Хлопоты ходжи Насреддина

Леонид Резников, 2020

Много бродил по свету ходжа Насреддин – заступник бедных и угнетенных, гроза нахальных богачей. Много разного повидал он на своем веку, но где бы ни появлялся ходжа, всегда старался он дарить людям надежду на лучшее и делать их жизнь светлее, восстанавливая справедливость и мстя зарвавшимся богатеям за притеснения простого народа. И вот на пути ходжи раскинулось новое селение. Трепещите же, жадные и бессовестные обиралы!

Глава 5. Неудачливый воришка

Богач Зариф, как только утвердился в разуме, хотел бежать к судье. Нужно было обязательно предупредить его о появлении в селении этого нечестивца Насреддина и, главное, о похищении им важной бумаги, утеря которой могла стоить лично Зарифу очень дорогого, особо, попади она в руке проклятого ходжи. Нужно было что-то срочно предпринять, но у самого порога Зариф вдруг остановился, мучимый тяжкими сомнениями. Стоило ли судье говорить о пропаже бумаги? Еще неизвестно, чем это может обернуться для Зарифа, ведь судья в их деле вовсе не последний человек. К тому же могли всплыть и прошлые дела: что если Насреддин завладеет и другими бумагами? При этой мысли у Зарифа закружилась голова, он покачнулся и припал плечом к стене у входной двери.

Нет, к судье пока не стоит ходить, решил он. Нужно сначала попытаться вернуть украденную бумагу. Вернуть любым способом, во что бы то ни стало! А уж если это не удастся сделать, то тогда судье придется рассказать все. Да, но как вернуть бумагу, и где обретается сейчас презренный проходимец Насреддин?

Бормоча проклятья в адрес бестолкового слуги, который слишком ретив в своем рвении угодить хозяину, даже не угодить, а выслужиться, Зариф забегал по комнате из угла в угол.

«Что же делать? Что делать? — крутился в его голове единственный вопрос. Но тут его внезапно осенило, и богач замер посреди комнаты. Икрам! Ведь слуга говорил, что все произошло на поле оборванца-дехканина. Значит, Насреддин — будь он проклят! — может быть только в одном месте — в доме Икрама!»

Зариф, осененный внезапным прозрением и теша себя надеждой, что все именно так, как он полагает, вернулся на свое излюбленное место рядом с окном, где удобной горкой были свалены курпачи, а врывавшийся в распахнутое окно ветерок приятно касался кожи, и кликнул слугу:

— Эй, бездельник! Где ты там?

— Я здесь, господин! — Юркий слуга вынырнул из маленькой комнатушки, где он трясся от страха в ожидании наказания за свой прямо-таки идиотский поступок, и, ужом скользнув к курпачам, раболепно заглянул в глаза своему господину. — Что изволите?

— Слушай внимательно! — пошевелился на курпачах Зариф, устраиваясь поудобнее.

— Я весь обратился в слух, мой господин, — склонил голову слуга.

— Не перебивай! Так вот, — продолжал Зариф, понизив голос, и на всякий случай выглянул в окно — поблизости никого не было видно, — пойдешь в ущелье — ты знаешь куда…

Слуга вздрогнул всем телом, но не решился произнести ни единого слова.

–…и скажешь Мустафе, что мне нужен искусный ловкий вор. Вот, держи. — Зариф вынул из-под курпачей небольшую мошну со звонкими динарами и небрежно протянул ее слуге. Тот принял деньги и быстро спрятал под халат, будто их и не было. — Ты знаешь, что и у кого нужно выкрасть.

— Да, господин, но мне неведомо, где скрывается Насреддин, — воскликнул слуга.

— Молчш-ши, дурак! — зашипел и замахал руками Зариф, будто что-то загребал ими. — Это имя следует произносить только шепотом.

— О! — вытаращился слуга, прихлопнул рот мягкой розовой ладошкой, не знавшей другого труда, кроме письма разных гнусных бумаг.

— Вот именно. Как бы На… наш друг не проведал обо всем раньше тех, к кому ты собираешься. И тогда тебе несдобровать!

— Мне? — не на шутку перетрусил слуга.

— Ну а кому же еще? — состряпал удивленную мину Зариф. — Это ведь ты повздорил с На… шим общим другом, а не я. Это он у тебя забрал… нечто очень важное.

То, что бояться стоило именно ему, Зарифу, а не его бестолковому слуге, богач из мнительности не хотел признаваться даже самому себе — так спокойнее. Вдруг все еще и образуется.

— Да, да, я все понял, — закивал слуга, запахивая халат на груди, будто ему вдруг стало очень холодно.

— Он, который тот, должен сейчас находиться в доме Икрама, — продолжал шепотом Зариф, наклонившись вперед. — Так что поторопись!

— Вы уверены, господин?

— Э-э, а где ему еще быть? — фыркнул Зариф, упираясь локтем в удобный мягкий валик. — Этот… хороший человек здесь никого не знает, а Икрам в благодарность за то, что он избавил его от тебя, обязательно приютит На… в общем, приютит в своем — хе-хе! — доме.

— Хе, — осторожно хохотнул слуга и сглотнул.

О ветхом жилище дехканина ему было известно не хуже Зарифа. Не сегодня — завтра дом мог развалиться и погрести под собой строптивого бездельника Икрама. Но лучше, полагал слуга, чтобы их придавило сразу обоих, вместе с проклятым Насреддином.

— Я все сделаю, господин, — ткнулся слуга головой в пол и поднялся с колен.

— Торопись! — зевнул Зариф и, закрыв глаза, мечтательно улыбнулся. Эх, надо было послать не вора, а убийцу — так уж наверняка можно было бы избавить мир от зудящей занозы в лице Насреддина. Впрочем, это пока терпит — к чему лишние проблемы с убийствами и связанные со столь деликатным делом траты? Главное — вернуть бумагу…

— Ходжа, ты почему не ложишься? — спросил Икрам, широко зевая. Дехканин настолько утомился за день от разнообразных переживаний, что просто валился с ног. Так он не уставал, даже работая в поле с утра до ночи. Хотя грех жаловаться. Насреддин все-таки сдержал свое слово: расписка Пулата, запрятанная под рубаху, согревала душу бедняка: это же надо, новый дом за просто так получить!

— Спи, я пока не хочу, — отозвался ходжа, подвешивавший пустую тыкву, заткнутую пробкой, к винограднику.

— Ходжа, скажи мне, откуда ты знал, что твой план насчет ремонта будет успешным?

— Ну, это совсем просто, на самом деле, — махнул рукой Ходжа и продолжил возиться с тыквой.

— Разве ты знал про купчую и про забор?

— Вовсе нет. Но я все понял, когда мы еще шли к тебе.

— Объясни, умоляю тебя, — воздел ладони к небу Икрам, — а то я не смогу уснуть. Ты, наверно, всевидящий.

— Ты меня с кем-то путаешь, Икрам, — покачал головой Насреддин. — Но в одном ты прав: богатеев я вижу насквозь. Неважно, какие они люди, но свою выгоду они всегда знают, и когда я сказал, что собираюсь разрушить забор, то Пулат быстро свел концы с концами и решил, что отстроить тебе дом выйдет гораздо дешевле. Что же насчет купчей и земли, то, когда ты указал мне на свой дом, я сразу обратил внимание на забор — у тебя он много короче, чем все остальные, и у твоего соседа выстроен новый забор. А когда мы вошли к тебе во двор, я увидел, что забор совмещен с задней стеной дома. Ну зачем, скажи на милость, богатому человеку, строящему каменные заборы, понадобилась стена твоего дома? Верно, чтобы сэкономить на камне и работе, ведь камень нужно возить с гор, что обходится совсем не дешево. Вот и все.

Ходжа убрал руки от тыквы и огладил бороду, затем немного подтянул веревку.

— Так просто? — приуныл Икрам, ожидавший от ходжи едва ли не божественного откровения. — Кстати, а что ты делал с тыквой?

— Прятал важную бумагу. Спи.

— Да кто же так прячет? — широко распахнул глаза Икрам, решив, что Насреддин решил подшутить над ним. Но теперь, пораженный мудростью ходжи, он готов был простить тому что угодно, даже насмешки.

— Я прячу, — с гордостью произнес Насреддин, отступая чуть назад и любуясь своей работой.

— Нет, ты и вправду чудак! Если твоя бумага действительно в тыкве, то ее любой вор сразу же обнаружит.

— Конечно, обнаружит, — укоризненно покачал головой ходжа, — если ты будешь кричать о том на всю округу.

— Ох, извини.

— Ничего. — Насреддин еще раз придирчиво оглядел дело рук своих и опустился на шаткий топчан, где Икрам постелил им обоим. Дом, того и гляди, в любой момент мог обрушиться, и спать в нем было бы настоящей глупостью. — Наперед думай о том, что собираешься сказать, а потом…

— Скажи это шепотом, правильно?

— Нет. Потом лучше промолчи.

— Да-да, я знаю, — махнул рукой Икрам. — В молчании мудрость.

— Мудрость заключена в умении слушать, а в молчании чаще сила глупца, — усмехнулся Насреддин.

— Ты назвал меня глупцом? — немного оскорбился Икрам. — Хотя, может, ты в чем-то и прав.

— Я вовсе не называл тебя глупцом, а всего лишь сказал, что глупец всегда сойдет за мудреца, если не будет раскрывать рта. Ты слышишь слова, но не умеешь их слушать.

— Не понимаю, — развел руками дехканин. — Наверно, это слишком сложно для меня.

— Чего же тут сложного? — вскинул жидкие седые брови Насреддин. — Ты слышишь то, что желаешь услышать, а не то, что тебе говорят. Спи уже!

— Но, прости, мудрый ходжа, — никак не унимался Икрам, переходя на заговорщицкий шепот. — Ты и вправду спрятал тот документ в тыкве?

— Да, он там, — кивнул Насреддин.

— Но ведь если кто-нибудь захочет его взять, то просто заберет тыкву и…

— Глупости! Неужели ты никогда не слышал мудрого совета: «Прячь на видном месте»?

— Слышал, конечно. Но ведь это шутка.

— Вовсе нет. Будь ты вором, разве ты полез бы проверять тыкву, висящую у всех на виду?

— Откуда мне знать, — пожал плечами Икрам. — Я за всю жизнь ни разу ничего не украл.

— Я в этом нисколько и не сомневался. Но попробуй рассуждать как вор.

— Я бы… — задумался Икрам, глядя в усыпанный звездами небосвод. — Я бы искал в потайных местах. Особенно если это очень важная вещь.

— Вот именно, — согласился Насреддин.

— Ну а как ему захочется пить?

— Ты когда-нибудь видал вора, который, орудуя в чужом доме, вдруг решил промочить глотку? Ему нужно поскорее завершить свое черное дело и убраться восвояси подобру-поздорову.

— Ты прав, ходжа. Это глупо, — вынужден был признать Икрам. — И если беспокоиться не о чем, тогда давай спать.

— Спокойной ночи, — сказал Насреддин, вытягиваясь на курпаче рядом с дехканином. — Слышишь?

Но Икрам уже не слышал ходжи. Измученный за день, до краев насыщенный различными волнениями, дехканин уснул, лишь стоило ему повернуться на левый бок и подложить под голову жесткую ладонь.

Ходжа, не дождавшись ответа, заложил за голову руки и стал смотреть в небо. Сколько звезд! Будто не звезды то, а россыпь алмазов, переливающихся в лунном сиянии, оброненных каким-то неаккуратным шахом или эмиром. Но звездный свет так же холоден и бесполезен, как и сверкание драгоценных камней, отнимающее разум. Красиво, конечно, но не более. А сколько людей искало (да и до сих пор ищут) ответы на сокровенные вопросы в хитросплетениях звездной паутины. Глупости все это — великолепным звездам нет никакого дела до копошащихся под ними, далеко внизу, людишек, так же, как нет до них дела эмирам и шахам. Делать звездам больше нечего, как заботиться о благополучии людей и выстраиваться ради них в некие тайные предначертания судьбы, доступные лишь пониманию избранных шарлатанов. Она, судьба, в руках человека, и никакие звезды не помогут, если лежать и ничего не делать, уповая на небо. Так размышлял Насреддин, вдыхая ночную прохладу и жмурясь на темно-синее бездонное небо. Ему не спалось. Как и многие старики, спал он мало и очень чутко. Но не спалось в эту ночь не только Насреддину.

В богатом доме ворочался в душной постели Зариф, постоянно вздыхал и грыз ногти, вымещая на них неясную тревогу и страх перед неизвестностью. Сон никак не шел к нему. Стоило Зарифу сомкнуть веки, как ему начинало чудиться, будто над ним склоняется Насреддин и, посмеиваясь, грозит заветной бумагой. Ходжу он представлял себе не иначе как сильным высоким мужчиной с горящими адским огнем глазами, и от того Зарифу становилось еще страшнее.

А в комнате рядом притаился слуга, вслушиваясь в настороженную тишину дома. Что-то его ждет завтра. Только бы проклятый воришка сделал все как надо, и тогда хозяин, конечно же, простит его и забудет о случившейся по его вине неприятности. Но если вор оплошает… Слуге и подумать было страшно, что с ним тогда может произойти, ибо нрав у Зарифа был крутой, кулак тяжелый, а плетка секла так, что с первого удара глаза на лоб вылезали.

Еще, разумеется, не спал вор. Но то была его работа. Направляясь к дому Икрама по приказу главаря шайки, воришка, которому лишь минуло восемнадцать, нисколько не сомневался в успехе дела, порученного ему. Ведь он слыл едва ли не самым искусным вором в округе, сызмальства промышлявшим этим не богоугодным ремеслом. Но, разумеется, вор не испытывал никаких мук совести или пустых колебаний. Брать чужое для него было делом совершенно обычным, а дом бедняка Икрама был всего лишь еще одним домом, из которого требовалось добыть то, что понадобилось кому-то из сильных мира сего. Кому конкретно — этот вопрос вора также не интересовал. Не его дело. Пусть с ними разбирается главарь. И, разумеется, вора никто не поставил в известность, у кого он должен выкрасть крайне важный документ. Если бы вор знал это, то бежал сейчас, сверкая пятками и теряя чувяки из черной кожи, которыми очень гордился и дорожил, в совершенно противоположную сторону. Ведь кому как не ему было знать о лютой ненависти Насреддина к ворам. Что судья в сравнении с ним! Тот только и может, что посадить в зиндан, откуда он успешно выберется, как только кому-нибудь вновь пригодятся его умение и ловкость, или главарь внесет требуемую за его голову плату. Насреддин же может сотворить нечто более страшное: высмеять прилюдно, выставить его круглым дураком и неумехой, а то и вовсе отдать на растерзание толпе, которая, в отличие от продажного судьи, не даст ему спуску. Но вор ничего не знал, настроение у него было превосходное, и он, полный уверенности в успехе затеянного им, приближался к дому дехканина Икрама.

Вора Насреддин заметил раньше, чем тот его. Стоило на заборе возникнуть темному силуэту, как ходжа скосил на вора глаза, но не шевельнулся, делая вид, будто спит. Страха он не испытывал, так как воров не боялся. Ходже, наоборот, было крайне любопытно, чем-то закончится это дело. Вор между тем, убедившись, что во дворе дома бедняка царит полная тишина, сполз с забора и бесшумно прокрался к топчану, на котором спали, как он считал, сном праведников два человека. Зрение у вора, пусть и не дотягивало до кошачьего, но было острым, и в темноте он видел очень хорошо. Одним из спящих был хозяин дома Икрам — его вор прекрасно знал. Другой оказался совершенно неизвестным стариком. И, поскольку других людей во дворе больше не было, вор решил, что это именно тот старик, у которого и следовало выкрасть ценную бумагу. Теперь только оставалось завершить начатое и убраться восвояси.

Вор криво улыбнулся, пошевелил пальцами, разминая их, и сноровисто приступил к делу. Насреддин, лежавший с закрытыми глазами, почувствовал лишь легкие прикосновения к одежде, будто его коснулся нечаянный ветерок.

Вор убрал руки и выпрямился, озадаченно хмуря лоб — бумаги у незнакомца не было. Выходило, он куда-то ее припрятал. Немного поразмыслив, вор быстро обшарил край курпачи и скользнул под топчан. Его ловкие пальцы сноровисто прошлись по просветам между досками — бумаги не было и здесь. Вор выбрался обратно и выпрямился, озадаченно глядя на старика и почесывая затылок. Насреддин, с большим трудом сдержав улыбку, причмокнул губами. Вор насторожился, чуть присев, но все было спокойно. Выждав некоторое время и убедившись, что он ненароком не потревожил сон Икрама и старика, вор завертелся по двору, заглядывая везде, где только можно было спрятать документ. Его нос побывал и в мангале, и в пустом казане, и в очаге под казаном, и в мусоре, сваленном в дальнем углу забора. Затем вор заглянул в сарай, где переворошил весь нехитрый скарб Икрама и ощупал все щели и дыры — ничего! Оставался лишь дом. Но вор, оценив крепость крайне ветхой постройки, все никак не решался вступить в нее. Однако, если он не найдет документ, его по возвращении в разбойничий притон ждут большие неприятности. Делать нечего, и вор, собрав волю в кулак и зажмурив глаза, будто это как-то могло спасти его, если дом вдруг надумает сложиться, вступил в распахнутую настежь дверь. Скрипнула расшатанная половица, и вор замер, облившись потом.

— Знаешь, я бы на твоем месте лучше этого не делал, — донесся из-за его спины совет.

Вор подскочил, словно ошпаренный, и врезался головой в низкую притолоку. Старый дом отозвался возмущенным скрипом.

— Ох-х! — схватился за ушибленную голову вор, поспешно оборачиваясь. Прямо за его спиной стоял тот самый старик, что недавно спал крепким сладким сном. — Что вы сказали?

— Я говорю: зря ты это делаешь. Дом может рухнуть в любой момент. — Старик не выглядел взволнованным или напуганным, что вселяло в бесстрашную душу вора неясный страх. — Она того не стоит.

— Что не стоит? — ошалело пробормотал вор.

— Бумага, которую ты ищешь.

Глаза вора забегали.

— Я… это… — Вор знал, что нельзя выказывать страха, иначе решат, что он действительно вор. В конце концов, он еще ничего не украл, и наверняка ему удастся выкрутиться. Давно известный номер много раз спасал вора, и он, взяв себя в руки, приободрился. — Простите, почтеннейший, но разве это не дом моего друга Саида?

— Ай-яй, ты ошибся, добрый человек, — серьезно заметил вору Насреддин. — Но объясни мне: разве к другу ходят в гости глубокой ночью, да еще через забор?

— А… — опять растерялся вор, подняв указательный палец, но ответа на столь каверзный вопрос сразу найти не смог, и потому вышла заминка не в его пользу. — Понимаете, почтеннейший, я давно не был в этом селении, и потому спутал дом моего друга с вашим. А ночью я пошел к другу, потому что прибыл сюда только что, и мне негде было остановиться.

— Почему же ты полез через забор, словно вор, — при этих словах вор вздрогнул, что не укрылось от наблюдательного взгляда ходжи, — а не вошел в калитку, как поступают честные люди?

— Но я не хотел беспокоить своего друга! — нашелся вор после новых колебаний. Старик со своей дотошностью ему вовсе не нравился. К тому же он загораживал выход, и вор не знал, как ему улизнуть подобру-поздорову.

— И поэтому, — кивнул Насреддин, — ты перелез через забор и вошел в его дом потихоньку, чтобы никто не слышал.

— Все именно так, как вы говорите, — обрадовался вор: похоже, его придумка и в этот раз не дала осечки.

— Но разве ты не видел, — продолжал Насреддин свои размышления вслух, — что дом пуст, а хозяин спит во дворе?

— Но ведь сейчас ночь! Как же я мог разглядеть?

— Ага! — прищурился Ходжа. — И ты, разумеется, ждешь, что я поверю в эту небылицу, о непутевый человек?

— Почему вы так говорите, почтеннейший? — сделал обиженное лицо вор, которому все больше становилось не по себе. — Я сказал чистейшую правду! Я вообще самый честный человек.

Ходжа немного помолчал, глядя в упор на вора, отчего тот скукожился, будто старый заношенный чувяк.

— А ответь мне, честный человек, зачем ты в таком случае шарил по моей одежде, заглядывал под курпачу и перевернул вверх дном весь сарай?

Вор наконец сообразил, что старик просто играл с ним, будто кошка с мышкой. Выходило, он вовсе не спал, а только прикидывался спящим, и был в курсе всех действий вора.

— А-а! — вскрикнул вор, окончательно утеряв остатки самообладания, а с ними и разума, и рванулся вперед, намереваясь проскользнуть мимо ходжи. Но тот, не растерявшись, резко прикрыл дверь, и вор въехал лбом в расшатанную деревянную дверь.

— О-ох! — протянул он, отлетев назад и поглаживая зашибленный лоб.

— Постой, честный человек, зачем же так торопиться? — засмеялся ходжа, но вор уже вскочил с пола и бросился к распахнутому настежь окну. Однако путь ему преградил Икрам, выдвинувшийся из темноты и шутя поигрывавший огромной киркой.

Вор заметался по дому, ища путь к спасению, и, не придумав ничего лучшего, нырнул в развороченную дыру в задней стене. С той стороны забора кто-то вскрикнул, послышались шум возни и невнятная брань. Как оказалось, Пулат, тоже не в силах заснуть от навалившихся треволнений и свалившихся на его голову непредвиденных расходов, лежал на топчане, когда заслышал неясный шум во дворе дехканина. Решив выяснить, в чем здесь дело, Пулат слез с топчана и осторожно, на цыпочках, приблизился к дыре — что-то еще затеял проклятый оборванец! Не иначе решил ночью довершить свое черное дело. И вдруг из дыры кто-то набросился на Пулата, и они в обнимку покатились по земле.

Вор, не ожидавший, что его кто-то может подкарауливать с той стороны стены, отчаянно вырывался и визжал, но Пулат с перепугу вцепился в него мертвой хваткой и упускать своей добычи не собирался. А тем временем двор Пулата озарился огнями факелов и гомоном — это из дому выбежала переполошенная прислуга.

— Сюда, скорее! — пропыхтел Пулат, насилу удерживая беснующегося в его руках незнакомца за рубаху. — Да скорее же вы, остолопы! Уф-ф! Ну, погодите, оборванцы, я вам покажу и новый дом, и пруд, и гусей. Так вот зачем вам нужна была дыра — вы решили обокрасть меня!

Но вору вдруг удалось-таки вывернуться, и он, отпихнув от себя разъяренного богатея ногами, рванулся к забору, в один миг оказался сначала на винограднике, а затем на крыше дома, откуда он намеревался слинять по широкой кладке забора. Однако крыша дома не выдержала, и вор, коротко вскрикнув и взмахнув руками, рухнул в образовавшийся пролом. Но злоключения вора на том не закончились. Крыша вдруг пошла трещинами, стены дома закачались, и на голову неудачливого воришки посыпались куски штукатурки и спрессованной с соломой глины. Вконец перепуганный вор уже не кричал, а только тихонько повизгивал, прикрывая голову руками, а над его головой ходили ходуном тяжеленные деревянные балки, и если бы не подоспевший вовремя Икрам, схвативший вора за шкирку и поспешно вытащивший его из дома, тому наверняка пришел бы конец.

Растянувшись на земле подле владельца дома и старика, вор, бледный от ужаса, широко распахнутыми глазами смотрел, как проседает крыша, с неимоверным грохотом рушатся потолочные балки, а стены расползаются угольными зигзагами трещин и обваливаются кривыми угловатыми глыбами.

— Вы… — вор сглотнул, подняв голову, и круглыми глазами посмотрел сначала на старика, а затем на Икрама, чье грозное и хмурое лицо не обещало ему ничего хорошего. — Вы спасли меня.

— Вот уж чего точно делать не стоило, — сухо произнес Насреддин. — Но жизнь человека священна, даже если он такой проходимец, как ты.

— Простите меня, простите! Ради Аллаха милосердного! — захныкал вор, вцепившись в штанину ходжи и стучась головой в землю.

И тут из дыры в чудом устоявшей задней стене бывшего дома, обратившегося в единый миг в развалины, выбрался Пулат. Богач был с ног до головы покрыт пылью и побелкой, отчего непрестанно чихал и смаргивал слезы.

— Ага-а, вот вы где, проходимцы! Отвечайте мне, что здесь происходит?!

— Сосед, зачем ты опять волнуешься? — Насреддин рывком выдрал штанину из пальцев вора и, переступив через него, приблизился к разъяренному Пулату. — Просто наш мастер оказался так нетерпелив, что решил осмотреть еще ночью фронт работ.

— Какой еще мастер?! — замахал кулаками над головой Пулат. — Что ты несешь, старик?

— Мастер, который будет строить новый дом, — все так же спокойно пояснил богачу Насреддин.

Вор тем временем попытался незаметно отползти в сторонку, но Икрам поставил ему на спину ногу, и тот затих.

— Какой мастер, что ты мелешь?! Он пробрался в мой двор через пробитую вами дыру и накинулся на меня!

— Э-э, сосед. Вероятно, ты просто напугал его. Он всего лишь хотел осмотреть стену с той стороны.

— Ночью? — рявкнул Пулат, что на ходжу не произвело ни малейшего впечатления.

— А разве запрещено осматривать стены своего дома ночью?

— Э-э… — растерянно протянул Пулат, несколько остывая. — Но ведь…

— Вижу, что ты вспомнил о купчей. Ведь это вина не нашего мастера, а того, кто в нарушение купчей поставил забор не там, где полагается.

— Да, но… нужно было поставить меня в известность! — Пулат не собирался сдаваться.

— Прости, но мы не хотели тебя будить.

— И поэтому вы подняли шум на все селение, обрушив дом?

— Но ведь именно ты напугал нашего мастера, и он, вырываясь из твоих объятий, вскочил на крышу. К тому же смотри, как славно вышло: дома уже нет, а стена, что продолжает твой забор, стоит целехонька. И все произошло очень быстро. Осталось разобрать завал на месте фундамента, и можно приступать к постройке. Кстати, — ходжа поманил пальцем онемевшего богатея, и тот невольно выставил правое ухо, — в счет нанесенного тебе беспокойства мастер согласен работать бесплатно. Так ты сэкономишь уйму денег.

— Хм-м, — призадумался Пулат. — Это справедливо, — наконец, после долгих раздумий, произнес он. — Да будет так! — поставил богач жирный восклицательный знак, рубанув рукой, и полез через дыру обратно к себе.

Насреддин, взглядом проводив его тучную фигуру, возящуюся в довольно узкой для него дыре, обернулся к вору.

— Ну, гнусный человек, выбирай, кто ты: вор, заслуживающий кары, или каменщик? Только наперед взгляни, сколько собралось народу вокруг. — Ходжа повел рукой вдоль забора, отделяющего двор Икрама от улицы. И вправду, из-за забора во двор заглядывало множество людей. Все они держали высоко над головами факелы. — Судить тебя будут они, а не продажный судья.

Вор затравленно скользнул взглядом по кромке забора, откуда на него взирала добрая сотня глаз, и поднял голову, глянув снизу вверх, исподлобья, на ходжу.

— Каменщик, я каменщик! — затараторил он. — Неужели ты не признал меня сразу?

— Каменщика я признаю только по работе. Так что еще поглядим, каков ты в деле. Но не вздумай сбежать! Я все равно найду тебя и потребую плату за причиненный моему другу ущерб.

И это прозвучало с такой грозной уверенностью, что вор сразу уверовал в сказанное стариком.

— Но кто ты? — воздел он ладони, поднимаясь с земли и вставая на колени. — Назови мне свое имя.

— Так и быть, — согласился ходжа, кивнув, — тебе я открою великую тайну: мое имя Насреддин.

— Кто?! — в ужасе отшатнулся от него вор и уперся спиной в колени стоявшего позади него Икрама.

— Не понимаю, что тебя так напугало, — пожал плечами ходжа. — Да, я Насреддин. Но честному каменщику бояться меня вовсе не стоит.

— О великий ходжа!.. — начал было вор.

— Знаешь, давай обойдемся без этого, — остановил его Насреддин. — Уже глубокая ночь, а мы с тобой перебудили множество народу, которому уже сегодня рано утром вставать на работу. Нужно их успокоить, отослать по домам, а ты ложись спать. Завтра у тебя тоже будет много работы.

Вор медленно поднялся с колен и опасливо покосился на Икрама.

— И не вздумай сбежать! — грозно предупредил дехканин. — Я-то точно знаю и тебя, и где обитает твоя гнусная шайка.

Вор вздохнул, повесил плечи, но вдруг приободрился и крикнул вслед ходже, направлявшемуся к забору:

— Да, меня зовут Саид!

— Я уже догадался, — насмешливо бросил через плечо ходжа. — У таких нечестивцев, как ты, есть только один друг — он сам.