Утонувшие девушки

Лорет Энн Уайт, 2017

На старинном кладбище найдена девушка, которую преступник оставил умирать у ног статуи Девы Марии. Одновременно из городского канала выловили замотанное в пленку неопознанное тело. На лбу обеих жертв вырезано распятие. К делу приступает молодой детектив Энджи Палорино, но она берется за него с опаской. Мало того что после начала расследования Энджи стала слышать жуткие голоса в голове, так еще и новый сотрудник Джеймс, с которым она вынуждена работать в паре, оказался ей знаком по совершенно иному поводу…

Глава 7

Джеймс Мэддокс отряхнул зонт и пристроил его на подставку у входа в «Синий барсук» рядом с другими мокрыми зонтами: наконец-то освободились места! Кафе было забито под завязку, а очередь на улице только удлинялась, несмотря на отвратительную погоду.

Официантка в экстравагантной мини-юбочке и высоких красных сапогах провела их к крошечному столику. Здешние стулья не были рассчитаны на людей с габаритами Мэддокса. За окном блестели от дождя пустые столы на деревянной веранде. Серо-стального оттенка вода в заливе рябила от ветра.

На бранче настояла Джинни, и она же выбрала кафе:

— Это самое крутое заведение в городе, папа, а какие там яйца «Бенедикт»!

Мэддокс мог предложить целый список занятий «покруче», которые можно было бы разделить с Джинни и не стоять битых полчаса на пронизывающем ветру под мокрым снегом. И не выкладывать целое состояние за какие-то яйца, которые он отлично может пожарить сам в своей кухоньке на яхте. В этом «Барсуке» даже столики не бронируют! И с чего вдруг заходиться от восторга от яиц «Бенедикт»? Однако целью его переезда в Викторию была Джинни и желание спасти то, что осталось от семьи. Он хотел наладить отношения с дочерью, пока не потерял ее окончательно, поэтому, когда Джинни приняли в Университет Виктории, Мэддокс начал искать работу в этом городе.

Сбросив пальто, дочь повесила его на спинку стула, прежде чем присесть. Мэддокс кое-как стянул собственное пальто, соображая, не нужно ли Джеку-О сходить до ветру: барбос сидит в машине уже почти час. Пристроив пальто и усевшись, Мэддокс заметил чернильный рисунок над краем футболки дочери.

— Это у тебя что, татуировка? — поинтересовался он.

— И что? — сразу ощетинилась Джинни.

— Когда успела?

— Мама не против. Не понимаю, что тебе не нравится — сейчас у всех тату.

Мэддокс не был ханжой и к татуировкам относился спокойно, но чтобы несмываемые чернила — и на коже его дочурки…

— Вот сейчас тебе нравится, — начал он, — а через несколько лет…

— Па-па!!

Он шумно вздохнул, и они погрузились в чтение меню. В зале стоял гул разговоров. При каждом движении Мэддокс едва не задевал локтем мужчину за соседним столиком. Мэддокс послушно заказал яйца «Бенедикт» с беконом и колбасой. Джинни предпочла вариант с пониженным содержанием углеводов — без булочки. Мэддокс счел за лучшее не задавать вопросов — дочка давно боролась с лишним весом, хотя лично он считал ее красавицей. Наконец принесли кофе.

— Как учеба? — спросил Мэддокс, дождавшись, пока официантка отойдет.

— Прекрасно.

Он налил сливки себе в чашку, размешал сахар, глядя, как Джинни тянет несладкий черный кофе. Мэддокс гадал, давно ли она обходится без сливок и сахара — опять в рамках борьбы с лишними фунтами, что ли? Ему стало неловко — переехав сюда, он понял, что совсем не знает собственную дочь, потому что пропустил большой кусок ее детства и юности.

— А какие у тебя новые предметы?

Дочь громко вздохнула.

— Джинн, ну я же стараюсь. Смягчи свой приговор.

Она отбросила за спину густые темные волосы.

— Пап, ты так явно и при этом так фальшиво стараешься…

— Зато я здесь, — улыбнулся Мэддокс. — Сколько старых папаш ты видела в очереди под мокрым снегом?

Джинни не удержала улыбки:

— И то правда.

Нужно двигаться постепенно, маленькими шажками, и он снова завоюет ее доверие. Это будет непросто — дочь до сих пор чуть что вскидывается, да и мать напела в уши, но ведь он рядом. Он же приехал. Психоаналитик, пожалуй, камня на камне не оставил бы от причин его переезда, в том числе и от старой яхты, которую Мэддокс купил, пытается починить и на которой живет в Западной бухте, — со стороны несложно догадаться, что Мэддокс буквально не мог видеть и тем более подписать бумаги о разводе, присланные адвокатом жены. Однако он нашел работу в Виктории — задача не из легких, на эту позицию метили многие — и завтра приступает.

Он все вернет и восстановит, насколько это вообще возможно.

В ожидании заказа (яйца варили целую вечность) Джинни щебетала о новом семестре и о том, как ей хочется стать юристом. Мэддокс гордился дочерью и так ей прямо и сказал. Джинни растаяла и рассказала еще об университетском хоре, куда она недавно записалась, о том, как они по четвергам репетируют в центральном католическом соборе и какая там потрясающая акустика, витражи и вообще, а в прошлый четверг они ходили в караоке-клуб.

— Гей-бар, кстати, — добавила Джинни. — И владельцы — пара геев.

Мэддокс кивнул и допил свой кофе. Дочь то и дело провоцировала его, но он не брал наживку.

— Наше пение потрясло всех до глубины души, — продолжала она. — Нам устроили овацию стоя. А потом наши ушли, а я осталась, потому что мне хотелось спеть соло, и я запела из «Отверженных», помнишь, там, где…

— Разве я разбираюсь в мюзиклах? — засмеялся Мэддокс.

Джинни замолчала. Мэддокс понимал, что дочь думает сейчас о новом бойфренде своей матери, самодовольном придурке и, видимо, меломане. Опустив глаза, она начала теребить салфетку. Мэддокс под столом крутил на пальце обручальное кольцо, которое надевал в основном ради Джинн. Ему хотелось дать дочери надежду, показать, что он держится за некую (довольно абстрактную) идею семьи и стародавние клятвы.

— А как ты потом добралась до дома?

— Ножками, папа, ножками, — пожала плечами дочь. — Там идти-то всего пять кварталов!

— А который был час?

Джинни тут же с вызовом уставилась на отца. Глаза у нее совсем как у Мэддокса — синие, и кожа бледная, чистая. Валлийские гены. У Мэддокса даже горло стиснуло от отеческой любви и беспокойства.

— Папа, Виктория — совершенно безопасный город.

— Джинни, совершенно безопасных городов не бывает.

— По сравнению с Сюрреем или западными районами Ванкувера — безопасный.

— Я лучше знаю, я здесь работаю.

— Вот в этом и проблема — ты насмотрелся столько грязи и гнусностей, что в каждом видишь морального урода, забывая, что в людях есть доброта и порядочность!

— Джинни…

— Мне все равно, что ты скажешь! У тебя все плохие! Дома ты никогда не смеялся, не проводил выходные со мной и мамой, никогда не выезжал с нами на природу, даже соседей не звал на барбекю во дворе! А нам с мамой это было нужно! Мне это было нужно! Ты ведь мне за всю жизнь ни разу не улыбнулся, приходя с работы…

В кармане Мэддокса завибрировал сотовый. Дочь замолчала, яростно глядя на него. Телефон зажужжал снова. Мэддокс не полез в карман. К ним уже шла официантка с тарелками. Включился автоответчик — и почти сразу телефон затрясся снова.

Мэддокс решился взглянуть на дисплей — звонил новый босс. Мэддокс нахмурился: он же выходит на работу только завтра утром!

— Я должен ответить, — негромко сказал он. — Мэддокс, — тихо сказал он в телефон, пока дочь испепеляла его взглядом.

— Джек Базьяк, — послышалось в трубке. — Прости, что беспокою в воскресенье, но наш убойный отхватил очередное происшествие, можно сказать, политической важности, учитывая позицию нового мэра. Я хочу, чтобы ты с самого начала взял на себя руководство следствием.

Мэддокс покосился на дочь. Джинни пристально смотрела на него.

— А что конкретно?

— Да «поплавок» в заливе, под мостом на Джонсон-стрит. Вроде женщина. Ее сейчас вытаскивают из воды. На месте коронер, патологоанатом, криминалисты и детектив Харви Лео. Район оцеплен… — Базьяк отвлекся, разговаривая с кем-то еще, потом продолжил: — Похоже, наша утопленница пробыла в морской воде довольно долго. Есть соображения, что ею может оказаться пропавшая студентка здешнего универа, Аннелиза Йенсен. Подъедешь? Я скажу Лео, чтобы он на тебя рассчитывал? Я ему уже говорил — ты первый спец по таким делам.

Принесли еду.

— Яйца «Бенедикт» по-деревенски? — уточнила официантка, держа тяжелые белые фаянсовые тарелки. Мэддокс немного отвернулся и совсем тихо спросил в трубку:

— Куда ехать?

— К верфи на Джонсон-стрит, прямо под мостом, возле Уорф-стрит.

— Буду в десять.

— Ты же не уедешь сейчас? — сразу спросила Джинни, когда отец нажал отбой.

— Джинн, я… прости меня, мы посидим как-нибудь в другой раз.

Официантка, по-прежнему стоявшая рядом, повторила громче:

— Яйца «Бенедикт» по-деревенски!

— А ты оставайся, позавтракай.

— Еще чего! — Джинни повернулась к официантке: — Унесите, не нужно.

— Завернуть вам с собой? — предложила та после паузы.

— Нет, — отрезала Джинни, оттолкнув стул и задев при этом женщину, сидевшую сзади. Схватив пальто, Джинни продолжила: — Ясно, почему мама от тебя ушла! Всякий раз, как она мечтала посидеть втроем, кого-то непременно грохали! Это ты виноват, что у нее появился Питер! Это из-за тебя она нашла себе бойфренда. Покойники тебе интереснее собственной семьи!

В кафе стало тихо.

Джинни бешено сунула руки в рукава, рывком перекинула через плечо сумку-банан и, распахнув дверь, вышла на улицу. Мэддокс быстро положил на стол несколько смятых купюр, схватил пальто и выбежал следом.

— Джинни! — окликнул он. — Я тебя подвезу…

— Не надо меня подвозить! У меня свидание!

Он смотрел, как дочь решительно шагает по тротуару, скользкому от мокрых листьев. Ветер трепал полы ее пальто. Она свернула за угол, где на фонарном столбе еще трепетал предвыборный плакат. Мэддокс глубоко вздохнул, сунул руки в карманы куртки и пошел к машине.

Он открыл дверцу — и сразу в нос ударил запах собачьей мочи.

— Джек-О, ну что это за дела!

Старый джек-рассел, спавший на заднем сиденье, поднял голову и добрыми глазами уставился на хозяина. Шрам на месте ампутированной задней лапы был еще ярко-розовым после второй, недавней операции. Пес успел помочиться на газету, лежавшую на полу возле переднего сиденья. Мэддокс выругался, сел за руль и, несмотря на снег и холод, опустил стекла: у него не было времени искать, куда выбросить промокшую газету. Он выехал задним ходом, строго спрашивая:

— Не мог еще пару минут потерпеть, Джек-О?

Пес вздохнул, закрыл глаза и снова задремал на своем одеяле.

А Мэддокс поехал расследовать убийство.

╬