Убийца с лицом ребенка

Михаил Ушерович Ушер, 2020

В адвокатском бюро города Коблевска раздается звонок. Адвокат Альберт Кемельман узнает о задержании своего друга – начальника полиции города полковника Снаткина. Его обвиняют в получении взятки в особо крупном размере. Так начинается одиссея адвоката Кемельмана, который не по своей воле втягивается в политические интриги города, в котором стали исчезать люди, как близкие к власти, так и равнодушные к ней. За всеми действиями адвоката наблюдает профессиональный убийца. В романе выведены все типичные "слуги народа", приведшие страну и город к катастрофе. Содержит нецензурную брань.

7

Лежа в машине скорой помощи, Юрий Львович признал наконец-то, что чудеса в этой жизни иногда случаются. С улицы Свердлова, где располагалась прокуратура города, карета скорой помощи свернула на Пушкинскую, обогнула кольцо и помчалась по проспекту Бандеры, бывшему проспекту Ленина, обгоняя троллейбус и маршрутки. Из машины были видны только крыши мелькающих одноэтажных домов. Но Юрий Львович был уверен, что его везут в больницу в Дубки, в сторону титанового завода. Симпатичная женщина-врач в короткой стрижке, измерившая давление, которое сигануло за двести двадцать, вколола ему лекарство, расширяющее сосуды, затем инсулин.

— Конечно, он нуждается в срочной госпитализации, — сказала она лейтенанту Скворцову. — Мы его берем.

— Тогда нужно подписать акт передачи, — предложил Олег.

— Он осужденный? — спросила она.

— Нет, пока свидетель, — пояснил лейтенант полиции.

— Никакой акт передачи я подписывать не буду, — отрезала врач. — Если он вам нужен, садитесь к нам в машину и едем вместе. У нас есть палата для людей, которых мы привозим из полиции или тюрьмы. На окнах решетки и дверь в палату закрывается на ключ.

— Понимаете, — покраснел от волнения Скворцов, — Юрий Львович Перман — особо важный свидетель и я боюсь, что в наших условиях ему лучше не станет. Вы гарантируете, что он доживет до утра?

— Никто ничего гарантировать не может, — рассудительно произнесла врач. — Но я думаю, что ваш свидетель до утра доживет, а в принципе, может пережить и нас с вами.

— Тогда напишите мне его диагноз, — попросил лейтенант полиции, — и ваше требование о его немедленной госпитализации.

— Молодой человек, — укоризненно сказала врач. — Мы с вами не на рынке, чтобы торговаться. Ваш свидетель нуждается в оказании медицинской помощи. У нас есть особая палата для таких людей. Вам просто нужно вынести постановление об определении вашего свидетеля в особую палату, а уже в больнице позаботятся, чтобы с ним ничего не случилось.

— Я хочу домой, — встрял в разговор Юрий Львович, лежа на столе, — чтобы умереть в семейном кругу.

— А что случилось? — спросила врач Скворцова. — Кто за ним охотится? Бандиты?

— Да нет, — неохотно ответил лейтенант, — просто от показаний этого человека зависит судьба одного большого полицейского начальника.

— Снаткина, что ли? — удивилась врач.

— А вы откуда знаете? — оживился Скворцов.

— Так в нашем городе только один большой полицейский начальник. Это Павел Иванович. Лично мне он нравится. Настоящий полковник. Он презентовал нам две машины скорой помощи. Ну что, будем грузить свидетеля?

На лице лейтенанта выступили пятна, свидетельствующие о глубоком сомнении и нервном расстройстве.

— И все-таки мне нужна от вас какая-то бумага, — сказал он. — Ну что вам стоит написать правду, высокое давление, большой сахар, опасность комы.

— Я ничего не буду писать. Я оказала необходимую медицинскую помощь, могу его забрать, но если вы возражаете, то он останется с вами.

— Можно с вами переговорить наедине? — спросил Скворцов.

Врач улыбнулась Скворцову и пошла к двери. Лейтенант двинулся за ней. В пустынном коридоре прокуратуры он прошептал врачу на ухо:

— Между прочим, судьба уважаемого вами Павла Ивановича зависит от этого человека.

— И что вы предлагаете? — отодвинулась врач от лейтенанта. — Усыпить его?

— Я предлагаю вам двести баксов за бумагу о том, что Пермана Юрия Львовича, свидетеля по делу, нужно по медицинским показаниям срочно отвезти в больницу. Можете даже не указывать медицинского основания. А я напишу сопроводительное письмо, чтобы его определили в специальную палату с решетками на окнах и запирающуюся на ключ.

При этих словах Скворцов отсчитал двести долларов и сунул их в карман халата врача. Врач молча пошла к выходу, а Скворцов вернулся к Юрию Львовичу.

— Львович, — оживленно сказал лейтенант. — Тебя забирают в больницу. Поэтому я возвращаю тебе деньги.

— Спасибо, — ответил Перман и замахал руками, мол, оставь их себе.

— Нет, — твердо сказал Скворцов и сунул свернутые в трубочку доллары в карман брюк Пермана. — Они тебе там еще пригодятся. Тебя поместят в палату с решетками на окнах. Сам понимаешь, я не могу иначе. Палата закрывается на ключ. Я думаю, ты сможешь договориться, чтобы купить этот ключ или сделать его копию, если тебе это понадобится.

— Меня прикуют наручниками к кровати? — испуганно спросил Юрий Львович.

— В следующий раз, — улыбнулся ему лейтенант.

В этот момент врач с помощником-фельдшером, пожилым мужчиной с усами Тараса Бульбы, втащили каталку, положили на нее Пермана и фельдшер укатил его на улицу.

Врач передала Скворцову письмо. Скворцов написал на бланке прокуратуры просьбу поместить Пермана Юрия Львовича в специальную палату до выздоровления и передал бланк врачу.

Юрий Львович почувствовал, что машина остановилась и услышал голоса людей. В машине было холодно, ее окружила темнота, но через некоторое время двери скорой помощи отворились и несколько женщин с фонариками выволокли носилки с Юрием Львовичем, погрузили его на каталку и фельдшер сказал, что его надо поместить в специальную палату.

— Опять насильник? — охнула одна из женщин.

— Хуже, — ответил фельдшер. — За ним гоняется вся полиция города.

— А что он натворил?

— Говорят, украл сейф у начальника полиции. А в сейфе миллион долларов.

— Хватит звиздеть, Тихон Федорович. Старый как малый.

Юрий Львович понял, что его всунули в лифт и стал считать этажи. Кажется, на четвертом этаже лифт встал, как вкопаный. Удивительный запах больничного коридора, словно пуховое одеяло, окутал Пермана. Он расслабился и закрыл глаза. Везли его минуты три. Очевидно, специальная палата располагалась в одном из закоулков этого этажа, подальше от нормальных больных. Когда его перенесли на кровать, еще одетого, но без туфель, кто-то из женщин, сопровождавших его, сообщила ему, что врач осмотрит его позже, но если он захочет в туалет или кушать, то должен нажать красную кнопку над кроватью.

— Свет включить? — спросил кто-то.

— Нет, спасибо, — ответил Юрий Львович. — Я так устал, что просто хочу спать.

— Ваши туфли — под кроватью, — услышал он и снова закрыл глаза.

Дверь больничной палаты захлопнулась, ключ провернулся в замке два раза.

Юрий Львович еще несколько минут лежал не шелохнувшись, затем вскочил, в темноте нащупал выключатель и нажал его. Палата озарилась лампами дневного света. Довольно большая комната с белыми стенами, белым потолком, пятью оголеными кроватями и тремя зарешеченными окнами, за которыми виднелись оранжевые окна девятиэтажек. Самое смешное заключалось в том, что в одной из этих девятиэтажек, находилась его квартира, в которой его ждали жена и рыбные котлеты, которые он заказал, уходя на работу. Прильнув к одному из окон, Юрий Львович физически ощутил головокружительный запах рыбных котлет. Слезы умиления потекли по небритому лицу пациента. И только одна мысль, пульсирующая где-то в подсознании, заставила его отогнать чувство жалости к себе и перекрыла доступ слез к глазным железам. Эта мысль была очень проста и конкретна: нужно срочно позвонить Аркадию. Этот звонок теперь приравнивался к попытке побега. Если Аркадий узнает, что случилось с ним и где он находится, он обязательно освободит его из новой камеры. Что будет, если друг Аркадий не сможет этого сделать, вообще не принималось во внимание, как невозможно себе представить, что Вселенная безгранична, безмерна и безвременна.

Юрий Львович отошел от окна, снял брюки, пиджак, рубашку, сложил все на стул, вынул из кармана брюк доллары, пересчитал их, отнял триста долларов, которые сунул под подушку, остальное спрятал в туфли, стоявшие под кроватью.

Ключ в замке снова провернулся два раза, Юрий Львович успел нырнуть под одеяло и закрыл глаза.

В палату вошли несколько человек.

— Кто это у нас любит спать при зажженных лампах? — недовольно сказал один из вошедших.

Юрий Львович открыл глаза. Пожилой мужчина, совершенно лысый, в очках, с вытянутым лицом, в коротко подстриженных усах над верхней толстой губой и двое женщин, все в белых халатах, окружили его кровать.

— Как самочувствие? — спросил мужчина.

— Так себе, — ответил Юрий Львович, щуря глаза, как бы от яркого света.

— Жалобы есть? —

— Есть, — сказал Юрий Львович.

— Я слушаю, — сказал мужчина и присел на край кровати.

— Я не могу об этом говорить при женщинах, — тихо сказал Юрий Львович.

Женщины переглянулись и усмехнулись, а мужчина раздвинул рот с крупными неровными зубами и отчетливо произнес

— Это не женщины. Это медицинские работники. Можете говорить, не стесняясь.

— И все-таки я хочу переговорить с вами тет-а-тет, — настоятельно сказал Перман.

— Вы слышали? — обратился к женщинам мужчина и рассмеялся.

— Нам раздеться сейчас или позже? — кокетливо спросила одна.

— Или раздеть этого мужчину? — насмешливо ответила другая.

— Дуры, — сказал врач. — Пациент — интеллигентный человек и хочет переговорить со мной наедине.

Только теперь Юрий Львович почувствовал разящий запах спиртного. Все трое были изрядно выпившие и, наверное, искали приключений.

— Да он гомик. Вы не боитесь, Натан Мойсеевич за свою задницу? — держась за спинку кровати сказала та, что была помоложе.

— В моем возрасте, — осклабился Натан Мойсеевич, — уже все можно. Ладно, девчонки, посторожите меня за дверью и пойдем доедать торт. Ну что там у вас такого секретного, голубчик?

«Девчонки» поддерживая друг друга вывалились из палаты и закрыли за собой дверь.

Юрий Львович вытащил из-под подушки триста долларов.

— Мне нужно срочно позвонить другу, — попросил он. — Я понимаю, что любая услуга стоит денег. Триста баксов за две минуты, приемлемая цена?

— Господи, — рассмеялся врач. — Ваша фамилия, кажется, Перман?

— Так точно, — настороженно ответил Юрий Львович.

— Так может ли Натан Мойсеевич Перельман отказать Юрию Львовичу Перману за какие-то триста долларов разговор с другом?! Вы лучше скажите мне, как вы дошли до жизни такой, что вас привозят в арестантскую палату? Вы кого-нибудь убили? Обокрали? Изнасиловали?

— Что вы? — не веря своему счастью, пробормотал Юрий Львович. — Я тут по недоразумению. Завтра утром все выяснится и меня отсюда заберут.

Врач вытащил из кармана халата мобильник, передал его Перману и спрятал в другом кармане три сотенных бумажки.

— Честно говоря, — сказал он утешительно, — я не помню случая за тридцать лет практики, чтобы отсюда уходили домой. Или в тюрьму, или на кладбище. Любое преступление — это недоразумение.

Юрий Львович набрал номер Аркадия Кеосаяна и чуть не задохнулся от радости, когда услышал знакомое «Алле».

— Аркадий, ты знаешь, где я нахожусь?

— Ну где ты можешь находиться? Складываешь бабки вместе с Раей в наволочку от подушки, — пьяным голосом сказал Аркадий. — Сколько можно собирать, Юра? Ты уже давно мог бы купить автопарк, а ездишь на работу на троллейбусе. Деньги отдал?

— Нет, — сказал Перман, косясь в сторону врача.

— Не понял? — тут же протрезвел Аркадий. — Что-то случилось?

— Начальника полиции и меня арестовали при передаче денег. Сейчас я нахожусь в больнице в Дубках. Но завтра меня могут вернуть назад. Они обещали применить ко мне физические меры воздействия. Я прошу тебя, забери меня отсюда. И позвони Рае, что я уехал в командировку. Если она узнает, где я, у нее будет второй инфаркт.

— Я все понял, — четко сказал Аркадий. — На каком этаже твоя палата? Сколько там человек? Кто врач?

— Кажется, на четвертом. Палата закрывается на ключ. Ключ находится у Натана Мойсеевича.

— Мы находимся на пятом этаже, — уточнил Натан Мойсеевич, — а ключ висит в ординаторской под замком.

— Ты слышал? — спросил Аркадия Перман.

— Слышал, — ответил Аркадий. — Передай трубку врачу.

— Он хочет переговорить с вами, — прикрыв рукой мобильник, обратился к врачу Юрий Львович.

— Я не имею права ни с кем говорить из родственников и знакомых пациентов этой палаты, — скрестив руки, запротестовал Натан Мойсеевич. — Я и так уже наговорил на десять лет.

— Но поймите же, — заволновался Юрий Львович, — я не подследственный, не обвиняемый, я — свидетель. Меня даже не приковали наручниками к кровати, не выставили за дверью полицейского. Я безвредный, как майский жук. Просто мне стало плохо, и я оказался тут у вас. Он помолчал и обратился снова к Аркадию — Он не может говорить с тобой.

— Две минуты, кажется, истекли, — сказал врач. — Не рвите себе душу, Юрий Львович. Отсюда домой никто никогда не уходил без разрешения прокурора. Верните мне телефон, и если у вас больше жалоб нет, встретимся утром.

— Ты слышал? — запричитал в телефон Перман.

— Отдай этому поцу телефон и жди меня. Ни с кем больше не разговаривай. Если можешь, усни.

Аркадий отключился и Перман передал телефон Натану Мойсеевичу.

— Единственное, что я могу для вас сделать, — сказал врач, — это угостить вас куском торта и чашкой хорошего кофе. Моя дочь в Израиле сегодня впервые в мире пересадила поджелудочную железу, что мы и отмечаем.

— Спасибо, — отказался Юрий Львович и натянул на голову одеяло.

— Спокойной ночи, — поднялся врач, выключил свет, вышел в коридор и два раза провернул ключ в замке.