Яр. Книга 3

Ричард Евгеньевич Артус, 2021

Вот жили бы себе да поживали в мире любви и согласии. Так ведь нет. Князей да королей амбиции мучают. Мало людям страданий со сменой климата, так они еще войнами постоянными им жизнь облегчают. Тяжело в таких условиях жить. И не потому, что время лихое и темное в 14 веке было. Ведь лихим его мы люди делаем и сами же от этого страдаем. О мире мечтаем да только войной живем. Одни свой грабеж прикрывают благими намерениями да божьим промыслом. Другие радением за народ и страну. Гуляет смерть по белому свету собирая богатый урожай, да глупости людской радуется. Оттого и Яру дома не сидится. Кидает его судьба из одной войны на другую. Ехал домой от трудов ратных отдохнуть с женой да детьми свидеться, да все одно на войну угодил.

ГЛАВА 1

— Сколько нам еще трястись до этого самого Острова?

— Да не сказать, чтобы уж очень так и далеко. — Беспечно ответил монаху, задавшему этот вопрос возница. — Вот сейчас из леса выйдем, и аккурат деревенька Яриново будет. В ней переночуем. А от нее уж денек неспешной езды до Острова останется. Ранее-то дорога длинней была. Цельных дня два не менее на путь уходило. А нонеча, опосля того как через лес да болото новую дорогу проложили путь намного сократился.

— И кто же это так расстарался?

— Так знамо кто. Хозяин мест здешних. По его имени и деревеньку прозвали. — Трещал без умолку возница. — Раньше-то никакого названия у нее, у этой самой деревеньки и не было вовсе. Село и село. Да и то верно. Какое там название? Отколь ему взяться, коль в этом селе и полсотни домов не наберется? Да еще места здесь дикие. Глухомань глухоманью. От обжитых мест в стороне далеко находятся. Правда стараниями нового хозяина потихоньку и здеся жизнь бурлить зачинает. Хотя, по правде лучше сказать, хозяйки. Хозяин-то он все больше в разъездах. На войнах всяких воюет. Ратник он. Правители-то ить спокойно жить не могут. Все время промеж себя чего-то делят. И как обычно этот дележ войной подкрепляют. Вот он от одной войны на другую и мыкается заместо того чтобы дома порядки наводить. Но в этом деле местным свезло. Жинка у него уж больно хваткая. Она и за порядком следит и хозяйством управляет. Бойкая женщина, одним словом. За всем присмотреть поспевает.

— И как этого боярина зовут?

— Какого боярина? — Не понял вопроса возница.

— Ну, того что этими местами управляет. — Попенял на недогадливость возницы монах.

— А-а. — Протянул он. — Яром его кличут. Так и не боярин он вовсе. Хозяин-то мест здешних.

— Как это не боярин? — Удивился монах такому заявлению. — А кто тогда?

— Дружинник он. А землями этими его за службу верную Псков наградил и деревеньку в кормление выделил. Говорят даже, что бояре то решение единодушно поддержали, когда его воевода и он же по совместительству наместник князя, огласил. Вот уж где чудеса. Обычно-то они все больше промеж собой лаяться, когда чего решают. Собираются там, в кучки вокруг своих предводителей и ругаются друг на дружку. Ну, выясняют, значится, кто из них правее. А тут никто слова супротив не сказал. Чем-то этот Яр шибко видать прославился. Ну и коль уж так откровенно говорить то местные, несмотря на то, что вольное житье как-бы на барский оброк сменили, то же ить не слишком-то этим делом опечалены. Да и чего печалиться? Зажиточно здеся люди живут. Обзавидоваться можно. Я-то уж вон, сколько по областям разным намотался. Есть с чем сравнивать. Оттого завсегда в этом Яриново для торга и отдыха останавливаюсь, когда путь мимо лежит. Никогда еще без прибытка отседава не уезжал. — Гордо выпятив грудь, похвастался он.

— Дружинник говоришь? Да-а, странное дело. Запросто так никто дружинника так одаривать не станет. Интересно и чего это этот дружинник дома не сидит? Насколько мне известно, Псков сейчас ни с кем войну не ведет.

— Сейчас нет. Сейчас, слава богу, тихо. Не то, что ранее. Сейчас опосля того как Псковичи князем себе Наримонта выбрали мир стоит. Хотя вокруг нас много лиха творится. Вон взять, к примеру, недавний поход князя Московского с ордой Талубея на Смоленск. Я уж грешным делом думал, что все, опять под стрелу степняка да меч москаля угодим. Граница-то недалече. Ну, как недавно. — Пояснил он. — Это когда Московский князь Калита орду на Псков напустил. Ох и лихое времечко было. Я в ту пору дома лишился да жену свою со старшими детьми потерял. — Оглянулся он назад на едущую следом за ними телегу, которой управляли парнишка лет четырнадцати да девчушка лет десяти не более. — С тех пор вот так и мыкаюсь от села к селу, от города к городу. Приторговываю всяким разным, чем бог послал. — Тяжко вздохнул возница. — Хорошо еще, что Господь уберег и в сторону отвел, когда рыцари Ливонские войной на Псков сунулись. А таперича пущай только попробуют. Враз по зубам получат. Псковичи не запросто так Наримонта в князья избрали. Он ить еще и князем Полоцким числится, и князем Пинским, и земли в Новгородской земле имеет. Там от его имени сынок его Александр верховодит. Так что прежде чем к нам соваться любой лиходей трижды, а то и четырежды подумает. А стоит ли это делать?

— Так, а с дружинником-то этим что? — Повторил свой вопрос монах. — Где он теперь?

— А я откуда знаю. — Пожал плечами возница. — Я с зимы в эти края не наведывался. Можа уже и дома сидит. Вот доедем до Яриново там и узнаем. Имение-то этого дружинника, Волколадово, совсем недалече от села.

— Волколадово? — Удивленно посмотрел на возницу монах. — Это откуда же такое название взялось?

— Так местные так имение прозывают. Бают, дружинник он непростой. Волки его как псы дворовые слушают оттого и жители села этих серых разбойников не опасаются. Скотину на выпас без всякой опаски гоняют. Вот где чудеса.

— Это не чудеса. — Нахмурился монах. — Волки это исчадия ада и слуги верные Сатаны. Колдовством поганым от этого за версту несет.

— Можа и так. — Пожал плечами возница. — Вам слугам Господним виднее. Но только что в том плохого ежели зверь лютый скотину домашнюю не режет да людей не трогает?

— Сатана хитер. — Наставительно поднял кверху палец монах. — Он и агнцем запросто обернется лишь-бы только невинные души с праведного пути сбить.

— Вона оно как. — Протянул мужик, покачав головой.

— Именно так. — Утвердительно кивнул головой монах. — Не всякое чудо чудесное на земле творимое от Господа нашего Иисуса Христа за род человеческий пострадавшего и все грехи людские на себя взявшего. Сатана изворотлив. Здесь, глаз да глаз нужон, чтобы в его тенета не угодить, и души своей бессмертной не лишиться. Чтобы потом не вечность в геенне огненной муки принимать, а в райских кущах Господу служить.

— Гляди ка ты, страсти-то какие. — Перекрестился возница.

— А давно ли ты в церкви последний раз молился? — Хмуро сдвинув брови, задал ему вопрос монах.

— Ох, тыж. — Вместо ответа выдохнул возница, резко натягивая вожжи и останавливая повозку.

Из леса на дорогу прямо перед телегой выехало полдюжины вооруженных да при броне мужчин. Весело скалясь, один из них окинул взором других.

— А что робята, кажись удачный нам сегодня денек выпал. Смотри ка, добыча сама в руки приплыла. — Весело загоготал он. — Все мужик, ты приехал. Слезай с телеги да выворачивай карманы. Таперича твое добро и денежки стали нашими.

— Вы чего, люди добрые? — Запричитал возница. — Какое у меня добро? Какие денежки? Здесь всего добра на краюху хлеба наберется. Отпусти ли бы вы нас Христа ради. — Попросил он.

— Ну, так мы тебя и отпускаем. — Снова загоготал верховой. — Иди куда хочешь. Только карманы сначала выверни. Эй, мних, тебя это тоже касается. — Посмотрел он на священнослужителя. — У тебя уж точно в колите чего припрятано имеется.

— Да как ты смеешь. — Возмутился монах. — Я слуга божий.

— Смею. — Перестав смеяться, оборвал его всадник. — А будешь ерепениться, так и голышом на дороге оставлю. А ежели и это тебя не успокоит, так голову тебе с плеч долой срубить за мной не заржавеет. Знаю я вашего брата. Все о богатстве души другим толкуете, а сами под себя серебро да злато обеими руками гребете. И стращать меня непонятными словами да грозить карой небесной не надо. Я этого совсем не боюсь. Уразумел? — Выдержав паузу, глядя при этом на покрасневшего от гнева, но промолчавшего мниха разбойник удовлетворенно кивнул головой. — Вот так-то оно лучше будет. Все. Не затягивайте свое и мое время тем паче, что у нас еще дел невпроворот. — Подогнал он возницу с монахом.

Тяжело вздыхая возница слез с облучка но не успел он и шагу в сторону от телеги ступить как из все того же леса пропела вылетевшая стрела и ударила предводителя разбойничков в грудь.

— Орест вяжи их всех, а кто будет за меч хвататься, руби без всякой жалости. — Из леса вслед за стрелой на дорогу в сопровождении нескольких верховых выехал закованный в броню по западному образцу воин с луком в руке, а следом из придорожных кустов с другой стороны дороги высыпали мужики с Яриново, окружая со всех сторон разбойников. — Ну что? Вот и пришел вашей вольнице конец. — Заговорил воин женским голосом. — Добаловались. Остается только узнать, кто вас на это дело надоумил?

— Узнаем. — Стаскивая с лошади очередного лиходея, которые и не думали оказывать сопротивление, пообещал мужик, которого назвали Орест. — А ежели по доброй воле говорить не захотят, так мы знаем, как в таком случае языки развязывают.

— Не по своей воле мы разбойничьим делом промышляли. — Затараторил один из связанных. — Боярин приказал. А мы что? Мы люди подневольные. Нам приказали мы и делаем.

— Вот ведь сучье племя. — Затягивая потуже узел, прогудел, негодуя Орест. — Приказали им. А совесть в это время спать ушла что ли? Любите такие как вы, за приказом свою червивую душонку прятать.

— Ладно, Орест, не лютуй. Хорошо еще, что они душегубством не промышляли. — Махнула рукой женщина воин. — А то, что скотину слегка порезали да пастуха побили, не велика трата, но за нее мы взыщем, как положено. Ты меня знаешь. Я слов на ветер не бросаю.

— Какой боярин вас на лихое дело надоумил? — Пнул ногой одного из плененных Орест.

— Трифон Глина. — Буркнул в ответ разбойник.

— Да-а. Видать недалеко яблоко от яблоньки откатилось. — Посмотрел на женщину воина Орест. — Вот ведь только оперился, а все туда же. Как и его покойный батюшка пакостить надумал.

— Это мы еще посмотрим, надолго ли его хватит. — Усмехнулась женщина. — А пока отправька этих чепушил пленных в Остров. Пусть этим делом еще и Еремей Тимофеевич озаботится. Он здесь воевода и блюститель порядка. Этого, — кивнула она головой на мертвого предводителя. — Закопайте где-нибудь здесь возле дороги. Не след человечиной зверье приманивать.

— А может, этого мертвяка к хозяину его отправим? — Предложил один из всадников. — Чтобы знал, что его затея провалилась, и крепко задумался над тем, что учудил и чем ему это обернуться может?

— Не стоит. — Отверг это предложение другой всадник. — Пущай пока думает, что они по-прежнему безобразничают. Во всяком разе, от него другой подляны какой тогда ожидать, не придется.

— Я с Путятой согласная. — Поддержала всадника женщина. — Рано пока осиное гнездо трогать. Для начала надо-бы присмотреться, как ловчей по нему ударить, чтобы в один присест с этой напастью покончить.

— Ты здесь главная Ярина. Тебе и решать. — Не стал спорить с женщиной воин.

— Ну что Макар, испужался, поди? — Посмотрела, усмехнувшись, на смирно стоявшего рядом со своей повозкой возницу хозяйка здешних мест.

— Есть немного. — Не стал отнекиваться возница. — Вот уж кого в энтих местах встретить не ожидал так это разбойничков лихих. Их же здеся отродясь не водилось. В здешних местах ежели только так лешего грабить. А лешего попробовать грабить так заместо прибытка запросто живота лишиться можно.

— Водиться разбойнички здесь не будут. — Сказала, словно припечатала Ярина. — Я не позволю. Во всяком случае, пока я здесь хозяйка никому лихоимствовать не дам. А ты все, как и прежде из одной волости в другую кочуешь со своим небогатым скарбом? Может время уже пришло осесть где?

— Да я-бы с удовольствием. — Вздохнул возница. — Да тольки денег у меня чтобы, где домом обзавестись нема. Не накопил еще.

— Коль у нас поселиться надумаешь, так этот вопрос мы сразу решим. И работай, я тебя озабочу как раз по твоим плечам. Торг вести тебе не в новинку, а у нас добра на продажу накопилось. Подумай. Торопить тебя не стану, но лучше с ответом не затягивай.

— А-а. Чего тут думать. — Махнул рукой возница. — Коль крышу над головой даете, да работай, озаботите с прибытком то я согласный. Тольки, коль добра на продажу много будет одному его, куда везти боязно.

— Не боись. На это дело я тебе и охрану выправлю.

— Ну, тады хозяйка, я весь ваш с потрохами.

— Потроха свои себе оставь. — Засмеялась во весь голос Ярина. — Они мне не надобны. А вот служба верная ой как нужна.

— Уж не извольте сомлеваться, и верой, и правдой служить стану. — Закивал головой возница Макар.

— Тогда надеюсь, не будешь против, если пленных к тебе на телеги усадим?

— Да чего там противиться? Садите, конечно.

— Не след женщине в мужской одеже на людях красоваться. — Вдруг подал голос монах, хмуро буравя взглядом Ярину и прерывая ее разговор с возницей.

— Что мне следует делать, а что нет, я как-нибудь сама решу монах.

— Зови меня отец Иннокентий. — Недовольно буркнул служитель церкви.

— Отец у меня один был, его рыцари ливонские убили. Еще есть отец небесный, Господь наш Создатель. А о других отцах мне ничего не ведомо. Так что нечего ко мне в родители набиваться.

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать. — Видать не на шутку обиделся монах, ажно слюной брызгать стал.

— Смею. — Перебила его Ярина. — Хотя-бы на том простом основании, что ты на моей земле стоишь, в которой я хозяйка и ни кто другой. И ежели ты чем-то недоволен, то тебя здесь никто насильно не удерживает. — Сказав это, женщина развернула своего коня и, не оглядываясь на красного как вареный рак монаха, поехала по дороге.

— Вот мало нам забот так чую, еще одну хворобу нам на наши головы подкинуло в виде этого монашка. — Догнав Ярину, пристроил своего коня рядом с ее конем Путята. — Этот монах нам хлопот может доставить не менее чем боярин.

— Как дед Яра говорит, поживем, увидим. Не следует наперед перед заботой головой о ствол дерева стучать. Всякой проблеме свое время дадено.

ГЛАВА 2

Веселясь и радуясь своим проделкам, Беда гуляла по Земле. А отчего же ей не веселиться-то? Люди почитай сами за нее всю работу делают. А тут еще и Климату пришло время шубу на свои плечи натягивать, во всеуслышание объявляя о приходе похолодания. Чем это людскому племени грозило? Да все как обычно. Катаклизмы разные для начала стали землицу терзать. То Землетрус землю всколыхнет. То Ураган, какой по ее пределам туда-сюда пробежится. Вулканы усиленно пыхтеть стали, выбрасывая из своих недр накопившийся за века мусор. Голод так же в стороне от дел не остался и стал усиленно вытаптывать посевы людским трудом в землю брошенные.

В далекой Поднебесной проснулась от долгого сна, аль родилась заново, то людям неведомо, хворь по имени Чума. В пределах Китая и Индии силу набрала, да пошла, бродить по свету, неся людям свою подругу Смертушку за своими плечами. По протоптанному людьми тракту, именуемому «Шелковый путь», добралась до азиатских пределов. Не погнушалась и в сторону с дороги свернуть, заглянув в Причерноморье да ордынские степи. Из Азии даже не оплатив проезда, ее Пизанцы, Генуэзцы да Венецианцы в погоне за прибылью на своих торговых галерах в Европу перевезли.

Племя людское вместо того чтобы объединить усилия в противостоянии всем этим испытаниям обрушившимся на их головы наоборот только дровишек в этот костер безумия подбрасывать стали. Ни на миг, ни утихающие войны с новой силой во всех земных пределах полыхнули. Князьям да королям их амбиции и так спокойно спать по ночам не давали, а в свете всех свалившихся на голову людей природных безумств так и вовсе сна лишили, отчего людская кровь потекла по земле полноводными реками, радуя князей Тьмы своим обилием.

Как по мановению волшебной палочки почти одновременно сошли со страниц истории в небытие еще недавно державшие в напряжении мир правители и на их место сели их наследники. В 1340 году умер князь Московский Иван Калита. За год до этого умерла жена Польского короля Казимира Великого дочь Гедимина Алдона-Анна, после чего Польша из союзника превратилась во врага Великого Княжества Литовского. Этому поспособствовали дела в Галицко-Волынском княжестве. Казимир, правда, Великим прозываться стал много позже. Понятное дело, что он сам себя считал таковым, но прозвище свое получил все же так сказать поздним числом от историков прославлявших земли королевства Польского.

Итак, не сдержавшего свое обещание не способствовать распространению в княжестве католической веры местные бояре отравили Мазовецкого князя Болеслава избранного годом ранее князем Галицко-Волынским, в результате чего княжество разделилось на две враждебные половины. Галиция отошла под управление Казимира Великого. Надо было Казимиру как-то дела свои поправлять, а то того и гляди оставит его Тевтонский орден да немцы с чехами совсем без земель коими управлять можно. Да уж. Тяжко Казимиру приходилось. Того и гляди корона норовила с головы свалиться. Даже на своей «великой» кровати, как и положено Великому мучился король бессонницей одолеваемый тяжкими думами. Пришлось Великому Казимиру даже одно время под иго татарское самовольно пойти, напугав этим Папу Римского Иннокентия 6 лишь-бы только при их поддержке корону на голове удержать.

Вот он в земли Галицкие и вцепился как клещ, чтобы хоть как-то свое положение поправить, и не сделаться совсем королем без королевства. Вцепился-бы и в Волынь, но та присягнула на верность сыну Гедимина Любарту. Обидно. Вот из-за этой обиды и пробежала черная кошка по отношениям между Королевством Польским и Великим Княжеством Литовским. Так пробежала, что долгие годы кровь рекой лилась.

В 1341 году погиб при штурме замка Баербург Гедимин. Убило его ядром, выпущенным из пушки, что на стенах замка стояли. Оружие новое и до сих пор было неведомо в славянских пределах. Любили Тевтоны, вводимые в Европе новшества на свои плечи первыми все примеривать. Все новинки вооружения первым делом в Тевтонский орден направлялись. А как иначе-то? Как-никак благим делом орден занимается, темных язычников и схизматиков за уши к свету из темноты вытягивает. Вот им первым для их нужд и подбрасывали новинки.

Со смертью Гедимина все ожидали, что в стане Великого княжества начнется борьба за великокняжеский венец. Гедимин-то наследником своим Явнута, младшего из своих сыновей обвестил. Что тут скажешь? Во всех странах дележ наследства дело серьезное. Нередко во время дележа головы родственные с плеч долой летят да кровью земля обливается. Обошлось. Гедимин еще при жизни своим сыновьям уделы распределил, в которых они полными хозяевами числились. Венец великокняжеский вещь конечно хорошая, но уж больно много от него головной боли. Ну, а свое верховенство можно и без венца на голове выказывать. Тем паче, что Явнут парень тихий и спокойный и особо своим венцом отцом завещанным другим в глаза не тычет. Забегая немного вперед истории, скажу, что замятня все же состоялась. Ничего не попишешь. Традиции истории обойти не так уж и просто. Лишился Явнут венца. Но, слава богу, без крови дело обошлось.

В том же году что и Гедимин скончался хан орды Узбек. Вот там все было привычно. Чанибек, более привычное имя Джанибек, будучи третьим сыном Узбека, миндальничать не стал. Он просто прирезал двух своих братьев вместе с их подданными, и стал единоличным правителем орды. Так сказать в полном объеме поддержал исторически сложившиеся традиции.

Ливонский орден в этот период тоже изменения в правительстве затронули. В 1341 году выйдя на пенсию, закончил свою трудовую деятельность 23 магистр Эвергард фон Мангейм и уехал доживать свой век в Германию. На его место был избран 24 магистром Борхард фон Дрейлеве. Человек довольно деятельный. Сидеть, сложа руки, он не умел. При его посредничестве во время первого же года правления была выкуплена у Датского короля Эстония. Ливонцы довольно основательно расширили свои владения. Так же сразу же, как только стал магистром Дрейлеве начал возведение новых крепостных сооружений на границе, как с Псковом, так и с Аукштайтией. Одним словом подготовка к войне велась полным ходом.

Вот правители поменялись, а война так и не остановилась. Наоборот. Только большую силу набрала. Новые лидеры ничем в своих устремлениях от старых не отличались, но вот им еще предстояло авторитет завоевывать у летописцев. Оттого и войны с удвоенной силой мощь набирали, неся с собой страдания, смерть и разрушения простому люду.

Иерархи церкви тоже в стороне не оставались. Такое дело как война не следует на самотек пускать. Так что нередки случаи в истории человеческой, когда они и сами вдохновителями военных действий являлись. Вместо того чтобы о мире проповедовать как и положено добрым служителям, сии священнослужители «Всевышнего» людей на смертный грех благословляли отправляя их убивать. Все ради высшей цели коей является их благосостояние.

За примерами далеко ходить не надо. Тут тебе и крестовые походы к коим иерархи церкви людей призывали и джихады. Примеров много, а вот толку мало. Понятно одно. Одними-то разговорами о любви да мире власти и денег не сыскать. А власть да деньги они такие. Она людям сильно голову кружат.

Пользуясь, случаем. В угоду политическим расчетам Константинополя. Гедимину удалось обновить независимую от Москвы Галицкую метрополию, в состав которой входили епархии Волыни, Полоцка и Турова. Денег это стоило не мало. Но на что только не пойдешь ради политической выгоды.

Да и Константинопольским патриархам от этого радость. Оно и понятно. Москва далеко, а католическое влияние на эти земли с каждым годом возрастает. А такое положение сказывается на доходах. Не порядок. Мириться с таким положением дел в Константинополе никак не хотели. Да и золото лишним не будет, что из Москвы в Константинополь поплыло лишь-бы только эту метрополию опять под влияние Московского митрополита вернуть. В какую сторону не глянь, одна выгода. Сиди да барыши полученные пересчитывай.

Вот такое вот нерадостное время. Хотя чего это я? Время здесь не причем. Оно течет себе и течет, ни на что особо не влияя. Радостным или не очень это мы люди его делаем. Привыкли мы не признавать своих ошибок, а потому на время все беды сваливаем. А отчего же не свалить? Время-то говорить не умеет. Да и в суде опротестовывать заявления людей не станет.

ГЛАВА 3

— Орест. — Подозвала к себе старосту деревни Ярина.

Да. Теперь старостой деревни Орест числился. Старый староста так сказать самоотвод взял, когда узнал что село в управление Яра отходит. Точной причины такого поступка никто не знал, но в свое время судачили об этом много. Староста-то хоть и в годах преклонных, но еще довольно крепок был.

Правда, потом в одном мнения сходились. Староста на покой ушел не потому, что мести Яра испугался. А мстить парню, если вдуматься было за что. Даже ежели не мстить, то обиду держать так точно. В прошлом-то с ним неласково в селе обходились. Да и после того как он сельчан из полона вызволил староста себя с ним не совсем по-человечески повел более беспокоясь о спокойствии сельчан чем о нем.

Из тех же самых побуждений и Ореста старостой единодушно избрали. Как-никак он вместе с Яром жителей деревни из полона вызволял, так что по этой причине должон гнев хозяйский, коль таков будет, слегка смягчить. Все ж таки бок о бок бились, а такое так просто не забывается.

Обошлось. Яр о худом не поминал. Да и вообще почитай, что и не жил здесь долго. Он более всего на заезжего гостя походил. Приедет, погостит, да и снова в путь дорогу выправиться. Всем в округе заправляла супружница его Ярина. Да так заправляла, что местные в ней души не чаяли. Хоть и молода да не по годом рассудительна. Коль помощь, в чем нужна, не откажет. Справедлива и в меру строга. Удивительно. Но с ней жить даже легче стало, чем когда село само по себе существовало.

Одному, правда, удивлялись. Любила хозяйка с утра пораньше мечом позвенеть да с лука и арбалета пострелять. Даже на охоту в одиночку выправлялась. А охота дело опасное. Не кожный мужчина на такое отважиться. Зверь лесной в лютости ничем вооруженному воину не уступит, когда за свою жизнь борется.

— Слушай Орест ты пленных где-нибудь у себя в деревне в сарае, каком запри, а то у меня ведь поруба, куда их посадить можно было, нема. За ненадобностью он как-то раньше был. Кого мне туда кидать было?

— Об этом не беспокойся. — Махнул рукой Орест. — И сарай найдется. И свяжем, как положено. И стражу даже поставлю на всякий случай.

— То добро. — Кивнула головой Ярина. — И еще одно.

— Чаво?

— Определи у себя на постой и монаха этого заезжего.

— Это почему же ты хозяюшка гостя в свой дом пущать не хочешь? Аль скрываешь чего? — Встрял в их разговор священнослужитель, услыхавший, о чем говорили меж собой Ярина с Орестом.

— Скрывать мне нечего. — Не взглянув на монаха, отозвалась Ярина. — А дело в том, что я женщина замужняя и чужим мужчинам во время отсутствия мужа в моем доме делать нечего. Не хватало мне еще дурной людской молвы. А люди они такие. На пустом месте всякие небылицы навыдумывают, да сами в них и поверят.

— Я слуга божий. — Надулся монах.

— Для меня, ты, прежде всего человек мужеского пола. А слуга ты али нет, то еще проверять надобно.

— Да как ты смеешь. — Поперхнулся в своем гневе отец Иннокентий.

— Смею. — Отмахнулась от него Ярина. — Я тебе уже говорила. Я здесь хозяйка, а потому много чего смею. А не нравится тебе в доме ночевать, так ночуй под открытым небом. Воля твоя. — Пожала она плечами.

— Сурово ты с ним. — Тихо проговорил едущий рядом с Яриной Путята. — Энти святые отцы такого обхождения не любят. Гадить будет. По роже его видать. Вишь как его перекосило да краской залило. Точно тебе говорю. Добра от этого служителя богу не жди.

— Будет гадить, аль нет, то неведомо. — Так же тихо ответила женщина. — А ежели и будет, то чего он нам здеся сделает?

— Да пес его знает. Оговорить попробует? Так никто его в Острове точно слушать не станет. И так все в округе знают, что ты вместе с Яром и дедом его колдуны. Но колдуны добрые, а не зловредные. Не знаю я. Ежели только по своей церковной линии кого жалобами на тебя закидает. — Предположил Путята.

— Да пущай жалится, сколько ему влезет. Я как-то их церковного суда не боюсь. Ну, а коль совсем достанут, вслед за мужем в Литву уйду.

— Вот так вот и уйдешь все бросив? — Усмехнулся в бороду Путята.

— Ничего бросать не буду. Вот тебя за место себя с мужем оставлю.

— А чего это именно меня?

— А того.

— О, глянь. Никак Семен к нам заглянуть решился. — Прервал этот разговор Путята, указав рукой на скачущего от деревни в их сторону дружинника.

— И правда, Семен. — Присмотрелась Ярина. — Чего это он? Какой леший его из Острова приволок? Конь весь в пене. Аль что худое случилось? — Посмотрела она с испугом в глазах на Путяту.

— Не пужайся раньше-то времени. — Постарался успокоить хозяйку воин. — Тебе же известно. У Семена пурга в голове обитает. Сейчас подъедет да узнаем чего он ни с того ни с сего лошадку загнать решил. Можа и всей причины, что по-нашему обчеству соскучился, а ты сразу об дурном думать. Чтобы Яра забороть, то шибко добро постараться надо. Да и коль была-бы такая худая весть думаю, тебе первей ее дед его доставил-бы.

— Да. Скорее всего, так бы, наверное, и было. — Согласилась с доводами Путяты Ярина, не сумев все же до конца подавить нотки беспокойства за мужа в голосе.

— Ошалелый. — Крикнул Семену Путята. — Ты чего без приглашения приперся? Да еще плюс ко всему видом своим людей пугаешь?

— Вас напугаешь. — Отозвался, подъезжая дружинник. — Вы сами кого хошь до смерти запужаете. И вообче. Не ожидал я от тебя Путята такого приема. — Попенял старому другу Семен. — Думал, рад меня видеть будешь.

— Я-то рад. Да вот только вид у тебя больно заполошный. Видать случилось чего?

— Случилось. — Не стал отнекиваться дружинник. — Война случилась дружа. Еремей Тимофеевич по округе сбор ополчения обвестил.

— Все так серьезно?

— Серьезно. — Кивнул головой Семен.

— Орест. — Позвала старосту Ярина. — Ну, ты давай тут, сам со всеми проблемами разбирайся, а мы в имение поедем.

— Разговор я так понимаю, у вас серьёзный будет. Мне как, мужиков к войне готовить аль? — Прервал староста свою речь, красноречиво посмотрев на хозяйку.

— Погодь людей за раньше времени волновать. Нечего мужичков да баб от работ да дела отрывать. Сейчас самая пора. Упустим ее, потом зимой бедовать станем.

— Это так. — Охотно согласился с доводом Ярины староста. — Летний день, он ведь зиму кормит. А как же указ воеводы? — Кивнул он головой на Семена.

— То моя забота. С ней я сама управлюсь. Ну, все. Семен. — Позвала она дружинника. — Поехали в Волколадово. Там все толком и расскажешь.

— Да чего там рассказывать? Я и по дороге все сказать успею.

— Конечно, успеешь. У тебя язык-то как помело, а в голове ветер гуляет. — Покачал укоризненно головой Путята. — Мелешь все подряд, где надо, а где нет. Вроде годов за плечами вдоволь, а разум так на стороне и гуляет.

— Ну чего ты сразу лаяться-то начинаешь? — Обиженно посмотрел на него Семен. — Я же не виноват, что такое дело закрутилось.

— Да не про то дело речь. — Махнул рукой Путята. — Головой думать надо, когда об этом деле во все горло кричать, а когда и шепотом обмолвиться. Народ только раньше времени взбаламутил. Баламут. У людей работ непочатый край, а они вместо того чтобы делом заниматься сейчас языками молоть зачнут да гадать чаво им завтрева делать. Непорядок. И все это, одним словом, из-за твоего разгильдяйства. Потому как ты свой язык в узде держать не умеешь.

— Нашел к чему прицепиться. Люди, так или иначе, все одно обо всем узнают и на эту тему разговоры разговаривать зачнут.

— Конечно, узнают. — Перебил Семена Путята. — Только узнают в свой срок и без всяких домыслов. И работа от этого страдать не будет.

— Да хватит вам уже по пустякам препираться. — Прервала этот разговор Ярина. — Понятное дело, что соскучились друг по дружке. Давно не виделись. Наговориться по пустякам еще успеете. Семен, так с кем у нас война? — Задала она вопрос дружиннику.

— Да ведомо с кем. — Сплюнул на землю тот. — С рыцарями ордена Ливонского. Очуняли паразиты и снова к нам с мечом лезут. Магистр у них там поменялся. Видать славы ищет да добра нашего. Сволочь.

— Понятно. — Кивнула головой Ярина. — А теперь давай все с самого начала и по порядку.

Заняв пост Магистра ордена, Борхард фон Дрейлеве первым делом разослал по западным королевствам листы с просьбой о помощи в святом деле. Ну а пока эта помощь в дорогу собиралась, не сидел, сложа руки. Зуб на Псков у рыцарей давно имелся. Реванш за прошлые поражения уж очень сильно этим слугам так сказать божьим, спокойно спать по ночам не давал, да днями мучил. Вот только имелись серьезные причины, по которым они этот реванш откладывали до поры до времени. Копили силы да выжидали удобного момента.

— Представляете, — захлебываясь от негодования рассказывал Семен. — Рыцари на порубежье новую крепость возводить надумали. Нейгаузен ее прозвали. Что по-нашему Новый город выходит. Да паразиты разэтакие за нашу межу эту крепость продвинули. Где же такое видано? — Вопрошал он. — Совсем страх потеряли. Тысяцкий Скирда, он таперича заместо Богуша в Пскове за военные нужды отвечает. Сами знаете, Богуш-то сложил с себя все полномочия да по старости лет на покой сошел. Так вот. Стало быть, Скирда к этой крепости пошел, чтобы значит порядок навести. Ну и пока крепость ту камнем не обложили порушить ее. Да только там беда случилась. Крепость-то подожгли. Вот только рыцари на смерть более сотни наших ратников при этом деле положили, а пораненных так и того более. Уж больно сильно они в этой крепости укрепились. А еще вероломники с ордена купцов наших в своих пределах половили. Товар у них отобрали, а самих избили почти до смерти да в тюремные застенки свои кинули. А послов наших, что при них состояли, так вообще мечами до смерти сразу посекли. Где же такую-то обиду терпеть? Вот только самим нам не совладать с напастью. Силен орден силой, что за его плечами стоит. Наши-то за помощью к Новгороду сначала-то обратились. А Новгородцы сказали, что не их это дело, да все что в Пскове были к себе уехали. Кинули нас в беде, значит. Который уже раз. — Удрученно мотнул он головой. — Гонцов снова в Литву отправили. Ждем ответа. А пока значит надо как-то самим от напасти отбиваться. Вот такие дела. Сила нужна. Дружине одной с такой-то напастью по силам точно не справиться. Оттого и клич на ополчение кинули. Война тяжкой обещает быть.

ГЛАВА 4

— Так все-таки не передумаешь уезжать? Ну, смотри дело твое. Только помни, Любарт службой твоей дорожит. А князь сам знаешь, щедр к тем, кто в душу ему западает.

— Не могу я так больше Жигимонт. Семья в земле Псковской, а я то на Волыни, то в пределах Прусских. Смерть как по жене соскучился. Да еще глядишь так сын с дочерью, и вырастут, отца не знавши. А кто их заместо меня премудростям жизни-то обучать будет? Надобно хоть какое-то время и в семье пожить. Душой от злобы отойти да от крови отмыться. А то на энтих войнах не мудрено сердцем так очерстветь, что на зверя лютого похожим станешь.

— Так судьба у нас у дружинников такая. Вся жизнь в седле да на поле брани. А то ты не знаешь? — Хмыкнул Чекан.

— Знаю. — Кивнул головой Яр. — От службы увиливать не стану, но хочется при этом и жену с детьми чаще да подольше проведывать. Не могу я вдали от них подолгу находиться.

— От ведь, как жинка тебя к себе приворожила. — Хмыкнул Жигимонт. — Точно ведьма.

— Так перевози их ко мне в Острог? — Поддержал разговор предложением князь Даниил Острожский. — За крепостной стеной им поспокойней будет, да и тебе мотаться никуда далеко не надо.

— Спасибо тебе князь за приглашение. Да только навряд-ли Ярина хозяйство свое оставит. Она к нему всей душой прикипела. Вот предложи тебе кто твой Острог оставить да в другое место, куда далече перебраться? Что ты ему ответишь?

— Вот уж завернул. — Усмехнулся князь, посмотрев на Жигимонта Чекана. — Супротив и ответить нечего.

Вот ведь как жизня судьбами играет. Из почти отсохшей ветви древа Рюрика, что в Полесских болотах без вести прозябали новые ростки всходы дали. Да такие всходы, что в пору только диву даваться. Почитай, что древом отросли. Князь Даниил Острожский войдет в историю родоначальником славного рода князей Острожских овеянных военной славой. Много княжеских родов из древа Рюрикова, что на службу Любарту перешли с новой силой возродились.

Такие рода как князья Четвертинские да Несвицкие в то время почитай, тоже заново родились, получив в свои владения города на Волыни. Были они потомками безвестными не то князей Турова, не то Городца аль Степани. Кто сейчас упомнит? А вот подишь ты стали именитыми родами на Волыни.

На Руси ведь князем можно было только родиться. По-другому этот титул никак получить нельзя было. Это ранее князя жители миром избирали. Не для забав, а для дела сей титул служил. Много ответственности это звание с собой приносило. На пирах пировать да властью наслаждаться, князьям некогда было. В обязанности князя входило людей боронить от лихих разбойников и ворогов что в чужой дом залезть норовили, да купцов сопровождать, чтобы никто обиды им не чинил. Да и люди такого не поняли-бы ежели-бы князь вдруг гуленой стал, а свои обязанности под лавку запихнул. Такого князя если-бы не убили, так взашей точно выгнали-бы куда подалее, чтобы глаза людские такого баламута не видели.

— Ладно, езжай себе с богом. А то на твой обоз, что вслед за дружиной таскается и смотреть уже соромно. — Засмеялся Чекан. — Вон как ты добром оброс после походов. Это же надо, какого Ярина из тебя хозяйственника сделала. — Покрутил он головой.

Это точно. Серьезным обозом Яр обзавелся. А как тут не обзавестись? Один поход на другой разменивал. А к тем, кто из военных походов победителем выходит, война щедра на трофеи разные. Надо же ей как-то людей привораживать. К примеру, вместе с князем Даниилом, что был теперь главной опорой Любарту в делах военных, бояр Галицких враждебно настроенных Волыни утихомирили слегка. Да своих бояр тем самым припугнули, кто косо в сторону Любарта поглядывал. Потом вместе с баскаком Подольским Чоглу, Польские пределы знатно пощипали. Особливо землю Сандомирскую. Отчего Казимир Великий большую головную боль имел. При таких-то делах да чтобы прибылью трофейной не обрасти, на то только нерадивый глупец способен. Вот только глупцы в походах как-то не приживаются. Гибнут они по глупости своей почему-то быстро.

Ну да. Выходит и здесь без орды никуда. Вначале-то ордынцам здорово по зубам врезали. Энто когда они под шумок в Галицию да на Волынь сунулись с намерением эти земли в свои руки прибрать. В одно целое тогда объединили свои войска Польша, Чехия и Литва. Ну, а потом уж в дело Политика вмешалась. Вот уж где дама зловредная. Любой союз порушит да все так перекрутит, что друзья не разлей вода, друг на друга с мечами полезут.

После гибели Гедимина еще сыновья его сполна тризну по отцу справили, показав тем самым не только ордену, но и всему миру свое единство. Манивид, старший из братьев объявил общий сбор, на который все как один братья откликнулись. Он же Манивид в обход, правда, Евнутия поход против ордена и возглавил по старшинству лет. Кто сам приехать не смог из-за разных неотложных дел как, к примеру, Любарт. Тот из братьев воев своих на это благое дело отправил.

Крепость Баербург под чьими стенами погиб Великий князь взяли штурмом и разрушили до основания. После падения крепости войска братьев разделились на две части и стали опустошать прусские пределы. Одна часть повоевала околицы Рагниты, другая дошла до Дрингофорта. Отцы ордена Тевтонского напуганные таким оборотом дела поспешили к братьям с предложениями о мире. Довольные и отягощённые богатой добычей братья артачиться не стали и мир с орденом заключили.

— Да будет тебе смеяться Чекан. Там не все мое добро. В обозе все больше скарба тех, кто у меня в Волколадове осесть пожелали. Нескончаемой этой войной многие уже сыты по самое горло. Отстроиться не успевают, как опять кто-нибудь дома палит. У нас в лесах пусть и глушь, зато намного спокойней будет. Люди ведь все больше в мире жить хотят. Устали по ночам под звон мечей с пастелей вскакивать.

— Хватит прощаний. — Подвел итог разговору князь Острожский. — Во времени я тебя ограничивать не стану. — Посмотрел он на Яра. — Отдыхай столько, сколь хочется. Все одно долго дома не усидишь. Но коль нужда в тебе возникнет, позову, а ты уж тогда не мешкай и сразу на зов являйся. Негоже сотнику в тяжкий час своих людей одних бросать.

— Какому сотнику? — Посмотрел удивленно на Даниила с Жигимонтом Яр.

— А такому. — Засмеялись они оба.

— Засиделся ты в десятниках мил дружок. — Пробасил Чекан. — Пришла пора твоими возможностями в полной мере воспользоваться. А то даже как-то соромно получается. Скромный десятник, о котором и сам баскак ордынский с восхищением отзывается «шайтаном» его называя да чуть при этом не креститься. Нукером к себе на службу зазывает, да одарить богато обещает. Хотя чего удивляться-то? Особливо после того как он своими глазами видел как ты дозорный десяток поляков в одиночку побил. Да так ловко, что у них даже кони не то, что заржать, всхрапнуть не успели. А в дозорные ведь только многоопытных воинов отбирают. Ему ли этого не знать. Бояре вон, кто с уважением во взоре, а кто и с испугом взглядом в спину провожают. Не брат. Пора тебе уже эту свою одичалую скромность в сторону отбрасывать. Так что домой едешь десятником, а обратно возвернешься уже сотником.

— Да какой из меня сотник? — Скромно потупил Яр очи.

— Да что ни на есть самый что настоящий. — Поддержал Чекана князь Даниил. — Людей богатых да именитых много, а вот умных и толковых мало. Так что заместо того чтобы бездарей каких должностями одаривать я энти должности лучше людям достойным их раздам. Тем, кому эти должности голову не вскружат. На кого в тяжкий час как на самого себя положиться смогу. Поехали Жигимонт. — Повернулся он к Чекану. — Путь у нас от Вильни на Волынь не близкий. Поспешать надо. Никто ведь не знает, сколько нам враги да заклятые друзья мирных деньков отмерили.

— Слыхал Вакула, как наш Яр взлетел? — Проговорил тихо один воин другому, что чуть в стороне рядом с обозом находились. — В един миг его князь, в сотники определил. При таких делах глядишь, и мы с тобой скоро при нем боярами командовать зачнем.

— Раскатал губу. — Отозвался воин, коего Вакулой звали. — Уж больно фантазия у тебя Патирг богатая.

— И чаво это она богатая? Вон сам видишь, как перед тем же самым Чеканам бояре лебезят. А он ведь тоже неродовитого роду племени. А наш Яр ничем Жигимонту не уступает.

— Чем выше взлетишь, тем потом падать больней будет. — Рассудительно заметил Вакула.

— Ничаво. Мы уж как-нибудь удержимся. — Улыбнулся на это замечание Патирг. — Сам посуди. Князь Даниил все военные вопросы решает. Любарт все больше таперича политикой занимается. Ужом промеж князей да бояр крутиться. Некогда ему за этими интригами по походам ходить. Сотник Чекан правая рука князя Острожского, а Яр, стало быть, по левую сторону от князя станет. А мы при нем запросто десятниками заделаться сможем. Смекаешь, что из этого выходит?

— Глупство да мечтания пустые. — Буркнул Вакула. — А ты что Войдат скажешь? — Обратился он еще к одному мужчине.

— Я скажу, что жрать хочу. — Отозвался тот. — А ваши разговоры походят на лай пса, что как дурной на ветер брешет.

— Это с чего это ты такое взял?

— А с того. Много ли вы бояр видели в передовой сотне?

Патирг с Вакулой молча переглянулись друг с другом.

— Вот то-то и оно. Да и боярин боярину рознь. Те из них, что с нами в бой ходют это одно, а те, что по своим имениям сидят да воду мутят совсем другое. Да и у Яра не тот норов чтобы гонор выказывать. И так почитай вся сотня давно под его началом ходит, а он как бегал впереди всех так до сих пор и бегает нам всем на радость. Не будь его давно бы, где головы уже свои сложили.

— А вот это правду ты сказал. Свезло нам его на своем жизненном пути встретить да службу под его началом справлять. — Закивали мужики головами. — Не переплетись наши пути дорожки то точно, давно бы нас уже, где черви доедали.

— Меня в отличие от вас может, и не доедали бы. — Пожал плечами Патирг. — Я–бы скорей всего до сих пор на фольварке у немца служил, а свобода мне при этом только во снах снилась. У вас оно конечно все по-другому сложилось. Тебя Вакула он с женой и детьми почитай из горящего дома вывел, когда бояре Галицкие вашу деревеньку жгли, а про Войдата и говорить нечего. Об нем давно ужо петля аль топор палача плачут горькими слезами. Ты Войдат не серчай на правду. — Посмотрел он на мужика. — Об тебе говорят, что ты с ножом в сапоге ужо из материнской утробы вышел.

— Ну, было дело. — Хмыкнул Войдат. — Я того и не скрываю. Баловал воровством да разбоем. Однако же вишь как судьба свои кости метнула. Был разбойничком лихим, а стал дружинником честным. Хотя как по мне, то не велика разница.

— Ну, ты сказал.

— А чаво не так? Что разбойник, что воин один черт кровушку льем и с той кровушки прибыток имеем.

— Так мы за правду льем, а не ради потехи. А трофей, добытый в бою, то святое.

— Правда, она у каждого своя. — Хмуро посмотрел на Патирга с Вакулой Войдат. — А вот что ни говори, а Яр про кровь точно подметил. Лично меня от ее вида уже на рвоту тянет. Так что коль судьба еще раз исхитрится для меня кости метнуть, и найду я тихое место, то вовек из него носа на свет божий не высуну. И плевать я хотел и на чужое добро и трофеи. Мира для души хочу. Устал я смерть сеять да самому ее объятий дожидаться.

— Ну что други? — Прервал этот разговор Яр, оторвав свой взгляд от той стороны, куда уехали Чекан с князем Острожским. — Пора и нам в путь дорогу выправляться. У нас ить тоже путь не близкий. Да и хлопот дома не менее будет. Вам до зимы жилье поставить успеть надобно. — Окинул он взглядом всех людей, что возле телег находились. — Хозяйством, каким обзавестись да делом привычным руки озаботить. Чтобы так сказать жить поживать да добра наживать. Нечего нам здесь час растягивать. Так что заканчивайте все свои дела, коль такие появились до завтрашнего утра и пора вам к новой жизни на новом месте двигаться, а мне к детям да жене под ее теплый бок. — Засмеявшись, закончил он свою речь. — Уж больно я по ним соскучился.

ГЛАВА 5

— Это что? Это и всех людей ты с собой берешь? Братьев Пальков да этого дикого на вид возницу, что телегой правит? — Чуть выехали за ворота Волколадова, стал озираться по сторонам Семен. — Я-то думал ты с целой дружиной в Остров пойдешь. — Посмотрел он на Ярину.

— Ага. — Усмехнувшись, кивнула головой та. — Ты меня Семен с кем-то попутал. Я ить не боярского рода, чтобы с дружиной ходить.

— Да ладно тебе. Я-то знаю, что коль надо будет, так ты дружину соберешь, что и не каждый боярин собрать сможет.

— Так то, когда надо будет.

— А сейчас рази не надоть? Враг лютый Пскову лишениями грозит. Рази это не повод?

— Для Пскова может да, а для меня так пока нет.

— Это как это нет?

— А вот так. — Пожала плечами Ярина. — Рыцари сам говорил, пока тольки возле границы трутся. Так они почитай возле нее постоянно толпами ходют. А мне за-ради их энтих хождений мужиков от работы отрывать? Чтобы потом зимой как медведь лапу сосали в купе со своими семьями? Не-е. Я на такое не согласная. Людей на лишения кидать не стану. Вот коль действительно припрет, вот тогда и посмотрим.

— Как-бы поздно не было смотреть-то?

— Семен, ты мне про пустое не неси. Я уже много чего на свете повидать успела и уяснила одну простую истину. Нечего живот класть за-ради чужой выгоды. Я, конечно, понимаю, что даже рыба плавает, где глубже и где корма больше. Сама такая. Да вот только больно сильно с этой хитростью псковичи сами ныне и накрутили. Стоило Богушу от дел отойти, как они сразу про Наримонта забыли да снова с Новгородом заигрывать стали. Уж больно этим девку напоминают, которая всем понравься да ни кому не дайся. А где такое видано? Ежели хвостом крутанула, то обязательно сыщется тот, кто свои ручки шаловливые к телесам потянет. Держались бы, какой одной стороны так глядишь и хлопот было-бы меньше. Рыцари ведь тоже не дураки. К сильному они не очень-то и лезут. Помирать запросто так, среди них дураков нет. А мне теперь прикажешь из-за той хитрости мужиков под копья кнехтов совать? Нет дорогой. Мужики мне самой нужны. И желательно живые да здоровые. Чтобы работу свою справно сполняли, а я с той работы свой доход имела.

— Вот повезло же Яру такую жинку отхватить. — Стал пожирать Ярину глазами Семен. — Красавица, каких поискать. Да к тому же еще умная, да хозяйственная. Ветряк вон поставила. Таперича ветер заместо человеческих рук жернова крутит, зерно в муку перемешивая. Дом так перестроила, что он теперь более всего на боярскую усадьбу походит. Кладовые все до отказа всякими припасами да товаром забиты. Вона три телеги доверху нагрузила, а почитай места-то в кладовых и не освободила. Купца даже нашла, чтобы те товары по торжищам развозить. Не ценит тебя Яр. Ей богу не ценит. Носит его ветром по миру где-то. А вот я-бы так на руках тебя всю жизнь носил.

— Руки часом не отваляться таскавши? — Усмехнулась Ярина. — Семен ты, видать, давно по шее не получал? Прознает Яр, какие ты в его отсутствие речи ведешь, то быть тебе битому. Причем очень сильно.

— А я никогда и ни от кого к тебе своих чувств не скрывал. Люба ты мне. Да так люба, что в другую сторону и смотреть не тянет. — Горестно вздохнул он.

— Так вырви оба себе этих глаза, как Господь учит, дабы не прелюбодействовать в сердце своем. — Подал голос, ехавший на телеге монах Иннокентий. — Мочи нет слушать ваши бесовские беседы. Один о прелюбодействе мечтает, другая токмо прибытком живет. А об душе кто думать будет? За бесценок душу сатане отдаете.

— А за сколько, по-вашему, надоть? Ну, чтобы точно не прогадать? — Обернулась к монаху Ярина.

— Тфу ты ведьма. — Сплюнул в сердцах монах. — Точно вечность будешь гореть в геенне огненной.

— Ты-бы это. — Понизил голос Семен. — Поостереглась, что ли этого монаха дразнить. Кто его знает, каким ветром его в наши края занесло? Да с какой такой целью?

— Сама все понимаю. — Так же тихо ответила Ярина. — Только бесит он меня своим видом ажно спасу нет. Такой надутый, словно сам Господь у него совета испрашивает.

— Ярина глянь. — Позвал женщину Семен, приглядевшись вдаль. — Никак дед Яра к нам на встречу едет?

— Точно он. — Присмотревшись, охнула, испугавшись Ярина.

— Будь здорова донюшка. — Подъехав поближе, поприветствовал дед Ярину. — И вы люди добрые. — Кивнул он всем остальным, и, посмотрев на другую телегу, на которой ехали пойманные разбойнички под присмотром Пальков удивленно приподнял брови. — А это еще что за вязни такие, в телеге трясутся?

— И вам не хворать дедушка. — Ответила женщина. — А энто разбойнички боярином Глиной посланные чтобы людям жизнь осложнять.

Хотя воин что перед ней был совсем своим видом на дедушку отмерившего не един десяток лет, не походил. В шевелюре да бороде ни единого седого волоса видать не было. Статью силен, словно могучий матерый зубр. У стороннего человека язык не повернется такого с виду не старого богатыря дедушкой назвать.

— Ай-яй-яй. Как не хорошо-то. — Покачал укоризненно головой дед глядя на узников. — Ранее на Руси воровство да разбой самой строгой карой карались. За подобные дела никакой вирой откупиться нельзя было. Ваше счастье, что на меня не напоролись. Уж я-бы тряхнул стариной да хорошенько вас приголубил.

От этих слов у пленников самопроизвольно втянулись головы в плечи. Довольно хмыкнув, дед снова посмотрел на Ярину.

— А ты дорогуша чего? — Спросил он ее.

— Что чего? — Удивленно посмотрела на него женщина.

–Чего ты милая при виде моем за сердце хватаешься? Аль до такой степени я тебе не люб, что даже видом своим пугаю? — Усмехнулся дед в бороду.

— Да я за Яра испужалась. — Выдохнула Ярина. — Как вас увидала, отчего-то сразу об худом подумала.

— Худым вестником тебе я не буду. Жив внучок. — Успокоил дед женщину. — Жив и здоров. Домой возвращаться собирается. А ты наоборот как я погляжу, куда-то в путь дорогу выправилась?

— Так рыцари сказывают, на границе шалят. — Посмотрела Ярина на Семена. — Того и гляди войной пойдут. Где же тут дома на печи сидеть?

— Это верно. В лихое время на печи сидеть никак нельзя. Только милая на кого же ты внучков моих оставила? — Покачал он головой.

— За Святовитом да Алесей присмотр надежный. Дядька Путята за детьми приглядывает.

— Ну, ежели Путята, то тогда да. — Согласился дед. — Тогда присмотр надежный. Надеюсь, ты не супротив будешь, ежели я в твое отсутствие на пару с этим старым воином за ребятками пригляжу? Страсть как по внучкам соскучился. Да и время пришло кое-каким премудростям Святовита поучить. Подрос ужо внучок, и те премудрости в его жизни лишними не будут. А заодно и Алесе сказок об устройстве мира порасказываю.

— Да какое против? Да я только радая. За деток теперь совсем душа болеть перестанет, зная кто с ними рядом. Только вы не очень-то Святовита учите. Мал он еще. — Попросила Ярина.

— Яру моя наука впрок пошла. — Засмеялся дед. — Стало быть, и Святовит выдюжит. Не переживай. Перетруждать внучка не стану. А скажи мне милая, кузня моя цела? — Сменил он тему разговора.

— Целехонькой стоит. — Кивнула женщина.

— Добро. Будет чем руки занять во время передыха от занятий с внучком. Давно руки просятся молотом по наковальне постучать. Мне радость, тебе прибыток от моих поделок. Ну что же милая езжай тогда. Тольки, коль война все же случится, не забывай о детках. Береги себя всем нам на радость. Без нужды в гущу боя не лезь. — Наставительно стал он выговаривать Ярине. — Негоже деток по малолетству сиротами оставлять. Да и мне с Яром такая печаль ни к чему. Слышишь Лесей. — Обратился он вдруг к вознице. — Головой мне за внучку ответишь. А ты слушай все, что он тебе говорить зачнет. — Посмотрел он строго на женщину. — И не артачься, даже ежели что из сказанного им не по вкусу тебе придется.

Возница, сидевший на телеге, в ответ на эту речь без всяких эмоций молча кивнул своей башкой.

— А имечко у этого Лесея под стать его виду. — Зашептал на ухо Ярине Семен. — Лицо заросло так, что глаз не видать. На голове волосья, что воронье гнездо. Сам весь какой-то кряжисто-угловатый. Да и руки, словно грабли какие. Ну, точно леший. Где только Яр его откопал?

— Нигде не откапывал. — Так же тихо ответила Семену Ярина. — Когда мы сюда приехали, он ужо в усадьбе нашей жил. Кто он да отколь в доме взялся, нам то до сих пор не ведомо. Он какой-то знакомец дедов. Да и жил до сих пор как-то тихо да незаметно. Даже на глаза редко когда попадался. Тольки вот вчера вечером ко мне пришел да поставил в известность, словно припечатал, что со мной в поход идет. Ну, идет и идет. Мне-то чего? Я и не отказывалась. Наоборот даже порадовалась, что кого из мужиков от дела отрывать не придется.

— Ну, вроде все обговорили. — Подвел итог разговора дед Яра. — А там как боги положат.

— Не боги, а Господь наш Иисус Христос. Который един, на весь мир есть. — Вдруг подал голос, молчавший все это время Иннокентий. — А богов твоих языческих не существует. Это ересь. Расставленная Сатаной ловушка для заблудших душ.

— А это кто же у нас такой вумный? — Удивленно посмотрел на Ярину дед.

— Отцом Иннокентием себя прозывает. — Пожала плечами женщина. — Монах какой-то пришлый. Отколь он сюда пришел мне то неведомо.

— Меня сам митрополит Московский Феогност в эти дикие места направил, чтобы я людям во тьме бредущим лучом света и надежды стал, указывая едино-правильный путь божий из тенет Сатаны. — Гордо выпятил челюсть Иннокентий.

— Вона оно как. — Протянул дед Яра. — А кто он такой этот твой митрополит?

— Как кто? — Вытаращил изумленно глаза на деда Яра Иннокентий. — Он самый первый слуга божий у нас здесь в земле нашей Русской православной.

— Выходит сам Господь его на эту службу определил?

— Почему Господь? — Захлопал монах ресницами. — Патриаршим Константинопольским велением назначен.

— Ох уж это ваше племя людское. — Усмехнулся дед Яра. — Друг друга должностями одариваете, прикрываясь божьим волеизъявлением. Словно это Господь самолично вас в своих слуг определил. Других уму разуму поучаете, а сами не по заповедям его живете. И кто тебе сказал, что старых богов не существует?

— В писании так сказано. — Нахохлился от этих дедовых слов монах.

— В писании говоришь? — Снова усмехнулся дед. — В том самом, которое вы же и написали? Да и язычниками я-бы на вашем месте людей верующих в старых богов не называл, ибо вы от них ничем не отличаетесь. Вон сколько святых угодников из числа людей в помощники Господу определили. По количеству так давно всех старых богов переплюнули. Запомни мои слова мних. Вера не словами красивыми сильна, а делами праведными. Истинный слуга божий не тот, кто рясу на себя напялит, а тот, кто сердцем чист. Иисус Христос потому погром в церкви и устроил, что погрязла она в стяжательстве да неправде, о людских заботах запамятовав. За то его слуги неправедные тоже между прочим именуемые слугами божьими, на суд лютый человеческий и определили. Не ищи зла в язычестве. Этого самого зла не в вере какой-бы она не была, а в людях куда как больше. Ладно. Поеду я. — Обратился он к Ярине. — Не хочется мне подобными разговорами радость от встречи с тобой омрачать. Умный из сказанного мной добрый совет да напутствие по жизни вынесет, а дурень так дурнем и останется, ничего из сказанного мной не поняв.

Сказав это, дед Яра пнул своего коня пятками в бок да поехал в сторону Волколадова без оглядки.

— Вот же где племя колдовское. Окопались здеся язычники проклятые. Гнездо себе свили. — Надулся отец Иннокентий. — Сатанинское отродье. Слуг он божьих в разбойники определил. На костер такого смутьяна отправлять надоть, как это на западе делают. Да еще поклеп на самого Господа наводит. Ишь ты. Погром Иисус Христос в церкви устраивал. Да за такие слова язык рвать самая малая кара.

— Ты там говори да не заговаривайся. — Отозвалась на этот бухтешь Ярина. — А то сам не заметишь, как в разложенный собой же костер вскочишь, аль языка лишишься.

— Дайте только из вашего поганого гнезда живым выйти. Уж я здесь порядки-то наведу. — Прошептал сам себе под нос «святой» отец. — Господь все видит. И только из любви великой к роду людскому такое непотребство терпит. Но терпение его не безгранично. Всем он воздаст по заслугам их. А я ему в этом как смогу подсоблю. Уж в этом не сумлевайтесь.

ГЛАВА 6

— Зря ты этих охламонов с собой сюда притащила. — Кивнул головой в сторону привезенных Яриной пленных разбойников воевода города Остров. — Ей богу зря. Лучше бы заместо них кого из своих мужичков привела. Особливо из тех, кто в вашем Волколадове обосновался. Им война ведь не в новинку как нашим здешним. Они не по рассказам ворога бить учились. А с этим отребьям, вот чего мне с ними сейчас делать? — Посмотрел он хмуро на женщину. — Нужно было тебе, как их изловила сразу порубить да прикопать где в лесу. Слова бы худого тебе за это ни единая душа бы не сказала. Разбойнику самое место в могиле. Ежели думала их в обвинители боярина определить так, то пустое. Слово боярина завсегда слово и десятка мужиков перевесит. Да гляди, чтобы и виноватыми нас не оставили. Скажут еще, что поклеп на боярский род возводим. Как потом отнекиваться станем? Был-бы еще Богуш в силе то был-бы другой разговор. А нонеча время переменилось. — Махнул он рукой. — Нонеча в Пскове совсем другие люди властью правят. Более чем уверен, что они на твое разбирательство и глаз не кинут. А ежели и кинут, то и здеся все просто. Вот решил боярин зарвавшегося в своей гордыне какого-то дружинника проучить, эка невидаль. Пусть спасибо еще скажет, что живым оставили да на тот свет не спровадили. Так что дорогуша моя подкинула ты мне хлопот с этими разбойничками.

— Да какие хлопоты Еремей Тимофеевич? Живота за разбой лишить никогда не поздно. Можно прямо сейчас вздернуть этих недоумков хоть на березе, хоть на воротах. Выбирай место, которое тебе любо. Аль, откуда их висящие тела другим в науку видать лучше будет. А с этим Трифоном Глиной раз по закону не выходит, я по-свойски разберусь.

— По западному образцу на поединок его вызовешь что ли? — Хмыкнул воевода.

— Можно и на поединок. — Пожала плечами Ярина. — Только ведь он на этот поединок даже со мной, не говоря ужо о Яре, не выйдет. Я больше чем в этом уверенная. Ну да это не беда. Вечно-то он в своем имении сидеть не будет. Вот поедет куда, аль на охоту выберется, к примеру, да ненароком на зверя лютого напорется, а тот невзначай возьмет его и в клочья порвет. Бывает. Или другая беда, какая вдруг с ним приключится. Гадюка, какая в его спальню заползет да ужалит ядом случайно. — Невинно хлопая ресницами, предположила она. — В лесу живем. Так что ничего в том удивительного нету.

— Свят. Свят. Свят. — Перекрестился воевода. — Ты мне таких речей не говорила, а я их не слыхал.

— Чего ты так вдруг переполошился? — Усмехнулась Ярина. — Я ведь просто о случайности говорила.

— Ага. — Кивнул головой Еремей Тимофеевич. — Зная ваши колдовские способности, — бросил он на женщину опасливый взгляд. — Такая случайность в закономерность легко обернется. Тольки я об этом ничего знать не хочу. То ваши заботы и меня они не касаются. Мое дело сторона. У меня и так забот хватает. Вона к войне готовиться надоть.

— Так и я тебе об том же толкую. Считай, что ничего и не было. Я тебе на проделки Трифона не жалилась. А что касаемо разбойничков, так ты их не вешай и головы им не секи. Ты их лучше в ополчение прими.

— Это как это в ополчение?

— А вот так. Примай их в ополчение да скажи, коль храбро с ворогом биться будут, то будет им полное прощение и никто об их разбое больше поминать не станет. А вот про моих сельчан позабудь. Они помимо войны делами озабочены. Да и не их это дело война. Мужик должон не воевать, а землю пахать да ремеслами разными душу людям радовать. Так что хватит и того что я к тебе пришла детушек своих малых одних без родительского догляду оставила. Да еще вон братьев Пальков, Петра с Николаем с собой привела. Рази тебе того мало?

— Так уж и без догляду. — Хмыкнул в бороду Еремей Тимофеевич. — Семен баял, дед Яра объявился, когда вы из Волколадова отъезжали. Так что есть у тебя, кому за малыми доглядеть. А что касаемо братьев так я кумекаю они и без тебя на войну с орденом выправились-бы. Счет у них к братьям-рыцарям большой да не оплатный. За загубленные жизни отца с матерью они эту братию зубами рвать станут, коль случай подвернется.

— Вот кому-кому, а Семену точно не мешало-бы язык подрезать. — Засмеялась Ярина. — И когда только успел как сорока новости растрещать?

— Так для него это дело не хитрое. — Тоже улыбнулся воевода. — Язык без костей, а ума кот наплакал. Одна радость, что воин отменный. Слушай. Семен еще сказывал, ты купчину себе какого-то приманила? Где только ты его нашла? Да как на себя еще работать уговорила? Купцы ведь под неволей ходить не любят.

— А чего его искать да приманивать? — Пожала плечами Ярина. — Сам объявился и по своей воле на меня работать согласен. Я его товаром снабдила да охрану выделила. Лугвеня с Алексой к нему в помощники определила. Дом ему поставим. Чем ему плохо?

— Товар нам свезете? — Поинтересовался воевода. — В связи с войной нам разные припасы, ой как понадобятся. У нас с этим сейчас туговато. Спирк, купчина наш главный почитай все, что было собрано на продажу, в земли Ливонские отправил, а тут такая беда. Рыцари все себе заграбастали да еще людей в темницу бросили. Но про то ты сама знаешь. А война штука прожорливая. Не мне тебе об том говорить. Цену конечно большую не дадим, зато все что ни привезешь, заберем.

— Вообще-то я задумала караван в Литву отправить. Торг-то там побогаче выйти должон. Купцы с запада, что туда наезжают, товары наши уважают и деньгу добрую платят. К тому же знакомец из энтой самой купеческой гильдии у нас там имеется. Надеюсь, в торге подсобит по старой-то памяти. Яр сказывал, что неплохо обжился на новом месте купец рижский Пиня Гофман, с которым мы на порубежье познакомились в то время когда Рыгор с Семеном и Путятой братьев Пальков из неволи выводили. Так что ежели уж браться за дело, так надо начинать его с размахом. Связями, где только можно обзаводиться.

— Погоди с размахом-то. — Попросил Ярину Еремей Тимофеевич. — Мы сейчас по всей округе собираем с миру по нитке, а ты цельных три воза с верхом товаром набила. Для нас эти три воза лишними не будут.

— Самолично Семена на язык укорочу, как только он мне на глаза попадется. — Беззлобно пообещала Ярина. — Не люблю я свои планы менять. — Тряхнула она головой. — Но раз ты Еремей Тимофеевич в том нужду имеешь то отказывать не стану. Дорога един черт, через Остров лежит, так что сгружайте здесь все, что вам понадобиться.

— Вот это по-нашенски будет. — Снова заулыбался воевода. — Я в тебе ни разу не сомлевался. На тебя да на Яра завсегда и во всем положиться можно. В беде да нужде не бросите. Слушай, а раз такое дело то может этих твоих Лугвеня с Алексой да вместе с тобой да Петром и Николаем в дружину определим? — Тут же предложил он. — А что? Это же полдюжины воев добрых получается. Почитай почти передовой десяток. Да и тебе никем чужим командовать не придется.

— Ох и хитер же ты Еремей Тимофеевич. Да только с этим у тебя промашка выйдет. — Хмыкнула Ярина. — Как только сгрузят мои ребятки товар, я их обратно за новым отправлю. Потеряют день другой, то не беда. А коль командованием передовым десятком меня облагодетельствовать решил, то для такой службы десяток мне не нужен. В свое время мы с Яром почитай за цельную сотню вдвоем справлялись. Так что мне и Петра с Николаем да Лесия хватит. Ну, может, еще балабола Семена к себе возьму на посылки. Любит он новости развозить да языком молоть. Вот пущай их и развозит. Такая работа ему в самый раз будет.

— Жаль что не согласная. — Вздохнул Еремей. — Но попробовать-то на уговор стоило. А вдруг и выгорело бы. Мне людей в дружину очень надо. Дружина-то у нас небольшая. Сама знаешь. Вот возьмут, сунут, какому недоумку под команду хлебнем тогда лиха. А так дружина людями обрастет, глядишь и сами себе голова. Все же полегче будет.

— А что охотники? Неужто по округе и никого из добровольцев не нашлось?

— Добровольцы есть. — Скривил лицо воевода. — Да все больше молодёжь. Веришь, нет. Мне их даже в ополчение при дружине иной раз брать не хочется. Ведь как с рыцарями столкнемся, побьют сразу многих. Жалко несмышленышей. А другая половина это вроде Спирка. К сынам да внучку что у ордена в застенках томятся, на выручку он собрался. Умора. Сидит дома топор точит. Да только дело в том, что по старости лет не он топором, а топор им, скорее всего, махать зачнет. Да чего уж там. — Махнул он рукой. — Я и сам с кожным прожитым годом не молодею. Воеводство это с его заботами поперек горла становиться начинает. Только вот службу бросить, как Путята с сынами Палька да к тебе в твое Волколадово податься век доживать просто так уйти не получится. Видать пока на ладан дышать не стану, как поп наш Астафий, замену мне не дадут. — Вздохнул он.

— Это получается этот мних Иннокентий, что со мной пришел, на смену Астафию явился?

— А ты думала, он по своей воле из княжества Московского в наш медвежий угол заглянул?

— Да я как-то вообще об этом не думала.

— То заметно. Иначе, наверное, не стала-бы с этим мнихом по пустякам лаяться.

— Семен и об этом рассказать успел?

— А куда же он денется? Его же не заткнуть пока он не выговорится. Ты-бы девонька не задевала более этого попенка сильно. По всему видать на Астафия он не слишком похожий. Особой терпимостью не блещет, судя по всему. Вот зачнет, какие кляузы да доносы по своему ведомству писать, определив нас в язычники, всех в дерьмо по самые уши окунет так, что потом вовек не отмоемся. Это тебе не с боярином спорить. Тут сила посильнее будет.

— Да я его не задевала Еремей Тимофеевич. Нужон он мне. Он сам все время на отповедь напрашивался.

— Ежели подумать, пока война идет никто на кляузы, коль такие будут, смотреть не станет. Не до них. Ну а там уж лучше стороной этого Иннокентия обходи, чтобы он тебя не шибко домагивался.

— А как же я тогда в церковь на службу ходить стану? Как-никак крещеная я.

— Как ходить? — Задумался на время воевода. — А никак не ходить. Лучше возьми да в своем Волколадове церквушку возведи, да там и молись, коль душа молитвы просит. Тады и в Остров соваться на разные службы не придется. Да и язычество с его колдовством приписать тогда тебе труднее станет.

— Тоже выход. — Задумалась Ярина. — Поставить, правда, часовенку какую не проблема. Проблемой станет найти туда священника. И желательно такого чтобы не был столь противен как, к примеру, тот же самый Иннокентий. — Сморщила она свой нос при упоминании о священнослужителе.

— С твоими талантами мне кажется не такая уж и большая это проблема для тебя будет. У тебя любое дело, за которое ты не возьмёшься, можно сказать в руках горит. Уверен. Ты чего-нибудь придумаешь. Ладно. Отдыхай пока да может, какие еще дела переделать надо то переделывай. Пара дней еще есть, пока из дальних селений кто подойти на войну пожелает. А там как в поход выправимся, ужо не до отдыха будет. И останется одна единая забота как ворога извести. Но то ты сама знаешь.

ГЛАВА 7

— А у этого Датского короля Вольдемара третьего губа не дура. — Расхаживая из стороны в сторону по своему кабинету, недовольно высказывал свое мнение двадцать четвертый магистр Тевтонского ордена в Ливонии Борхард фон Дрейлеве своему родному брату и находившемуся здесь же шестому архиепископу рижскому Фредерику родом из Чехии, что еще при старом магистре не один год свои обязанности исполнял. — Запросить за эстов с их городами Ревелем, Нарвой и Везенбергом 19000 мер чистого серебра по кельнскому весу. Неслыханная жадность. Да еще при этом пытаться просунуть своего братца Отто в высший капитул. В принципе должность для брата для нас, скорее всего даже может быть и выгодна. Особы королевских кровей на службе ордена сильно повышают наш авторитет в обществе. С этим не поспоришь. Но сама постановка вопроса. — Гневно потряс он рукой. — Этот Вольдемар ведет себя не как представитель королевской династии и помазанник божий, а как распоследний торгаш на рынке. С паршивой овцы целый тулуп получить возмечтал. От эстов он не прибыль, а только одну головную боль и постоянное теребление нервов имел и, тем не менее, такую цену загнул, как будто все свое королевство в купе с дворцом продает.

Общеизвестно пренебрежительное отношение благородных господ к купеческому сословию. Не будем философствовать о том, что каждый человек в той или иной мере в не зависимости от сословия ведет свой торг. Одни торгуют телом другие товарами разными на торжищах, а вот власть предержащие, как правило, помимо всего вышеперечисленного по большей части торгуют еще и жизнями людей. Но этот их торг придворные летописцы подают совсем в ином свете. Им приписывают высокие идеалы и великие цели. Даже предвидение на целые века. Хотя, на самом деле все сводится к простой и банальной сиюминутной жажде наживы. «После нас хоть потоп, а остальное летописцы соврут». Вот и вся, правда.

— Можно подумать, что мы выращиваем серебро на деревьях. — Между тем продолжал брюзжать фон Дрейлеве. — Деньги нам самим очень нужны. На границе с Руссами я заложил сразу три новых крепости Мариенбург, Фрауэнбург и Нейгаузен. Полным ходом идет подготовка к войне с Псковом. У меня каждый медяк на учете, разрази меня гром. Глупец. Неужели он не понимает, что все, что мы здесь делаем, прежде всего, делается ради наших общих интересов и во благо нашей святой матери церкви? — Пристально посмотрел он на брата с епископом.

— Истинно так брат мой. — Поддержал это брюзжание младший брат магистра Бергард фон Дрейлеве.

— Великая Католическая церковь с особым вниманием следит за всем, что вы делаете ради ее величия. — Кивнул головой архиепископ Фредерик. — Я немедленно отпишу обо всем в Рим, дабы там озаботились, в том числе и этим вопросом, а так же указали Вольдемару третьему на неуместность его торга, когда дело связанно с распространением истинной веры среди язычников и схизматиков.

— Ладно. Оставим в покое этого Датского королька. Пусть он, как и все в их семье и дальше мучается вопросом, «быть или не быть». Лучше Бертран милый брат мой поведай нам, что нового произошло в Европе? Ты ведь только что прибыл в наши места из горячо любимой нами Саксонии и в курсе всех последних новостей. — Обратился магистр к своему брату.

— В старой доброй Германии все по-старому. — Пожал плечами младший фон Дрейлеве. — Нет ничего такого, чтобы вам было неизвестно. Что касаемо других новостей. В Италии, к примеру, появилась новая болезнь. Любят эти купеческие выскочки из Венеции, Пизы и Генуи завозить в Европу не только заморские товары, но еще и всякие их заморские болячки. Люди мрут как мухи. Ну, так им и надо. Быть может, это послужит им уроком, и они меньше будут якшаться с врагами церкви. Будем надеяться, что эта болезнь только для них божья кара и до этих мест не доберется. Что еще нового? Англичане в пух, и прах разбили Французский флот. Этого и следовало ожидать. Филип шестой, обремененный своими семейными неурядицами, раздает ответственные посты не глядя, всем кому попало. Это же надо было додуматься и поставить во главе флота человека ни разу в жизни не вступавшего на палубу корабля. В результате, французский флот был разгромлен, в битве при Слейсе, а Эдуард третий, как и обещал, высадился во Франции с огромной армией в день святого Иоанна. Я не удивлюсь, если он сдержит свое слово и вся Франция все же падет к его ногам. Особенно эта уверенность возросла после недавнего сражения при Креси. Подумать только. Английские крестьяне вооруженные простыми луками, просто-напросто как на учениях перестреляли цвет французского рыцарства. Правда этому способствовала еще и артиллерия, изрядно напугавшая своим грохотом рыцарских коней. Представляешь, Эдуард додумался использовать свои пушки не только на стенах, но и в поле.

— Англичане уже давно используют чернь в своих армиях. — Бросил свое замечание архиепископ Фредерик. — По их законам, во время войны все свободные граждане в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет включительно обязаны поступить на службу в войска.

— Нельзя недооценивать этих простолюдинов. Они могут быть весьма опасны. — Наставительно изрек брату магистр. — Во время прошлого похода на Псков нашим славным братьям по ордену удалось довольно легко разбить боярскую дружину, однако потом в дело вмешалось так называемое ополчение. Простолюдины не имеют понятия о чести. Они сражаются не по правилам. Эти подлецы всегда стараются нанести удар в спину. Нападают исподтишка и тут же разбегаются в разные стороны. Подлое сословие и методы у них подлые. Сражаясь здесь, брат мой, прими совет. Забудь о благородстве. Здешние дикари того не стоят. А вот то, что много рыцарей полегло в этой так некстати разразившейся войне между Англией и Францией то очень плохо. Их мечи и копья могли бы очень поспособствовать нашему делу. На Англичан, к сожалению, рассчитывать не очень приходится. Эти хитрые островитяне как мне донесли, прислали посольство к Литовскому князю Кейстуту с предложением о мире и торговле. Вот уж любят они ловить рыбку в мутной воде.

— До нас в Европе докатились слухи что во время того похода было применено еще какое-то злое колдовство? — С любопытством посмотрел на брата Бертран.

— И это истинная, правда. — Серьезно кивнул головой магистр. — Сатана в этих землях сильно укрепился и помогает своим адептам, как только может. Поэтому еще раз тебя предупреждаю. Забудь о благородстве. Война здесь тяжкое бремя.

— Думаю, что смогу тебя обнадежить обещаниями высших особ предпринять поход в эти дикие места к вам на помощь. Свое согласие уже изъявили такие правители как короли Людовик Венгерский и Ян Чешский, герцоги Бургундский и Люксембургский, графы Вильгельм четвертый Голландский, Гюнтер Шварцбургский, Генрих Гамастынский. Думаю, что и Польский король Казимир в стороне не останется. Ему же как-то надо будет вымаливать прощение за свой неблаговидный поступок. Это же надо было додуматься и признать себя вассалом орды. Так что если не хочет, чтобы его земли были разделены между Чехией, Германией и нашим орденом придется ему искупать свои грехи. И это только начало. Против такой силы никакие адепты не устоят. Мы загоним их обратно в преисподнюю, откуда они вылезли.

— А вот эта новость меня действительно порадовала. — Довольно улыбнулся Борхард фон Дрейлеве. — Мы дорогой мой брат тоже сидеть, сложа руки, не будем. Мы покажем пример и первыми нанесем удар по одному из оплотов этих варваров. Псковское королевство должно оказаться в наших руках. И вполне возможно, что ты станешь там пусть и не королем, но уж точно наместником. Лично я приложу к этому все свои усилия. Ну да об этом пока рано еще говорить. А сейчас дорогой братец собирайся в дорогу и поезжай в Нейгаузен. Примешь там командование над передовым полком. Временно там всеми делами заправляет рыцарь Арнольд Фитингоф. Он так же по моему указу является и комендантом крепости. Прислушивайся к советам этого храбреца. Кстати он один из немногих кто избежал гибели и пленения в том злополучном походе и лучше других знает о колдовстве, что применили против них местные нечестивцы. Он все видел собственными глазами. Весь тот ужас. Лишь единицам тогда удалось спастись. И он один из их числа. Да. Вот еще что. Им очень помог один из местных бояр. Не помню, как его зовут. — Наморщил лоб магистр. — Да это и не столь сейчас важно. — Махнул он рукой. — Но как видишь, и среди варваров встречаются вполне достойные люди. Кажется, Арнольд не потерял с ним связи. Если мне не изменяет память, тот боярин вроде живет в Новгороде. Подумай. Этот Русич нам очень может пригодиться. Во всяком случае, через него легко можно будет узнать, не будет ли грозить нам опасность со стороны этого очень сильного города, что стоит во главе большого и богатого свободного княжества.

Что ни говори, а в том и вся соль жизни людской, что для одних черное то для других белое. Суть вопроса состоит лишь в том, с какой стороны смотреть. Для одних боярин сволочь и предатель, а для других благодетель и добрый человек. Единого взгляда не существует. Да и был ли он этот единый взгляд когда-либо?

— Какие еще будут указания? — Обрадованный своим назначением поинтересовался у брата Бертран фон Дрейлеве.

— Границу пока не переходи. Во всяком случае, всеми силами. — Продолжил свои наставления старший из братьев. — Дожидайся моего подхода с основным войском. Запомни. Это не просто какой-то там набег. Мы будем откусывать от этого королевства кусок за куском. Медленно, но уверенно. До тех самых пор пока полностью не поглотим их земли с их главным городом Псковом. А начнем мы с Изборска. Я не повторю прошлых ошибок и не оставлю за своей спиной ни единого способного к сопротивлению врага. Ордену просто необходимо жизненное пространство и мы его завоюем. Завоюем точно так же, как это делали наши предшественники.

— Со своей стороны хочу добавить, — снова вступил в разговор архиепископ. — Во всех приходах. Во всех соборах и монастырях. Даже в маленьких часовнях при фольварках будут возноситься молитвы в честь ваших побед. Вы тоже не забывайте о молитвах и тогда Господь не оставит нас без своей поддержки. Ни одно дьявольское отродие не посмеет высунуть свой нос из своих берлог и стать у вас на пути. Сила молитвы в борьбе с Сатаной и его приспешниками сильнее мечей. Не забывайте об этом.

— С нами бог и святая дева Мария. — Гаркнули во все горло братья фон Дрейлеве.

ГЛАВА 8

Сидя в седле, Яр с нетерпением поглядывал на людей запрягавших коней в телеги. В мыслях своих он уже был дома. Детей баловал да жену горячо обнимал. Истомился душой по ним. Вот только сердце почему-то щемило тревогой. Скреблась та тревога по нему кошачьими коготками. Ночью даже выспаться не дала. Чем ближе к дому, тем больше и усердней эти кошки по сердцу скребли.

— Вижу и в этих местах не все так тихо да гладко. — Подкинул дровишек в костер беспокойства подъехавший к нему Войдат. — Чего-то больно нам часто куда-то спешащие дружины на глаза попадались. Не иначе опять, какая заваруха начинается.

— У дружинника жизнь такая. — Ответил ему Яр. — Все время его из огня да в полымя кидает. Да и на заварухи разные удивляться не приходится. Люди постоянно меж собой чего-нибудь делят. У Германцев, к примеру, боги войну вообще на первое место определили. Потому как сами больно воинственны были. Не миром, а войной все решали.

— Это, какие такие боги? — Полюбопытствовал Войдат. — Они же вроде одному с нами богу молятся. А наш бог он за мир да любовь стоит. А распря между служителями церковными оттого идет, что чего-то там по своим церковным делам они меж собой с нашими попами не поделили.

— Я не про нынешнего бога говорю, а про тех богов, что до него этим миром правили. Нынешняя вера молода совсем, оттого еще люди во многом прошлыми верованиями живут и даже стараются их под новые заповеди пристроить. Многовековой уклад не тулуп. Его так просто с плеч не сбросишь. Во всяком случае, мне так дед сказывал.

— Так может, ты и нам про то расскажешь? — Подъехали к Яру с Войдатам Вакула с Патиргам. — За сказками да разговорами дорога во сто крат меньшей станет. Глазом моргнуть не успеем, как до места доберемся.

— Не больно-то сильный из меня рассказчик. — Попробовал отговориться Яр.

— Ха. Нашел чем удивить. — Ответил ему на это Войдат. — Что ты молчун знатный то всем ведомо. А что насчет сказок разных. Так я тебе так скажу. Хочешь, верь, а хочешь, нет, но и среди нас знатных сказителей не сыщется. Да и никто от тебя красочного повествования и не ожидает. Ты сказывай, а уж мы сами решим, стоит тебя слушать, али нет.

— Хорошо. Слушайте. Род наш, что ныне славянским народом прозывается, пришел в эти места с той стороны отколь к нам недавно орда пожаловала. С самой что ни на есть восточной.

— Шутишь? — Не поверил словам Яра Войдат.

— Совсем нет. — Ответил ему Яр. — Про то мне дед сказывал. Говорил, что где-то там далече вообче колыбель всего человеческого рода находится. Про точное место я не спрашивал. По его словам мир-то наш большой. Жизни человеческой не хватит весь его обойти. Да и не зачем мне про то знать. Я ведь один черт туда не попрусь.

— А он про то отколь знает? — Поинтересовался Патирг. — Можа выдумал все?

— Нет. — Покачал головой Яр. — Не выдумал. Дед вранье на дух не переносит. И в то, что он мне говорил, я верю. Почему? Про то я вам сказывать не стану. Не потому что насмешек ваших испужался аль неверия. Просто про деда я вообче ничего говорить не хочу. Да и деду не понравится, коль узнает, что я про него другим сказываю.

Конец ознакомительного фрагмента.