Убийство на Казантипе

Марк Агатов

Победительницу конкурса красоты врача-психиатра Алису Ковалеву «закодировали на смерть» на второй день ее работы в психбольнице города Казантипа. Вначале молодая мать и любимая жена не поняла, что с ней произошло в квартире насильника и убийцы Лугового. И только через несколько лет она осознала, что стала жертвой своего упрямства.

Игра в любовь

Алиса отвела на ВКК колдуна. Гарик следовал за ней. Среди тех, кто должен был обследовать больного, был высокий стройный мужчина в тщательно отутюженном халате. Увидев Алису, он вскочил со своего стула, подбежал к ней и стал расспрашивать о делах.

— Алисонька, и как вам Казантип? Не жалеете, что покинули столицу?

— Честно говоря, Виктор Иванович, жалею. Скучный город. Работа — дом. А вы еще не женились?

— Нет. Моей женой может стать только самая красивая женщина полуострова. Но она замужем.

— Найдите другую, — улыбнулась Алиса.

— Я вас видел вчера во сне. А это знак. Скажите, что вас привело сюда? Я чем-нибудь могу помочь?

— Да, мне нужна ваша помощь.

— Ну, тогда прошу в мой кабинет, Алиса Викторовна. У меня есть прекрасный кофе. Коллеги, перерыв.

— Подождите нас здесь, — бросила Гарику Алиса.

— Нам ехать надо. Или оформляйте, или я везу его назад.

— Кто этот молодой человек? — удивленно уставился на Гарика завотделением.

— Санитар из нашей больницы.

— У вас санитары врачами командуют, Алиса Викторовна? Молодой человек, повторите, что вы сказали.

— Я сказал, или вы оформляйте больного, или я везу его в Казантип. У меня времени нет ждать, пока вы с доктором будете кофе пить. У нас машина без дела стоит.

— Ну и нахал, — протянул врач. — Василий Георгиевич, осмотрите больного и оформите документы. Я подпишу. А вас я запомню, санитар, как ваша фамилия?

— Гарри Барский из Казантипа. Запишите, пожалуйста, а то у пожилых мужчин бывают провалы памяти.

— Гарик, ты что себя позволяешь! — закричала Алиса. — Я доложу главврачу, что ты тут устроил!

Она подхватила врача под руку и пошла с ним по коридору.

— У меня персонал по струнке ходит, — не мог успокоиться Виктор Иванович.

— Я сам поговорю с Ларисой Ивановной. Этого хама надо отстранить от работы.

Неожиданно он остановился и крикнул: «Василий Георгиевич, вызовите санитаров из первого отделения. Пусть сопровождают больного. Вы меня слышите?».

— Слышу.

— Я требую отстранить этого хама от работы.

Через пять минут в кабинет ВКК влетели два здоровых санитара с полотенцами в руках.

— Что тут у вас случилось? — спросил один из них.

— Виктор Иванович отстранил от работы санитара из Казантипа. Петр Петрович, отведите больного в приемный покой. Пусть оформляют. А этот хам останется здесь.

Санитар повернулся к сидящему у окна Гарику.

— Тебя, что ли, отстранили? — удивленно посмотрел на Гарика санитар. — Да он у нас две недели стажировку проходил. У него же нервы из железа.

— Он оскорбил заведующего отделением, — продолжил врач ВКК. — При даме намекнул на его возраст. А такого Виктор Иванович никому не прощает.

— Василий Георгиевич, мы без этого Казантипского хама провести больного через приемное отделение никак не сможем. Он должен за барахло больного в журнале расписаться.

— Сам распишись. Скажи, что Виктор Иванович отстранил санитара от работы.

— Да в приемном отделении старший фельдшер сейчас пошлет на хрен и меня, и вас, и Виктора Ивановича. У них инструкция. За ценные вещи и барахло расписываются СОПРОВОЖДАЮЩИЕ и работники приемного отделения. И отстранить санитара от работы он может после того, как тот сдаст больного. Иначе там вони будет на всю неделю.

— Короче, Петр, я тебе передал указание шефа. Выполняй. Тащи этого колдуна в приемный, а кто там и за что будет расписываться, мне фиолетово. Но этого Гарри Барского чтоб я тут больше не видел.

— Гарик, чего ты взбесился? — хлопнул по плечу санитара Петр, когда они вышли из кабинета. — Виктор Иванович нормальный мужик.

— Я чего буду в коридоре с больным сидеть, пока он кофе с моей врачихой будет распивать. У меня что, дел других нет. Кобеляж устроили в рабочее время.

— Гарик, так это ж традиция. Виктор Иванович ни одну юбку не пропустит мимо себя.

— Вот в нерабочее время пусть и занимается бабами, — буркнул под нос Гарик.

— Ну, ты даешь, мужик. А может, ты сам на эту врачиху запал? Так это мимо денег. У нас с врачами разные орбиты. Санитарки и медсестры — наш контингент, а на врачих санитару смотреть не положено. Белая кость. С работы попрут в момент за разврат, за пьянку, за дебош. И что, классная баба?

— Да, бегает он за ней, бегает! — неожиданно влез в разговор колдун. — Вы бы видели, какая там врачиха! Персик. Но не видать ее тебе, как своих ушей. Она себе достойного мужчину найдет. С положением, деньгами. А ты всю жизнь в санитарах просидишь, ничтожество!

— А ну заткнись! — заорал санитар Петр. — А то эти три дня для тебя адом покажутся. Санитары решают, кому жить у нас, а кого в деревянный макинтош одевать. Гарик мужик правильный. Он себя показал здесь как надо. Не рви сердце, я переговорю с Виктором Ивановичем. Не станет он докладных писать.

— Не надо ни с кем говорить, и извиняться я за чужой кобеляж не буду, — отрезал Гарик. — Я сам все решу.

Колдуна завели в ванную. Сняли с него парик, отклеили бороду и раздели догола. Гарик сидел в коридоре на стуле.

— Сопровождающего сюда, — услышал он писклявый голос старшего фельдшера.

Гарик вошел в ванную комнату.

— Ты кого нам привез? Где его ксивы?

— Паспорт в истории был.

— Да, паспорт у меня в руках, — оборвал фельдшер. — Тут на фото пятидесятилетний старик, а больному и тридцати нет.

— Мне откуда знать, кто он. Какой паспорт предъявил, по тому и оформили.

— Так, записывай, первый косяк. Не твой. А теперь второй. Твой личный. У него нож выкидной в кармане халата лежал на пять пальцев. А это уже холодное оружие. Ты почему не обыскал больного перед поездкой?

— С ксивами разбирайтесь, а за нож отвечу. Моя вина. Пиши в приказ.

— Погоди, Константин Михайлович, — обратился санитар Петр к старшему фельдшеру. — За нож его попрут с работы однозначно. А ножик хороший. Может, я возьму его себе?

— А если на нем кровь. Мокруху тоже возьмешь? — недовольно посмотрел на санитара Константин Михайлович.

— А насчет мокрух, колдовства и фальшивых ксив мы с колдуном сами поговорим. За три дня он нам всю правду расскажет, или сдохнет в муках. Я правильно говорю, колдун?! Молчит. Значит, боится. Ментам не звони пока. Зачем людей по пустякам тревожить. И тебе совет, Гарик, в следующий раз шмонай больных по-взрослому. Константин Михайлович только со мной добрый, а с остальными он суров. И еще, на Виктора Ивановича буром не иди из-за бабы. Если он глаз на нее положил, то трахнет обязательно, и ты ничего не сделаешь. Он у мужей из-под носа баб уводит. Причем эти чужие жены сами виснут на нем, как виноград на ветках. Так что забудь ты про свою Алису из страны чудес. Считай, что ее уже отлюбил мой шеф.

— Так он тебя и послушает, — неожиданно влез в разговор голый колдун. — Да он из-за этой бабы удавит любого. А на него самого главная врачиха дурдома глаз положила, в кровать к себе затащить хочет.

— И все-то ты знаешь, колдун, и везде-то ты побывал. А у нас контора закрытая. Здесь болтунов-колдунов ой, как не любят. Особенно тех, кто про персонал сплетни распускает. Гарик, расписывайся в книге, и вали отсюда, пока Виктор Иванович твою бабу не женил на себе в рабочем кабинете.

Гарик быстро вышел из приемного отделения, подошел к машине.

— Алиса где? — спросил он у шофера.

— Кофе пьет.

Гарик прошел в экспертное отделение, нашел кабинет председателя ВКК и без стука распахнул дверь.

Алиса мило болтала с Виктором Ивановичем.

— Больного я сдал. Мы уезжаем. Можете оставаться, если желаете.

— Подожди. Я сейчас выйду.

Ее «сейчас» растянулось на полчаса. Наконец, она появилась у машины в сопровождении Виктора Ивановича.

— Я остаюсь в Краснолиманске до завтра. Можете ехать без меня, — сообщила водителю Алиса Викторовна.

— А раньше сказать об этом нельзя было? — возмутился Гарик.

— Нет. Я только что приняла это решение. Так что прощайте.