Вороний народ

Марк Стэй (2021)

Фэй Брайт всегда чувствовала, что отличается от других людей. Случайно обнаружив дневник своей покойной мамы, она наконец поняла причину этого чувства. Помимо рецепта пудинга с вареньем среди записей обнаружились заклинания, описания ритуалов, зарисовки странных существ и рун… Это была колдовская книга. Её мать была ведьмой. И Фэй унаследовала её дар. Как нельзя вовремя, ведь вороний народ — армия живых пугал — уже близко. Их харизматичный тыквоголовый лидер угрожает жителям деревни. Их странная магия пугает Фэй. Вооруженная книгой своей матери, верным велосипедом, помощью двух пожилых леди и умением звонить в церковные колокола, Фэй оказывается на передовой войны, о которой никто не мог и подумать… Увлекательная история, полная тайн, для поклонников Терри Пратчетта, цикла «Хроники Нарнии» и сериала «Волшебники». Атмосфера колдовства, таинственные ритуалы, захватывающее переплетение реальных исторических событий и магии — идеальное хэллоуинское чтение. Заинтересует поклонников Анастасии Гор и её цикла «Ковен озера Шамплейн». Обложка от популярной художницы Caramel Witch (более 32 тыс. подписчиков в ВК).

8

Голиаф испугался низколетящих «Спитфайров»^[14]

Фэй не могла сказать с уверенностью, во сколько она наконец добралась до дома прошлой ночью, но было далеко за двенадцать, поскольку отец уже спал. Ей потребовалось еще больше времени, чтобы заснуть; голова гудела, полнясь причудливыми откровениями прошедшего дня. Когда она проснулась к завтраку, отец уже ушел, оставив на кухонном столе записку:

Голиаф испугался низколетящих «Спитфайров». Пошел вытаскивать его из канавы.

Голиаф — жеребец пивоварни, дружелюбный гигант, дважды в неделю доставлявший в паб телегу, нагруженную пирамидой пивных бочек. Он был послушным малым, который обожал яблоки и морковь и пугался всех самолетов, снующих туда-сюда с аэродрома. Убежать в поле, расплескивая на ходу бочки с элем, — обычное для него дело. Фэй знала, что отцу необязательно помогать вытаскивать Голиафа из канавы. Просто он решил избегать ее. По крайней мере, пока не решит, будто дочь забыла все упоминания о том, что ее мать была замечена в сговоре с ведьмой.

Но если он полагал, что Фэй собиралась оставить сей факт без внимания, то сильно ошибался.

Она проглотила овсянку, закончила с делами по дому, затем, утратив остатки терпения, запрыгнула на велосипед. Ей нужно было допросить ведьму.

Мчась по деревне, Фэй рассекала колесами велосипеда лужи, оставшиеся после ночной бури. Вудвилл сиял в лучах утреннего солнца. Постройки эпохи Тюдоров склонялись над крытыми соломой домиками и мощеными улицами. Красные, розовые, белые и сиреневые петунии кучковались в подвесных корзинах возле каждой входной двери. Даже огрехи военного времени — мешки с землей на каждом углу, ведра с песком и водой, приготовленные на случай возгорания, заклеенные крест-накрест скотчем окна — после прошлой ночи казались странно обыденными и успокаивающими.

Мясник и пекарь уже приступили к работе, и жители деревни упорядоченно выстроились в очередь с продуктовыми книжками в руках. Фэй улыбнулась и помахала знакомым лицам, то есть всем. В любой другой день она бы остановилась, чтобы поболтать, но сегодня утром у нее была миссия, а коттедж Шарлотты был спрятан глубоко в лесу, что предполагало долгую поездку до конца тропы, а затем еще более долгую прогулку.

В конце Вуд-роуд Фэй увернулась от вереницы школьников в противогазах, следовавших за своим учителем на тренировки по воздушной тревоге. Именно тогда она заметила белую лошадь и телегу Дорис Финч, которая сворачивала с дороги к выезду из деревни.

Дорис жила в коттедже на углу Оллхоллоус-лейн. После кончины мужа, Кенни, она взяла на себя заботы о доставке молока. В деревне Дорис очень любили. Она всегда приезжала вовремя и в любую погоду дарила жителям бодрую улыбку. Чего нельзя было сказать о Кенни, который вел себя грубо и с покупателями, и со своей семьей. Было бы жестоко заявлять, что внезапная смерть Кенни от пневмонии две зимы назад — лучшее, что случилось с Дорис, но невозможно отрицать, что с тех пор, как они похоронили его на кладбище при церкви Святой Ирины, ее походка обрела легкость.

Их сын Герберт, прекрасно смотревшийся в военно-морской форме и лихо сдвинутой набекрень фуражке, ехал в повозке и пролистывал спортивные страницы «Дейли Миррор». Фэй вспомнила историю, о которой накануне упоминал мистер Пейн, и с новой силой налегла на педали, дабы догнать семью Финч.

— Доброе утро, Герберт, — крикнула она, петляя за повозкой. Пустые бутылки звякали друг о друга на особо ухабистых местах.

Парень опустил газету и улыбнулся, у него отсутствовал один зуб.

— Фэй Брайт, собственной персоной. — Это была не совсем та беззаботная улыбка, которую он демонстрировал, отправляясь на войну прошлой осенью, но в ней все еще проглядывался бодрый настрой. Он был всего на два года старше Фэй, но выглядел совсем взрослым в своей форме. — Как поживает твой старик?

— Да с ним все в порядке, — сказала Фэй, по инерции вставая на педали. — Значит, тебя отпустили в отпуск на берег?

Улыбка Герберта слегка померкла.

— Всего на пару дней. Сейчас как раз возвращаюсь. Мне нужно успеть на поезд.

— Папа говорил, что ты вошел в состав атлантического конвоя на большом старом линкоре. Должно быть, это захватывающе.

Улыбка Герберта осталась прежней, но он опустил взгляд.

— Моментами.

Фэй читала в газетах об ужасных сражениях, в которых участвовали атлантические конвои, и Герберт, вероятно, оказался в самой гуще событий. Она почувствовала, что пора сменить тему.

— Вчера вечером у нас с мистером Пейном завязался занятный разговор, — сказала она.

— А, да? Как там здоровяк?

— Все тип-топ, не жалуется. Мы патрулировали улицы прошлой ночью, и он упомянул, что по пути сюда ты видел нечто странное из окна поезда.

— О, ради… — Герберт сложил газету и повернулся к матери, управлявшей повозкой. — Мама, ты уже всем растрезвонила в этой чертовой деревне?

Дорис изогнула шею.

— Нечего меня обвинять. Это же ты… О, привет, Фэй.

— Здравствуйте, миссис Финч.

— Как твой папа?

— Порядок, не…

Герберт прервал любезности, огрызнувшись на мать:

— Кому еще ты рассказала?

— Не помню, Герберт, и я не знала, что это секретная информация.

— Значит, всем на свете.

— Не всем, — парировала миссис Финч, одарив Фэй дерзкой ухмылкой.

— О, прекрасно. Мне знаком этот взгляд, мама, — произнес Герберт. — Не знают только слабослышащие и мертвецы в могилах. Все решат, что я свихнулся.

— Ничего подобного, — возразила его мать. — Вы все вымотались после долгого пути, вот и все.

Фэй продолжала крутить педали, не желая отставать от повозки.

— Что ты видел, Герберт? — спросила она.

— Ничего я не видел, — ответил он, прячась за газетой.

— Пугала, — сказала миссис Финч. — Он видел людей, одетых как пугала, и у одного из них на голове была тыква. Хотя нет. Как ты тогда выразился? Не на голове. А вместо нее.

— Хватит уже, мама.

Миссис Финч добавила:

— Он сказал, что этот Тыквоголовый улыбался и махал ему, когда поезд проезжал мимо.

— Ма-ам.

— У него была маска в виде тыквы? Или смешная шляпа? — спросила Фэй.

— Нет, просто тыква, — утверждала миссис Финч. — Самая настоящая тыква вместо головы.

— Мама!

— Я просто пересказываю ей твои же слова, — настаивала она. — Он был бел, как полотно, когда я привезла его домой. Словно увидел привидение или что-то такое.

— Ничего подобного, — буркнул Герберт. — Я просто задремал и, вероятно, мне все это приснилось. И я больше никогда ничего тебе не расскажу, мама.

Повозка с молоком подъехала к развилке у подножия Фиш-Хилл, и миссис Финч направила ее к железнодорожной станции в Терфилде, соседнем городишке.

Фэй затормозила и остановилась на перекрестке.

— Пока, Герберт, береги себя, — крикнула она ему вслед. Он помахал в ответ с прежней улыбкой на устах.

Фэй схватилась за руль велосипеда, съежившись при мысли о ходячем говорящем пугале с тыквой вместо головы. Бедняге Герберту померещилось. Начать хотя бы с того, что сейчас не сезон тыкв, они созреют лишь к осеннему сбору урожая. Когда цоканье лошади Дорис затихло, на дорогу галопом выскочил другой жеребец.

Им оказался Голиаф, ведомый мистером Гловером из пивоварни и отцом Фэй, который выпятил грудь, завидев дочь.

— Значит, вы его нашли.

Она положила велосипед на землю и поприветствовала Голиафа, погладив его морду.

— Здравствуй, крепыш, — сказала Фэй, и жеребец опустил голову в знак приветствия. — Эти шумные «Спитфайры» тебя напугали? Да? Бедняжечка. Доброе утро, мистер Гловер. Папа.

— Доброе утро, Фэй, — бодро ответил мистер Гловер. Этот мужчина был столь же широк, сколь и высок, в плоской кепке и с бакенбардами. Сняв желтый шейный платок, он промокнул лоб. — Этот дуралей оказался под железнодорожным мостом. Дрожал как осиновый лист.

— Ох, благослови господь его душу, — Фэй обняла Голиафа за шею. Но он стряхнул ее, смущенный таким вниманием. — Ладно, как хочешь, — сказала она, отступая.

— Уже закончила домашние дела? — Отец Фэй поприветствовал ее более осторожно.

— Конечно. — В основном это было правдой.

— Чем планируешь заняться?

— Чем и обычно, — пожала плечами она. — Только что встретила молодого Герберта Финча.

— Уже слышала? — Губы мистера Гловера растянулись в ухмылке. — Он утверждает, что видел человека с тыквой вместо головы. Как тебе такое, а?

— Да, действительно, — пробормотала она, продолжая смотреть на отца. — Значит, вы не верите в магию, мистер Гловер?

— Нет, слишком много гнилья. Сказки для малышей. Для меня единственное волшебство — это то, как немного хмеля, ячменя, дрожжей и воды могут превратиться в пиво. Вот оно, настоящее чудо.

— Не верите в ведьм и тому подобное? — Фэй проигнорировала стальной взгляд отца.

— Э-э, нет, конечно нет, — ее собеседник замялся. Он переводил взгляд с Фэй на Терренса и обратно, чувствуя невысказанную враждебность между отцом и дочерью.

— Мистер Гловер, вы знали мою маму? — спросила она.

Терренс ничего не сказал, но слегка покачал головой.

— К… конечно. — Мистер Гловер отвечал с осторожностью, недоумевая, к чему ведет разговор.

— Была ли она… — Фэй уже готовилась задать вопрос, произнести это слово, но не сумела заставить себя. Неужели она действительно верила, что ее мать была ведьмой? Что она могла колдовать и летать на метле? Прошлой ночью, в лесу, в темноте, такая возможность казалась весьма вероятной. Но что на самом деле сделала ее мама? Написала книгу, полную причудливых вещиц. Относилась к людям с добротой. Помогла оглушенной птице. Чем больше Фэй думала об этом, тем нелепее звучало ее предположение. Потерявшись в мыслях, она почувствовала, что мистер Гловер ждет продолжения вопроса. Она моргнула, вернувшись в реальный мир, и поправила очки. — Она была… славной? — неуверенно спросила Фэй.

— О, она была очаровательной, твоя матушка, — сказал ее собеседник, хлопая себя по животу. Терренс облегченно выдохнул. — Сама доброта, невероятно мудрая и всегда с улыбкой на устах. И она помогла моей матери с ее низом, если ты понимаешь, о чем я.

Фэй не совсем понимала, но позволила мужчине продолжить.

— Конечно, многие считали ее ведьмой, но я в это не верю.

В мгновение ока произошли четыре события.

Терренс посмотрел на мистера Гловера так, словно готовился сразить его наповал одним только взглядом.

У Фэй бешено заколотилось сердце.

Рассекая небо, над их головами строем пронеслись три «Спитфайра».

И бедняга Голиаф, испуганно заржав, взвился на дыбы и понесся по Терфилд-роуд.

— Проклятие! — взревел мистер Гловер, пускаясь в погоню. — Эти штуковины — чертова угроза, — крикнул он, устремляясь прочь.

Терренс колебался, разрываясь между тем, чтобы помочь мистеру Гловеру и предостеречь дочь.

— Передай мистеру Гловеру, — сказала Фэй, — что ему, может, стоит заткнуть уши Голиафа ватой. — Она налегла на педали велосипеда и помчалась в сторону леса.

Примечания

14

«Спитфайр» (англ. Spitfire) — британский истребитель времен Второй мировой войны.