У меня так никогда не будет

Наталья Кор

Повесть «У меня так никогда не будет!» первая часть увлекательной семейной саги о жизни и судьбах сестёр – Ирины, Татьяны – и их детей.Произведение написано на основе реальных событий. Живые, реалистичные характеры, легкий слог, динамичность сюжета, эмоциональность, яркость, выразительность образов – всё это оставит в душе читателя глубокое, неизгладимое впечатление.Автор будто спрашивает у читателя на протяжении всего рассказа: «А сколько раз вы говорили – у меня так никогда не будет?»

Глава 3

Закончилась весёлая жизнь для молодых родителей Тани и Володи, когда свекровь наотрез отказалась сидеть с детьми.

— Вовка, имей совесть! Я на скирдовке устаю, дома дел невпроворот, а вам лишь бы по клубам бегать.

Сын обнимал её, обещал изгородь поправить в конце огорода. Уж год, как обещает, но руки не доходят. Мама — ни в какую.

— И свиристелку эту нечего привечать! Нельзя в дом подруг водить!

— Это сестра моя родная, — оправдывалась Таня.

— Всё равно! Как семьёй обзаведётся, тогда пусть…

— Перестань, мам, сейчас не те времена, устарели ваши наставления, — издевался Вовка.

— Человеческая глупость и похоть не стареет. И ты вот не умнеешь вовсе! — рыкнула мать на сына и ушла к себе.

Для молодых родителей всё закончилось, а вот для Ирины только началось.

Каждый вечер тарахтел Колька на своём зелёном «Урале» под окнами небольшого дома в ожидании городской красавицы. Все достопримечательности показал, на местные нарзанные ванны возил. Ирина сначала переживала, что она одна ночью с молодым парнем, но, когда увидела сколько народу плещется в самодельных горячих ваннах, успокоилась. Да и Колька не приставал к девушке — разную романтическую ерунду не трепал, а всё балагурил, травил анекдоты, рассказывал истории, знакомил с местной молодёжью.

Лишь в одном месте был немногословен — на берегу реки. Ира очень удивилась: по дороге с электрички речушка напоминала грязный ручей, а здесь широко; глиняный обрыв напротив, плакучие ивы по берегу, тёмная гладь воды говорила о том, что здесь достаточно глубоко. Тихое место манило своей красотой и глубиной.

— Здесь детвора купается, да и взрослые не против окунуться после жаркого дня в поле, — тихо сказал Коля и присел на землю, свесив ноги с берега. Он едва касался воды.

— А ты? Ты не купаешься или плавать не умеешь? — подковырнула его Ира, снимая с себя платье, чтобы зайти в воду. День был такой душный, пыльный, вода наверняка прогрелась самое время окунуться.

Коля встал, отвернулся от воды и пошёл прочь.

— Я с детства не купаюсь в реке и детям своим никогда не позволю, — он опустил голову, даже не взглянув на стройную, высокую красавицу в купальнике.

Ира вспомнила рассказ сестры и, молча, на ходу надевая платье, пошла за парнем.

Неделю они катались по селу вечерами; иногда Колька днём заезжал, Ира летела к нему, не обращая внимания на издёвки сестры.

— Кажется, на одну городскую скоро станет меньше.

— Не смеши меня, у меня так никогда не будет! Сельская жизнь точно не по мне, погостить — да! Но жить я здесь никогда не буду, — выглядывала в окошко Ира. — Ты посмотри на мои руки! Разве можно ими картошку копать? Хотя в детстве на даче копали, помнишь?

Давно минула неделя с тех пор, как появилась Ира в деревне, — уж целый месяц прошёл. Спохватилась девушка в середине августа: родителей ещё не видела этим летом, к брату обещала заехать. Перед отъездом Ирины Володя с Николаем закололи молодого поросёнка, накрыли большой стол, гостей в дом пригласили, как в тот день, когда встречали свояченицу. Только в этот раз собралась одна молодёжь, многих Ирина уже знала, некоторых знала, но забыла имена, это не важно: уж все свои в доску. Весело было в тот вечер, шумно в маленьком доме Татьяны; как ни странно, дети мирно спали в доме под громкую музыку, топот, говор и смех на веранде.

На следующий день Коля отвёз Ирину на станцию и посадил девушку в электричку. Из деревни она уезжала с тремя тяжёлыми сумками и своим маленьким саквояжем.

— Таня! — возмущалась она. — Таня, ну как я это донесу, у меня ещё пересадка будет, что мне делать со всем этим добром?

— Ничего, люди добрые помогут, Мишка тебя встретит. Здесь мясо, творог, масло, яйца. Ты носом не вороти! Не для тебя, а для брата: у него тоже семья не маленькая. Скажи ему, мы обижаемся, за то, что не приезжает к нам. Передай ему, — шепнула Таня, — скучаю я.

Впервые за месяц Ира взяла на руки маленького Ваньку, — до этого боялась, вдруг что-то не так сделает, — и чумазую Наташку обнимала, целовала, обещала в следующий раз привезти большого пупса с соской, который сам говорит «мама».

Так распрощались сёстры. Таня почему-то разревелась, а Ирине смешно стало.

— И почему ты у нас такая?! И хорошего в жизни ничего нет — ты радуешься, плохого ничего не происходит, а ты плачешь…

Ирина гостила в Кисловодске у брата Михаила всего три дня: не хотела притеснять хозяев. Михаил с женой и двумя детьми ютились в двух тесных комнатушках общежития и едва сводили концы с концами. Семья мечтала об отдельной квартире, поэтому супруги работали много. Глава семейства трудился «за двоих» на фабрике, а его супруга, художник, днями и ночами расписывала сувениры: изящные фарфоровые вазочки, статуэтки, пепельницы, конфетницы. Несмотря на бедность, семья Михаила приняла Ирину тепло и радушно. За её короткий визит устроили прогулку по знаменитому парку, который Ирина обожала и которым неустанно восхищалась. Сноха подарила золовке одну из самых красивых своих ваз, — перламутрово-белую, с цветочным барельефом. Это было очень мило и трогательно, Ирина оценила подарок снохи.

В свою очередь, старший брат обрадовался деревенским гостинцам, обещал съездить к сестре всей семьёй, когда пойдут в отпуск, но в отпуск поехали в Анапу. Не любила его жена деревню и не скрывала эту нелюбовь, об одном упоминании о родственниках брезгливо гримасничала.

Погостив у брата, Ира отправилась к родителям.

За неделю несколько раз ругалась с мамой: не нравился Валентине Семёновне город, в который влюбилась её дочь, с первого дня не одобряла её выбора. Ирине всё равно, лишь бы подальше от родителей. Валентина Семёновна всю жизнь проработала на хлебокомбинате, и работа для неё всегда на первом месте, с детьми была строга и чрезмерно требовательна. Муж давно перестал с ней спорить по этому поводу, — бесполезно, она не признавала свою неправоту. В чём-то они были похожи с Ириной.

С детства Ира показывала характер, огрызалась, требовала своё и добивалась; никогда не плакала, если мама наказывала, могла несколько дней молчать, не есть, обижаясь на мать, иногда хамила. Один раз даже высказала ей всё, что думала, — как раз перед отъездом на учёбу.

— Для тебя мнение соседок всегда важнее, чем мнение собственных детей! Поэтому дети все разбежались от тебя.

Мама обиделась и разозлилась, отец удержал её тогда, чтобы не всыпала как следует дочери-подростку. Таня поразилась смелости сестры: ведь сама она, Таня, побаивалась суровую маму, старалась не попадаться ей на глаза. Ира уехала учиться, домой приезжала редко, придумывая разные причины, хотя и скучала по отцу.

Ира уже распланировала свою жизнь: она видела себя сотрудником, далее специалистом большого предприятия, хозяйкой уютной квартирки в любимом городе; с замужеством не торопилась, от поклонников отбиваться не приходилось: вроде симпатичная, а парни побаивались высокомерного взгляда стройной красавицы.

Этим летом что-то в ней изменилось, мечты немного потускнели, вечерами могла вспомнить, как её подкидывало на каждой кочке на заднем сидении тяжёлого мотоцикла, тёплые ванны под открытым небом и медведя этого несуразного — Кольку. Но отбрасывала прочь сентиментальности Ира и шла вперёд к своей цели.

Год последний, защита диплома.

****

В деревне жизнь текла своим чередом. Клавдия Михайловна успокоилась и с удовольствием отзывалась на просьбы молодых, только обращались к ней реже. Началась заготовка сена, потом дров, угля завезли целую машину, — не до гулянок. Татьяна готовилась к зиме: делала закрутки, собирала урожай. Ваня начал ходить и требовал всё больше внимания к себе. Ирина не писала, да и у Тани руки не доходили черкнуть пару строк сестре.

Колька пропал из виду; все сейчас в полях — сев начался.

Ира написала сестре только к Новому году, прислала поздравительную открытку, фотографию, как она работает на конвейерной ленте шоколадных конфет, высокая, стройная, в белом халате и белой косынке. Таня гордилась сестрой, может совсем немного завидовала, показывала фотографию мужу, свекрови, потом убирала в свой пока ещё тоненький семейный альбом, бережно приглаживая фото рукой на картонной странице.

Зима выдалась в том году снежная. Володю выдёргивали прямо ночью на расчистку дороги, ведь дояркам надо на ночную дойку, поэтому снег убирали круглосуточно. Чтобы утренний школьный автобус мог проехать за детьми, его приходилось сопровождать, так как снег наметало снова. Иной раз Таня с трудом открывала входную дверь: так много за ночь выпадало снега. Эту зиму она запомнит на всю жизнь — и не только из-за снегопадов, метелей, но из-за частых простуд дочери и отсутствия мужа по ночам.

В конце февраля, за два дня до окончания календарной зимы, пришло письмо от Ирины.

«Здравствуй, Таня.

Я больше не могу здесь, но домой нельзя, к Мишке тоже. Мне так плохо, можно я к вам приеду?»

Всё.

Таня, очень впечатлительная и мнительная, не на шутку перепугалась. Несколько раз перечитывала две строки на тетрадном листе, заглядывала в конверт, нет ли там какой-нибудь записки, приписки, всего чего угодно… Ничего. Почта закрыта до вторника, снег идёт не переставая. Уже неделю не ходит по улице школьный автобус, вечерами на несколько часов отключается свет, то и дело случается обрыв проводов.

Таня умоляла мужа:

— Володя, родненький, отпросись с работы, пусти ты меня в город! Ирка так не может писать, ты же её знаешь, она гордая, смелая! Беда случилась, я чувствую, — била себя в грудь Таня. — Я не доживу до вторника, поеду к ней, здесь адрес есть…

— Тань успокойся, я же не против… Только замело всё! Трасса закрыта, на электричку ты не пройдёшь. Беги к тёте Люсе, у них есть телефон, звони матери, она наверняка в курсе, что произошло, разъяснит, а так надо ждать, — утешал её муж.

Таня оставила детей с отцом; не переодеваясь, накинула куртку, завязала пуховый платок, вскочила в утеплённые галоши и помчалась по тёмной улице звонить матери. Семь вечера, на улице тишина, темнота, сугробы. Таня наделала большого шуму в доме приятеля мужа. Даже не обратила внимание на обстановку в доме, не слышала, о чём спрашивал её Колька, — поздоровалась с дядей Лёней и бегом к телефону.

Долго не отвечала мама, или Тане так показалось. Каждый гудок тягуче звучал у неё в ухе.

— Да, — наконец услышала Таня знакомый строгий женский голос.

— Мам, это Таня. Как у вас дела? — бормотала она. — Ты не знаешь, что случилось у Ирки? Она давно писала, звонила?

В ответ тишина, Таня слышала тяжёлое дыхание матери.

— Мааам? Вы опять повздорили?

— Нет. Она мне звонила.

— Мама? — нервничала Таня.

— Что она тебе написала? Чем ты так напугана?

— Ничего она не написала! Вот именно, что ничего… Она так не пишет! Мам, что случилось?

Липкая, противная тишина.

— Мне не хочется говорить об этом, — прогнусавил голос на том конце провода. — Я её предупреждала, она знала куда ехала! Мне стыдно перед людьми за такую дочь.

— Мама, что ты несёшь? — закричала Таня.

В ответ только короткие гудки. Тётя Люся пыталась успокоить растрёпанную Таньку, предложила чай с облепиховым вареньем, Коля говорил примерно то же самое, что и Володя: оставалось только ждать.

Во вторник с утра Таня раньше почтальонок топталась на деревянном крыльце почтового отделения. Муж ночью уехал расчищать дороги, с детьми осталась его мама.

«Приезжай. Предупреди, чтобы встретили, всё замело» — отбила телеграмму Таня и с нетерпением ждала ответа. Ответа не последовало.

Через три дня Ирина сошла на хрусткий снег на знакомый перрон. Высокая девушка, в шерстяной шапке, драповом пальто с меховым воротником, в кожаных сапожках на низком каблуке, держала тяжёлый чемодан. В этот раз Таня встречала сестру в валенках, ещё одни в руках, в огромной чёрной шубе из искусственного меха, обмотанная по грудь пуховым платком.