Вороний народ

Марк Стэй, 2021

Фэй Брайт всегда чувствовала, что отличается от других людей. Случайно обнаружив дневник своей покойной мамы, она наконец поняла причину этого чувства. Помимо рецепта пудинга с вареньем среди записей обнаружились заклинания, описания ритуалов, зарисовки странных существ и рун… Это была колдовская книга. Её мать была ведьмой. И Фэй унаследовала её дар. Как нельзя вовремя, ведь вороний народ – армия живых пугал – уже близко. Их харизматичный тыквоголовый лидер угрожает жителям деревни. Их странная магия пугает Фэй. Вооруженная книгой своей матери, верным велосипедом, помощью двух пожилых леди и умением звонить в церковные колокола, Фэй оказывается на передовой войны, о которой никто не мог и подумать… Увлекательная история, полная тайн, для поклонников Терри Пратчетта, цикла «Хроники Нарнии» и сериала «Волшебники». Атмосфера колдовства, таинственные ритуалы, захватывающее переплетение реальных исторических событий и магии – идеальное хэллоуинское чтение. Заинтересует поклонников Анастасии Гор и её цикла «Ковен озера Шамплейн». Обложка от популярной художницы Caramel Witch (более 32 тыс. подписчиков в ВК).

2

Ангельский звук

Первое письменное упоминание деревни Вудвилл содержится в хрониках Уилфреда из Сайренсестера, странствующего писца, посланного Оффой, королем Мерсии, для определения размеров новых землевладений. Уилфред проезжал через деревню в 762 году н. э. и описал ее как «уже далека от расцвета и нуждается в знатном уходе», а жителей назвал «дико бестолковыми». То были последние строчки Уилфреда из Сайренсестера, найденные в канаве вместе с несколькими окровавленными вещами не более чем в двух милях от Вудвилла.

Возле деревни путешественникам могут встретиться густые леса, несколько ферм, горстка усадеб, одиночные старинные форты, аэродром, крутые холмы, осыпающиеся меловые скалы и галечные пляжи. Вуд-роуд — единственный путь, по которому можно въехать и выехать из деревни, и мало кто попадает сюда случайно.

Фэй крутила педали изо всех сил, двигаясь по Вуд-роуд, а Берти сидел сзади, прижавшись к ее спине и стиснув свою корзинку с бузиной. Шел дождь, и Фэй надеялась, что он закончится до завершения вечера. Она обещала мистеру Пейну, что присоединится к патрулированию после закрытия паба, и ей не очень хотелось замерзнуть или промокнуть в темноте. Они с Берти миновали бакалею, мясную лавку, булочную, почту, кондитерскую, чайную, универсальный магазин, три паба, школу, библиотеку и две церкви.

Церковь Святой Ирины была старее церкви Богоматери Святого Сердца, построенной в 1889 году. Неф^[5] церкви Святой Ирины датируется VI веком, его возвели из римского кирпича и черепицы, оставшихся от собора, который когда-то стоял на том же месте. На протяжении веков были добавлены другие пристройки, последней из которых в 1310 году стала колокольня. Церковь была названа в честь святой Ирины Фессалоникийской, принявшей мученическую смерть вместе со своими сестрами, в том числе за чтение запрещенных книг. Сестер Ирины казнили, а ее отправили в публичный дом, где ей предстояло подвергнуться домогательствам со стороны завсегдатаев. В конечном счете ее никто не тронул, и, как гласит история, многих посетителей публичного дома она обратила в христианство, с упоением зачитывая Евангелие. По другой версии, те же самые чтения побуждали их посещать другой бордель, расположенный выше по улице, но, в любом случае, упрямство святой Ирины вдохновляет жителей деревни и по сей день. Никто никогда не упоминал, что ее сожгли заживо в наказание за отказ идти на компромисс, но жители Вудвилла не из тех, кто позволяет мрачному финалу омрачить хорошую историю.

— Слезай, — бросила Фэй Берти, останавливая велосипед.

— Ступай вперед, — сказал он, разминая непослушные ноги. — Я догоню.

Фэй прислонила велосипед к подножию колокольни церкви Святой Ирины, нырнула внутрь, скрываясь от дождя, и взобралась по неровным каменным ступеням винтовой лестницы. Она уже слышала голос старшего звонаря, мистера Ходжсона, готовившего подопечных к последней части «Двойного Боба».

— Смотрите! — воскликнул он. Фэй заглянула в звонницу сквозь узкую каменную арку, когда мистер Ходжсон взял в руки колокольный канат. — Подводим дискант…^[6] — Он потянул за канат, подведя колокол к точке равновесия. Затем, когда тот повернулся, занимая верное положение, он добавил: — И отпускаем.

Раздался звон дисканта, а затем за ним последовали и остальные колокола.

Было почти девять часов, и Фэй с Берти пропустили все занятие. Из-за звона колоколов башня мягко вибрировала, и Фэй колебалась вместе с ней, подумывая развернуться и пойти в паб, чтобы помочь отцу. Но звонари все равно соберутся там через несколько минут, так что она могла бы показаться и извиниться.

Она протиснулась через арку в звонницу, держась поближе к стене, и робко махнула мистеру Ходжсону, пока тот завершал обход. Позади нее появился слегка запыхавшийся Берти, все еще сжимавший корзину с бузиной.

Даже по странным меркам Вудвилла звонари представляли собой причудливую компанию. Среди них была Фэй, которую никто не мог понять, в том числе и она сама. Мисс Берджесс больше любила цыплят на своем участке, чем людей, а под ее ногтями всегда была грязь. Мисс Гордон была воплощением доброты и чемпионкой по стрельбе из лука. Миссис Притчетт к своему преклонному возрасту стала совсем крошечной, и ей приходилось звонить, стоя на ящике, хотя степень ее концентрации оставалась как никогда высокой. Список звонарей завершали близнецы Робертс, два тучных пожилых джентльмена с мягкими характерами, предпочитавшие общаться посредством легких кивков и шепота. В мире звонарей они были известны как «Двойной Боб» — внутренняя шутка, непрестанно вызывавшая смех на ежегодном собрании общества графства и вежливое недоумение где-либо еще. А возглавлял их всех старший звонарь, мистер Ходжсон, лидер скаутов, который в любую погоду носил шорты цвета хаки. Говорили, что по цвету колен мистера Ходжсона вполне можно предсказывать погоду. Этим вечером они приобрели оттенок яблок сорта «Кокс Оранж Пипин». Дождь продлится всю ночь, утром возможна изморозь.

Занятие подходило к концу, и звон постепенно затихал. То было любимой частью Фэй во время любой практики. Колокола следовало вернуть в безопасное положение язычком вниз, и звонари осторожно их переворачивали. Они стали звенеть все ближе и ближе друг к другу, сталкиваясь корпусами, и отец Фэй часто описывал этот звук как «треклятый грохот, которого бы больше нигде не допустили, если бы не чертова церковь». Но затем произошло нечто чудесное. Из этого хаоса родился гармоничный гул. Он кружил вокруг них, резонируя с древним камнем башни, сотрясая деревянные половицы и стуча в окна. Мама Фэй говорила, что он напоминает пение ангелов, и, когда звонари играли правильно, этому звуку не было равных.

Звонари продолжали аккуратно отпускать канаты правой рукой, скручивая концы веревки левой. Фэй в блаженстве закрыла глаза, теперь вокруг них слышался только гул колоколов.

Гармонию нарушил голос мистера Ходжсона.

— На счет три отпускайте и ловите. Раз… два… три. Отпускайте и ловите! — С последним звоном колокола замолкли.

Фэй открыла глаза и встретила хмурый взгляд старшего звонаря.

— Вы двое хотя бы представляете, сколько сейчас времени? — набросился он на Фэй и Берти.

— Извините, мистер Ха, — сказала она. — День буквально ускользнул от меня.

— В самом деле? Вы хоть раз подумали о ком-нибудь из нас, пока мы стояли и ждали вашего прибытия? Тратили драгоценное время и били баклуши, когда уже могли бы звонить, м-м-м? — Мистер Ходжсон всегда считал непостижимым, что день не вращается вокруг одной только колокольной практики. Хотя в этот вечер он был необычайно раздраженным, даже по его меркам.

— Простите, мистер Ха, я ехала так быстро, как…

— Ох, в этом я не сомневаюсь. Но где ты была?

— Я… занималась кое-чем. Для организованного сбора кастрюль, все такое. В воскресенье я приду вовремя. Обещаю.

Со стороны других звонарей послышались перешептывания и шумные вдохи, а их взгляды украдкой забегали по сторонам.

— В воскресенье практики не будет, — заявил мистер Ходжсон, его верхняя губа дрожала. Остальные звонари выглядели столь же угрюмыми, и, хмурясь, сматывали свои канаты.

— Что… что произошло? — спросила Фэй. — Кто умер?

— Про это говорили по радио, — сказал Берти. — Париж оккупирован нацистами. Ужасные новости.

— Хуже, Берти, еще хуже, — запричитал мистер Ходжсон. — Больше никаких колокольных звонов. Запрещено до конца войны!

— Запрещено? — Голос Фэй стал выше на октаву. — Кем запрещено? Неужели можно наложить такой запрет?

— Весть пришла из епархии и военного министерства. Звон любых церковных колоколов запрещен до дальнейших распоряжений, — сказал мистер Ходжсон, а затем добавил, закатив глаза: — За исключением периода воздушных налетов.

— А как же четверть звона в воскресенье? В память о маме?

Четверть звона — долгий, длиною почти в час, процесс, для которого требовались опытные звонари. Его исполняли по особым случаям. Фэй никогда раньше не принимала в этом участия, но теперь она была готова, и мистер Ходжсон предложил устроить четверть звона в честь годовщины смерти ее матери. Фэй сомневалась — ей не нравилось, когда другие люди заставляли ее думать о маме, — но мистер Ходжсон настаивал, и она уступила.

— К сожалению, мы вынуждены его отменить, — сказал он.

— Нет, нет, это невозможно. Мой… мой первый раз. Так нечестно. Они должны сделать исключение для одной маленькой четверти звона, мистер Ходжсон, пожалуйста.

— Исключение? И почему молодые люди всегда считают, будто правила писаны не для них, а?

— Я не хочу нарушать никаких правил, мистер Ха, но послушайте, я… — Фэй понизила голос и огляделась, в то время как остальные звонари гуськом вышли из комнаты и начали опасный спуск по ступеням винтовой лестницы. — Я обнаружила новый метод.

Мистер Ходжсон вздрогнул в предвкушении. В новых методах не было ничего необычного — он и сам придумал несколько, — но он всегда был рад попробовать что-нибудь неизведанное.

— Правда? Где?

Фэй заметила, что Берти слоняется возле узкого каменного входа в звонницу.

— Берти, можешь передать папе, что я буду через пару минут?

— О, м-м, да, да, конечно, — покраснев, произнес ее друг, прежде чем повернуться боком, чтобы протиснуться к выходу.

Фэй почувствовала укол стыда за то, что спровадила Берти, но если бы он стал свидетелем того, что последовало далее, то понял бы, что в ее книге заключено нечто большее, чем просто рецепт пудинга с вареньем.

— Минутку, мистер Ха, — сказала она, расстегнув сумку, достала книгу и пролистала ее, пока не нашла клочок бумаги. — Вот. — Она протянула его мистеру Ходжсону, и тот прищурился, воспроизводя метод в голове.

— Кефо… Кефа…

— Кефапепо, — подсказала Фэй. — Не спрашивайте, почему он так называется, я сама не знаю.

— Весьма необычно, — сбивчиво, но заинтригованно, сказал мистер Ходжсон. — Должен сказать, за все годы, что я провел с колоколами, никогда не встречал ничего подобного.

— Да, действительно необычно.

— Где ты его нашла?

— Он принадлежал маме.

— А, — скривил губы мистер Ходжсон. — Разумеется, это кое-что объясняет.

— Например?

— Прости меня, Фэй, но это полнейшая нелепица. Колокола просто дергаются, снова и снова. Боюсь, в результате мы не получим ничего, кроме шума. Неплохо, если ты пытаешься кого-то загипнотизировать, но совершенно неуместно в качестве колокольного метода. А что это внизу? «Я сокрушаю гром, я терзаю зло, я изгоняю тьму». Ох, говорю же, весьма необычно. Если бы пришлось выбирать, я бы предложил простую четверть звона «Ровной Тройки Боба», но, увы, до особого распоряжения нам запрещено даже это. Возможно, лучше всего подождать, пока не закончится вся эта военная чушь, а потом поступить в соответствии с традицией, что скажешь?

— Но, мистер Ходжсон…

— Мне жаль, Фэй, правда жаль, — сочувственно ответил он. — Твоя мама была чудесным звонарем, но, боюсь, нам придется найти какой-нибудь другой способ почтить ее память. Больше никакого звона, пока не закончится эта проклятая война.

Примечания

5

Неф — часть церкви, простирающаяся от главных входных дверей до хора.

6

Дискант — тонкоголосый колокол, звоном которого обычно созывают окрестных прихожан на церковную службу.