Утонувшие девушки

Лорет Энн Уайт, 2017

На старинном кладбище найдена девушка, которую преступник оставил умирать у ног статуи Девы Марии. Одновременно из городского канала выловили замотанное в пленку неопознанное тело. На лбу обеих жертв вырезано распятие. К делу приступает молодой детектив Энджи Палорино, но она берется за него с опаской. Мало того что после начала расследования Энджи стала слышать жуткие голоса в голове, так еще и новый сотрудник Джеймс, с которым она вынуждена работать в паре, оказался ей знаком по совершенно иному поводу…

Глава 10

Через стеклянную перегородку палаты интенсивной терапии Энджи некоторое время наблюдала за женщиной, державшей за руку свою дочь. Сгорбленная спина, темные волнистые волосы наспех собраны в хвост.

Энджи вспомнилась Мириам и бесчисленные трудности, с которыми сталкивается каждая мать в своем желании защитить дочь от всякого зла. Мириам всю свою жизнь положила на заботу об Энджи. Теперь Энджи предстоит заботиться о маме. Энджи вновь ощутила странную пустоту, подумав о промелькнувших годах, которых не вернуть. Отчего-то на память пришла кладбищенская статуя Девы Марии, непорочной мадонны, не осквернившей себя сексом, но все равно родившей ребенка: какой фарс… Энджи злили двойственные стереотипы, навязываемые женщине обществом, мнение, что совокупление, акт продолжения рода, сексуальное наслаждение являются чем-то нечистым, сродни содержимому сточной канавы: «грязная» девчонка, «грязные» книжки… Перед глазами мелькнула красная вспышка, голова стала тяжелой. Энджи ощутила вкус крови во рту, липкие струйки на лице. Губу пронзила острая боль, и вдруг в палате рядом с горюющей матерью появилась девочка в розовом платье. У Энджи бешено забилось сердце. Девочка медленно повернула голову и уставилась прямо на нее, но лица у нее не было, только матово светящееся пятно, обрамленное длинными темно-рыжими волосами. Девочка протянула ручонку к Энджи, и та услышала шепот, от которого по коже пробежал мороз:

— Пойдем в рощу поиграть… Пойдем, пойдем играть…

Видение исчезло. Похолодевшая от ужаса Энджи с трудом сосредоточилась, толкнула дверь и шагнула в палату. Ее вновь встретило мерное шипение и писк приборов.

— Доченька, ты меня слышишь? — повторяла женщина. — Пожалуйста, сожми мою руку, если слышишь, Грейси, пожалуйста!

Подойдя сбоку, Энджи кашлянула:

— Миссис Драммонд, я — детектив Паллорино из столичной полиции.

Женщина подняла голову — бледное лицо с остановившимися от шока и горя глазами. Энджи много раз видела этот взгляд. Ужас, недоверие, отчаяние и бессилие, когда чудовищное злодеяние разделяет твою жизнь на до и после, и простой обыватель, ведущий ничем не примечательную жизнь, вынужден общаться с полицейскими, врачами, коронерами, экспертами, отвечать на вопросы, сносить назойливое внимание журналистов и делать многое другое, о чем он вчера и помыслить не мог.

— Я не знала, что она не появилась на работе, пока не увидела утренние новости. Я побежала в ее комнату, чтобы убедиться, что Грейси там… Как же получилось, что я не знала-то?

Энджи охватило сочувствие, фоном которому служило неистовое желание найти этого насильника, однажды уже ускользнувшего от них с Хашем. Если бы они задержали его три или четыре года назад, эта женщина и ее дочь не оказались бы здесь.

— Я вам очень сочувствую, — сказала Энджи.

— Врач мне уже сказала, что этот изверг… сделал с моим ребенком… — Голос женщины прерывался, глаза были мокрыми.

— Медсестры сказали, что вашу дочь зовут Грейс?

Дрожащая рука женщины взлетела, прижавшись ко рту:

— Грейси… Мы зовем ее Грейси. — По щекам потекли слезы. — Грейси Мэри Драммонд. Ей шестнадцать, а будет… — Тело женщины сотрясали рыдания.

— Держитесь. — Энджи нерешительно положила руку женщине на плечо, но несчастная мать овладела собой:

— А двадцать девятого декабря будет семнадцать. Когда она начала работать в «Барсуке», мне пришлось подписывать согласие, что я не против. Грейси… ей хотелось карманных денег, мы ведь едва сводим концы с концами. Не надо мне было отпускать ее одну, вечером, на автобусе, но ведь в городе безопасно, а остановка прямо у нашего дома, автобус уходит в шесть часов… Не так поздно, а до пяти утра она в пекарне, потом сразу на обратный автобус и домой… Каждая мать хочет, чтобы ее дочка была одета как куколка, понимаете? Я не могла купить ей нарядов, сами видите, в чем хожу… Я радовалась, думала, все нормально. И все было нормально целый год с лишним… — Она с силой зажала рот, будто из последних сил сдерживая истерику.

— Принести вам кофе, миссис Драммонд? — спросила Энджи. — Или воды?

Лорна Драммонд покачала головой.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов. В коридоре есть стулья, лучше, наверное, там поговорить?

— Я не хочу уходить от Грейси. Она столько времени лежит здесь одна…

— Это буквально напротив двери.

Женщина поднялась и на негнущихся ногах вышла из палаты. Энджи подвела ее к стульям под окном, помогла сесть и присела сама, достав блокнот.

— Когда вы в последний раз видели Грейси, миссис Драммонд?

Лорна Драммонд отвела с лица спутанные пряди.

— В пятницу утром, перед тем как уйти на работу. Я работаю сутками в доме престарелых. В пятницу в четыре начинаю, в субботу в четыре заканчиваю. — Она прикусила губу. — Так что Грейси я обычно вижу в субботу вечером, перед тем, как она уезжает на работу в «Синий барсук», но накануне у меня было свидание… мы только начали встречаться… поэтому я вернулась домой ранним утром в воскресенье и сразу пошла спать. Проснулась позже обычного и… услышала в новостях… Я пошла в комнату Грейси, а ее нет! И постель не разобрана! Я… Вы скажете, что я плохая мать, нечего было ходить на свидание, но у меня в кои-то веки начало что-то налаживаться… — Она выхватила из кармана бумажный платок и сильно высморкалась. Нос красный, опухший, глаза заплаканные. — Сначала кажется, у тебя впереди все время мира, а потом бываешь рада хоть…

Она не договорила, всем телом трясясь в рыданиях.

— Я знаю, — сказала Энджи. Она подождала, пока Лорна Драммонд снова сможет говорить. — Значит, Грейси каждую субботу работала в «Синем барсуке»?

— Да, в пекарне, в ночную смену.

— А вы не знаете, кто еще регулярно ездил этим же автобусом? Может, кто-нибудь видел, как Грейси села в автобус и доехала ли она до пекарни?

— Ох, я не знаю. Но там вроде один и тот же водитель. Грейси о нем говорила. Кажется, Гарри.

— Почему она говорила про этого Гарри?

— Он всегда здоровался с ней.

— В какую школу она ходит?

— В Дюнэйгл.

— Грейси не говорила, что за ней, допустим, следили в последнее время или приставали на улице?

— Да нет, вроде нет… Ох, нельзя было отпускать ее работать в ночную смену! Зачем я разрешила! Она пошла работать в шестнадцать лет, потому что мы жили только на мой заработок…

— А где ее отец?

— Мы в разводе, у него новая семья. Он переехал куда-то на север, точно не знаю. Я сто лет не видела от него чеков на алименты.

— Вы давно развелись?

— Грейс тогда было девять лет.

— Она еще где-нибудь работает?

— Нет, только один день в неделю в «Барсуке».

— А отец не мог помогать ей деньгами?

Лорна подняла голову. Глаза стали круглыми от удивления:

— Нет. А почему вы спрашиваете?

Энджи пристально смотрела на нее.

— Вчера на вашей дочери были очень дорогие дизайнерские сапоги.

— Должно быть, Грейси сама купила. Я же объясняю, она ж для этого и работать пошла — чтобы наряжаться!

— Вы знаете, сколько стоят сапоги «Франческо Милано»?

— Нет, а сколько?

— Больше тысячи долларов.

Лорна Драммонд побелела. Взгляд растерянно заметался.

— Может, уцененные взяла? Она много чего в секонд-хенде берет. Или одолжила у кого? Господи, я и внимания не обратила…

— А кто ваш новый знакомый, к которому вы ходили на свидание?

— Но вы же не думаете…

— Мне для протокола.

— Курт Шеперд. Мы познакомились четыре месяца назад — у него умерла мать в доме престарелых, где я работаю. Живет в Эскимолте, работает механиком в «Барни», очень хороший, порядочный человек.

— Нам придется приехать к вам домой и взглянуть на комнату Грейси. Вы не против?

— Нет, нет, конечно.

— У Грейси есть мобильный телефон?

— Айфон у нее. Я звонила не переставая, как только увидела новости, но сразу включался автоответчик.

— Можно ее номер и провайдера?

— М-м-м… кажется, у нее «Клиавейв». — Лорна продиктовала Энджи телефон дочери. Записывая цифры, Энджи боковым зрением заметила какое-то движение в палате Грейси. Там вдруг забегали медсестры, а по громкой связи послышался спокойный голос:

— Синий код, двенадцатая палата. Синий код, двенадцатая палата.

У Энджи упало сердце. Лорна Драммонд резко обернулась:

— Что это? Это что значит?

Двойные двери в конце коридора распахнулись — по коридору бежали медсестры и кардиологи в зеленых костюмах. Впереди спешила доктор Финлейсон.

Лорна Драммонд вскочила:

— Господи, это же палата Грейси! Они к ней!

Она бросилась к врачам.

— Миссис Драммонд! — Энджи кинулась за ней. — Лорна, подождите! Стойте! — Она поймала Лорну за локоть у самых дверей, не пуская дальше. Было видно, как одна медсестра ритмично нажимает на грудную клетку девушки, а другая готовит электроды дефибриллятора.

— Всем отойти, — скомандовала вторая. Электроды приложили к груди Грейси. Тело судорожно дернулось, но линия на мониторе оставалась ровной, а писк монотонным. Новый разряд. И еще. Ничего.

Лорна вырвалась от Энджи и вбежала в палату:

— Господи, Грейси!

Ее перехватила медсестра.

— Пожалуйста, — рыдала Лорна Драммонд. — Скажите мне, что происходит!

Медсестра обняла ее за плечи и вывела в коридор.

— Ждите здесь, миссис Драммонд. Вы сейчас будете только мешать.

— Пойдемте, миссис Драммонд, — мягко сказала Энджи, пытаясь увести женщину от палаты.

Но мать снова вырвалась, прижав ладони к стеклу:

— Грейси! Грейси! Пожалуйста, не умирай! Только не сейчас!

Доктор Финлейсон взглянула на медсестру, державшую электроды. Та покачала головой. Доктор Финлейсон еще раз проверила пациентку, взглянула на часы и что-то сказала. Энджи похолодела: врач называла время смерти.

Странный, тонкий, нечеловеческий вой вырвался из горла Лорны Драммонд. Она развернулась и с кулаками набросилась на Энджи, попадая по груди, лицу и рукам:

— Это ты, ты виновата! Ты увела меня от постели ребенка! Из-за тебя моя доченька умерла в одиночестве!

Энджи молча стояла под этим жалким натиском. Она не отступила и даже не перехватила рук Лорны Драммонд, не попыталась остановить обезумевшую женщину. Это ей за пренебрежение к собственной матери. За все плохое, что она совершила в жизни.

Наконец обессилевшая Лорна Драммонд соскользнула на пол, проехавшись по Энджи до самых ее байкерских ботинок, и неудержимо зарыдала. Две медсестры уже бежали на помощь.

Энджи, справившись с комком в горле, отступила, мысленно поблагодарив медиков за вмешательство. Глубоко, с усилием, дыша, она по длинному коридору вышла из отделения интенсивной терапии и уже из холла, с пересохшим ртом, позвонила Веддеру.

— Она только что скончалась, — сказала она в трубку, услышав «алло». — Ее звали Грейси Мэри Драммонд, шестнадцать лет, через несколько дней должно было исполниться семнадцать. Заканчивала школу Дюнэйгл.

Говоря это, Энджи заметила взбешенного Хольгерсена, направлявшегося к ней.

— Это что за отношение такое, Паллорино? — начал он на повышенных тонах, наставив палец чуть не в лицо Энджи. — Еще раз так сделаешь, и…

— Она умерла.

Хольгерсен замолчал и медленно опустил руку.

— Все-таки утонула, хоть и на больничной койке. — Энджи в упор смотрела на Хольгерсена. — Иногда дела не ждут, пока ты отольешь или перекуришь.

╬