Вороний народ

Марк Стэй, 2021

Фэй Брайт всегда чувствовала, что отличается от других людей. Случайно обнаружив дневник своей покойной мамы, она наконец поняла причину этого чувства. Помимо рецепта пудинга с вареньем среди записей обнаружились заклинания, описания ритуалов, зарисовки странных существ и рун… Это была колдовская книга. Её мать была ведьмой. И Фэй унаследовала её дар. Как нельзя вовремя, ведь вороний народ – армия живых пугал – уже близко. Их харизматичный тыквоголовый лидер угрожает жителям деревни. Их странная магия пугает Фэй. Вооруженная книгой своей матери, верным велосипедом, помощью двух пожилых леди и умением звонить в церковные колокола, Фэй оказывается на передовой войны, о которой никто не мог и подумать… Увлекательная история, полная тайн, для поклонников Терри Пратчетта, цикла «Хроники Нарнии» и сериала «Волшебники». Атмосфера колдовства, таинственные ритуалы, захватывающее переплетение реальных исторических событий и магии – идеальное хэллоуинское чтение. Заинтересует поклонников Анастасии Гор и её цикла «Ковен озера Шамплейн». Обложка от популярной художницы Caramel Witch (более 32 тыс. подписчиков в ВК).

3

Зеленый Человек^[7]

К тому времени, как Фэй и звонари добрались до «Зеленого Человека», дождь уже не просто лил как из ведра, а яростно хлестал по стенам паба. Заведение было построено в 1360 году и с тех самых пор пребывало в ветхом состоянии. Паб был почти таким же старым, как и колокольня, и это не было случайным совпадением. Звонари различались по степени преданности церкви — среди них можно встретить удивительное количество агностиков и атеистов, — но на протяжении веков подавляющее большинство разделяли неприкрытую страсть к местному элю и сидру.

Расписанная вручную вывеска с лиственным лицом зеленого человека скрипела под порывами ветра, когда звонари протолкнулись в дверь, торопясь укрыться от дождя и добраться до барной стойки. Мало кто мог встать у них на пути. В углу два старика играли в домино, а у камина спал бладхаунд. По меркам Вудвилла для пятничного вечера здесь было слишком тихо, но из-за проливного дождя и отключения света большинство постоянных посетителей остались дома возле очага и радио.

Очки Фэй запотели, омытые теплым воздухом, и она была благодарна, ведь они помогли скрыть слезы, которые она не сдержала по пути от колокольни до паба. Шмыгнув носом, она сморгнула с глаз влагу и, прищурившись, сквозь пелену разглядела своего отца, Терренса, моющего пивные стаканы за барной стойкой.

Прокуренный воздух, свойственный общественным местам, затянул его лицо сеткой мелких морщин. Редеющие белые кудри на его голове напоминали облака на горизонте, но Терренс был внимателен, как и всегда. Это был его паб, и он знал каждого жителя деревни по фамилии и имени. Стоило Фэй зайти внутрь, как его взгляд тотчас метнулся к ней. Отец разглядывал ее через дно пинтового стакана, словно Нельсон, смотрящий в подзорную трубу.

— Эй, на палубе! А вот и лучшие компанологи деревни, — сказал он, с радостью употребляя слово, которое используют только те, кто не имеет отношения к колоколам, обнаружив в словаре существительное для обозначения звонарей и желая продемонстрировать друзьям-звонарям свою осведомленность.

— И изнывающие от жажды, — добавила Фэй; кожаная лямка сумки, отягощенной книгой ее матери, давила на плечо. — Одно мгновение, и я тебе помогу, — сказала она отцу, схватившись за лямку и метнувшись в узкий холл за стойкой. Фэй проверила, не смотрит ли отец в ее сторону, затем сунула сумку в укромный уголок возле банки с пенни, где ее невозможно было заметить, но не сумела удержаться от последнего взгляда на чудеса внутри. Фэй достала книгу и открыла ее на странице с рунами, магическими символами и рисунком ведьмы, летящей на метле.

— Что у тебя там, девочка? — раздался новый голос, напугавший Фэй. Она захлопнула книгу и обнаружила, что он принадлежал Арчибальду Крэддоку, который вышел из уборной, не смыв за собой и не вымыв руки. Тело Крэддока соответствовало его образу жизни, состоящему из эля, пирога, пюре и отдыха на свежем воздухе. С лысиной под фуражкой, он был закутан в длинное браконьерское пальто, которое смялось, когда он протискивался мимо Фэй в коридоре. Его ухмылка выглядела кривовато после трех выпитых пинт.

— Просто книга, — сказала Фэй, засовывая ее за банку с пенни. — Она называется «Не твое собачье дело, Арчибальд Крэддок» и написана мной. Уверена, она будет пользоваться популярностью.

На долю секунды ей показалось, что Крэддок вот-вот оттолкнет ее и схватит книгу, но его мало интересовали детские забавы, не говоря уже о чтении. Вместо этого он зашелся пьяным кашлем, взъерошил Фэй волосы и вернулся к своему обычному пристанищу в конце барной стойки.

Переведя дыхание, Фэй вытерла очки о блузку, поправила заколку в волосах, спрятала книгу в сумку и заняла свое место возле бочек рядом с отцом.

— Терренс, до тебя уже дошли ужасные вести? — спросил мистер Ходжсон, воздев руки, словно вещая с высоты.

— Нацисты захватили Париж, мистер Ха, — ответил Терренс. — Плохи дела.

— Нет, нет, нет, я вовсе не об этом, — завыл старший звонарь, стукнув кулаком по стойке.

— Хм… Поговаривают о том, чтобы просить еще один пенни за пинту пива, дабы оплатить военные нужды?

— Нет! Весь церковный звон теперь под запретом до особого распоряжения, за исключением случаев воздушных налетов. Об этом объявили по радио. Разве ты не слышал?

— Ох. — Терренс работал в этом пабе с тех пор, как научился ходить. Когда-то давно он объяснил Фэй, что проще позволить покупателям излить свою тоску, после чего продать им пинту-другую. Несогласие с ними или указание на то, что колокола доставляют чертово неудобство жителям, приведет лишь к потере клиентов. — О, это… ужасно. Не правда ли, Фэй?

— Перестань, папа, не притворяйся, что это не самый счастливый день в твоей жизни.

— Не надо так, дочка. Я знаю, как много значил для тебя и твоей матери этот старый трезвон. Разве ты не собиралась в это воскресенье устроить в ее память затяжной дин-дон?

— Четверть звона, — голос Фэй надломился. — Уже нет.

— О, мне очень жаль, Фэй, — сказал Терренс, кладя руку на плечо дочери. — Нет, правда. Ты ведь с таким нетерпением ждала этого, дочка. — Застигнутая врасплох внезапным и искренним сочувствием отца, она подумала, что может расплакаться. Разумеется, он должен был тут же все испортить.

— Значит ли это, что я смогу выспаться?

— Пап, — рявкнула Фэй, наливая мистеру Ходжсону пинту пива.

— Конечно, я не могу сказать, что рад этому, — произнес мистер Ходжсон. — Но у нас есть долг, и мы должны его исполнить.

Остальные звонари заворчали в знак согласия, а Берти добавил:

— Как сказал мистер Черчилль — мы никогда не должны сдаваться.

— Чушь собачья, — донесся хриплый голос Крэддока с другого конца барной стойки, и все обернулись к нему.

Фэй видела, что лицо Берти стало белым, как молоко. Парень опустил взгляд на свою пинту в ожидании, когда земля разверзнется и поглотит его. Мистер Ходжсон, напротив, заговорил с храбростью человека, доблестно сражавшегося в битве при Монсе в 1914 году.

— Прошу прощения? — спросил старший звонарь.

— Я сказал, что это чушь собачья, ерунда, полнейшая глупость и пустая болтовня, — ответил Крэддок, не отрывая взгляда от барной стойки. — «Никогда не сдавайся», мать твою. Нас надули в Дюнкерке, лягушатников надули сегодня. Поляки, голландцы, бельгийцы — всем конец, и мы будем следующими. Гитлеровское наступление невозможно остановить, а Муссолини и макаронники только что объявили нам войну. — Крэддок сделал долгую затяжку. — Нам не следовало вмешиваться.

— Это измена, мистер Крэддок, — заявил мистер Ходжсон. — Я обязан доложить о вас.

— Это здравый смысл, старый дурак, — возразил окутанный дымом Крэддок. — Мы должны остановиться сейчас и заключить сделку, прежде чем они отправят на смерть еще больше наших парней. А пока от нас ждут, что земля будет возделываться женщинами, калеками и трусами.

— И кто из них ты? — спросила Фэй, сверкнув ему улыбкой.

Берти фыркнул и покраснел, хотя остальные звонари воззрились на нее с ужасом.

Здоровяк зарычал и вскочил на ноги, стул заскреб по половицам, напоминая стон раненого зверя.

— Что ты сказала?.. — Крэддок двинулся к Фэй, пол паба заскрипел под его весом.

— Полегче, Арчи, — вмешался Терренс. — Она не имела в виду ничего плохого.

— О, совсем наоборот. — Фэй стояла на своем, задаваясь вопросом, достаточно ли стойки между ней и громадиной Крэддоком, чтобы защитить ее.

— Фэй, рот на замок. — Терренс всю жизнь знал Крэддока с его вспыльчивостью и быстрыми кулаками. Фэй, разумеется, слышала разные истории, но ей не довелось увидеть, как Крэддок в приступе ярости разнес бар в щепки из-за пролитой пинты пива.

Она понизила тон и скрестила руки на груди.

— Я лишь хочу сказать, что если тебе так это не нравится, то, может, стоит тоже пойти и сразиться с нацистами?

— Он слишком стар, — выпалил Берти.

Терренс одарил его красноречивым взглядом: «И ты тоже можешь заткнуться!»

Крэддок тут же повернулся к Берти.

— Я был на прошлой войне, — сказал он, и мальчик съежился. — Я свое дело сделал и больше туда не пойду. Лучше останусь здесь с женщинами, калеками, трусами… и ведьмами.

Фэй пробила дрожь от чувства вины, и она едва не бросила взгляд на томик, спрятанный за банкой с пенни. Но Крэддок не смотрел ни на нее, ни на книгу. Он повернул голову к женщине, сидящей рядом с двумя стариками, играющими в домино. Волосы Фэй встали дыбом. Она могла бы поклясться, что всего минуту назад женщины там не было, но теперь она устроилась в кресле под старой фотографией цвета сепии, запечатлевшей сборщиков хмеля.

У Шарлотты Саутхилл были белоснежные волосы, бледное лицо и кроваво-красная помада. Она курила глиняную трубку и читала черную книгу без надписей на обложке; в ее больших глазах отражался свет камина, когда она ответила на взгляд Крэддока загадочной улыбкой.

Фэй наблюдала, как тот пытается одолеть Шарлотту взглядом. Лицо Крэддока скривилось, а над верхней губой выступили бисеринки пота. Женщина аккуратно закрыла книгу, встала и скользнула к барной стойке, стройная, как стебель розы, в своем меховом пальто. Очки Фэй снова начали запотевать.

Шарлотта Саутхилл бросила на стойку несколько монет. Она не часто заглядывала в «Зеленого Человека», но, когда приходила, непременно заказывала джин. Фэй кивнула и налила ей порцию.

— Добрый вечер, мисс Шарлотта, — весело сказал Терренс. — Не видел, что вы здесь.

Она промолчала, не сводя взгляда с Крэддока.

Браконьер наклонился к ней так близко, что Фэй подумала, будто он собирается поцеловать Шарлотту.

— Я тебя не боюсь, — сказал он, скривив губу, а затем добавил: — Ведьма.

Значит, никаких поцелуев. Фэй подвинула джин к локтю Шарлотты.

В момент, когда она его схватила, ее рука превратилась в размытое пятно.

Крэддок вздрогнул.

Совсем слегка. Всего лишь дернулся глаз, и дрогнула рука, но все это заметили. Звонари пихали друг друга локтями. Улыбка Шарлотты стала шире, и она залпом осушила стакан с джином.

Крэддок плотнее запахнул пальто и, пробормотав нечто невнятное, вышел под дождь, хлопнув за собой дверью.

На мгновение единственным звуком оставалось потрескивание огня, но затем мисс Берджесс заказала порцию светлого эля, и в пабе возобновилась дружеская беседа.

Фэй лихорадочно пыталась вспомнить все сплетни, которые когда-либо слышала о Шарлотте Саутхилл. Толки о принадлежности к ведьмам были привычным делом; кто-то поговаривал, что она была потомком цыган, а самый нелепый слух исходил от мистера Лоуфа, распорядителя похоронного бюро, который утверждал, что Шарлотте более трехсот лет и она прямой потомок Матушки Шиптон^[8], переживший чуму и заключивший договор с дьяволом, дабы обрести бессмертие. Мистер Лоуф не испытал бы восторга, узнай он, что его догадки ближе остальных к истине.

— Налить еще? — спросила Фэй.

Глядя не столько на девочку, сколько на пространство возле нее, Шарлотта дернула головой, словно гончая, учуявшая добычу. Затем опустила взгляд на Фэй, и табак в ее трубке засиял красным. Шарлотта мягко выдохнула дым изо рта и ноздрей, и Фэй почувствовала, как он окутывает ее. То был не обычный дым, от которого часто слезились глаза, — этот казался теплее и слаще, с оттенком меда.

— А чем ты сегодня занималась? — хрипло спросила Шарлотта.

— Ну, знаете, всякой всячиной, вносила свою лепту в сбор, ища кастрюли, — Фэй поневоле вдохнула немного дыма и слегка закашлялась. Она перевела взгляд на отца. Тот болтал со звонарями и разносил пинты, не подозревая о разговоре Фэй и Шарлотты.

— Чем-нибудь еще? — вновь спросила мисс Саутхилл.

Широко раскрыв глаза, Фэй будто приросла ногами к полу, сбитая с толку внезапным интересом Шарлотты.

— Э-э… нет, — ответила юная Брайт, соображая: «Она знает! Знает про книгу! Но откуда?»

— Чем-нибудь особенным? — Шарлотта снова затянулась, выдыхая еще больше медового дыма. Она приподняла бровь, и Фэй почувствовала непреодолимое желание поведать ей все о книге: о том, как она ее нашла и что обнаружилось внутри, а также обо всех своих противоречивых мыслях о матери.

Разум Фэй был затуманен и мягок, словно подушка из утиного пуха. Она покачала головой, но ее губы покалывало, мир вокруг кружился, и единственным четким пятном оставалось лицо Шарлотты. Фэй пришлось хорошенько подумать, чтобы убедиться, что единственными словами, сорвавшимися с ее губ, станут:

— Я гуляла.

Шарлотта прищурилась. И снова улыбнулась.

— Как чудесно, — сказала она, а затем добавила, будто придя к неутешительному выводу: — Это не ты. Приятного вечера.

Затянувшись в последний раз, она накинула капюшон и направилась к двери.

Туман в голове Фэй рассеялся, заложенность ушей прошла, а собака возле камина внезапно залаяла. Реальность нахлынула на нее, будто она очнулась от грез. Голоса стали отчетливее, и она услышала, как к ней обращается мистер Ходжсон.

— Говори что хочешь об этой Шарлотте, — сказал он, постукивая пальцами по стойке, а затем добавил, указав на Фэй: — Но она была сама доброта по отношению к твоей матери. Ты знала, что они были подругами не разлей вода?

— Нет, — ответила Фэй, повернувшись к отцу, который хмуро уставился на мистера Ходжсона. — Я не знала. И мне интересно, папа, когда ты собирался рассказать мне об этом?

— А? Что? — взревел Терренс с таким видом, будто готовился убить старшего звонаря.

— Ты начнешь прямо сейчас, — велела ему Фэй.

Примечания

7

Зеленый человек (англ. Green Man) — мотив в искусстве раннего Средневековья, скульптура, рисунок или иное изображение человекоподобного лица в окружении листьев или как будто сделанного из них.

8

Матушка Шиптон (1488–1561 гг.) — британская ясновидящая и пророчица. При рождении ей дали имя Урсула Саутель, а позже за колдовство прозвали Йоркширской ведьмой.