Убийца с лицом ребенка

Михаил Ушерович Ушер, 2020

В адвокатском бюро города Коблевска раздается звонок. Адвокат Альберт Кемельман узнает о задержании своего друга – начальника полиции города полковника Снаткина. Его обвиняют в получении взятки в особо крупном размере. Так начинается одиссея адвоката Кемельмана, который не по своей воле втягивается в политические интриги города, в котором стали исчезать люди, как близкие к власти, так и равнодушные к ней. За всеми действиями адвоката наблюдает профессиональный убийца. В романе выведены все типичные "слуги народа", приведшие страну и город к катастрофе. Содержит нецензурную брань.

18

Василий Васильевич Скоморох ногой открыл дверь в ординаторскую, где трое врачей пили чай и обсуждали события, связанные с похищением Пермана.

— Слава Украине, — крикнул врачам Ваня. Двое женщин поперхнулись чаем от неожиданности и страха. А Натан Перельман с гематомой во лбу молча вперился в лица вошедших.

— Служба безопасности Украины, майор Скоморох, — представился Василий Васильевич и на всякий случай вынул из внутреннего кармана пиджака удостоверение.

— Ты видишь, Васильич, как они нас встречают, — злобно сказал Ваня. — Как оккупантов. Мы за них кровь проливаем на восточном фронте, а они на приветствие не отвечают.

— Кто может провести нас к свидетелю Перману? — спросил Скоморох.

— Никто, — тихо ответил Натан Перельман. — Свидетеля Пермана уже два часа как забрали ваши люди. При этом они нанесли больнице материальный ущерб, выбив дверь спецпалаты.

— Ваша фамилия и должность, — потребовал Скоморох.

— Натан Мойсеевич Перельман, дежурный врач, — поднялся Перельман.

— Так, — плотоядно улыбнулся Скоморох. — Все понятно без переводчика. Я правильно понял, что свидетеля Пермана принял врач Перельман?

— Не принял, а его доставили в больницу с гипертоническим кризом и подозрением на гиперкликемию «Скорой помощью» в мое дежурство. Я распорядился определить его в спецпалату для подозреваемых или подсудимых. Из представителей правоохранительных органов его никто не сопровождал. Поэтому он находился в закрытой на ключ палате, пока его не забрали, а вернее, похитили ваши люди.

— Они представились работниками службы безопасности? — внимательно рассматривая глазами-биноклями Перельмана, спросил Скоморох. — Они показали вам свои удостоверения?

— Нет, — ответил Перельман. — Они тоже кричали «Слава Украине».

— Может дать ему сразу в лоб, чтобы не завирался? — предложил Ваня. — По его логике «Слава Украине» могут кричать только работники службы безопасности? Мне кажется доктор не в своем уме. А вы, проститутки в белых халатах, — крикнул он женщинам, — встать, когда к вам обращается капитан!

Женщины молча вскочили.

— Почему вы не вызвали полицию? — продолжал выяснять Скоморох. — На ваших глазах из спецпалаты выводят государственного преступника, а вы, вместо того, чтобы броситься его отбивать, звать на помощь полицию, еще, наверное, снабдили его необходимыми лекарствами, и пожелали доброго пути?

— Во-первых, государственного преступника, как я понимаю, без охраны к нам не привезут, а во-вторых, их было пять человек и они набросились на меня, — оправдываясь, произнес Перельман и указал на гематому на лбу. — Никаких лекарств мы ему не давали.

— Если бы это были наши сотрудники, — весело сказал Ваня, — ты бы давно лежал в морге, а не рассказывал нам свои сионистские бредни. — Садитесь, — приказал врачам Скоморох. — Где ключ от вашего кабинета? — Торчит в дверях, — пришла в себя одна из женщин. — Закрой дверь на ключ, — предложил Скоморох Ване, что тот с удовольствием и сделал. — Сейчас мы будем проводить допрос с пристрастием гражданина Перельмана, обвиняемого в организации похищения государственного преступника Пермана. Вы обе будете свидетелями, что ни я, ни мой коллега даже пальцем не притронулись к господину Перельману. Я буду задавать вопросы господину Перельману, а ты, — он указал на женщину-врача постарше, — будешь записывать мои вопросы и его ответы. В конце допроса, я надеюсь, господин Перельман признает свою вину и подпишет протокол допроса. А ты, — обратился он к более моложавой и симпатичной, — пересядешь на стул возле двери. Допрос по моему принципу «параллельной реальности» будет заключаться в следующем. Как только господин Перельман будет уходить в несознанку, юлить, изворачиваться и тому подобное… Как тебя зовут? — тут же спросил женщину Скоморох, прервав свое пояснение. — Юл-лия Влад-д-имир-ровна, — заикаясь от страха, произнесла женщина, севшая на стул у двери. — Красивое имя-отчество, — обратился к Ване Скоморох. — Не только, — облизывая губы, ответил Ваня. — А жопа какая! Два ствола войдут. — Прекратите этот цирк, — вскочил Натан Перельман. — Вы не офицеры службы безопасности. Вы вообще не офицеры, если так относитесь к женщинам. Вы — самозванцы! Я требую, чтобы вы немедленно открыли дверь ординаторской и выпустили нас! — Я не думал, что начнется так быстро, — сказал Скоморох. — Конечно, мы не офицеры Моссада. Там, несчастных арабов, угощают при допросах шоколадом и кофе. А мы с тобой, Ваня, даже не звери, а просто циркачи. Ты не чувствуешь уничижительной разницы? — Давай зальем его поганый рот зеленкой, — предложил Ваня. — Для дезинфекции. — Нет, Ваня, у нас с господином Перельманом будет исключительно интеллектуальная беседа. Я читал, что в Моссаде, арестованным арабам вместо Корана, читают Тору. И те падают от этого в обмороки и сдаются. Возьми, лучше бинт с полки и хорошо привяжи Юлию Владимировну к стулу. А вы, господин Перельман, за каждый неправильный ответ на мой вопрос получите массу наслаждений, наблюдая, как гойка будет страдать.

Ваня взял бинт из стеклянного шкафа и крест-накрест связал Юлию Владимировну сначала с сиденьем стула, потом с его спинкой, затем привязал руки женщины к ее телу.

— Подонки! — закричал Натан Перельман. — Немедленно отпустите Юлию Владимировну! Лучше свяжите меня! А еще лучше — убейте! А еще говорят, что снаряд дважды не попадает в одну воронку. В Америке, может и не попадает, а в нашей стране, в течение полусуток, антисемиты могут дважды и даже трижды издеваться над одним и тем же старым евреем.

— Натан, не выпендривайся, — улыбнулся Скоморох. — Я тебе обещаю, что ни один волос не упадет с твоей лысой головы. У нас с тобой, дружище, вековой спор. Ну вот смотри, у вас, у евреев, есть свое замечательное государство. Я в прошлом году там отдыхал. Получил удовольствие по полной программе. Почему же наши Гройссманы, Циммерманы, Коломойские и десятки других не уехали в Израиль, а захватили здесь газеты, банки, телеканалы, пароходы и заводы? Ладно бы, если бы наш народ от этого богател, как в Америке или Канаде. Так нет, все наоборот. Чем Беня богаче, тем Иван беднее. Ты мне можешь объяснить в чем причина? — Для меня Беня такой же негодяй, как и вы. Он сейчас живет в Женеве, а я из-за его дел страдаю. — А чего же, если он такой плохой, тамошние раввины его обожают?

— Я-атеист, — твердо сказал Перельман. — Поезжайте в Женеву и спросите раввинов, почему им нравится Беня. — А это правда, что Гитлер считал, что христианство вы нам специально подбросили, когда ваши храмы разрушили? — Вы нашли большой авторитет в христианском вопросе. Человек, убивший шесть миллионов людей только за то, что они евреи, наверное не мог простить Иисусу его еврейское происхождение. — Вот тут мы тебя и поймали, Натан. Не может быть еврей атеистом. Если ты не веришь в Бога, не чтишь тору, не обрезан, зачем ты считаешь себя евреем? Ты — мазохист? Ты любишь страдания? — Потому что евреем был мой отец, его дед, деда прадед. Им было гораздо тяжелее, чем мне. Это уже не зависит от веры. Это карма, которую каждый еврей проносит от рождения до смерти. Я однажды спросил Рэбе, почему, когда в газовых камерах сжигали народ Книги, у Бога были дела поважнее, чем спасение народа.

— Еще одно доказательство твоей неискренности. Не может еврей-атеист, посещать синагогу. И что тебе ответил твой Рэбе?

— Он сказал мне, что народ мой был наказан за грех неверия.

— Значит, за таких, как ты?

— Может быть.

— Я бы на твоем месте покрестился бы, Натан, чтобы избавить свой народ от страданий.

— Мой друг-одноклассник принял христианство. От этого он не стал счастливее, а мой народ не перестал страдать. Так вот Рэбе еще добавил, что мы все до сих пор ведем себя, как малые дети и не можем понять логику поведения взрослого отца, который желает нам добра. Другими словами, пути Господни неисповедимы. Такое объяснение меня не устроило. Если Господь равнодушно смотрит на истребление тех, кого он создал по образу и подобию своему, может быть лучше верить в случай? Или мутацию? Например, ваши дети будут только наполовину извергами, а с внуками уже можно будет иметь дело.

— Вот видишь, Натан, — усмехнулся Скоромох. — Ты сидишь передо мной, как змей-искуситель, и пытаешься посеять во мне сомнения в вере. Я могу сейчас просто дунуть, и тебя не станет. В отличие от тебя, Натан, я человек верующий и больше скажу, фаталист. Я верю, что Бог столкнул нас с тобой не напрасно. И теперь только от тебя будет зависеть судьба Юлии Владимировны. Откажешься признавать себя виновным в организации побега Пермана и ты увидишь, что может сделать Ваня с этой прекрасной женщиной.

— Мы находимся с вами не в камере пыток, а в ординаторской, в городской больнице и сюда вскоре придут другие дежурные врачи, — сказал Перельман. — Поэтому, пока не поздно, развяжите несчастную женщину, тем более, что из-за чудовищного стресса, вызванного страхом, она уже обмочилась, и не исключена, дефекализация организма.

Под стулом Юлии Владимировны действительно образовалась лужа мочи.

— Ну если ты такой гуманист, — рассмеялся Скоморох, — напиши явку с повинной и мы отпустим эту несчастную женщину. Один хороший следователь, хотел увидеть, какие результаты дает метод допроса, именуемого мной «параллельная реальность». Я не хочу его разочаровать.

— Мой профессор в университете, — впервые улыбнулся Перельман, — советовал будущим психиатрам никогда не оспаривать утверждения больных.

— Ты тоже психиатр?

— Нет, гинеколог. Что нужно написать?

— Пиши, — сказал Скоморох, — Я, такой-то, в присутствии двух свидетелей, таких-то и таких-то, заявляю, что без всякого физического или психологического насилия признаю себя виновным в организации похищения гражданина Пермана с целью помочь начальнику полиции города Коблевска Снаткину Павлу Ивановичу избежать наказания за коррупционные деяния. С моих слов записано верно, мною прочитано. И подпись. Натан Перельман.

— Постой, Васильевич, — вскричал Ваня. — пусть хотя бы эта сучка отсосет у меня за оскорбление идеалов Революции достоинства.

— Капитан, смирно! — приказал Скоморох. — Немедленно развязать Юлию Владимировну и проэтапировать гражданина Перельмана в прокуратуру города.

— Есть, пане майор, — вытянулся Ваня, щелкая огромными зубами.

— И открой настежь дверь, здесь нечем дышать, — миролюбиво сказал Скоморох, пряча бумагу с явкой от Перельмна во внутренний карман пиджака. — Натан, — почти дружески сказал он, — а где ты прячешь Пермана?

— Где старый еврей может прятать своего соплеменника? Конечно, в городской синагоге.

Перельман поднялся, скинул с себя халат, одел темный плащ, берет, подошел к двум плачущим женщинам, обнял их и поцеловал.

— Я готов, — сказал он Скомороху.