Сверхмотивация

Марк Шатуновский

Марк Алексеевич Шатуновский. Учился в МГУ, где получил первое признание как поэт в студенческой поэтической студии. Участвовал в знаменитом поэтическом семинаре К. Ковальджи, разделяя позиции и творческие установки метареализма. На протяжении многих лет выступает вместе с метареалистами в общих поэтических акциях. Один из организаторов известного московского клуба «Поэзия», объединившего большинство молодых писателей 1970–1980-х гг. Первый сборник стихотворений «Ощущение жизни» вышел в Париже в 1990 г. В 1992 г. принят в члены Союза писателей. Автор книг «Мысли травы» (1992), «Из жизни растений» (2000), «Дискретная непрерывность любви» (1995, роман). В 1991–1992 гг. его пьеса «Траектория улитки» шла на сцене театра Московского университета. Публиковался в журналах «Знамя», «НЛО», «Постскриптум», «Glas» и др.; стихи, проза и статьи переводились на иностранные языки и выходили в Бельгии, Франции, США. По приглашению USIA (Министерства культуры, образования и информации США) выступал с лекциями и чтением стихов в Нью-Йорке, Вашингтоне, Сан-Франциско, Санта-Фе и на филолого-философском факультете Айовского университета, где вместе с английским писателем Рольфом Хьюзом создал журнал «100 words», издающийся вплоть до настоящего времени. Участник и один из основателей клуба поэзии Stella Art Foundation.

Поезд

1

растения растут, раскачивая воздух,

и гонят по стволам свой водянистый сок,

синюшные птенцы кричат от скуки в гнездах,

высовывая свой бумажный голосок.

состав, что под откос пустили партизаны,

сорвавшись с полотна и набирая вес,

бессмысленно скрипя и надорвав стоп-краны,

сминая заросли, вонзился в плотный лес.

как занавес за ним задернулись растенья,

распространяя сон вдоль насыпи и рва,

и вот состав укрыт тяжеловесной тенью,

и поползла к нему тревожная трава.

в расколотый котел, в утробу паровоза,

где от помятых труб еще струился пар,

вползла трава, подняв со дна анабиоза,

свой водянистый мозг, бесшумный как радар.

и, плесенью скользя, вдоль дымогарных трубок,

проникла в топку — уголь стыл, издавая свист,

и воздух, сжиженный его дыханьем грубым,

из топки подтекал — в нем плавал машинист.

он, падая, сгребал разрозненные части,

но вырос у него в гортани цепкий куст,

как сломанную вещь, он отшвырнул запястье,

и ртутным шариком оттуда выпал пульс.

помощник на спину был выброшен наружу,

и ветер шелестел листвой его бровей,

в низине глаз его зрачки расплылись в лужу,

полз, отражаясь в них, скрипучий муравей.

ну а трава уже бежала вдоль вагонов,

по ней шли волны, как в аэродинамической трубе,

в вагонах дул сквозняк отчаливших перронов

и пробегала рябь по зеркалам купе.

2

в том тамбуре, где мы с тобою зажимались,

запекся в воздухе помадный оттиск губ,

когда-то мы с тобой вступили здесь в катализ,

теперь здесь тишина образовала куб.

мы для того сошлись, чтоб после расставанья

друг в друге не узнать размытые черты,

но где нам было знать, что знаком препинанья

в дальнейшем станут нам две скобки пустоты.

похоже, нас с тобой, как воду, расплескало

в прошедшем времени, в реликтовых лесах,

но память все еще способна вполнакала

поддерживать во мне продолговатый страх.

и я теперь ловлю, как муху, сгусток стона,

прозрачную ладонь толкая, как снаряд,

я больше не хочу, чтоб вдоль окон вагона

скользил твой слепнущий, нас переживший взгляд.

ведь легче, умерев, бесцельно, но дословно

пересказать себя на языке травы,

и все ее слова бесшумно и объемно

соединятся в речь, затягивая швы.

но стоит отряхнуть остатки осязанья,

как станет эта речь понятной и немой,

доступная всему, ты разожмешь сознанье,

оно вспорхнет с руки и полетит домой.

потом, когда трава сюда вползет сквозь щели,

как в вазе, прорастет сквозь битый унитаз,

мне хочется, чтоб мы с тобою подсмотрели,

как все займет трава, но не застанет нас.

и скроются в траве останки эшелона,

и в шелесте травы появится надрыв,

и будет сон травы стелиться повагонно

и дерево расти, красивое как взрыв.

3

так думала трава посредством разрастанья,

и мысль ее была похожа на траву,

влюбленную в предмет и с первого касанья

держащую его в сознаньи на плаву.

и в глубине души трава была довольна,

что, в сущности, она является травой,

ведь все, что не трава, принадлежит невольно

периферии жизни мировой.

когда-то в глади луж вглядевшись в отраженья,

трава, стремясь понять, что есть она сама,

прошла стихийный путь разумного растенья

от фотосинтеза до глубины ума.

и если б на траве тогда остановиться,

чтоб эволюция закончилась травой,

то шла бы жизнь без риска прекратиться,

себя доверив тяге паровой.

Конец ознакомительного фрагмента.