Не обещай ничего

Линвуд Баркли, 2015

Дэвид Харвуд, вернувшись в родной провинциальный городок Промис-Фоллз, узнал, что его кузина Марла тайно воспитывает ребенка, которого однажды утром принесла ей загадочная женщина в белом. Но вскоре выяснилось, что этот малыш – сын убитой в своем же доме Розмари Гейнор. А Марлу, в чью историю про женщину в белом никто не поверил, полиция обвинила в убийстве… Пытаясь спасти кузину, Дэвид начинает собственное расследование и вскоре понимает, что смерть Розмари и появление загадочной женщины в белом – звенья целой цепи зловещих событий. Все больше доказательств того, что кто-то решил заставить жителей городка заплатить за грехи и тайны прошлого… кровью.

Глава 4

Дэвид

— Марла, я серьезно, ты должна со мной поговорить.

— Мне надо уложить малыша. — Она качала Мэтью на руках, слегка касаясь его губ соской бутылочки. — Кажется, наелся, больше не хочет.

Марла поставила бутылочку на прикроватный столик. Ребенок закрыл глаза и от удовольствия тихонько загукал.

— Сначала он был совсем не такой, — объяснила Марла. — Вчера долго плакал, не признавал меня, боялся.

Я удивился, почему ребенок ее боялся, если она уверяла меня, что он с ней уже много месяцев, но промолчал.

— Я просидела с ним всю ночь, — продолжала она. — И между нами установилась тесная связь. — Марла тихонько рассмеялась. — Выгляжу, наверное, страшилой. Душа утром не приняла, не подкрасилась. Вечером, как только он перестал плакать, уложила его спать, а сама бросилась в магазин. Надо было очень многое купить. Жутко боялась оставлять его одного. Но что было делать? Позвонить никому пока не решилась, а ангел принес совсем немного.

— Кто еще знает о Мэтью? — спросил я. — Тетя Агнесса, твоя мать, знает?

— Нет. Я ей еще не сообщила эту добрую весть. Все случилось очень быстро.

Несообразностей становилось все больше.

— Насколько быстро?

Марла не сводила с ребенка глаз.

— Ладно. Мэтью у меня не десять месяцев. Вчера ближе к вечеру, примерно в то время, когда начинается программа доктора Фила, я писала отзывы об иллинойской компании по установке кондиционеров, в дверь позвонили.

— Кто это был?

Чуть заметная улыбка.

— Я же тебе говорила — ангел.

— Расскажи мне подробнее об этом ангеле.

— Хорошо, пусть она не настоящий ангел, но трудно думать иначе.

— Следовательно, это была женщина?

— Да.

— Его мать?

Марла уколола меня взглядом.

— Теперь его мать я!

— Допустим. Но до того момента, как эта женщина отдала тебе Мэтью, его матерью была она?

— Наверное. — Марла произнесла это нерешительно, словно не желая признавать очевидного факта.

— Как она выглядела? На кого была похожа? Она была ранена? Ты видела кровь? Ее рука была в крови?

Марла медленно покачала головой:

— Ты же знаешь, Дэвид, что у меня плохая память на лица. Мне она показалась очень красивой. Вся в белом, поэтому когда я ее вспоминаю, то представляю ангела.

— Она сказала, кто она такая? Назвала свое имя? Оставила координаты, как с ней связаться?

— Нет.

— И ты не спросила? Тебе не показалось все это странным — неизвестная женщина звонит в твою дверь и отдает ребенка?

— Она очень спешила, — пробормотала Марла. — Сказала, что ей надо бежать. — Ее голос угас. Она опустила Мэтью на середину кровати и обложила подушками, создав вокруг него что-то вроде бруствера. — Пока не куплю детскую кроватку, придется поступать вот так. Нельзя, чтобы он скатился с матраса и ударился о пол. Поможешь мне с этим? Купить кроватку? В Олбани есть «ИКЕЯ»? Или в «Уолмарте» тоже продают детские кроватки? Это ближе. В мой «мустанг» кроватка даже в разобранном виде, наверное, не войдет. И со сборкой у меня вряд ли получится. Я в таких делах бестолкова. В доме даже нет отвертки. Разве что валяется в каком-нибудь шкафу на кухне, но я не уверена. «ИКЕЯ» вроде прикладывает к товарам всякие штуковины, чтобы покупатели могли собрать предмет, даже если у них нет кучи инструментов. Покупать подержанную в комиссионке или в антикварном магазине не хочется. Прежние хозяева могли понаделать столько всяческих «улучшений», что спать в них может быть опасно. Я видела сюжет по телевизору: устроили, чтобы боковина поднималась и опускалась, а она случайно упала на шею ребенку. Не дай бог! — Она вздрогнула.

— Конечно, не дай бог.

— Так поможешь мне с кроваткой?

— Пожалуй. Но сначала мы должны кое с чем разобраться.

Марла почти не обращала на меня внимания. Я не мог понять причину ее теперешней отрешенности от действительности. Не объясняется ли ее состояние тем, что она проходит какой-то курс лечения? Если после потери ребенка она и посещала психиатра и тот прописывал ей лекарства, чтобы справиться с депрессией и страхами, я об этом не знал. С какой стати? И теперь не собирался копаться в ее болезни, потому что не представлял, что бы стал делать с тем, что мог узнать.

Может, ничего и не наглоталась, просто была в своем обычном состоянии с тех пор, как родила мертвого ребенка. Это в присущей ему бестактной манере подтвердил мой отец, сказав, что у нее малость поехала крыша. Я слышал только обрывки и отголоски истории. Мать Марлы Агнесса, которая в молодости, до того как стать медицинской сестрой, работала акушеркой, присутствовала при родах вместе с семейным врачом по фамилии, если я правильно запомнил, Стерджес. Мать рассказывала, какой их обуял ужас, когда они поняли, что что-то пошло не так. Как Марле дали несколько минут подержать ребенка, прежде чем унесли насовсем.

У нее родилась мертвая девочка.

— Печально, очень печально, — повторяла мать всякий раз, когда вспоминала племянницу. — На нее так сильно повлияло, словно что-то захлопнулось. Такое мое мнение. И где же был отец? Помог ли хоть чем-нибудь? Нет! Ни на грош!

Отцом был студент Теккерей-колледжа. На семь или восемь лет младше Марлы. Больше я о нем почти ничего не знал. Хотя это теперь не имело никакого значения.

Получила ли полиция заявление о пропавшем младенце? Если бы газета не закрылась и у меня сохранились полномочия сотрудника редакции, я бы просто позвонил в управление и задал вопрос. Но для частного лица все намного сложнее. Прежде чем поднимать шум и тревожить власти, следовало выяснить, что же на самом деле происходит. Не исключено, что Марла нанялась присматривать за чьим-то ребенком, а затем дала волю своим фантазиям. Я имею в виду ангела, который позвонил в ее дверь.

— Марла, ты меня слышишь? Мы должны кое с чем разобраться.

— С чем?

Я решил ей подыграть и сделал вид, что ситуация, в которой мы оказались, совершенно естественная.

— Не сомневаюсь, ты хочешь, чтобы все было легально и безупречно. Если хочешь оставить себе Мэтью, придется подписать кое-какие бумаги и решить юридические вопросы.

— Совсем не обязательно, — возразила Марла. — Когда Мэтью подрастет и пойдет в школу или даже позже, когда потребуется получать водительские права или другие документы, я скажу, что потеряла его свидетельство о рождении. Никто ничего не докажет.

— Не получится, Марла. В городе сохраняются регистрационные записи.

Мое замечание ее ничуть не поколебало.

— Властям придется поверить, что он мой. Ты делаешь из мухи слона. Общество слишком закопалось в бумагах, чтобы успевать следить за всякой мелочью.

— Но должны же мы узнать, кто его родил, — не отступал я. — Хотя бы из медицинских соображений. Чем болели его настоящие отец и мать, какова его наследственность?

— Ты не желаешь мне счастья, Дэвид? Считаешь, что после всего, через что мне пришлось пройти, я его не заслужила?

Я не нашел что ответить, но оказалось, что этого и не требовалось.

— Мне надо привести себя в порядок, — заявила Марла. — Раз уж ты здесь, пойду приму душ и переоденусь в чистое. Я планировала выйти с Мэтью за покупками.

— В гостиной за дверью стоит коляска. Это ты ее купила? — спросил я.

— Нет, ангел принес, — ответила она. — Твоя мама прислала каких-нибудь вкусняшек?

— Да, — кивнул я. — Положу тебе все в холодильник.

— Спасибо. Я быстро. — Марла скользнула в ванную и закрыла за собой дверь.

Я бросил взгляд на ребенка: Мэтью мирно спал и вряд ли был способен выкатиться из подушечной тюрьмы. Поставил в холодильник замороженные продукты, которые прислала Марле моя мать (человек я очень практичный), и пошел в гостиную осмотреть коляску. Она стояла сложенной — в таком положении ее легко положить в багажник или убрать в кладовку.

На правой ручке были такие же пятна, какие я видел на дверном косяке.

Я разложил конструкцию и нажал ногой на маленький рычажок, чтобы зафиксировать коляску в таком положении. Ею явно пользовались. Когда-то черные шины колес обтрепались, в трещины сиденья набились крошки кукурузных хлопьев. Сзади к коляске был прикреплен закрывающийся на молнию карман. В нем лежали три погремушки, машинка с толстыми деревянными колесиками, реклама магазина детских товаров, наполовину пустой пакет влажных салфеток, бумажные носовые платки.

Мое внимание привлекла реклама — на одной стороне листка было написано несколько слов.

Это был адрес. Листок оказался не из разряда макулатурной почты, рассовываемой по почтовым ящикам и рекламирующей все, что угодно. Он приглашал в «Я родился» — местный магазин детской одежды. Но что еще важнее — к листовке была прикреплена бирка с именем.

Розмари Гейнор жила в доме 375 по Бреконвуд-драйв. Я знал эту улицу. Довольно престижный район более высокого класса, чем у Марлы, в паре миль отсюда.

Я достал мобильник и собрался запустить приложение, позволяющее узнать номер домашнего телефона Гейноров. Но палец застыл над кнопкой: я задумался, так ли уж разумно ей звонить?

Не лучше ли подъехать? Прямо сейчас.

Из ванной доносился шум воды. Марла принимала душ. Мобильник все еще был у меня в руке, и я позвонил домой.

Мне ответили после первого гудка.

— Папа, мне надо поговорить с мамой.

— Что случилось?

— Просто передай ей трубку.

Послышался шорох и приглушенные слова: «Он хочет с тобой поговорить». И наконец голос матери:

— В чем дело, Дэвид?

— У Марлы кое-что произошло.

— Ты отдал ей чили?

— Нет… то есть я все привез. Мама, здесь ребенок.

— Что?

— У Марлы ребенок. Она утверждает, что ребенок ее. Будто некая женщина позвонила к ней в дверь и отдала. Чушь какая-то. Мне приходит в голову, язык не поворачивается выговорить… Господи, полный абсурд. Я подозреваю, что она его у кого-то украла.

— Только не это! — выдохнула мать. — Неужели опять?