От перемены мест… меняется. Из жизни эмигрантов

Лев Логак, 2021

Герои повествования – бывшие россияне, покинувшие Советский Союз незадолго до его распада, в конце восьмидесятых годов двадцатого века. Место действия – дальнее зарубежье. Совершенно неожиданно персонажам открываются обстоятельства, которые были скрыты от них долгие годы и которые коренным образом меняют существование этих людей. Загадочные коллизии, в которые попадают герои, показаны на фоне характерных эмигрантских и российских реалий. В основе повествования лежит идея воздействия жизненных ситуаций на раскрытие личности, на проявление противоборствующих человеческих качеств – любви и предательства, душевной доброты и зависти. Повествование основано на богатых жизненных наблюдениях и впечатлениях автора. Детали сюжетных ходов и характеры героев навеяны реальными событиями и чертами конкретных людей.

2

Когда Майя и Эдуард позвонили в квартиру, Вера была одна в гостиной.

— Входите, открыто, — так, чтобы было слышно снаружи, произнесла она.

Вера была женщиной по-настоящему красивой. До такой степени, что шедшие навстречу невольно оборачивались ей вслед. Аристократизм, горделивая осанка, со вкусом подобранные одежда, обувь, аксессуары, косметика и духи, — всё было в гармонии. Ко всему этому, она обладала независимым, но не стервозным характером, была развита, хорошо образованна, ей было свойственно красиво, правильно и образно излагать свои мысли. Ей претила манерность, проявляющаяся у недалёких женщин в жеманно склонённой набок головке, томном взгляде и отрепетированной перед зеркалом кошачьей походке.

В Союзе Вера преподавала английский язык в техникуме, а здесь в настоящее время работала в русскоязычной газете, где пребывала и одним из авторов, и оформителем, и корректором. Владелец этого издания был ею очень доволен и щедр на похвалы, хотя в материальном отношении оценивал её работу достаточно скупо. Но ничего другого Вера с её инязовским образованием найти не могла, да и деятельность эта газетная ей была по нраву. До газеты она вела курс английского языка для русскоязычных эмигрантов, который организовал один из местных деляг. Но условия там были совершенно неприемлемыми: очень часто зарплата не выдавалась по два-три месяца, а уж о социальных гарантиях вообще речи не шло. К тому же, общий уровень приходивших на эти курсы был таков, что Вера едва сдерживала в себе негодование.

Покойный Пётр был человеком совершенно незаурядным и как личность, и внешне. Он и Эдуард в университете были одними из лучших студентов, имели много общего и с самого начала потянулись друг к другу. Но если Эдуард был талантлив, то Пётр просто блистал. Его после окончания учёбы распределили в один из научных городков, а вскоре после этого предоставили место в аспирантуре на родной кафедре, где он после защиты кандидатской диссертации и до самого отъезда преподавал и вёл научные исследования. Здесь, в эмиграции, поначалу ему повезло — он почти сразу нашёл работу в крупной государственной компании, но в постоянном штате не состоял, был там, что называется, на птичьих правах. Язык ему давался тяжело, и тем не менее он выступал на совещаниях, и к нему прислушивались. Но вот однажды он позволил себе прилюдно покритиковать главного специалиста, из местных. Лицо того пошло пятнами, он сжал зубы и прострелил Петра взглядом, полным ненависти и удивления подобной наглостью со стороны какого-то там эмигранта. У коллеги Петра, тоже из «русских», похолодело внутри, так как он начал работать раньше и хорошо изучил нрав этого типа. Он понял, что Петру так это не пройдёт, и после совещания осторожно сказал ему об этом. На что тот категорически возразил, что терпеть не может тупости. Этот местный выждал чуть-чуть и вышвырнул Петра. И он долго был без работы.

А потом в Верину газету принесли вдруг объявление о том, что в одной из хай-тек компаний ищут специалиста, и как раз по профилю Петра. Оказалось, что владеет этой фирмой приехавший давно доктор наук. По фамилии Коварский. Этот профессор-бизнесмен благодаря исключительным пробивным и авантюрным способностям сумел организовать компанию, довольно успешно выполняющую работы для крупных государственных предприятий. Расчёт у этого Коварского был наивернейший. Он поставил на блестящие мозги, которые в избытке утекали из Союза. И к нему хлынул поток специалистов, для которых тут было раздолье — всё на русском языке! Коварский с сарказмом любил рассуждать о том, что в Союзе после общеобразовательной школы и после высших технических учебных заведений люди в лучшем случае могут со словарём перевести кое-что по специальности, да и то если там нет грамматических наворотов. И что об элементарных навыках разговорной речи вообще говорить излишне. Что их, этих навыков, нет даже после аспирантуры с её кандидатским минимумом. И что поэтому устроиться по специальности в эмиграции для многих, что называется, труба. В общем, этот Коварский отобрал для своего заведения самые сливки! И не удивительно, что компания его пошла в гору. Начались внедрения, стали окупаться вложения. Да и как же иначе? Научные кадры как на подбор, а всеми внешними контактами занимаются люди из местных, без проблем с языками.

После обращения к Коварскому Пётр сразу же был им принят на службу и, благодаря своим незаурядным способностям, стал у него ведущим специалистом. Только вот и здесь его постепенно начали раздражать некомпетентность и диктат босса. Но помня о приключившейся с ним ранее истории и понимая, что другой работы не предвидится, он очень долго не перечил начальнику и держал досаду внутри себя. Однако конфликт всё же произошёл, и обстановка накалилась до предела. И это, по мнению Веры и всех, кто был в курсе случившегося, и привело в конце концов к болезни и кончине Петра.

Итак, услышав голос Веры из квартиры, Майя и Эдуард осторожно отворили дверь. В этот же момент от сквозняка распахнулось окно, и, точно так же, как это уже случилось сегодня и у пришедших супругов, в комнату ворвалась занавеска и пролетела до сидящей на диване Веры. Та стала отмахиваться от накрывшего её тюля, но в тот момент, когда дверь захлопнулась, зловредная ткань нехотя вернулась на место. Майя и Эдуард ошеломлённо переглянулись.

— Проходите, садитесь, — выдавила из себя Вера сквозь слёзы.

Эдуард и Майя безмолвно опустились на краешки стульев, придвинутых к дивану. Испытывая неловкость, они молча смотрели на Веру, а та тоже остановила на них застывший взгляд.

В какой-то момент Майя не выдержала этого взора и обвела глазами комнату. Обычно она довольно поверхностно оценивала чужое жилище, в котором оказывалась впервые. Вот и сейчас она уловила лишь то, что её и Верина квартиры спланированы практически одинаково, что обстановка гостиной достаточно невзрачна и что почти всё пространство занимают книги.

Майя снова перевела взгляд на Веру. На той был чёрный костюм, который в сочетании с потемневшим от горя лицом делал вид безутешной вдовы совершенно мрачным и траурным. Майя хмуро качнула головой в знак сочувствия, и Вера ответила ей тяжёлым вздохом. Неловкое молчание продолжилось, и Майя про себя отметила, что её бывшая подруга мало изменилась внешне за то время, что она её не видела. А вслед за этим она вдруг подумала: «А костюм-то у неё элегантный, да ведь других у неё никогда и не водилось». И тут же устыдилась этой своей мысли. И не только оттого, что сама пришла в довольно изящной дорожной одежде — модной трикотажной брючной двойке горчичного цвета и такого же колера новеньких полусапожках.

Эдуард же смотрел на Веру с грустью и тревогой. С грустью — оттого, что не мог отогнать от себя нахлынувшие на него воспоминания о том коротком времени, когда они были вместе. С тревогой — потому что его чрезвычайно беспокоило происходящее с Ольгой и Маратом, которых он считал своими детьми.

Наконец Вера еле слышно промолвила:

— Вот и представился повод увидеться.

— Да, так оно в жизни, — тихо вздохнула Майя. — И то опоздали. Сегодня только вернулись из Питера.

— Какое совпадение, — наморщился лоб у Веры. — Девочка Маратика тоже только сегодня…

Она осеклась и вопросительно уставилась на Майю и Эдуарда. И в этот момент в гостиную вошли Ольга и Марат.

— Мама? — опешила Ольга. — Папа? Вы… знакомы?

— Да, Оленька, и давно, — сдержанно кивнула Майя.

— Оленька у нас сегодня впервые… С Петей ведь такое было…, — нервно переплела пальцы рук Вера. — Я, конечно, спрашивала о ней у Маратика, но о фамилии как-то речь не заходила. Вот так номер!

— Действительно, — конфузливо повёл бровью Эдуард.

— Так и мы ведь ни о чём не догадывались! Олечка ведь говорит — Мар, Марик…

— Да, — сказала Вера, — здесь в школе его стали так называть, да и в университете к нему так обращаются. А он уж и сам привык…

Марат перевёл взгляд с Веры на пришедших и улыбнулся:

— Ну и что, что всё разъяснилось только сейчас? Ведь вы же не Монтекки и Капулетти? Не заклятые враги? Или… заклятые друзья? Как сейчас говорят.

— Да просто в такой день… — растерялась Вера.

Эдуард замер. Ведь он никогда не видел этого парня, которого считал своим сыном! А Марат оказался юношей видным, спортивного сложения, высоким. Лицо его светилось умом и неподдельной доброжелательностью.

Майя и Эдуард разглядывали его каждый со своими мыслями. Разумеется, они искали в нём сходство с Ольгой. Майя

— как родившая дочь от Петра, а Эдуард — будучи убеждённым в том, что и Ольга, и Марат — его дети.

Наконец Эдуард робко нарушил возникшую паузу:

— Вера, мы тут принесли пироги, вино…

— Да, давайте попьём чаю, — кивнула она. — И помянем Петю.

Вера поднялась было с дивана, но Ольга поспешно вернула её на место:

— Нет, нет, сидите. Мы сами. Мама, Марик, пойдёмте, соорудим чаёк.

Майя, Ольга и Марат вышли на кухню. Эдуард подался к Вере.

— Я тебе очень сочувствую, — еле слышно вымолвил он. — Понимаю, как тебе тяжело. Но прости, я не могу не сказать тебе… Ты же понимаешь, что этого нельзя допустить.

— Чего именно? — удивлённо посмотрела на него Вера.

— Ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Допустить нельзя того, что происходит с нашими детьми.

— Почему же? — опять занедоумевала Вера.

— Что значит, почему?

— Да, почему? — продолжила настаивать она.

— Господь с тобой! Они же брат и сестра!

— Ты в уме? — часто задышала Вера.

— Вполне, — потяжелел взгляд у Эдуарда. — Ты что думаешь, если матери разные, то это не инцест? Не кровосмешение? Господи, у них же могло уже зайти далеко!

— Эдик, я тебя не понимаю…

— По-моему, тебе изменяет здравый смысл, — схватился за голову Эдуард. — Прости, но это не терпит отлагательств. Это нужно пресечь!

Он поспешно отпрянул от Веры, потому что в гостиную вернулись Майя, Ольга и Марат. Они внесли всё для чая и без слов накрыли на стол. Все сели и начали безмолвно пить.

— И как же это произошло? — наконец нарушила молчание Майя.

И Вера, с трудом справляясь с перехваченным горлом, рассказала о том, что болезнь развивалась настолько стремительно, что ещё чуть менее полугода назад ничто не предвещало такого конца. Что всё началось внезапно, когда у Петра вдруг стали иссякать силы, появились другие симптомы. Что после проведённых обследований стало ясно, что процесс уже чуть ли не на последней стадии. Так что даже операцию делать не стали.

— Сгорел, — со слезами заключила Вера.

В комнате опять воцарилось тягостное безмолвие. И на этот раз прервал его Эдуард:

— Да, Оленька говорила, что у её парня тяжело болен отец…

Марат скорбно опустил голову и обнял Ольгу.

— Эти две недели, что вы были в отъезде, — до боли сжала губы Вера, — оказались самыми тяжёлыми. Состояние резко ухудшилось. Петя угасал на глазах. Эта проклятая работа, она его доконала.

— А что произошло? — пришёл в недоумение Эдуард. — Мне казалось, что у Пети на службе всё должно было складываться достаточно благополучно. Светлая голова. Блистательный ум. Таких, как он, — по пальцам сосчитать. Лучший из лучших.

Тогда Вера, едва сдерживая рыдания, поведала о наболевшем. О том, как Пётр батрачил на Коварского. Чувствовалось, что если бы она могла, то разорвала бы этого мерзкого Коварского в клочья.

— Да ведь как учёный он ничего собой не представляет, — дрожал у неё от негодования голос. — Не знаю, правда ли это, но злые языки утверждают, что кандидатскую и докторскую диссертации в Союзе ему сделала его любовница, профессор, которая была старше него.

— Классический сюжет, — угрюмо усмехнулся Эдуард. — Правда, соотношение полов персонажей чаще противоположное.

— Цель и результат те же, — сердито скривила губы Майя.

— Вот именно! — сорвалось дыхание у Веры. — Говорят, она была на редкость талантливым учёным, а он красив как Аполлон. Он и сейчас неотразим в свои 62 года. В рубашке родился. И здесь, в эмиграции, порхал и порхает по жизни. Ездил и продолжает ездить на таких, как Петя, который был у него самым незаурядным из этой когорты гениев-неудачников. Подёнщиков. Крылья расправить он им не даёт. Они же в полной от него зависимости.

Вера совсем помрачнела и рассказала, что однажды Пётр не выдержал и прилюдно бросил Коварскому в лицо, что наука для него — китайская грамота. Затронул за живое. А тот побелел от злости, и с этого и началось. Все думали, что босс тут же оскорбителя и выгонит. Ан нет, осознавал Коварский, что без Петра он ничто, что рубани он с плеча — и всё может пойти из рук вон… Но с тех пор он стал травить плюнувшего ему в душу подчинённого, что называется — держать его в чёрном теле. Перестал стесняться в выборе слов, в голосе появились издевательские интонации. Так и жил Пётр под вражеским огнём. Но деваться ему было некуда. Ведь он же, подобно многим учёным-эмигрантам из Союза, вынужден был держаться за своё рабочее место!

У Веры на лбу появилась испарина, она стала нервно теребить край жакета. Присутствующие приумолкли, не зная, куда глаза девать.

И вдруг наступившую тягостную паузу нарушило испугавшее всех рыдание вдовы:

— Дрянь, дрянь он, этот пройдоха Коварский! Он, он убил Петю! Я же чувствовала, что его изнутри гложет нечеловеческая боль… Вот она, болезнь, и не заставила себя ждать…

Марат бросился к матери и обнял её. И та прильнула к нему и притихла…

В этот момент в квартире появились две женщины. Они робко приоткрыли входную дверь и стали приближаться к столу. Присутствующие молча наблюдали за ними. Одна из них была полновата, одета с некоторой претензией и во всё облегающее, как это почти всегда и водится у обладателей избыточного веса. Даме можно было дать лет пятьдесят. Впору было бы назвать её в какой-то степени даже интересной и приятной, да вот портил её слабоватый подбородок, который сейчас совсем ушёл назад от попытки придать лицу скорбное выражение. Эдуард, со свойственной ему проницательностью и склонностью к анализу, сразу по едва уловимым признакам и прежде всего по плохо скрываемому жеманству, предположил, что она явно принадлежит к тому типу женщин, которых он называл верещал ками. Рот у них не закрывается, они всё время что-то «несут» и даже умничают, но поток останавливается, как только они оказываются в обществе людей, более содержательных, чем они. Тут они молчат и чаще всего с рассудительным видом курят, и обязательно дорогущие дамские сигареты. При этом многозначительно кивают и изрекают нараспев, заглубляя голос, словечки типа «понятно», «ясно», «конечно». Круг их интересов ограничивается бытовыми делами, шмотьём, уходом за «мордой лица», косметикой и сериалами, которые они поглощают самозабвенно, искренне сопереживая тому, что происходит на экране. При этом если какая-либо часть их любимого зрелища пропущена, они жадно выслушивают её пересказ от своих товарок. Да ещё очень часто по телефону, а иногда и во время работы. Если, конечно, им удалось хорошо пристроиться. А они умеют пристраиваться, используя чаще всего известный женский способ. Ко всему прочему, не будучи от природы совсем дурами, они знают, как себя вести в той или иной ситуации, изображают из себя обаяшек, называют всех уменьшительно-ласкательными именами, одаривают милыми улыбками, оказывают мелкие услуги, пускают в ход лесть. Вы у них не Женя и не Женечка, а Женёк, и, плюс ко всему этому, ещё и «роднулечка». И медок вам в маленькой баночке, и лачок для ногтиков, и «Чики-брики» в завершение телефонного трёпа вместо простого «До свидания». Эдуарду попадались такие типажи довольно часто.

Звали эту женщину Эмма. Держалась она позади другой вошедшей, которая была достаточно мила собой и тянула тоже лет на пятьдесят. В ней Эдуард угадал ум, образованность и лидерские качества. Ему было ясно, что для такой нет ничего важнее работы. Звали эту другую Дина.

— Здравствуйте, — совершенно естественно, без жеманства, произнесла она.

— Здравствуйте всем, — томно вторила ей Эмма, заученным движением поправляя причёску.

— Здравствуйте, девочки. Проходите, садитесь, — горько вздохнула Вера. — Это Дина и Эмма, сослуживицы Пети. А Дина к тому же ещё и наша соседка, живёт двумя этажами выше, — тихо объяснила она Майе и Эдуарду.

Затем Вера представила пришедшим Майю и Эдуарда как своих старых друзей.

— Прошу прощения, — скорбно сжала руки Эмма, — услышала я вот, как вы этого Коварского… Да уж, пососал этот учёный в кавычках из Пети и идей, и крови. Ездил на нём верхом.

— Да, не сладко было Пете, — горестно вздохнула Дина.

— Он ведь не был из тех, кто идёт по жизни как таран. Хлебнул через край. Поедом себя ел. И не вынес несправедливости, — мрачно посмотрела она на Веру.

У Дины навернулись слёзы.

«Что ей обычно несвойственно. Женщина она крепкая», — подумал Эдуард.

— Да что сейчас об этом, — сжалась Вера. — Можно сойти с ума.

В это время зазвонил телефон у Эммы. Она начала говорить, но тут же прикрыла микрофон рукой и, понизив голос, обратилась к Дине:

— Завотделом…

— Кто-о-о? — недовольно поморщилась та.

— Стив, — прошептала Эмма. — Скороговоркой, не по-нашему, — добавила она. — На, послушай, я не поняла.

«Естественно, ты не поняла. Кишка тонка», — пронеслось в голове у Эдуарда.

Дина взяла у Эммы аппарат, какое-то время слушала, а затем зажала ладонью микрофон и, понизив голос, сказала ей:

— Какое-то недоразумение на работе. Что-то с твоими результатами анализов. Давай выйдем.

Дина направилась к выходу из квартиры, продолжая слушать мобильник. Эмма засеменила вслед за ней.

Тут Марат, пошептавшись с Ольгой, объявил:

— Мы с Оленькой пойдём ко мне в комнату.

Марат поднялся. Ольга засмущалась и тоже встала. Парень обнял её, и они удалились.

— Кто бы мог подумать? — пронзила Веру испытующим взглядом Майя.

— О чём ты? — не поняла та.

— И о Пете. И о наших детях, — взглядом выразила удивление несообразительностью своей бывшей подруги Майя.

— А что дети? Что тебя не устраивает?

— Э-э-э… — замялась Майя. — Ну, они ещё такие молодые. Им надо учиться.

— А что, они уже женятся? — недоумённо посмотрела на неё Вера.

— По-моему, того и гляди, — послала ей дерзкий взгляд Майя.

— Ну и что в этом плохого? — перевела Вера глаза с неё на молчавшего всё это время Эдуарда. — А если это любовь? Да что тут лукавить! Это же видно невооружённым глазом. Друг другу в рот глядят.

Майя не успела ответить. У неё зазвонил телефон.

— Да, мамочка, — сосредоточилась она. — Да. Да. Нет, нет, доехали хорошо. Ну зачем ты тратишься? Я бы тебе позвонила. Так получилось. Я тебе перезвоню, когда вернёмся. Ну что значит — не надо?

Майя поспешно поднялась и вышла из квартиры. Вера, оставшись наедине с Эдуардом, впилась в него глазами:

— Что это Майя так обеспокоилась из-за детей? Аж заикаться стала.

— Представления не имею, — прошептал он, недоумённо пожав плечами. — Но ты-то что так спокойна?

— А что мне волноваться? Я уже сказала тебе, что не понимаю, о чём речь.

— Вера, зачем ты морочишь мне голову? Тебя, как и меня, в равной степени должно беспокоить то, что у Марата и у Оли один отец.

— Что ты имеешь в виду? Кто это их отец?

— Тихо! — испугался Эдуард того, что они могут быть услышаны. — И довольно шутить!

— Да никаких шуток, — недоумённо повела плечом Вера.

— Не понял…

— А что тут понимать? — с трудом сдержала она раздражение. — Маратик — сын Пети.

— Не хочешь ли ты сказать, что и Петя в это верил? — метнул в неё убийственный, как ему казалось, аргумент, Эдуард.

— Что ты имеешь в виду? — замерла Вера.

И Эдуарду показалось, что он попал в цель.

— А то, что незадолго до того, как мы с тобой расстались, у тебя обнаружились явные признаки беременности.

— Это ты так считал, — взяла себя в руки Вера. — Я, помнится, даже задала тебе вопрос: «А ты что — гинеколог?»

— Это я помню, — промелькнуло смущение в глазах у Эдуарда. — Как помню и то, как в конце концов ты в сердцах бросила мне: «Беременна — не беременна. Какое это имеет значение?»

— Эдик, — взмолилась Вера, — я не была от тебя беременна!

— Но ты же родила через девять месяцев после этого!

— Ну и что?

— Как это, ну и что?

Вера почувствовала необыкновенную усталость:

— Ты вынуждаешь меня сегодня, в такой день, вернуться в прошлое.

— Прости, — опустил глаза Эдуард, — но у нас с тобой нет выбора.

И они оба приумолкли, и перед их мысленным взором пронеслось то, что происходило в давно ушедшее время.

Вера явственно представила, как она и Пётр были на седьмом небе от счастья в студенческие годы и как все тогда им завидовали… И как оттого, что были они молоды и неразумны, в какой-то момент, уже практически перед окончанием учёбы, у них произошёл разрыв. И как она долго пребывала в депрессии и никого к себе не подпускала. И как Эдуард, сходивший по ней с ума, нашёл к ней ключик, и они сблизились…

И Эдуард, сидя подле погружённой в скорбь Веры и понуро уставившись в пол, с тоской и болью вспоминал о том недолгом времени, что был с ней. С тоской — потому что в нём всколыхнулось прежнее к ней чувство! С болью — ибо будучи удручённым и подавленным смертью своего друга, он запоздало корил себя за те страдания, которые причинил ему, сойдясь с Верой. Ведь Пётр не мог тогда думать ни о чём другом, как только о том, чтобы вернуть её! Он страстно желал этого! Но на пути у него стоял друг, к которому он, несмотря ни на что, по-прежнему был искренне, почти по-братски привязан! А Эдуард и сам тогда томился от того, что доставляет Петру боль, но любовь к Вере ослепляла его и затмевала все остальные чувства.

Вера же, замершая рядом с Эдуардом, думала о том, как в тот период, что она была близка с этим застывшим возле неё мужчиной, ей тяжело было нести груз обиды на Петра и как она не решалась разрубить этот узел… И как наконец-то рассталась с Эдуардом, страдая от того, что причиняет ему боль… И как Пётр, узнав об этом их разрыве, примчался к ней из Академгородка, куда уехал после окончания института по распределению… И как они сразу и поженились… И как тогда она выговорила Петру, что он должен был бороться за своё чувство, а не держать в себе кручину. «Ведь ты же нутром чувствовал, что я не могу вырвать тебя из своего сердца», — упрекнула она его.

Вера, вспомнив всё это, чуть разомкнула веки и увидела, что Эдуард совсем ушёл в себя. А он действительно замер, застыл, почти физически ощутив то блаженство, в состоянии которого он пребывал в то короткое время, что был с Верой. Они ведь были близки друг другу по духу, по интеллекту. Могли часами разговаривать, им было интересно вдвоём.

Майя же, в отличие от подруги, была не столь основательной, многого нахваталась, в том числе изрядно набралась и от Веры, подражала ей. И с женой у Эдуарда такой интеллектуальной и духовной общности, как с Верой, не было. Он склонен был аналитически, философски и поэтически воспринимать действительность. Этими своими ощущениями он с Майей не делился, держал в себе, потому что она, как правило, при таких его откровениях молчала. Он чувствовал, что ей неинтересно, что она оценивает то же самое поверхностно и прагматично. Так вот и сегодня, Эдуард, прильнув к иллюминатору, как это обычно и бывало с ним в самолётах, повторял про себя строчки Галины Гампер, не переставая удивляться, как это она точно и тонко подметила:

Как медленно дымятся тучи,

Как медленно минуют нас…

…..

А я мелькание в глазах

Всегда за скорость принимала…

Когда Эдуард в первый раз заговорил с Майей об этом в каком-то давнем уже полёте, она среагировала равнодушно, если не сказать пренебрежительно, так что он осёкся и больше никогда подобным образом перед женой не раскрывался. А вот у Веры его душевные порывы находили живой эмоциональный отклик. Поэтому сегодня, в небе, когда Майя легко толкнула его в плечо и требовательно спросила: «О чём задумался?», он просто улыбнулся и сказал: «Любуюсь облаками».

Вообще же, что касалось реакции Эдуарда на окружающую действительность в присутствии случайных людей, то она очень часто не понималась ими должным образом. Так, сравнительно недавно в бассейне он обратил внимание на какую-то пышнотелую тётю, подпрыгивающую на одном месте в воде с явным намерением похудеть. Она вдруг по-простецки обратилась к нему по-русски: «Я вам не мешаю?» На что Эдуард просто с вежливой улыбкой отрицательно покачал головой. Когда он отплыл от этого места, другая женщина, наблюдавшая за ними, указала ему движением головы на ту, что прыгала, и скептически сказала: «Зазря волны делает. Меньше кушать надо». У Эдуарда тут же возник экспромт, и он, чуть удалившись и думая, что не будет услышан, совсем тихо с ироничной улыбкой произнёс: «Не шевелитесь зря — худеют лишь не жря». И вдруг услышал голос пловчихи, пропагандировавшей умеренность в еде: «Как худеют? Не поняла». Эдуард повернулся к ней и со смущённой улыбкой сказал: «Извините. Это я так…». Женщина с превосходством посмотрела на него и гордо вразумила: «Если вы хотите говорить такие некрасивые слова, то грамотно будет сказать: «не обжираясь». Он же вежливо и с улыбкой поблагодарил: «Спасибо, буду знать».

Вера, конечно же, прекрасно понимала, насколько Эдуард и Майя были разными людьми, и вот даже сейчас, в совершенно неподходящий момент, она вдруг поймала себя на том, что ей жаль сидящего перед ней мужчину. И от этой мысли она очнулась, у неё дрогнули веки, и она страдальчески прошептала:

— Нет, Эдик, мне тяжело сейчас говорить обо всём, что тогда происходило. Просто поверь мне, что Марат — Петин сын.

— Да, но когда ты родила, — порывисто склонился к ней Эдуард, — во мне поселилась уверенность, что я — отец ребёнка. Всё так сошлось по срокам.

— А откуда она взялась, эта уверенность? — отпрянула от него Вера. — Ведь я вышла замуж за Петю сразу после нашего с тобой разрыва. И Маратик родился чуть недоношенным.

— Допустим, — продолжил настаивать Эдуард. — Но Петю-то как ты убедила в том, что так оно и было?

— Опять ты за своё, — рассердилась Вера. — Бред какой-то. Не было никакой надобности убеждать Петю. Он получил все доказательства того, что я не была беременна перед замужеством.

— Хорошо, будем считать, что это правда, — сделал вид, что сдался, Эдуард.

— Эдик, так оно и есть. Клянусь тебе. Я же не враг моему ребёнку, — устало выдохнула Вера.

— Хорошо, я верю тебе, — понурил голову Эдуард. — Но знаешь, этот разговор разбередил старую мою рану. Конечно, негоже об этом сегодня, при таких обстоятельствах….

Эдуард замялся, лоб его вспотел.

— В общем, я никогда… я никогда… не забывал тебя… — пробухтел он. — Несмотря на то, что через полгода уже сошёлся с Майей… Твоей подругой.

— Не надо об этом, — остановила его коротким движением руки Вера. — Перед памятью Пети.

— Да, прости, — отрезвел Эдуард. — Петя был единственным моим другом. Других так и не появилось. Жизнь — злодейка… Сначала то, что я был с тобой, а потом — ваша с ним женитьба привели к осложнению наших с ним отношений.

— Эдик, — устало сказала Вера, — да всё же переплелось тогда. Ведь, ко всему прочему, твоя Майя сохла по Пете, буквально липла к нему, но не находила взаимности. Ему никто не нужен был кроме меня. И потому после того, как вы с Майей поженились, семьями мы уже не общались. Что вполне естественно. Эдик, давай прекратим этот разговор, ведь всё же разъяснилось. Нашим детям ничто не мешает быть вместе.

Эдуард сжал руку Веры, и в этот самый момент вернулись Майя, Эмма и Дина. Вера зарделась, отдёрнула руку, и вошедшие заметили это.

— Надолго отлучилась, — вырвалось у Майи.

Она пристально посмотрела на мужа, перевела взгляд на Веру и почти неслышно издала пресловутый крякающий звук. От этого «кашелька» у Эдуарда похолодело внутри, он сжался, да и Вера как-то неловко сгорбилась. А Майя мрачно прищурилась и, с трудом укротив внутреннее кипение, натужно сообщила:

— Мама звонила. Волновалась, что домашний телефон не отвечает. Интересовалась, как прошла наша поездка. Я её едва убедила разъединиться. Это же междугородный разговор на мобильник. Для них там это бешеные деньги. Вернёмся домой — я ей перезвоню.

Испытывая замешательство, никто из присутствующих не произнёс ни слова. И тогда Майя, превозмогая себя, почти ровно вымолвила в сторону Эдуарда и Веры:

— Мы там в коридоре говорили с Диной и с Эммой о Пете.

— Золотой был человек, — с готовностью подхватила Дина. — И учёный незаурядный. Для всех это большая потеря. А для вас, Верочка — и вовсе. Ведь ни для кого не было секретом, как он любил вас. Про него говорили, что он из породы однолюбов.

У Майи потемнело лицо, она опустила глаза, а Вера всхлипнула:

— Да, Петенька был очень хорошим мужем и отцом…

— Поплачьте, поплачьте, Верочка. Вам легче станет, — обняла её Дина.

— Нет-нет, я возьму себя в руки, — смахнула слезу Вера.

Майя, внутренне вскипев, сердито взглянула на неё исподлобья, но, как нельзя кстати, Эмма вдруг сменила направление разговора.

— А вы не обращались к представителям нетрадиционной медицины? — участливо спросила она Веру. — В газетах сейчас столько рекламы. Почитать — творят чудеса. Зося вот мотается к ним постоянно! Недавно Люсика своего водила, с ногой у него что-то случилось.

— Ой, оставьте! — с досадой махнула рукой Вера. — Вездесущая Зося. Получала я от неё советы по поводу специалистов-экстрасенсов.

Майя с Эдуардом опешили. Речь явно шла о Майиной двоюродной сестре и её муже.

— А откуда вы знаете Зоею и Люсика? — удивлённо спросила Майя. — Родственники они наши.

— Так с Зосей мы же вместе работаем! — блеснули любопытством глаза у Эммы. — Кстати, она сейчас придёт.

Эдуард и Майя переглянулись. Они недолюбливали эту свою родню.

— Рассказывала нам Зося, что работает в какой-то небольшой компании в области высоких технологий, — насупилась Майя. — И что специалисты там как на подбор, а один из них так совершенно незаурядный. Но мы же не поняли, что она имела в виду Петю! Впрочем, мы ведь с ней встречаемся очень редко. Уж не помню, когда и виделись-то в последний раз.

Тут отворилась входная дверь, и в квартиру бесцеремонно ввалилась крупная женщина достаточно крепкого телосложения. Решительная походка вразвалочку красноречиво свидетельствовала о её спортивном, скорее всего — легкоатлетическом, прошлом. Вошедшая выказывала полное отсутствие смущения. В голове у Майи мелькнуло: «Оторви да брось».

— Приветствую! — зыкнула Зося.

— Здравствуй, проходи, — поёжилась Вера.

Вошедшая поначалу не заметила присутствия своей двоюродной сестры и её мужа. А Эдуард при виде её поморщился. «Вот ещё одна верещалка, — подумал он. — Да к тому же ещё с полным набором противных качеств: хитрая, фальшивая, двурушная, завистливая и где-то даже подленькая. И ведь ограниченная, а шуму от неё — хоть отбавляй».

Он и Майя не могли забыть, как эти их родственнички, Зося и её муженёк Люсик, делали всё для того, чтобы отговорить Эдуарда занять достойное место в солидной компании, где он сейчас и работал. Кроме того, эта парочка не могла скрыть своей зависти по отношению к Майе, довольно прилично устроенной в поликлинике. И это притом, что Зося прочно сидела в хай-тековой конторе своего родственника Коварского, а Люсик работал в крупной государственной строительно-проектировочной компании.

Но первую оторопь Майя и Эдуард испытали от общения с Зосей и Люсиком сразу же после своего приезда.

Майя, Эдуард и Ольга уезжали из России уже в девяностые годы, когда многие россияне стали позволять себе переписываться с родственниками и знакомыми, отбывшими ранее. До того страх быть уличёнными государством в контактах с эмигрантами парализовал людей. И вот незадолго до отъезда Майя списалась с Зосей, которая с семьёй уехала значительно раньше них, так что она и Люсик к тому времени были хорошо обустроены в новой среде — уже работали и имели свою квартиру. Зося очень сдержанно среагировала на письмо Майи, по-видимому, боясь, что по приезде родственники обременят её просьбами. Но всё же после того, как ответ был готов, приписала на единственной оставшейся свободной узенькой полосочке на последней странице: «Я рада, что вы едете». Майя и Эдуард усмехнулись, дойдя до этой приписки. Но всё же выбрали для проживания город, где осела Зося. Всё-таки какая-никакая, а родня!

А так получилось, что месяца за три до отъезда из России Майя случайно встретила знакомую, которая отбывала с семьёй буквально через несколько дней. Когда выяснилось, что направляются они в один и тот же город, эта женщина пообещала, что постарается арендовать для Майиного семейства жильё. И действительно к их приезду скромная квартирка уже ждала их! Майя и Эдуард были рады несказанно, хотя плата за аренду была достаточно высокой, дом старый и без лифта, этаж последний, а мебель практически отсутствовала. В первое время им пришлось даже спать на полу, на матрасах, которые притащили им сердобольные соседи из местных. На следующий после прибытия день Майя позвонила Зосе и описала ситуацию, а та сказала ей, что вечером они идут на торжество по случаю юбилея компании, где работает Люсик. И добавила, что, мол, как же не пойти-то: ведь это же в самом лучшем ресторане да задарма. И что приглашены туда были только избранные, да вот Люсику в последний момент досталось приглашение, предназначавшееся кому-то из заболевших. «А то и не иметь бы нам такой привилегии!» — ядовито выпалила она. И торопливо заявила, что по пути на эту церемонию они непременно заедут повидаться. Майя и Эдуард опешили. Они ведь ожидали, что Зося пригласит их к себе! Но самым удивительным оказалось то, что Зося и Люсик заявились с пустыми руками, да ещё и вместе с сотрудником Люсика и его женой, на машине которых они направлялись в ресторан. Войдя и лобызнув Майю, Зося отвела её в сторону и прошептала на ухо: «Мы уж с ними вместе, чтобы свою машину не гонять».

Стола в квартире не было, и Майя бросилась расставлять угощение на кухонной мраморной столешнице. А угощением еду, которая была выставлена, можно было назвать очень условно. Майя и Эдуард смогли себе позволить лишь белый хлеб и самую дешёвую колбасу, приобретённые в соседней с их домом лавке. Но на обшарпанной хозяйской тарелке красовались ещё и три банана, которые для Майи, Эдуарда и Ольги были тогда роскошью, но они поддались искушению купить себе их, по одному на каждого. Пришедшие завели какой-то трёп, не имеющий никакого отношения к приехавшему семейству, и быстренько расправились со всем, что было подано, включая бананы. При этом Люсик заявил, что колбаска очень даже ничего.

Покончив с харчами и болтовнёй, гости заторопились, а Зося, уходя, уже в дверях осклабилась и бравурно бросила хозяевам: «Подпрыгивайте к нам!» С тех пор это «подпрыгивайте» Майя и Эдуард слышали неоднократно, но приглашены на конкретные даты за все эти годы были только раза два, когда Зося по каким-то случаям принимала считанных родственников и приятелей у себя дома, выставляя при этом весьма скудное угощение. Но вот на празднования, отмечаемые в ресторанах, Майя и Эдуард приглашались непременно. «Для количества», — говорил Эдуард.

А спустя какое-то время после этого своего первого визита Зося сообщила по телефону, что Люсик через секретаршу своего начальника нашёл для Эдуарда работу в фешенебельном ресторане, где устраивали свадьбы очень обеспеченные люди. Работа эта заключалась в мытье посуды. И Эдуард, хотя и не просил Люсика о такой любезности, отправился в это заведение и оттрубил там неделю. Он, конечно, стыдился этого своего занятия и ёжился, когда наблюдал расфуфыренную публику, с важным видом фланирующую по заведению под живые звуки эстрадно-симфонического ансамбля. Но он мирился со своим положением, поскольку его в том помещении, где он работал, никто из гостей видеть не мог. Да к тому же, вместе с ним там трудились такие же, как он, эмигранты, в основном с высшим образованием. Они за гроши перемывали и затем перетирали полотенцами груды посуды, беспрерывно подносимой официантами. В первый же день чванливый тип из местных, бывший над Эдуардом начальником, спросил его, кто он по профессии. И опешил, услышав, что тот имеет учёную степень. А через неделю, во время очередного торжества, этот бригадир с ехидной улыбкой приказал Эдуарду выйти со щёткой, ведром и тряпкой в зал, где кто-то из гостей уронил на пол тарелку с едой. Эдуард категорически отказался и тут же был уволен. И этот случай сподвигнул его на более оперативные поиски работы по специальности. А Зося, возмутившись таким демаршем Эдуарда, сказала, что Люсик очень обижен на него, но что, тем не менее, у них на примете есть ещё одна подработка — быть на подхвате у садовника, который обустраивает дворы жилых домов. Эдуард и слышать об этом не пожелал, чем опять же вызвал недовольство заботливой семейки. А уж после того, как у него, Майи и Ольги всё наладилось с работой, учёбой и жильём, Зося и Люсик напрочь потеряли к ним интерес.

По паспорту Зосин муж был Александр, но бабушка с дедушкой стали с самого начала называть его Люсиком, и имя это к нему прилипло. Был он кандидатом архитектурных наук, но здесь, в эмиграции, представлялся всем доктором архитектуры. В принципе, в отличие от России, здесь понятия «кандидат наук» нет, и люди, имеющие учёную степень, называются докторами. Но фальшь заключалась в том, что и выходцам из России он представлялся как доктор. И более того, врал всем, что в Союзе он был профессором. Только вот о чём он умалчивал, так это о том, что здесь он фактически занимал место проектировщика.

Криводушие в этой семейке было во всём. На людях Люсик изображал любовь к своей якобы ненаглядной Зосеньке, а она публично поддерживала этот миф, хотя, как подумал сейчас Эдуард, в силу своей ограниченности вполне могла и верить в искренность его чувств. И называл Люсик на людях Зоею не иначе, как Зосик. Люсик-Зосик. Идиллия! Но вот как-то раз в присутствии Майи и Эдуарда они сильно поскандалили по совершенно пустячному поводу. А ещё до Майи как-то донёсся слух, что Люсик очень даже погуливает.

Майя вспомнила, как однажды, когда она и Эдуард в числе других гостей оказались по какому-то случаю у этих своих родственников дома, Люсик, подвыпив, пригласил её танцевать. Она почувствовала тогда, какой он пластичный и как от него исходят токи! И во время танца он ещё и смущал Майю. Этот ловелас буквально пожирал её глазами, дышал ей в лицо и даже несколько раз коснулся её шеи своей бородкой! А в какой-то момент его рука скользнула с её талии вниз и крепко и жарко сжала её ягодицу! Зося же этого жеста не усмотрела, но оттого, что он танцует не с ней, пронзила его взглядом дрессировщицы. Мол, «Ко мне!», «Сидеть!», «Место!» И он шустро так оставил Майю, вприпрыжку подбежал к жене и с фальшиво-умильной улыбочкой вовлёк её в танец. А Зося осклабилась и, томно повиснув на муже, одаривала гостей победными взглядами. Люсик же присмирел, притих, чмокнул после танца жену в щеку и покорно начал подавать на стол и уносить посуду.

И больше за вечер, кроме «Зосенька», никто от него ничего и не слышал. А Зося за столом к нему прижималась и обволакивала любящим взором. Идиллию семейную изображала. Он же молча сидел рядом и рассеянно улыбался. Сама кротость! Но хорошо их знавшим было понятно, что такая вот избрана Люсиком тактика — подыгрывать Зосе, когда на самом-то деле всё равно ему — что есть она рядом, что нет её.

И вот сейчас Майя и Эдуард наблюдали, как Зося с осознанием важности выполняемой миссии, вплотную подошла к Вере и с притворной скорбью обратилась к ней:

— Верочка, дорогая, хорошая ты наша, прими ещё раз мои соболезнования!

А затем, даже не дождавшись реакции, она повернулась к Эмме и Дине с гримасой участия на лице:

— Привет, девчушки! Динулька, Эммулька, что же вы не подождали? Мне минут двадцать нужно было, чтобы закончить анализ. Как же вы, бедненькие, добирались?

— Да без проблем, — поморщилась Дина.

— Ну и ладушки, — отвернулась от них Зося.

И тут она заприметила Майю и Эдуарда.

— Боже мой! Майя? Эдик? Какими судьбами?

— Мы с Верой и с Петей дружили со студенческих лет, — холодно ответила ей Майя.

— Обалдеть! — сверкнули глаза у Зоей.

— Садись, помянем Петю, — мрачно обратилась Вера к пришедшей.

— Ой, сейчас достану то, что принесла, — засуетилась та.

Она стала выкладывать на стол содержимое своей сумки. Обнаружив какой-то непорядок, занегодовала:

— Господи, ну хоть бы мой Люсик что-то без моего присмотра мог сделать! Это же надо — положить кофе не в ту сумку! Как дашь задание, обязательно что-нибудь напутает. Просила же — кофе положить в красную сумку. Ну что за растяпа! В трёх соснах запутался. Видать, сунул в зелёную. Цвета не различает. Он же без меня пропадёт, чучело моё огородное!

Явно будучи довольна публично данной оценкой недотёпству Люсика и своей важной роли в их семейном союзе, она успокоила присутствующих:

— Ладно, кофе потом принесу.

И зычно призвала:

— Ну, давайте помянем нашего дорогого Петеньку!

Присутствующие переглянулись и, явно давя в себе чувство неловкости, вызванное несоответствием тона моменту, пригубили вина. Никто не произнёс ни слова, но Зося, не обратив на это никакого внимания, кокетливо промокнула уголки губ салфеткой и зычно сообщила:

— Я уверена, что Пете нанесли порчу.

— Кто? — удивлённо вскинула на неё глаза Вера.

— Недруги. Завистники.

— Я понимаю, был бы он баловнем судьбы, реализовался бы здесь… А то чему завидовать-то было? — почти с раздражением сказала Вера.

А Зося как будто бы этого и ждала. Она со смаком стала повествовать:

— Люди всегда найдут, чему позавидовать. Вон с Люсиком моим что недавно приключилось. Ходит он в тренажёрный зал. Так вот, занимается как-то он на беговой дорожке и чувствует на себе чей-то взгляд. Обернулся, а там наш сосед. Из местных. Как глазами встретились, тотразулыбался, ручкой помахал. Ну, вы же знаете, как они нас любят! — ядовито ухмыльнулась она. — И что выдумаете? Нога вдруг у Люсика моего подвернулась. С трудом до дому доковылял. Повела я его к нашему целителю. Так тот определил, что на нём сглаз. Амулет велел носить.

Тут Зося пристальтно уставилась на Веру и тоном, не допускающим возражений, провозгласила:

— И Петю надо было сводить к экстрасенсу. Я же тебя, Вера, упрашивала, умоляла.

Вера отмахнулась:

— Зося, не надо. Петя и слышать не хотел. Да и какой смысл сейчас поднимать эту тему?

Тут Майя встала и обратилась к мужу:

— Эдик, пойдём, может быть?

Эдуард послушно торопливо поднялся, а Майя объяснила всем:

— Мы только что с дороги.

Зося встрепенулась:

— Где были?

— В Питере. Родителей моих навестили. Впервые за то время, что мы уехали оттуда, — с трудом переборов себя, нехотя сообщила Майя.

— Ну и как съездили? — жадно полюбопытствовала Зося.

— Да всё нормально, — понимая неуместность этого разговора, отвернулась от родственницы Майя.

— Это главное, — фальшиво обрадовалась Зося.

И вдруг широко раскрыла глаза:

— Ой, кстати! Люсик завтра срочно уезжает в командировку, в Южную Африку. А чемодан сломался. Он ведь у нас ещё из Союза, видал виды. И купить некогда. Может, дадите попользоваться?

— Нет проблем, — заверил её Эдуард.

— Ну, такя сегодня же и подпрыгну, — по-свойски, без затей пообещала Зося.

Эдуард согласно кивнул, а Майя, не глядя на кузину, подошла к двери комнаты Марата.

— Надо позвать Оленьку, — обернулась она к Эдуарду. — Оленька! Мы собираемся уходить, — чуть подняв голос, произнесла она в направлении двери.

У Зоей от любопытства вспыхнули глаза:

— Ой, и Олечка здесь! Её, наверно, и не узнать.

В гостиную вышли Ольга и Марат, поздоровались с Зосей. Та осклабилась:

— Приветики! Олечка, да ты совсем невеста! Ты меня помнишь?

— Шутите? — удивилась Ольга.

Зося жалобно захлопала глазами:

— Ну, слава Б-гу, значит, ещё не скукожилась до неузнаваемости.

— Оленька, мы с папой уходим. Поехали вместе с нами на машине, — резко остановила кокетничанье родственницы Майя.

— Нет, мама, я вернусь сама, позднее. Я ещё побуду, — просительно посмотрела на неё Ольга.

— Оленька, но ты же только что с дороги, а завтра тебе на занятия, — еле сдерживая раздражение, возразила мать.

Ольга потупила глаза:

— Нет-нет, поезжайте…

— Дочка, но и Вере с Маратом тоже надо отдохнуть, — с каменным лицом отчеканила Майя.

— Нет-нет, пусть Оленька ещё побудет, — попросил Марат.

— Пусть останется, — поддержала Вера.

— Ну хорошо, — сердито сузила глаза Майя. — Держись, Вера, — повернулась она к бывшей подруге. — Что ещё можно тебе сказать?

— Не нужно утешений, — поднялась с дивана Вера. — Любые слова излишни.

Майя и Эдуард ушли. Все продолжали сидеть какое-то время молча. Ольга и Марат вернулись в комнату, из которой вышли, и затвороли за собой дверь. Зося немедля нарушила молчание. Она кивнула в сторону гипнотизировавшей её комнаты, пронзила Веру любопытствующим взглядом и выдохнула:

— А что…

Она не успела закончить, потому что зазвонил домашний телефон, и Вера подняла трубку.

— Да, Ларочка. Да…, — всхлипнула Вера. — Да-да, я успокоюсь. Извините меня, — обратилась она к женщинам и, продолжая разговор, ушла к себе.

Дина, хорошо зная свою сослуживицу Зоею и совершенно не сомневаясь в том, что та намерена развивать и дальше тему взаимоотношений Ольги и Марата, решительно пресекла возможное течение разговора, перенеся акцент с пищи духовной на физическую. Вторая в данном случае была стопроцентно конкурентоспособной. В этом Дина нисколько не сомневалась. Она театрально причмокнула от удовольствия, откусив от ломтика принесённой Зосей выпечки, и потрафила своей сослуживице:

— Зося, ты купила очень вкусные пироги.

— Ещё бы, — обрадовалась та. — Я велела Люсику скатать за ними в эту дорогую кондитерскую, что в торговом центре. Я всегда только там беру. Деньги не обманывают. Как говорила моя бабушка, лучше немножко, но хорошего. Не понимаю я тех, кто покупает такие вещи на рынке или в русских магазинах. Я и мясо беру только парное и только в супермаркете. Да, я не стесняюсь признаться, что я из России уехала и для того, чтобы хорошо и правильно питаться. Я знаю толк в еде.

— Молодец, Зосик, — похвалила её Эмма. — Зося — любит — кушать, — иронично произнесла она с расстановкой.

— И кушать тоже. Вкусно, — отвернувшись, тихо сказала Дина.

— Не поняла, — нахохлилась Зося.

— Да что тут понимать? — хихикнула Эмма. — Это — как в букваре: «Зося — мыла — раму».

— Зачем же сваливать на Зоею? — повернувшись к Эмме, с деланной серьёзностью спросила Дина. — По букварю раму мыла мама.

— Слава Б-гу, ни я, ни моя мама рамы не моем, — гордо парировала Зося. — К нам приходят уборщицы.

Тут Дина не выдержала и просверлила сотрудницу колючим взглядом:

— Русские, конечно! Такие же, как мы. Наверняка ещё и с высшим образованием, но не такие везучие. Ты бы хоть к ним ярлык уборщиц не приклеивала.

— Знаешь, я об этом не задумываюсь, — вскипела Зося. — Я что, виновата, что мне Б-г голову дал, так что я могу зарабатывать умственным трудом? — важно посмотрела она на своих сослуживиц. — Способные люди пробиваются, — поставила она жирную и, как ей казалось, победную точку в этой своей отповеди.

— Да, конечно, — отчеканила Дина, — только вот Петя, способнейший из способных, пахал на этого Коварского.

Эмма съёжилась, учуяв непредсказуемое развитие начавшейся перепалки, и наигранно озаботилась:

— Ой, девочки, что с нами-то будет? Кто же будет работу направлять? Мы же с Петей забот не знали.

— Да, конечно, — процедила Дина. — По сравнению с Петей многие специалисты мелко плавают. А подчас и просто выглядят лаборантами.

— Конечно, Петя был умный, но зачем же так принижать себя? — сердито отодвинула от себя стакан с недопитым вином Зося. — У меня, например, институтский диплом. И я бы не стала характеризовать себя как лаборанта. Почему ты за всех расписываешься?

Дина застыла, но, спустя мгновение, с металлом в голосе бросила коллеге:

— Потому что надо смотреть правде в глаза.

— Да, у Коварского сейчас проблема, — дрожащими губами, явно всё ещё надеясь разрядить обстановку, пролопотала Эмма. — Петя умер, нашу заведующую аналитической лабораторией переманили в другую фирму. Кто же будет руководить работой? Генерировать идеи, как говорится.

— Эммулька, тебе их точно генерировать не нужно, — ехидно хихикнула Зося.

— Что ты язвишь? Не место и не время, — сжалась Эмма.

— Ты же сама начала, — повысила голос Зося, явно готовая к противостоянию.

— Да прекратите вы перебранку! — прикрикнула на них Дина. — Не грызитесь! Найдут тех, кто будет генерировать, тем более что нас скоро сократят.

— А с чего это ты взяла, что нас сократят? — подбоченилась Зося.

— Да я тебя и Эмму не имею в виду. Вы же на особом положении, — еле сдержала гнев Дина.

— На каком это особом? — задохнулась Зося.

— Не прикидывайся, — рубанула Дина. — Ты же его родственница, этого Коварского. У нас вообще почти все женщины по блату пришли. Выполняют лаборантскую работу. Прилей-отлей, пальцем в нужную кнопку ткни. Да любую с улицы можно этому обучить.

Произносила всё это Дина с побелевшим от возмущения лицом. А Зося выгнулась, как пантера, готовая к прыжку на доставшую её сослуживицу. Негодованию её не было предела. С перекошенными губами она гаркнула:

— Ты что, с цепи сорвалась? Да я на самых современных приборах работаю!

— Не смеши, — хохотнула Дина. — Всё это красиво звучит для непосвящённых. А фактически-то, что там делать? Рутинная работа. Приготовь раствор, залей его в ячейку и на клавишу нажми. Ведь любую из вас спроси, что означают сокращённые названия приборов, так и не скажете ведь. И более того, у вас навыки заменяют знания. Показали вам, как работать, вы по-русски в тетрадочки школьные записали, и от них ни на шаг. Кто из вас по книгам умеет учиться? А если сбой какой-то в работе, сразу к Пете бежали. Или ко мне. Это же как в быту. Включить и выключить телевизор может каждый. А вот объяснить, как он работает, а тем паче отремонтировать его — нет. Так что нечего кичиться своим высшим образованием, тихохонько надо сидеть. Вот Петя действительно глубоко разбирался во всём.

— Ну и ты, конечно! — с гневной гримасой проревела Зося.

Дина какое-то время молча смотрела на неё, явно беря себя в руки, а затем с трудно дающейся ей выдержкой сказала:

— Знаешь, негоже себя хвалить, но и я тоже. Химик-аналитик я по образованию. Работала в Союзе заведующей лабораторией. И не потому, что меня кто-то толкал. Я понимаю сущность процессов, разбираюсь в приборах. Но здесь я и ещё трое-четверо попали на эту работу волею случая, когда заказов в компании прибавилось. Так нас-то, не блатных, уже и предупредили об увольнении. Всех, у кого нет связей.

— Каких это связей? — чуть не опрокинула локтем стакан Зося.

— Настоящих, — вспыхнуло раздражение в глазах у Дины. — Это когда тебя всовывают туда, где нет места. Как книгу на книжную полку. Как бы плотно там тома ни стояли, всегда можно ещё один втиснуть. Ежели постараться. Ну, а если всё же уплотнить не удаётся, то какую-то книгу вынимают, а на её место ставят нужную. Вот так-то!

— Да успокойся ты — окрысилась Зося. — Если бы Коварский относился ко мне, как к родственнице, платил бы не такие копейки.

— Это копейки? — взорвалась Дина. — Как у тебя язык поворачивается? Многие мечтали бы иметь такую зарплату. Петя ведь получал не намного больше, чем ты!

Зося удивилась дремучей непонятливости коллеги:

— Ну так я же начала работать раньше, чем он!

— Ах, да, конечно, вы же с Петей на равных были, только что стаж разный! — театрально разведя руками, деланно согласилась Дина.

— Слушай, ты что, с левой ноги сегодня встала? Что это ты вдруг развыступалась? — гневно выпятила подбородок Зося.

— Знаешь, — сердито двинула по столу тарелку Дина, — меня всё равно увольняют. Достала ты меня. Да и не только меня. Ты ведь и нашим, и вашим! Изучила я тебя вдоль и поперёк! Лапонька ты наша! Добрая ты наша! Любишь-то ты как нас всех! Обращаешься не иначе как Эммулька, Ди-нулька, Галюньчик! Только вот не успевает дверь за Эммульками да за Галюньчиками затвориться, как ты их уже склонять начинаешь на все лады. И масла в огонь ух как подлить умеешь! И Петя ведь был у тебя Петюньчиком, пока в опалу не попал. А как разругался он с профессором, так ты зубки ему стала показывать, огрызаться. Что ты о себе возомнила? Всему же есть предел, — нервно подалась назад вместе со стулом Дина. — Надо же уметь посмотреть на себя со стороны. Уж сегодня здесь-то хоть бы сдержалась. Мизинца мы ведь все Петиного не стоим.

Эмма во время этой Дининой тирады очень нервничала. Чувствовалось, что ей совершенно не хочется продолжения ссоры. А причина была банально проста. Её связывали близкие отношения с Саймоном, заместителем Коварского по внешним контактам. Эта связь ими скрывалась, но все прекрасно знали, в чём причина привилегированного положения Эммы, не отличавшейся какими-либо талантами. Так вот, она держала в себе то, что по секрету узнала сегодня от Саймона. А именно, что Дину не только не уволят, но и повысят в должности — назначат руководителем аналитической лаборатории, то есть сделают её и Зоей начальницей. Знала она и то, что ни Дине, ни Зосе это неизвестно.

Эмма сделала виноватое лицо и елейно обратилась к Дине:

— Дин, я могу понять твоё состояние. И, кстати, лично я и не обиделась на то, что ты сказала. Да, и тетрадочка школьная у меня есть. И к Пете, и к тебе за помощью обращалась. Спасибо.

Тут уж Зося смолчать не могла.

— Что касается увольнений, то что же тут можно сделать? — рявкнула она в сторону Дины. — Ещё раз скажу, что мы с Эммой раньше всех начали работать. И вообще, дело даже не в этом, а в том, что мы выполняем работу на уровне.

Тогда Эмма снова попыталась выполнить свою миротворческую миссию.

— Зосенька, — ласково проговорила она, — ну кто же спорит, что ты способная? И зарплату тебе поднимут.

— Да, она способная, — нервно застучала пальцами по столу Дина. — Любезная такая, с кем надо. И добрая. И щедрая. И образованная. Оперу «Манон Лескова» очень любит, фильм «Служебный романс»…

У Зоей зло сверкнули глаза:

— А что тебя не устраивает?

— Только не думай, что твой культурный уровень, — желчно усмехнулась Дина. — Это меня мало трогает. Но вот показушная ты и лицемерная. Знаешь, перед кем поплакаться, а перед кем щедрую из себя состроить. Мимикрируешь по обстоятельствам. Вон как распелась перед нами — пироги ты покупаешь в самой дорогой кондитерской и мясо только парное в супермаркете! Где уж нам! Не чета мы тебе! Только шушукаются, что обрезками колбасы и сыра ты не брезгуешь.

— Нечего тень на плетень наводить! Не придумывай! — взвизгнула Зося.

— Если это и придумано, то не мной, — просверлила её колючим взглядом Дина.

— Да ты зенками-то не сверкай! Кобра! — дошла до крайней ярости Зося.

— Почти в точку, — с деланным спокойствием отпарировала Дина. — Я — Скорпион. А этот знак Зодиака обид не прощает. У меня ведь поначалу сложилось о тебе обманчивое впечатление, что ты действительно душа нараспашку. Ну а потом раскусила я тебя. Забыть не могу, как когда я обмолвилась, что в киоске на рынке можно купить очки китайские для чтения буквально за гроши, ты меня на смех подняла. Поучать стала, что со зрением не шутят и на этом не экономят. Ну я и пошла, дура, заказала себе за бешеные бабки в «Оптике».

Зося состроила слащавую гримасу:

— Так тебе же в подарок ещё и солнцезащитные дали.

— Да не смеши ты, — сердито хохотнула Дина. — Знаем мы эти подарки. А ты как бы со смехом у меня выведала, где на рынке этот киоск с очками, и через какое-то время там отоварилась. Вот вся ты в этом. Но Эмма права. Получишь ты свою прибавку к зарплате.

— Конечно, Зоська, — миролюбиво встряла Эмма. — Вот я же получила.

Зося почувствовала облегчение, поняв, что совершенно неожиданно подвернулся шанс перевести удар на Эмму. Зло прищурившись, она прошипела:

— Ну мне до тебя далеко. Нет у меня таких способностей.

— О чём это ты? — довольно фальшиво захлопала глазами Эмма.

Она, конечно же, допускала, что её связь с Саймоном не является секретом для её добрых сотрудниц. Потому что сама всё обо всех ведала. И более того, с удовольствием участвовала в пересудах. Но ведь сейчас это касалось её… И, естественно, первой реакций и было сыгранное недоумение… Но в следующий же момент она приумолкла, потому как почувствовала, что краска заливает лицо.

И Зося, внутренне ликуя, отвернулась от сконфузившейся коллеги и проворковала:

— Замнём для ясности.

Тут уж Дина не преминула нанести Зосе очередной удар:

— Ух ты, деликатная ты наша! Стеснительная!

Зося резко развернулась в сторону доставшей её сослуживицы:

— Да заткнись ты!

— Ну вот, — колко ухмыльнулась Дина, — а ещё несколько минут назад я у тебя Динулькой была! И из-за Эммульки ты так переживала, что не подвезла её! А сейчас про её способности особые вспомнила.

Зося яростно поджала губы, а Эмма осуждающе покачала головой и сквозь зубы буркнула:

— Змея ты, Зоська…

Все три на какое-то время утихли, отвернувшись друг от друга. Но, понятное дело, Эмме негоже было конфронтировать ни со своей потенциальной начальницей Диной, ни с родственницей Коварского Зосей. И она пересилила себя и примиренчески обратилась к доставшим её дамам:

— Так, девки, довольно кипятиться. Дуться друг на друга. И перед Верой неудобно. Ну-ка забыли всё! Нам же вместе жить. Мало ли что бывает? Надо сглаживать острые углы.

— А я, между прочим, не Скорпион. Зла не помню, как некоторые, — проворчала Зося.

— Забыли — так забыли, — пожала плечами Дина. — Нам ничего другого не остаётся. Да мне и недолго с вами быть осталось.

Снова наступило тягостное молчание, которое на этот раз нарушила Зося:

— Так, может приготовить кофе, который Люсик купил? Какой-то новый, разрекламированный.

Эмма и Дина молча дали понять, что не возражают.

— Сейчас принесу из машины, — виляя задом, покинула квартиру Зося.

— Ну и достала она меня, — брезгливо покачала головой Эмма. — Молчала я, как рыба, но сейчас после всего этого имею полное право раскрыть рот. Не могу прийти в себя от того, чему совсем недавно стала свидетельницей. Я в шоке! Хотя, в принципе, для нас с тобой тут особенно и нового-то ничего нет. Просто достоверный факт.

— Что случилось-то? — скосила на Эмму глаза Дина.

— Отправилась я до работы делать анализ крови, — почти шёпотом начала Эмма. — Пришла в поликлинику до открытия, но охранник пустил меня внутрь, знает он меня. Холодно было. Ну вот, стою я в предбаннике у стеклянной входной двери и вдруг вижу — подъехала машина. Внутри мужик с бабой. Я присмотрелась и потеряла дар речи. Дядьку узнала.

— Это был Усама бен Ладен! — язвительно прищурилась Дина.

— Если бы! — хохотнула Эмма. — Я бы прикончила его на месте и стала бы миллионершей.

Эмма сделала интригующую паузу и победно закончила:

— Это был Люсик! Но только вот дамочка — не Зоська.

Дина едко поджала губы:

— Ясненько.

— Так вот, — торжествующе просияла Эмма, — вижу — он и его пассия слились в поцелуе, а она после этого выскочила из автомобиля и — тоже в поликлинику. А Зоськин-то с места рванул, и только его и видели. Ну как тебе?

— Не слабо! — передёрнула плечом Дина.

— Так мало того! — не унималась Эмма. — Зоська же, когда я пришла после этого на работу, ещё мне и рассказала, что Люсик у неё в командировке, в однодневной, и что, мол, мучается, бедный, в какой-то задрипанной гостинице. А представляешь, ежели бы знала?

— По стенке размазала бы, — брезгливо склонила голову набок Дина.

А Эмма вошла во вкус и продолжила со смаком живописать подробности измен Люсика, которые ей были известны из разных источников.

— Да, дела… — выслушав, заключила Дина. — А знаешь, с одной стороны, Зоське можно посочувствовать по поводу блядства этого её Люсика, а с другой…. Злобная она. Да ведь и такая самодовольная. Пустая, но с претензией. Вон какую важность на себя напускает на работе! И шума от неё как от отбойного молотка.

— Ой, Дин, ну ты прямо в точку!

— Так ведь так оно и есть! А Люсик этот её — дрянь! — презрительно сплюнула сквозь зубы Дина. — Только вот Зоська — та ещё простофиля! Как можно ничего не видеть у себя под носом!?

«Дура, — подумала Эмма. — А ты у себя под носом видишь? Ещё непонятно, кто большая простофиля — ты или Зоська. Зациклилась на своей работе!»

А дело было в том, что Динин муж Леонид тоже ещё как погуливал! Только Дина ведать не ведала об этом, равно как и Зося о беспутстве своего Люсика. Ну а Эмма, обо всём давным-давно пронюхавшая, конечно же «по секрету» с упоением сообщала Зосе пикантные подробности Дининой семейной жизни. Зося же при этом морализировала точно так же, как и Дина сейчас по поводу неё самой: «Вот дрянь этот Лёнька! Но Динка-то та ещё бестолочь! Ни хрена под носом у себя не видит».

Дамы не успели больше ни о чём посудачить — вернулась Зося с упаковкой кофе.

— Так, момент, — деловито предупредила она сослуживиц и прямиком направилась на кухню готовить питьё.

Через мгновение из кухни послышался её голос:

— А дома Люсик мне кофе в постель приносит, на подносе с салфеточкой доставляет. Он у меня аккуратист!

Дина с Эммой переглянулись.

— Счастливая ты! Любит он тебя, — с чувством отреагировала Эмма.

— Да вот! Не жалуемся, — гордо возвестила Зося. — Постоянно признаётся мне в любви. Лучше тебя, говорит, нет.

— Молодец, воспитала ты его, — подмигнула Эмма Дине.

— Что значит, воспитала? — возмущённо провозгласила из кухни Зося. — Это у него от сердца. Он во мне души не чает. А вообще, конечно, я Люсику всегда говорю, что люблю хорошее отношение и ласковые слова.

— Оригинально, — едва слышно пробурчала Дина.

— Ты что-то сказала? — опять раздался Зосин голос. — Я не расслышала.

— Тебе показалось, — не захотела связываться с ней Дина.

— А вообще, я вам скажу, мужиков надо держать в ежовых рукавицах, чтоб послушными были, — осклабилась Зося, внося в комнату кофейник.

Она разлила кофе по чашкам, и все сели к столу. Начали пить. А Зося упоительно продолжала:

— Жена должна быть взыскательной по отношению к мужу. Это я теоретически, не про Люсика. Он у меня домашний. Тут мне беспокоиться нечего. Помню, в Союзе выделили ему путёвку в Трускавец, в санаторий. С почками у него была проблема. Как он ехать не хотел! Другие мужики рады были бы вырваться. А мой всё повторял: «Как я там, Зосенька, без тебя буду?». Еле я его уговорила. А потом он мне чуть не каждый день звонил оттуда! Скучал жутко. Говорил, что если бы там не было теннисного корта, он сошёл бы с ума. Девчонки, а какие подарки он мне оттуда привёз! Специально во Львов ездил. Выбрал всё самое модное. Я тогда-то и поняла, как он меня любит!

Эмма еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Она-то знала, что тогда, в Трускавце, Люсик оторвался по полной. Шуры-муры у него там такие закрутились, что он потом в Подмосковье командировки себе устраивал, к крале своей ездил из Москвы. И подарки Зоське привозил для отвода глаз сначала из Трускавца, а потом и из этого самого Подмосковья.

— Ты уж так его в глаза хоть не хвали. Зазнается, — изобразила на лице участие Эмма.

— Не дадим! — чванно ответствовала Зося. — Я, девчонки, до того думала, что он ничего и не понимает ни в косметике, ни в бюстгальтерах, ни в кофточках. А тут такое понавёз! Сказал, что советовался с продавщицами. А потом во вкус вошёл. Началась у них какая-то срочная важная работа, и стали его вызывать в Подмосковье, в какой-то там институт. Помню, как он, бедный, мотался туда чуть ли не по два раза в неделю! Так мне его жалко было! Но зато он меня задарил прямо. Такие шмотки привозил! Загляденье! Мы ведь в Москве жили. А в Подмосковье иногда шмотьё-то лучше можно было найти. А в командировки его почти одного и отправляли. Потому что он у меня очень хороший архитектор. И здесь его на руках носят. Вон в Южную Африку посылают, у них совместный проект.

— Способный человек. Во всём! И настоящий интеллигент, семьянин! Не то, что прощелыги всякие, — притворно закатила глаза Эмма.

— Не жалуемся! — кокетливо поправила причёску Зося.

В этот момент у неё зазвонил телефон. Начав слушать, она помрачнела и вдруг заголосила:

— Что? Ну я же тебе говорила, что нужно теплее одеваться. Всё форсишь. Опять школу пропустишь. Сейчас приеду.

Зося в сердцах отключила телефон.

— У моей младшей опять ангина, — сообщила она. — Поехала. Забот полон рот. Маришку лечить, Люсика в Южную Африку собирать. К Майке с Эдькой ещё вот подпрыгнуть надо, чемодан хапнуть.

Зося костяшками пальцев звучно постучала в дверь комнаты Веры. Та вышла, продолжая разговаривать по телефону.

— Верочка, я ухожу, — полезла целоваться Зося.

— Ларочка, секундочку, — проговорила Вера в трубку, отодвинулась от Зоей и сказала ей: — Посиди ещё.

— Нет, — вцепилась та в плечо Веры. — Дел невпроворот. Люсика мне надо в командировку собирать. За чемоданом к Майке с Эдькой подпрыгнуть. Крепись.

Зося опять облобызала Веру:

— Ладно, побежала.

После ухода Зоей Вера снова ушла к себе. Дина и Эмма какое-то время молчали, не глядя друг на друга. И вдруг зазвонил телефон у Дины.

— Да-да, я, — ответила она. — Алло! Алло! Разъединилось, — повернулась она к Эмме.

— Кто это? — насторожилась та.

— Сам Коварский, — растерянно вытянула губы Дина. — Не к добру. Наверно, хочет известить, что с завтрашнего дня уже не работаю. Вот блин! Опять мыкаться придётся.

— Да что ты заранее беспокоишься? Может, наоборот, должность повыше предложить хочет? — угодливо разулыба-лась Эмма.

— Не издевайся, — разозлилась Дина, но тут же что-то смекнула и вопросительно посмотрела на коллегу.

Эмма сконфузилась и начала было что-то лепетать, но в этот момент телефон зазвонил снова.

— Да, разъединилось, — поспешно произнесла Дина в трубку. — Настроение? Что вы имеете в виду? Готова ли работать дальше? Вы же понимаете, что я могу дать только положительный ответ. Но я же получила уже уведомление о предстоящем увольнении. Как не обращать внимания? Что? Это так неожиданно. Честно говоря, у меня кругом идёт голова. Спасибо. Думаю, что справлюсь. Да, сейчас приеду. До свидания.

Дина отключила телефон и испытующе посмотрела на Эмму:

— Ты знала?

— Ты о чём? — ненатурально захлопала та глазами.

— Да не притворяйся, — разозлилась Дина. — Теперь-то я понимаю — знала ты, что мне предложат должность заведующей аналитической лабораторией.

— Ну, Саймон на что-то такое намекал…

— Ах, намекал? — вскипела Дина. — Ну да Б-г с тобой. В принципе, я тебя понимаю, он же просил тебя молчать. Ты только в последний момент показала, что знаешь. Ну да ладно. Это хорошо, что ты умеешь держать язык за зубами. Мы с тобой сработаемся.

— Поздравляю! — возликовала Эмма. — Кстати, Саймон интересовался моим мнением. Я отозвалась о тебе положительно.

— Не забуду, — холодно произнесла Дина.

Появилась Вера, и Эмма радостно протараторила:

— Верочка, пока вы разговаривали, Дина получила предложение от Коварского возглавить аналитическую лабораторию.

— Поздравляю вас, Диночка, — искренне обрадовалась Вера. — Я уверена, вы справитесь и будете пользоваться уважением подчинённых. Петя о вас очень хорошо отзывался. Только будьте благоразумны. Вы же знаете, что за тип этот Коварский. Так что держитесь.

— Ничего другого мне не остаётся, — кивнула Дина. — Не знаю, правда, на сколько меня хватит. Эмма, пойдём. Пусть Вера отдохнёт.

— Да, отдохните, Верочка, — обволокла Веру томным взглядом Эмма. — И помните, что мы с вами. Будьте здоровы.

— Спасибо, девочки. До свидания, — устало попрощалась Вера.

После ухода женщин в гостиную вышли Ольга и Марат.

— Мама, все разошлись, ты бы отдохнула, — обнял Веру сын.

— Да, я, пожалуй, прилягу, — согласилась она.

Вера задержала взгляд на Марате и Ольге, так что те засмущались. А потом улыбнулась и ушла к себе в комнату.

Молодые люди присели на диван. Марат обнял девушку. Какое-то время они безмолвствовали, а потом Ольга нарушила молчание.

— Узнала я сегодня об этом Коварском. Боже мой, сколько грязи на этом свете! Как мне жалко твоего отца! Марик, дорогой, ты знаешь, у меня такое ощущение, что я потеряла близкого человека.

Если бы Ольга знала, как она права!

— Хорошая ты моя девочка, — ещё сильнее притянул её к себе Марат. — Умная ты моя. Любимая, дорогая. Как хорошо, что ты рядом со мной. Нам с мамой очень тяжело, и спасибо тебе, что ты не ушла. Твоя мама так настаивала. Мне вообще показалось, что ей не очень нравится, что мы вместе. Будто не ко двору я…

— Марик, не обращай внимания. Я, правда, сама не совсем понимаю, почему у неё такая реакция. Впрочем, мама, видимо, устала. Дорога сказалась.

И тут вдруг Ольга встрепенулась и сказала, что она перепутала даты и ей срочно нужно ненадолго наведаться в университет.

— Я тебя подвезу, — вскочил Марат.

— Нет, нет, останься с мамой. Я поймаю такси.

— Оленька, родная, возвращайся поскорей, — ласково посмотрел на неё парень. — Я люблю тебя.

— Маричка, ну конечно. Я мигом. Я тоже очень люблю тебя, — обмякла она в его объятиях.

Поцелуй был долгим и страстным. Оторвавшись от Марата, Ольга смущённо поспешила к выходу.