Память. Часть1

Людмила Евгеньевна Кулагина, 2020

Действие происходит на Украине в 1917 – 1920 годы. Роман о любви, о человеческих судьбах в период больших перемен в истории. Первая мировая война, революция, гражданская война. Власть на Украине меняется порой несколько раз за день. Государственная граница определяется линией фронта и всё время перемещается. Как живут люди в таких условиях? Живут! И любят, и рожают детей, и сеют хлеб. Что они чувствуют, о чём думают, о чём мечтают? Нужна ли им война? Взгляд на исторические события глазами простых людей: украинцев, поляков, русских.

15. Маринка

Как-то утром у ворот остановилась повозка, кто-то в сапогах и шинели вбежал на крыльцо и остановился. Это была Марина.

— Здравствуйте, товарищи! — громко сказала она.

Семён чуть с крыши не свалился, он там печную трубу ремонтировал. Все выскочили на крыльцо кто откуда: из дома, из сараев, и окружили пришедшую к ним гостью.

— Что это ты как мужик оделась? — удивлённо рассматривая Марину, спросил Семён.

— Я с товарищами анархистами пойду строить новый мир, — радостно произнесла Марина.

— Это с какими товарищами? Сразу с несколькими? — мысли Семёна работали только в одном направлении.

— Мы создадим коммуны! Все будут равны! Всё будет общее! — воодушевлённо рассказывала девушка.

— И бабы общие? — опять осадил её Семён.

Во двор вошли несколько парней, которые приехали на повозке вместе с Мариной. Первым шёл Анджей, за ним его новые товарищи Богдан, Валентин и Гаврила.

— Баба — не вещь, — уверенно сказал Анджей. Он был горд, что смог быстро разобраться в теоретических основах анархизма, наслаждался этим, используя новые знания. — Баба не может никому принадлежать!

— Это на него ты меня променяла? — с укоризной спросил Сёма. Выглядел он в этот момент так, будто его предали, растоптали его светлые чувства. Только пелёнки, которые трепетали на верёвке за его спиной, напоминали о реалиях.

— Ты ничего не забыл, Семён? — Марина кивнула на выходящую из дома Орину, с ребёнком на руках.

— Ты же не знаешь этих парней, Марина, — быстро сменил тон Семён, — это опасно. Неизвестно, что они за люди. Кругом война. Куда ты собралась?

— А что, в хате всю жизнь сидеть? Здесь я заранее знаю, что будет через год, через пять, через десять. Веками ничего не меняется. Думала, власть сменилась, хоть что-то и у нас произойдёт. Нет! Всё тоже! Пашешь, как лошадь, упала, проснулась, опять пашешь. И люди всё одни и те же, и говорят об одном и том же, а если замуж вышла, ещё хуже. Родила, покормила, опять забеременела, и так всю жизнь, пока в старуху не превратишься. Лучше убьют пусть где-нибудь. Хоть день прожить без скуки!

— Жалеть потом будешь, дурёха. — вступила в разговор Ганна. Но всем уже было понятно, что её не переубедишь.

— А вы, парни, не могли себе мужиков для компании найти? Девчонку уговорили? — завёлся Семён, — Не отдам я вам её. Семён скинул тужурку и засучил рукава.

Маринка рассмеялась, любуясь парнями, которые собрались за неё драться.

Анджей скинул шапку и вплотную подошёл к Семёну. Сашка взяла вилы и встала рядом с парнями. Маринка рассмеялась пуще прежнего.

— Ой, гляди, какая у тебя защитница!

— Отойди, Александра, не позорь меня, — еле сдерживаясь, сквозь зубы проговорил рассвирепевший Семён.

— Их трое, а ты один, — спокойно ответила Саша.

— Не дам смертоубийство у меня во дворе устраивать, — встала меж ними Ганна. — Давайте за стол сядем, да обговорим всё спокойно. Горилки налью, расскажете, откуда идёте, что видели в дороге, кого встречали, что в мире происходит. А то мы, правда, как в норе живём, ничего не видим, ничего не знаем. Александра, опусти, негоже на гостей с вилами.

— Правильно, хозяйка, — поддержал её Гаврила, — мы вам не враги. Мы с теми, кто власть, да богатство хотят захватить, бороться будем, а вас защищать надо. Вы такие же, как мы, крестьяне.

— А за себя я сама решу, Семён, без тебя, — ласково сказала Марина всё ещё агрессивно настроенному Семёну. — Но за защиту спасибо.

В доме расселись по лавкам. Ганна достала горилку. Орина вытащила чугунки из печи.

— Интересуешься, хозяйка, кого встретили по дороге? Да кого тут встретишь? То обоз с патронами на фронт идёт, то новобранцы тоже в сторону фронта, а обратно только раненых везут. Вон Анджея с друзьями встретили недавно. С плена сбежал.

— Ты поляк, Анджей, по выговору слышу. С какого ты села? — спросила Саша, которая несколько месяцев не получала от родных весточки.

— Я с Подгайцев, — ответил Анджей.

— А я с Рованцев, мы соседи! — обрадовалась Саша. — Что там сейчас у нас?

— Я уже несколько месяцев новостей не получал.

— Так ты у немцев в плену был?

— Нет, у русских, — ответил Анджей на новый вопрос Саши.

— Ты за немцев воевал?

— Нет. За русских. Я стрелять отказался. Вести пришли, что батьку моего и других односельчан австрияки завербовали в армию. Я в своих стрелять не стал. Русские меня вместе с пленными австрийцами заперли. Не только меня. Там ещё двое поляков было. Один тоже с Рованцев, кстати. Стахом зовут.

— Стахом? — подскочила Саша. — А фамилию знаешь?

— Нет, не спрашивал.

— А какой он из себя?

— Да, как ты, почти, только старый.

Саша поднялась с лавки.

— Ты что? — спросила Ганна.

— Так это батька мой, наверное. Где он сейчас?

— Мы вместе бежали из плена, решили в сторону Польши идти, но я вот товарищей анархистов встретил, запали в душу их речи, и расстался я с солдатами Стахом и Якубом. Пошли разными дорогами. Где они теперь, я не знаю.

— Жив, батька мой, уже хорошо, — прошептала Саша.

— Может, бог даст, свидитесь ещё, — сказал Анджей.

— Что за вера у вас такая странная? — спросила Ганна.

— Да не вера это, мать, — ответил Гаврила. — По вере мы христиане, как и вы.

— А как же девку берёте, не венчаясь? — уточнила взволнованная Ганна.

— Да никто её не берёт, она сама едет, куда хочет, — пытался втолковать Анджей.

— А мамка с батькой отпустили не уж-то? — не могла разобраться Ганна.

— Да что я — маленькая? У мамки спрашивать, куда идти? — возмутилась Маринка. — Я свободный человек!

— А вдруг обидит кто? — не унималась мать.

— Что может хуже, чем жить здесь? Заниматься ненавистной работой? Здесь меня не обижают? Семён на Орину променял. Батька из дома совсем теперь не выпускает, мать всю домашнюю работу на меня свалила. Каторга, а не жизнь.

— А я подумал, что разлюбила ты меня, — улыбнулся Семён, — сердишься, значит, ещё любишь.

Маринка взглянула на раскрасневшегося Анджея, стройного, высокого красавца, с большими карими глазами, с прямым носом, кудрявыми тёмными волосами, брови вразлёт. Сравнила с Семёном. Не такой яркий, но до боли родной и милый. Марина остановила себя, не давая себе углубиться в эту тему, откинула за спину косы и вновь начала увлечённо говорить.

— Мы создадим новое общество для всех. Мы будем жить счастливо и свободно. Все люди будут братья и будут любить друг друга. Всё будет общее. Никто никому не будет завидовать, ни у кого не будет врагов!

— Маринка! — вдруг раздалось со двора, — Ты здесь? Куда бежать вздумала?

— Это батька мой! — взвизгнула Маринка, — Бежим скорей! — она схватила Анджея за руку и побежала из хаты. Парни спохватились, вскочили, на ходу допивая горилку, побежали следом.

— Во девка! Огонь! — воскликнул Богдан, — Да за такой хоть куда пойдёшь, отца родного продашь!

Парни выскочили из хаты, перемахнули через плетень. Маринка прошмыгнула мимо разинувшего от удивления рот отца.

— Я не вернусь, батька! Не поминайте лихом! — крикнула Марина, запрыгивая в повозку на ходу. Парни подхватили её, и повозка понеслась, а вслед ещё долго неслись проклятья Марининого отца, который пытался догнать телегу, да подбадривающие крики подростка Пашки: «Давай, Маринка, молодец!»

— Вернётся, — тихо напророчила бабушка, поглаживая ствол ореха. — Ещё вернётся.