Сердце ведьмы

Марина Колесова, 2020

Жизнь ведьмы в средние века полна опасностей и непредсказуемых поворотов. Ведь инквизиция не дремлет и запросто может отправить на костер любого, а уж ведьму и подавно. А если учесть, что сердце главной героини давно разбито, и жизнь ей не особо мила, то приключения становятся ещё более захватывающими и драматичными. Удастся ли ей вылечить сердце и стать счастливой?

Глава 2

Стив шёл по улице к дому старосты, держа в руке свёрток с документами и размышляя.

Всё шло по плану. Миранда приняла его, но, как и предсказывал Альфред, не поверила. Исходя из того, что он знал о ней, заслужить её расположение будет очень непросто. Хорошо, что хоть пытать не стала, хотя, может, это лишь пока он документы не оформил. Вот сейчас придёт, и тут она как раз и возьмёт его в оборот.

Мысли о подобном страшили, но отступать было поздно. Он уже давно ввязался в игру, где на кону стояла его собственная жизнь, и выбора у него не было.

А вот и дом старосты.

Стив позвонил в колокольчик на крыльце, и через некоторое время дверь перед ним распахнулась. На пороге стоял сам староста. Невысокий полный мужчина с залысинами и в потёртом костюме.

— С чем пожаловали, молодой человек? Никак разочаровались в своём местожительстве и дом решили снова на торги выставить? — с улыбкой осведомился он. — Ведь предупреждал я вас, предупреждал…

— Добрый день, господин староста, — Стив вежливо склонил голову. — Я не разочаровался, у меня несколько другая ситуация. Я всё объясню, если разрешите войти.

— Да, конечно, проходите, — староста шире распахнул дверь, пропуская его внутрь.

Стив уже был здесь, когда оформлял собственность на дом, поэтому сразу прошёл по коридору в комнату, служившую кабинетом, и, сев на стул перед столом старосты, выложил на него все документы на дом и своё заявление.

— Так, так, так… — пробормотал староста, усаживаясь в своё кресло и придвигая ближе к себе документы: — Что тут у вас? Документы на дом? А говорите, не разочаровались…

— Я не разочаровался, я проигрался, господин староста. Проигрался в пух и прах своей соседке. Поэтому теперь передаю дом в ваше пользование вот на таких условиях, — Стив придвинул ближе к нему своё заявление.

— Ох ты ж… — староста в замешательстве потёр лоб. — Госпожа Марта решила всё более жёстко… Говорил вот вам, не надо вам этот дом покупать, не любит она соседей, никто с ней не уживается. Вот и ввели себя в расходы. Хотя для посёлка это, конечно, благодеяние великое… Очень нам земля под водокачку новую нужна, а тут прям встык со старым местом… Можно старую не рушить и новую рядышком поставить, и даже не через её улицу стройматериалы возить, чтобы госпожу Марту лишний раз не тревожить, а через старый участок. И с самого начала глухой забор поставить, как вы тут и написали… Прекрасно, прекрасно… Хотя вас мне жаль, это же какие деньжищи вы потеряли! У нас прямо неразрешимая проблема была: или участок с домом выкупать, потратив все деньги, собранные на благоустройство, или эти деньги на водокачку пустить и строить вместо старой, сломав её и оставив посёлок на полгода без воды. А тут такой подарок! Спасибо, господин Стив Тонгрейв, от всего посёлка спасибо. Хоть вы и не по своей воле такое благодеяние оказываете, но вам все будут благодарны.

В конце своей речи он ободряюще улыбнулся, показывая, что его поступок, можно трактовать не как проигрыш, а как героический, и расстраиваться не стоит, раз уж всё равно ничего не исправить.

— Так вы всё оформите?

— Конечно-конечно. Какие с моей стороны могут быть возражения, когда вы посёлку такую милость оказываете?!

— И ещё эту бумагу заверьте, пожалуйста, — Стив протянул ему лист с распиской.

Тот взял его, пробежал текст глазами, неверяще потряс головой, прочёл ещё раз, полез в карман, достал платок, вытер выступившую на лбу испарину и поднял на него глаза: — Вы всё это в здравом уме написали?

— Абсолютно в здравом. Говорю же, проигрался я соседке… Проигрался… Игрок я по натуре… Я ведь здесь дом купил, потому что вынужден был в городе продать гораздо больший, чтобы с долгами расплатиться.

— И как теперь с ней расплачиваться будете?

— Она в работники обещала взять и не взыскивать, пока уйти от неё не надумаю.

— Влипли вы, молодой человек. Причём крепко. Хотя если вы игрок, то, может, это вам и на пользу пойдёт, и госпожа Марта вам благодеяние оказывает, что так жёстко проучить решила. Игроки обычно долго не живут. Особенно азартные. Хотя непросто вам будет, ой как непросто… Госпожа Марта — леди суровая, весь посёлок её побаивается, хотя надо отдать должное: коли беда серьёзная, к ней первой на поклон да за советом бегут, и многим она помогает, хоть и тяжело помощь её им даётся.

— Что значит «тяжело помощь даётся»?

— А то и значит, что советы её хоть и действенны, но трудновыполнимы очень. Чаще всего людям на горло и собственной гордыне, и собственным интересам наступать приходится. В самые больные места бьёт, но результат бывает всегда, коли её послушали. Поэтому пока нужда отчаянная не прижала, к ней никого и калачом не заманишь.

— А вы сами с ней советовались?

— Было раз. Жену мою, можно сказать, с того света вернула, но мне так душу перетрясла, что жизнь не мила была… Думал, сам голову в петлю засуну. А она лишь посмеивалась: тебе, мол, шанс дарован бревно в глазу увидеть, а ты ропщешь… Жена моя до сих пор ей по утрам то сливки свежие к воротам приносит, то пирожки, как и многие другие. А вот повстречаться боится… Да я и сам, честно говоря, не охотник с ней лишний раз пересечься.

— Так вот откуда по утрам продукты в её корзинке у ворот. А я думал, разносчики ей заказы приносят.

— Она редко выходит и что-то заказывает. Чаще женщины в посёлке сами договариваются, кто что ей отнесёт. Если моя сливки понесла, то Серафима — яйца или курочку парную. А иногда наоборот: если мы, например, бычка закололи, то мы ей вырезку, а Серафима — сливки.

— И она не знает, кто что принёс?

— Нет, — покачал головой староста. — Однажды бабушка Рузанна, чтобы не в корзинку класть, дождалась её и лично ей подношение вручить хотела, мол, попомните, что от нас это, госпожа Марта. Так она её отчитала до слёз и не взяла ничего. Сказала, чтобы дорогу к её дому забыла и не возвращалась больше никогда ни с подарками, ни без. Ох уж та извинялась, чуть ли не на коленях стояла, лишь бы госпожа Марта простила и позволила иногда и им что-то ей приносить. В итоге простила она её, но подарок тот так и не взяла. Рузанна у церкви его отдала первой же нищенке и долго благодарила за принятие. А потом в церкви прилюдно каялась, вот все и узнали. И больше никто не осмеливался так поступать. Так что к очень строгой ты хозяйке в работники попал. Держись теперь, парень. Я могу тебе лишь посочувствовать. Не хотел бы оказаться на твоём месте. Но моя совесть чиста, я предупреждал тебя, чтобы обходил её дом десятой дорогой. Не послушался, пеняй на себя, — староста тем временем, подписав бумагу и поставив на ней свою печать, сразу сменил стиль общения, перейдя с уважительного «вы» на снисходительное «ты».

— По делам, видно, то моим, — Стив придал лицу выражение раскаяния, — страсть к игре порой сильнее меня, вот Господь меня так и наказал.

— Во что хоть играл с ней?

— В кости. Причём вначале выигрывал вроде, а потом удача отвернулась, и всё… А я уже остановиться не мог. Она предупреждала и даже гнала поначалу, но мне отыграться страсть как хотелось, вот в кабалу к ней и попал.

— Ну тогда тебе очень повезло. Она эту страсть быстро из тебя выбьет. Правда, расплачиваться за это долго придётся, но ты сам свою судьбу выбрал. Хоть не под забором на помойке ночевать будешь, и то хорошо.

— А к ней все в посёлке так уважительно, как и вы, относятся? — Стив решил, пользуясь случаем, получить максимум информации от словоохотливого старосты.

— Да нет, — вздохнул с усмешкой тот, — есть у нас несколько жителей, которые её лютой ненавистью ненавидят. Мельник Никифор, например, или Дарий-сапожник, а ещё вдовая Пелагея и Нинель — дочка пекаря. Ты при случае держи с ними рот на замке. Они спят и видят твою хозяйку инквизиции сдать, только руки у них коротки для того. И тебе им помогать не резон, её долг казне перейдёт и упекут тебя в долговую каторгу до скончания твоего века. Так что не тебе им помогать.

— А что это они так к ней? Неужто и правда ведьмой считают?

— Ведьмой её считать — это мозгов не иметь. Не колдует она, это я любому инквизитору подтвержу. Наблюдательна она очень и правду в глаза говорит, а люди этого не любят обычно, вот и злятся, не в силах простить, что кто-то их слабости видит и смеет озвучивать.

— А что у них она увидела и озвучила?

— Вот Никифор, например, с сынком дочку Аглаи-молочницы спортили и припугнули её, что за долги в тюрьму её засадят, если жаловаться пойдёт, ну она к хозяйке твоей и упала в ножки. Мол, подскажи, что делать. Та, недолго думая, сама к Никифору пришла и предупредила: или женится его сын на дочке Аглаи, или она сама вместо Аглаи в суд на него подаст и вдобавок докажет, что долга у Аглаи никакого нет, потому что подменил он той мешки с хорошей пшеницей на заражённую, а потом ей же её мешки и продал, причём по цене втрое выше. Никифор посмеялся и сказал, что она ничего не докажет, и при ней бросил в огонь записи с актированием мешков. Вот, говорит, сгорели твои доказательства. Твоя хозяйка спорить не стала, лишь головой покачала и говорит: зря, мол, ты так, своими руками сжёг опору, что сына твоего на ногах держала, и ушла. А после её ухода столб навеса, под которым мельник записи сжёг, реально от того костра у основания тлеть начал, прогорел и рухнул поутру на его сына, придавив так, что ноги раздробило сильно. Никифор долго по лекарям его возил, ногу одну ему отрезали, но боли были такие, что орал парень, не переставая. Ну Никифор и пошёл на поклон к твоей хозяйке. Помоги, мол, на любые условия готов, лишь помоги. А она плечами пожала, чем, мол, я помочь могу? Боли у твоего сына унять? Так в таком деле лишь любовь помогает. Вот дочка Аглаи, скорее всего, могла бы помочь, а мне не по силам. Тот всё понял, пошёл сватать. Та уже на сносях была, и ни она, ни Аглая упираться не стали, с радостью согласились. Хоть и калека, а при деньгах и ребёнка признаёт. И вроде всё у них наладилось, но сложил Никифор злобу на сердце и без плевка даже говорить о госпоже Марте не может. Мне порой кажется, будь чуть посмелее, сам бы её придушил.

— История и впрямь какая-то колдовская, — Стив удивлённо покачал головой.

— Да что тут колдовского? — хмыкнул староста. — Увидала просто твоя хозяйка, что во злобе своей человек не там где надо костёр развёл, но объяснять не стала, посчитав это карой Господней за все его неправедные деяния. Так и отец Филипп на проповеди сказал, когда Никифор жаловаться ему прибежал. По делам, говорит, тебе твоим воздалось, по делам, и Марта тут ни при чём.

— А с остальными что?

— Ну Нинели твоя хозяйка посулила в девственницах умереть, ежели за деньги, конечно, не отдастся.

— За что она ей такую судьбу напророчила?

— Да спесива очень и любит высмеивать окружающих. Твоя хозяйка в пекарню как-то пришла, хлеб купила и уже выходить собралась, когда Тереза-хромоножка тоже туда зашла. Нинель над её походкой и неуклюжестью издеваться стала, мол, ей тут не место, потому что переломать всё может своим костылём. Ну а потом на её внешность переключилась, мол, с таким лицом и такой ногой ей давно в монастырь идти надо было, поскольку не светит ей мужа найти. Вот тут госпожа Марта, задержавшаяся в дверях, повернулась и говорит, мол, попридержи язык, красотка. Замуж не за красоту берут, а за сердце доброе, и найти хорошего мужа у Терезы больше шансов, чем у других, поскольку сердце-то доброе как раз. А Нинель не привыкла, чтобы её кто-то так окорачивал, и в ответ гадостей ещё больше наговорила. Твоя хозяйка пожала плечами и сказала, что с таким сердцем, как у Нинель, жениха не видать ей вовсе и если за деньги она девственность не продаст, то так девственницей и помрёт. Нинель долго всем это пересказывала и кричала, что враки это, её уже трижды сватали, только женихи не по нраву, мол, ей пришлись, и замуж она очень быстро выйдет, только что-то до сих пор не замужем она. А к Терезе, почти сразу после того разговора, парень из соседнего посёлка посватался и к себе увёз. Уже двое ребятишек у них.

— Думаете, отворот да венец безбрачия теперь на Нинель?

— Ты соображаешь, что за чушь несёшь? При чём тут венец безбрачия? Тебе самому крикливая стерва в жёнах нужна? Подмечает просто твоя хозяйка людские недостатки и говорит, к чему это приведёт. Ясно? Всё, иди отсюда! Заболтался я с тобой, а дел много! — староста решительно встал из-за стола и протянул ему его обязательство, заверенное своей печатью: — На, отдашь хозяйке. И не вздумай потерять! У меня в записях весь его текст остался! Копию на раз сделаю.

Стив понял, что не на шутку разозлил старосту. Поднялся со стула, поспешно склонил голову:

— Извините, господин староста, что так надолго отвлёк. Я всё передам моей хозяйке, я сам же всё вам принёс. И не в моих интересах на неё напраслину возводить, поверьте, просто узнать захотелось, чем её недруги упрекнуть могут, чтобы заранее знать, как им противостоять можно. Молодой я ещё и боюсь, что врасплох застанут огульным обвинением, а мне и возразить нечего будет. Госпожа Марта вряд ли меня в подробности посвятит, неразговорчива она. Не хотелось бы из-за своей неосведомлённости каким-то образом на руку её недругам сыграть.

— Ну если так… — староста вновь опустился в своё кресло. — Тогда посиди. Расскажу ещё пару историй, чтоб знал, с кем дело будешь иметь.

— С благодарностью выслушаю, господин староста. Вы очень благое дело для меня сделаете, если расскажете и посоветуете, как с кем вести себя следует, — прижав руку к сердцу, Стив почтительно склонился перед ним, а потом сел на стул.

— А ведь ты, похоже, неплохой парень, жаль, что игрок… Ну ничего-ничего, раз за твою судьбу госпожа Марта взялась, толк будет, хоть и тяжко тебе придётся… Ох и тяжко… Не выносит она ни пререканий, ни споров. Как сказала, так и делать надо и без промедления. И если с первого раза её не услышали, быть беде. Вот вдовая Пелагея, к примеру, так-то баба неплохая, а поплатилась за свой непокладистый характер.

— Чем поплатилась?

— А всем. Ей после мужа лесопилка досталась. Доход был постоянный, спрос на плотницкие работы в посёлке стабильный, всё вроде хорошо у неё было. И надо было случиться такой напасти, что мосток, который её рабочие делали, через реку, что недалеко от дома госпожи Марты, меньше чем за месяц жук-древоточец подъел, и он рухнул. Им мало кто, кроме неё, пользуется, поэтому мне никто не пожаловался. Я и не видел, что он упал. А госпожа Марта не ко мне пришла, а сразу к Пелагее и сказала, чтобы мосток заменили, поскольку доски были или изначально заражены, или не обработаны от этой заразы. А Пелагея не в настроении оказалась и сказала, что раз у меня претензий по постройке нет, то и переделывать она ничего не будет. И Марта ей не указ. На что твоя госпожа ответила, что с таким подходом лесопилки у неё скоро не останется совсем, и ушла. Сама вызвала бригаду с лесопилки из соседней области, и мосток они заменили. Заодно рассказали всем, что берут дешевле, на работу дают гарантию, и все местные стали всё заказывать у них. Лесопилка Пелагеи пришла в упадок, заказов не было, а рабочие требовали денег. Короче говоря, пришлось ей отдать свою лесопилку за обещание расплатиться с рабочими, но тут вообще ничего мистического. Владелец лесопилки из соседней области просто оказался смекалистее и, почувствовав, что может расширить своё дело, сначала сбросил цены, а потом, заполучив эту лесопилку, вновь их поднял. А Пелагея пеняет госпоже Марте, что привела в посёлок чужаков и поломала ей судьбу.

— А Дарий-сапожник? — подкинул тему для очередного рассказа старосты Стив.

Того дважды просить не пришлось:

— Дарий-сапожник — это ещё тот фрукт… — задумчиво проговорил он. — Любит выпить, и обещания для него — звук пустой. Сам слово дал, сам его и забрал. А хозяйка твоя такого страсть как не любит. И вот пошло у Дария: ежели что к обещанному сроку ей не выполнит, то с ним случается такое, что он сам потом жалеет очень. Поэтому хозяйку твою он жутко боится, иначе как колдуньей за глаза не зовёт, но все её заказы делает даже раньше срока, стараясь присылать с нарочным, чтоб лишний раз не видеть её. Местные все смеются, что если бы сами не побаивались госпожи Марты, то все заказы Дарию делали бы только через неё. Потому как лишь с её заказами он перестаёт пить и делает всё мастерски, а вот после может уйти в запой, и остановить его невозможно.

— А что с ним случалось?

— Разное. Что с пьяницами обычно происходит? То с лестницы упадёт, то чайник с кипятком на себя опрокинет, то заплутает в трёх соснах, в яму свалится и до утра сидит, и черти ему там мерещатся.

— А без её заказов с ним такое не происходило?

— Почему не происходило? Происходило, только он не связывал это с чьим-то заказом. А она ему так убедительно говорила: «Не выполнишь к назначенному сроку, пожалеешь!», что как только с ним что-то случалось, он вспоминал её слова и начинал думать, что этого с ним могло не случиться, выполни он её заказ. Вот и уверовал, что ведьма она, и разубедить его невозможно. Даже отцу Филиппу не удалось. Но ему и на путь истинный наставить его не удалось. Все слова о грехе пьянства и спасении души он мимо ушей пропускает.

— А отец Филипп как к моей хозяйке относится?

— Твоя хозяйка не очень ревностная прихожанка, но истинно верующая, и отец Филипп её явно уважает. В некоторых сложных случаях сам своих прихожан к ней посылает: мол, идите посоветуйтесь с Мартой, она дурного не присоветует. Меня вот он к ней послал, как жена занемогла. Иди, говорит, поговори с Мартой, её слово, говорит, иногда лучше любого лекаря помогает. Ну я и пошёл. И не жалею, хоть тяжело пришлось… Очень тяжело. Нам же всем хочется безгрешными себя считать, и когда тебя в твои грехи носом тыкают, то становится очень неприятно. Хочется обидчика покарать, и только потом осознаёшь, какое благо он для тебя сделал… Я ж до неё себя героем и праведником великим считал. А она меня с небес да на грешную землю… Как же я злился на неё поначалу. К отцу Филиппу жаловаться пришёл, а он мне: умерь гордыню, правильно она тебе говорит. Болезнь жене твоей послана для просветления вашего, прими её и не держи зла на сердце на Марту, через неё до тебя Господь достучаться пытается, прими её наставление и увидишь, что будет. Я смирил гордыню, и всё действительно стало налаживаться.

— Отец Филипп не боится, что его могут обвинить в признании лжепророков?

— Кто обвинит? Прихожане? Да он сам, кого хочешь, первый обвинит, поскольку в совет инквизиции входит. Поэтому за него можешь не волноваться. Да и не пророком он Марту считает, а обычной женщиной, которой дарована исключительная наблюдательность. А Господь с нами, как известно, говорит и помогает посредством всех своих чад духовных. Так что никаких лжепророков он не признаёт, а даёт совет прислушаться к словам женщины, умеющей замечать мелочи и делать правильные выводы.

— А её чёрный кот его не смущает? Он его видел?

— Похоже, ты начитался сказок, и он смущает тебя. Обычный у неё кот. Неласковый, конечно, большой и явно не любит гостей, но неагрессивный, за изгородь вообще никогда не выходит. А тебе никак в душе хочется её всё же обвинить в колдовстве, что проигрался не сам, а потому что чары она на тебя наложила?

— Да нет, не накладывала она ничего, голова ясная была, и стакан сам я тряс, причём свой… Так что в игре всё без жульничества было, её выигрыш честный. Ей, похоже, просто Господь благоволит или меня Он наказать хотел. Так что к ней я без претензий. А вот кота её я и правда побаиваюсь. Недобро он смотрит.

— А чего ему на тебя по-доброму смотреть? Ты его не поишь, не кормишь. Видит он тебя всего ничего, скажи спасибо, что не подрал. Вот моя бы Мурка уже бы подрала, особенно, если на её любимую лавку бы сел. Или без хозяев в кухню вошёл. Боевая она у меня кошка, но белая, с подпалинами, поэтому в голову глупые мысли о ней никому не приходят, — раздражённо поморщился староста.

Почувствовав, что он уже устал от разговора, Стив благодарно склонил голову и поднялся:

— Умеете вы подбодрить, господин староста. Спасибо вам! Очень я благодарен за наставления и советы ваши. Так бы и слушал вас весь день, но у вас дела, да и моя хозяйка начать гневаться может, что так надолго я ушёл.

— Ты прав. Иди. Ей от меня поклон и благодарность за участок под водокачку, век не забуду, — староста тоже поднялся.

— Обязательно передам, — Стив взял бумаги со своей распиской и вышел.

На улице ласково пригревало солнце, в голове роились мысли. Он узнал много нового и о Миранде, которую в посёлке задаривали подарками скорее из чувства благодарности, чем из страха, и, главное, об отце Филиппе, который, как выяснилось, входил в Совет инквизиции и при этом благоволил ей и не видел в её способностях возможного колдовства. Похоже, расклад менялся, и было не совсем понятно, в какую сторону.