — радостно выдохнула я, бросаясь к кровати. — Как ты себя чувствуешь?

Она улыбнулась, и эта улыбка, хоть и слабая, была наполнена теплом.

— Лучше, намного лучше, — прошептала она, её голос был едва слышным. — Спасибо тебе, Яра. Ты спасла мне жизнь…

— Это не я, Вик, — сказала я, стараясь смягчить невероятность произошедшего. — Это ребята — генетики, вырастили тебе новые лёгкие.

— Егор часто заходит ко мне, — ответила Вика, её голос зазвучал немного увереннее. — Он всё мне рассказал. Спасибо тебе. Я размышляю над всем случившимся и понимаю, что это просто начало нового этапа жизни. Только сейчас у меня только эта чертова депрессия.

— Кстати, — прервал её Егор, — Викча, сегодня видел объявление о лёгком лечении депрессии у девушек. Они ещё разом вылечивают клаустрофобию, головную боль, бессонницу, юношеские угри и ещё что-то…

— Где это? — оживилась Вика, её глаза заблестели.

— А, у студентов-медиков. Лечение бесплатное. Презервативы заказчика, — Егор подмигнул.

Я рассмеялась, наблюдая за их игрой. Вика шутливо запустила в Егора подушкой, но я видела, что и она искренне улыбается.

— Он всё время надо мной так издевается, Яр, — поделилась Вика. — Вчера интимно мне в ухо прошептал: «Вика, у тебя швенза расстегнулась». Я смутилась, покраснела, давай пуговицы халата, лифчик проверять… Только из интернета узнала, что это застёжка на сережке.

Егор поймал подушку и, возвращая её Вике, сказал:

— Грех было не посмеяться. А ты все ждешь принца на белом коне?

— Да, — неожиданно твёрдо ответила Вика. — Жду!

— Так вот же он — я! — Егор ткнул себя кулаком в грудь, широко улыбаясь.

–Белого тебя я вижу, а где принц?! — с неожиданной резкостью спросила Вика.

Вот это да! Это сказала наша тихушница Виктория? Которая всегда держала глаза к полу? Невероятно!

— Ой, чуть не забыл, — Егор, уже почти скрывшийся за дверью, внезапно вернулся. — Вика, Геннадий сказал, что раз тебе получше, взять тебя на работу. Нечего просто так валяться.

— Конечно, хорошо, — Вика обреченно вздохнула, но в ее глазах промелькнул интерес. — Кем?

— Да вот, почитай договор, — с этими словами парень вытащил из кармана белого халата сложенный в несколько раз альбомный лист с печатным текстом и протянул его Вике вместе с ручкой. — Подпиши здесь внизу. — Егор указал пальцем на свободное место напротив огромной синей печати. — Будешь у нас главным фелинологом.

Вика начала читать, и её лицо всё больше вытягивалось, а брови поднимались всё выше и выше: — Мониторинг уровня мурчания?! Составление графиков, выявление пиков и спадов активности? Подготовка отчётов о психологическом состоянии котов?! Разработка программ повышения настроения?! Составление кошачьего гороскопа?!

Мы с Егором согнулись пополам от хохота, держась друг за друга, чтобы не упасть. По лицу Вики было ясно, что она в шоке от такого трудоустройства.

В общем, от ребят я выходила в ещё более приподнятом настроении, чем пришла. Но что-то в их шутках царапнуло меня, какая-то зацепка, но никак не могла понять что. Еще раз перебрала в памяти все их подшучивания друг над другом, и тут меня осенило — презервативы! Мы совсем забыли про них. С Адамом они, естественно, были не нужны, но почему Гена их не использовал?!

Мой рыжий жених удивлённо вскинул брови на мой вопрос:

— Ярчик, мы же с тобой скоро поженимся. Разве ты не хочешь детей?

Детей. Конечно, хочу. Но чуть позже, не прямо сейчас. Повернувшись к нему, сказала:

— Гена, я никогда не собиралась вынашивать ребенка, — мужчина смотрел на меня с тревогой.

— В наше время есть возможность использовать искусственную матку. Я не хочу отказываться от этого. Это рационально и логично, — я попыталась объяснить свою позицию, хотя уже чувствовала, что Гена меня не понимает.

— Но, Яр… — начал он, и в его голосе звучало беспокойство. — Это не естественно. Машина вынашивает ребенка. Там же… там нет души!

— Душа? — я не смогла сдержать ироничной усмешки. — Гена, ты правда веришь в это? В душу? Мы живем в технологически продвинутом мире, мы можем выбирать. И я выбираю не подвергать свое тело мучениям и боли. Я выбираю искусственную матку.

— Но это неправильно! — воскликнул Гена, повысив голос. — Мы должны вынашивать своих детей, как это делали женщины испокон веков. Это наша природа!

— Природа? — я почувствовала, как меня начинает злить его уверенность. — Природа — это эволюция, Гена! А эволюция — это развитие и движение вперед. И если мы можем использовать технологии, чтобы сделать процесс деторождения более безопасным, менее болезненным и более разумным — то почему нет?

— Потому что это страшно, — выкрикнул он, отвернувшись. — Я не знаю, что там внутри, в этой машине. Я не хочу доверять своего ребенка какой-то бездушной железной технологии.

— Это не бездушная технология! — крикнула я в ответ. — Это достижения науки! Это надежда! Это свобода выбора! И, кстати, мы не будем первыми, кто будет использовать искусственную матку. Ею давно уже пользуются многие, а вы все тут про какие-то “души” говорите!

— Я не отрицаю науку, — ответил Гена, немного смягчив тон. — Но я считаю, что ребенок должен зарождаться естественно. Пусть это и звучит старомодно.

— Я не очень понимаю твою точку зрения, — ответила я, тоже понижая голос. — Но, знаешь, — я усмехнулась, — чего мы с тобой вообще завелись? Ведь наш спор чисто риторический. Мы спорим о том, как лучше вынашивать ребенка, которого еще нет…

Гена удивленно посмотрел на меня, а потом на его лице появилась улыбка.

— Ты права, — сказал он. — Мы увлеклись спорами.

И мы опять отправились к Гене.