У меня так никогда не будет

Наталья Кор

Повесть «У меня так никогда не будет!» первая часть увлекательной семейной саги о жизни и судьбах сестёр – Ирины, Татьяны – и их детей.Произведение написано на основе реальных событий. Живые, реалистичные характеры, легкий слог, динамичность сюжета, эмоциональность, яркость, выразительность образов – всё это оставит в душе читателя глубокое, неизгладимое впечатление.Автор будто спрашивает у читателя на протяжении всего рассказа: «А сколько раз вы говорили – у меня так никогда не будет?»

Глава 4

— Привет, — переминалась с ноги на ногу Таня и протянула сестре валенки.

— Спасибо, я так дойду, — равнодушно произнесла Ира, оглядываясь вокруг. Зима изменила всё до неузнаваемости.

— Не дойдёшь, ну или без сапожек останешься… Жалко, красивые. Наверняка дорогие.

Двое мужчин, надвинув шапки на лоб, прошли мимо.

— Как дела? — осторожно спросила Таня. — На работе проблемы?

Ира молча надевала валенки, она тянула время, поглядывая на двоих мужчин впереди.

— Да, были, — ответила Ира. — Теперь нет. Я уволилась, едва устроившись, — уголки губ её немного дрогнули.

— Ну пойдём же, холодно.

— Пойдём. С кем дети? Это хорошо, что ты без мужа пришла, я боялась, что вы вместе будете.

— Ой, Володька в три утра уехал, ещё не возвращался, и снегу, видишь, сколько навалило! — девушки шли, проваливаясь под корку снега по колено, старались держаться следов впереди идущих мужчин. — Дети с мамой.

Ира резко остановилась, схватила сестру за локоть.

— Погоди, не торопись… мне надо тебе сказать, — она ещё раз посмотрела на две фигуры впереди. Снег слепил, кое-где ледяной ветерок трепал сухие стебли прошлогодней полыни. — Пообещай мне, пожалуйста! Что не расскажешь об этом своему Вовке, — Ирина смотрела сестре прямо в глаза. Татьяне хотелось побыстрее домой: она замёрзла.

— Обещаю. Да что случилось, ты мне можешь сказать? Мать толком ничего не объяснила, вы разругались окончательно? Она, наконец, добилась, чтобы ты вернулась и пошла на хлебокомбинат?

Ирина тяжело вздохнула, и они двинули вперёд.

— Мама… Мама у нас единственная в своём роде! Мне было так плохо, больно, стыдно, я боялась носа на улицу показать… Но я позвонила ей первой…

— Ирка!!! Да что случилось? — злилась Таня.

— Меня изнасиловали… — она опустила чемодан на снег, села на него и расплакалась. — Их было трое, — всхлипывала Ира, кожа на руках покраснела от мороза, сморщилась.

— Господи! — шепнула Таня и прикрыла рот варежкой. Ей было страшно дотронуться до сестры, казалось, ей физически больно до сих пор.

Ира резко встала, вытерла слёзы ледяными руками и натянула одну варежку, чтобы взять чемодан, другую руку сунула в карман. Не дожидаясь сестры, она пошла вперёд, чеканя шаг. Таня стояла и смотрела ей вслед, потом догнала сестру, быстро перепрыгивая по следам. Обе шли молча: одной было страшно спрашивать, другой было больно говорить. Вот уже и бревенчатый мостик, оврага под ним не было — только снежные барханы.

— Я возвращалась с работы домой. Почему-то одна в этот вечер, обычно со мной Алия ходила, — она живёт по моей улице, — но в этот раз её не было. Мне до квартирки идти 10 минут, и никогда… никогда, понимаешь?! А в этот день, как назло, — равнодушно рассказывала Ира. — Хорошо освещённая, широкая улица, там всегда много уличных фонарей; людей почти не было, не помню. Машина остановилась; впереди меня, у тротуара, мужики ржали, ругались, русская речь перемешивалась с другой, я ведь толком не знаю, — пожала она плечами, проваливаясь в сугробы. — Я только об учёбе и работе всегда думала, и люди меня окружали только хорошие. Разве я могла представить?

Один вышел… Он шатался. Широкая куртка, шапка, шарф лохматый. Потом второй вывалился, оба обратили на меня внимание. Я бегом, ещё быстрее, я слышала они что-то спросили, я не грубила, но им не понравился ответ, двое пошли за мной, третий тащился за ними на машине. А потом они затолкали меня в машину. Одного я узнала: помнила его по практике на первом курсе, — такой тюфяк, а тут — герой… Я умоляла, просила, плакала, пыталась кричать. Потом какая-то промзона, то ли гараж, то ли бытовка, — слёзы катились по раскрасневшимся от мороза щекам Ирины.

— Ир, не надо. Ир, ну хватит! — Таня хотела взять за руку сестру, но Ира не вытащила руки из кармана. — Тебе только больно, а Бог их накажет! Ублюдки.

— Я их накажу. Я не остановлюсь! Знаешь, как следователь на меня смотрел, когда я всё рассказывала? Улыбался, что ли, каждую подробность смаковал. Хотя, наверное, у него работа такая. Стыд, срам, побои, осмотр у врача, да плевать! Пусть сдохнут в тюрьме, пусть проклянут их родители! Я не отступлю.

На работу я больше не выходила. Набрала маме, — Ира отвратительно оскалилась, остановилась, взглянула на сестру и… вдруг стала такой жалкой. — Знаешь, что она сказала? — Таня пожала плечами. — «Я надеюсь, ты в милицию не обратилась?»

Тань, у меня руки онемели, я чуть не упала от услышанного. «Какой позор, какой позор! От такой славы вовек не отмоешься» — повторяла она. А потом, как обычно, добавила: «Я тебя предупреждала». Она много говорила, всякую чушь несла, — не сдержалась Ира. — Эти ублюдки — без роду и племени, двое из них русские были, глаза залили, а тут я. Родители одного потом приезжали, прощения просили за него, денег предлагали, просили заявление забрать, мол, у него семья… А у меня ничего нет? Меня можно вот так? Как… — ревела Ира. Таня, как медведь, обхватила сестру за талию и прижала к себе. Ирина вся дрожала. — Танька, мне было так плохо…

— Всё хватит! Здесь с тобой ничего не случится. Никто не приедет. Пойдём домой, ты вся замёрзла. Надо успокоиться, а то сейчас свекровь будет задавать вопросы.

— Я больше туда не вернусь, — сказала Ира. — Ненавижу!

Они дошли до знакомого проулка молча. Тане вдруг стало так страшно: что же теперь будет с сестрой?

А ничего не было. Пришли домой, отогрелись, чаю попили. Ирина вела себя, как обычно, чем вызывала раздражение у Клавдии Михайловны, из-за чего она не задержалась в доме сына. Скоро и Володя приехал, уставший, сонный; извинился перед гостьей, завалился на кровать в чём был, укрылся всем, что нашёл в доме, и уснул.

Ирина нисколько не смутилась, сестра ей всё объяснила, только шустрой Наташке не помогали Танины просьбы и уговоры, девочка всё время норовила влезть к отцу, хотела поиграть с ним. Вовка сам её пустил к себе под тёплые одеяла, девочка немного побарахталась и уснула в объятиях отца.

Вечером муж тихонечко спросил у Тани на веранде, что случилось, та ответила, что на работе неприятности, и некоторое время сестра поживёт у них. А Вовке что? Он не против, он всё равно постоянно на работе.

Ирина месяц прожила у сестры; беднота в доме да по утрам прохладно всегда. Таня вставала раньше всех, чтобы печь затопить. Ира пыталась помогать по дому, на кухне. Да какая там кухня — угол возле печки. Лучше всего у неё получалось с детьми возиться. Однако, её раздражали бесконечные пелёнки, рубашонки, колготки, висящие на верёвке над печкой, — в доме всегда пахло детьми, — ведро с горячей водой, стоявшее на печке, всё время парило, так что днём в доме стояла духота, хотелось вырваться на улицу, что она и делала.

Гуляла сама по себе по заснеженным улицам, иногда племянницу с собой брала, пока снег не начал превращаться в грязь.

Татьяна только и старалась что угодить сестре: готовила, намывала, не пускала детей к ней в комнатку по утрам. В один выходной в гости выбрались, опять столы ломились от угощений, мужики выпивали и спорили об урожае в этом году, женщины обсуждали детей, чьи-то детки то и дело подбегали к родителям за угощениями или пожаловаться. Ирина грустила, держалась отдельно: не к месту она здесь, незамужняя и бездетная.

Коля заходил через день, а то и каждый день. Снова начались вечерние посиделки: мужики выпивали, Николай балагурил без умолку, а Ира злилась; иногда могла встать и выйти, ничего не сказав. Володя с Таней только переглядывались, а шумный гость делал вид, что не замечает ничего.

В начале апреля Ира уехала на несколько дней. Таня знала куда, просилась с сестрой, но муж не отпустил.

— Тань, а с детьми кто? — шептались молодые ночью. — Я сейчас не могу отпрашиваться, мама — сама видишь, как себя ведёт: злится, что загостилась у нас сестра твоя. Не понимаю, что она так взъелась? Да и зачем? Ты вроде сказала, что она на работе всё уладит и вернётся…

Таня не находила веских аргументов для мужа, а правду сказать не могла.

На суд поехала Ирина.

Но сначала заехала к родителям. Мать и дочь почти не разговаривали; отец, ничего не подозревая, выспрашивал, почему бросила работу, — ведь всё так хорошо было!

— Будет ещё лучше, пап. Не там — так в другом месте.

— Но ты вроде горела, мечтала. С чего вдруг? В деревне который месяц сидишь… Устала, что ли, от своей учёбы?

— Да, пап, устала. Ты у мамы спроси, она лучше меня объяснит, — Ирина встретила неодобрительный взгляд матери.

— Молодая, глупая, родителей надо слушать и всё сложится, — сказала мама будто бы с любовью. Дочка немного ожила.

Перед отъездом Ирина обратилась к маме. В душе шевельнулась маленькая надежда, — а вдруг…

— Мам, у меня суд… Поехали со мной, мне так трудно, мне нужен кто-то рядом, я прошу тебя! Мы с тобой никогда не ладили, — пыталась взять за руку мать Ира. — Один раз, просто побудь со мной рядом, ты мне нужна.

Валентина Семёновна отвернулась.

— Что я отцу скажу… Что люди скажут? Надо было всё по-тихому решить, а не играть на публику. Теперь не отмыться от этой грязи во век!

Ира усмехнулась самой себе. Руки опустились…

****

На суде Ирина была одна, как в тот вечер. Одна — против них, этих животных, залившими тогда водкой последнее человеческое, что в них оставалось. Никого близкого, родного ни в зале, ни в коридоре — одна! Даже этих отморозков пришли поддержать родные.

Среди людей, сидящих в зале суда, Ирина увидела женщину, которая приходила к ней за несколько дней до заседания просить за одного из насильников. Ирина тогда отказала ей наотрез. Теперь в глазах женщины читалось отвращение, презрение будто она, Ирина, — преступница, а не жертва. Все смотрели на неё так, даже судья. Никакого сожаления или жалости к ней, она ведь жизнь ломает парням, им большие сроки грозят.

Её обидчики получили по заслугам; она единственная слушала приговор внимательно, пытаясь изобразить удовлетворение. Ирина вроде бы и обрадовалась, но в сердце пустота, ненависть, злоба, отвращение к себе, к людям, к мужчинам.

На улице, возле здания суда, зеваки отпускали громкие оскорбления в сторону девушки, бабы шептались, бросая косые взгляды. Её ненавидели… За что? Что она им сделала? Она шла с высоко поднятой головой, словно и не слышала их. По-прежнему красивая и статная, изо всех сил сдерживалась, чтобы не выдать себя. Какой же маленькой, беззащитной, истерзанной, облитой зловонной грязью казалась она самой себе! Её сердце, — жестоко израненное, разбитое сердце, — не могло оправится от этих взглядов, а тело изнывало от почти физической боли.

Ира закрылась в своей комнатушке на квартире; забытая всеми, она изредка вставала с постели, подходила к окну посмотреть на прекрасный город, прохожих во дворе, бабулек на скамейках. Теперь она презирала этот город и хотела незаметно исчезнуть. Ей казалось, все знают, что с ней произошло: бабули на лавочках под деревом во дворе только об этом и говорят. В городе она обязательно встретит ту женщину, — мать или тётку одного из этих ублюдков, — она снова на неё посмотрит так, как на суде.

Изматывала себя Ирина копившейся в ней болью и обидой.

Через неделю она вернулась в деревню, собрала вещи и уехала. Она вернулась к родителям, а вскоре устроилась на работу и съехала в общежитие: не смогла ужиться с родной матерью.

Таня всё время писала, интересовалась всем, что происходит у сестры. Иру раздражала такая чрезмерная забота.

— Будто своих забот мало. Дурёха, — думала сестра. Ира не всегда отвечала, ссылаясь на занятость.

Поздней осенью Коля нарисовался в городе. Нашёл Ирину. Это Таня дала ему адрес.

Куда девался его весёлый нрав? В городе он оказался словно не в своей тарелке. Ира вдоволь над ним поиздевалась, таская его вечерами на прогулки по самым людным местам: в кино, в кафе-мороженое, в парк. Водила на стадион посмотреть концерт какой-то группы… Он послушно исполнял все её капризы целую неделю. Потом надоело ему.

— Не могу я здесь. Хорошо, весело, но никого не знаешь… И сто грамм выпить не с кем. Всё, отпуск закончился, поеду я домой! — провожал он свою спутницу до дома.

Ирина наслаждалась результатом: и его на место поставила!

— Зачем приезжал? Здесь тебе не хутор, всё по-другому.

— Так же, как везде, только народу больше, — ответил Колька, оглядываясь на прохожих. — Зачем приезжал… — мялся здоровяк. — Выходи за меня, — выдал он, как оплеуху влепил.

— Что? — рассмеялась Ира.

— То! Выйдешь за меня? Или не по тебе жених? — большие губы у взрослого парня подёргивались, он всё время поправлял свою гриву волос, не зная, куда деть руки.

— Отчего же… Хороший жених и семья порядочная. Хороший ты мужик, Колька! Невеста так себе… — противно рассмеялась Ира, наслаждаясь пыткой над Николаем. Он молчал. — Ты хоть знаешь, кому руку предлагаешь? Или влюбился? Так я тебе расскажу — быстро вся любовь пройдёт! Порченая я! Грязная.

— Не надо, — отрезал Колька. — Просто ответь: да или нет.

Ирина растерялась от такой прямолинейности и простодушия. Неплохой ведь парень, а она ведёт себя, как дура.

— Можно мне подумать? — сжала губы Ирина. Зачем она всё это устроила? — Может, зайдёшь сегодня ко мне?

Они уже стояли возле её подъезда.

— Ну, думай. Я поеду, вещи заберу у приятеля. Надоел я им за неделю, — усмехнулся Коля и направился к автобусной остановке.

— Погоди, а как я тебе ответ скажу, если ты уедешь? — крикнула Ира.

— Если будет что сказать, знаешь, куда ехать. Не могу я здесь. Прощай.