Месяц Безумного Волка

Леонид Нестеров

Драматург А. Володин называл автора «первым номером» (хотя сам автор считал себя третьим после Бродского и Высоцкого). Писатель В. Катаев сказал, что впервые встречает стихи, про которые не может понять – хороши они, плохи или гениальны. Композитор Г. Свиридов собирался написать вокальный цикл на венок сонетов из этой книги. Один белый стих отсюда занял призовое место на весьма престижном англо-ирландском конкурсе.

Пять писем к одной женщине

1

Достались мне на этой

прокуренной земле

разменная монета,

бумага на столе,

суббота, воскресенье,

звезда над головой,

любви твоей спасенье,

котенок нежный мой!

Ах, белые колени,

немая череда —

как белые ступени

неведомо куда.

Так призрачна и шатка

тропинка в этот рай.

Резвись, моя лошадка,

доверчиво играй!

Беда тебя не тронет,

пока сто раз на дню

в слепых своих ладонях

лицо твое храню.

2

Мой дом забыт — он не проигран в карты,

не конфискован и не подожжен,

он был оставлен мною как-то,

как будто громом поражен.

Я, пораженный будто громом,

маячу на краю земли.

Не стань мне домом, о, не стань мне домом,

как звездный свет, как желтый лист!

По-прежнему среди равнины

стоит мой дом в кольце путей,

колокола рождений и смертей —

там рюмки отбивают именины.

Привычка там тоскует на пороге,

собака ожидает у дверей…

Не стань мне домом, как концом дороги,

событьем в бесприютности моей!

И — далеко! И — глаз не опуская!

Не плачь по мне и жизни не жалей…

Не стань мне домом, словно птичья стая

над низкими квадратами полей!

3

Ты — для каждого ветра трава.

Я — для каждого времени веха…

Зарастает дорога сперва,

а потом не видать человека,

а потом — не пылит, не гудит,

ни заботы, ни долга, ни дела,

только вольная птица сидит

на макушке моей заржавелой.

А потом — от меня ни следа,

лишь случайно — нетрезвый, наверно, —

человек проберется сюда,

ошалевший от солнца и ветра.

Он пройдет по — зеленой — тебе,

а куда и зачем — неизвестно,

удаляясь, как рябь на воде,

растворяясь, как дым поднебесный.

4

Задыхаясь и потея —

от работы взмылен он —

оголтело Галатею

оживлял Пигмалион.

Мне она досталась проще —

поздний вечер, ранний снег…

Я тебя в какой-то роще

видел во вчерашнем сне.

Затесался между нами

необычный ритуал —

я ветвистыми рогами

груши с яблони сбивал.

А внизу в траве зеленой

жили те, которых нет,

помню, что слезой соленой

захлебнулся я во сне.

Кровь, бесцветная, как лимфа,

хлынула. И что с того?

Но пришла нежданно рифма

повторением всего.

Видел я тебя живую,

всю — как редкий минерал,

всю — как рану ножевую,

от которой умирал.

5

Золотистые сполохи в листьях,

что свою затевают игру,

без расчета, без цели и мысли

развлекая себя на ветру,

да малиновый звон иван-чая

над сиротством звериных могил,

что звонит, никого не встречая,

потому что уже проводил.

Среди леса, как будто случайны,

проржавевшие рельсы лежат,

указав направление тайны,

все равно — что вперед, что назад.

Вот и все. Остальное легко мне

будет выключить — как отрубить.

И себя перед смертью не вспомню,

и тебя постараюсь забыть.