От перемены мест… меняется. Из жизни эмигрантов

Лев Логак, 2021

Герои повествования – бывшие россияне, покинувшие Советский Союз незадолго до его распада, в конце восьмидесятых годов двадцатого века. Место действия – дальнее зарубежье. Совершенно неожиданно персонажам открываются обстоятельства, которые были скрыты от них долгие годы и которые коренным образом меняют существование этих людей. Загадочные коллизии, в которые попадают герои, показаны на фоне характерных эмигрантских и российских реалий. В основе повествования лежит идея воздействия жизненных ситуаций на раскрытие личности, на проявление противоборствующих человеческих качеств – любви и предательства, душевной доброты и зависти. Повествование основано на богатых жизненных наблюдениях и впечатлениях автора. Детали сюжетных ходов и характеры героев навеяны реальными событиями и чертами конкретных людей.

3

А Майя и Эдуард тем временем уже добрались до дома. Они вышли из машины, но при закрытии дверей обнаружился сбой в сигнализации, и Эдуард остался, чтобы выяснить, в чём дело. Майя же поднялась в квартиру. Она была так возбуждена, что даже не закрыла до конца входную дверь. Первое, что она сделала, — это немедленно набрала номер своих родителей в России.

— Да, мамочка, — скороговоркой начала она, — я только что переступила порог и сразу же тебе звоню. Эдик остался у машины. Какая-то неисправность. Мамочка, я не могла там, у Веры, сказать тебе самого главного. У меня возникла жуткая проблема. Ты же знаешь, что Оленька встречается с парнем. Да, с Маром. Так мы же, олухи, пустили это на самотёк. В чём дело? А в том, что он — сын Веры, Марат! Кошмар! Мне только этого не хватало! Понимаешь, какая каша заварилась?

В это время Эдуард, увидев, что дверь приоткрыта, вошёл в квартиру. И уловил, о чём говорит Майя. Он замер и начал прислушиваться.

— Она привязалась к нему, — сбивчиво продолжала Майя. — Бедная девочка, если бы она знала, что это зов крови. Что она его сестра. Я просто в отчаянии. Как мне разорвать их отношения? Я сломала голову. За что мне всё это? Надо же было случиться такому, чтобы эта напасть настигла меня здесь, в другой стране! Господи, я схожу с ума! Да о чём ты говоришь? Какие доводы? У них очень серьёзно. Это рок! Рок! Мамочка, я больше не могу говорить. Не хочу, чтобы Эдик слышал, что я обсуждаю это с тобой. Нет-нет, давай в другой раз. Я тебе позвоню. Нет, нет, давай закончим. Целую.

Майя положила трубку, плюхнулась на диван и обхватила голову руками. Эдуард с шумом закрыл дверь, чтобы создалось впечатление, будто он только что вошёл.

— Ну и денёк. Кто бы мог подумать? — сказал он.

— Не говори, — растерянно согласилась Майя. — Ты голоден?

— Не беспокойся, — жестом дал понять жене Эдуард, что она может продолжать сидеть.

— У нас же шаром покати, — вымученно выдавила она из себя.

Эдуард вздохнул:

— Да, придётся поехать в магазин…

— Конечно, но у меня сегодняшние события отняли все силы, — прикрыла глаза Майя. — Ты знаешь, я должна прилечь хоть ненадолго. Голова разболелась. Отдохни тоже, а потом уж отправимся за продуктами.

— Иди, приляг, конечно, — кивнул Эдуард.

Майя поспешно поднялась и удалилась в спальню.

«Она тоже думает, что Марат мой сын? — овладело недоумение Эдуардом. — И никогда не подавала вида? Уму непостижимо».

Знал бы он правду о своей неспособности иметь детей, скрытую от него Майей!

Раздался звонок в дверь. Эдуард с удивлением направился открывать. Вошла Ольга.

— Буквально следом за нами, — оторопело воззрился на дочь Эдуард. — Мы же могли приехать все вместе на машине.

— Я и не хотела уходить, но потом вдруг вспомнила, что мне нужно в университет. Даты перепутала.

— Ну как ты, дочка? — застыл вопрос в глазах у отца.

— Устала. Слишком много всего для одного дня.

— Да, мама тоже свалилась. А нам ещё в магазин. В холодильнике пусто. Ты голодна?

— Да не очень, — помотала головой Ольга. — После тех пирогов.

— Ну как Мар? — внимательно посмотрел на неё Эдуард.

— Ему безумно тяжело. Он очень любил отца. Говорит, что это был необыкновенный человек. И они были крайне близки. Папа, а почему вы отдалились друг от друга? Вы ведь дружили.

— Да, Оленька, Петя был действительно незаурядным человеком. И в студенческие годы не было ближе нас. Но жизнь непредсказуема. У неё свои жестокие правила. Оленька, похоже, у вас с Маром серьёзно?

— Да, папа, более чем, — зарделась дочь.

Она помолчала и вдруг продолжила решительно:

— Мы любим друг друга. И не мыслим жизни друг без друга. Я надеюсь, ты относишься к этому с пониманием? Мама вот почему-то настроена категорически против. Я не могу взять в толк, почему? Марик — умный, порядочный и очень серьёзный парень. Из семьи, которую вы хорошо знаете. Мамина реакция мне совершенно непонятна.

— Мама просто устала. Голова разболелась, — растерялся Эдуард.

Майя всё это время прислушивалась к разговору в гостиной. Поняв, что происходит, она вышла из спальни.

— Оленька, — сказала она, — у меня действительно очень болит голова. Но дело не только в этом. У меня душа не на месте. Ты ведь ещё совсем ребёнок. Только что начала учиться на медицинском факультете. Ты очень способная девочка, и я боюсь, что это твоё увлечение помешает тебе получить образование. Выбрось это всё из головы.

— Мама, ты понимаешь, о чём говоришь? — опешила Ольга. — Ты же сама мне всегда внушала, что для каждого человека главнее всего найти достойную пару. И особенно для женщины. И вдруг ты так противишься моему выбору. Почему?

— Во-первых, не надо отвечать мне так запальчиво, — холодно посмотрела на дочь Майя. — А во-вторых, я же тебе уже объяснила, почему. И, самое главное, вы же знакомы с Маратом без году неделя.

— Мама, но ты же сама всегда повторяешь, что можно жизнь прожить и не узнать человека. Поверь мне, Марик — надёжный друг, на него можно положиться. Я уже достаточно сформировавшийся человек, и я понимаю, что к чему. Мама, мы не можем друг без друга. Это любовь. Понимаешь, любовь! Ты же знаешь, что это такое?

— Я надеюсь, ты ещё не наделала глупостей? — категорично остановила поток сантиментов Майя.

— Что ты понимаешь под глупостями? — вспыхнула дочь.

— Ты прекрасно меня поняла, — резко ответила мать.

— Мама, по-моему, ты переходишь границы допустимого, — задрожали губы у Ольги. — Извини, но я не могу вести с тобой этот диалог. Я даже не думала, что у тебя столь устаревшие представления об отношениях между по-настоящему влюблёнными парнем и девушкой.

— Ты не абстрактная девушка, а моя дочь, — отчеканила Майя. — И я не могу допустить, чтобы ты поступала опрометчиво.

— Мама, ты знаешь, я очень устала, — сделалось каменным лицо у Ольги. — Я не могу продолжать сейчас этот разговор. Скажу только, что мы с Маром решили пожениться. Просто должно пройти какое-то время после смерти его отца.

Она повернулась к Эдуарду:

— Папа, дай мне, пожалуйста, ключи от машины. Мне нужно съездить в университет.

Майя застыла, а Эдуард взмолился:

— Дочка, ну неужели это так спешно? Сегодня и без того тяжёлый день. Нельзя же разрываться на части.

— Нет-нет, папа, мне нужно обязательно. Я ненадолго. Одна нога здесь, другая — там.

Эдуард растерянно посмотрел на онемевшую жену и протянул дочери ключи:

— Пожалуйста, осторожно… У тебя же голова забита другим…

— Не беспокойся. Тут рукой подать.

Ольга зашла ненадолго в свою комнату и бросила, уходя:

— Я скоро вернусь.

Майя и Эдуард какое-то время молчали, не глядя друг на друга. Эдуард заговорил первым.

— Я ничего не понимаю, — пытливо посмотрел он на жену. — Может быть, ты объяснишь, в чём причина твоего беспокойства?

— Я всё сказала, — сердито буркнула Майя.

— Но не мне и не Оленьке, а своей маме. Я слышал.

Майя изменилась в лице:

— Что ты слышал?

— Что Оля и Марат — брат и сестра.

Майя опустила голову.

— Ты никогда и вида не подавала, — выпалил Эдуард. — Ну так знай, что Марат — сын Пети. И успокойся.

Майя внутренне хмуро усмехнулась. Как она могла сомневаться в том, что Марат — сын Пети!? И она лишь молча исподлобья посмотрела на мужа.

— Ну что же ты молчишь? — не выдержал он.

Тут зазвонил телефон, и Эдуард нехотя поднял трубку.

— А, Зося! — пробухтел он. — Да, конечно. Заезжай. До свидания.

— Зося, — объявил он Майе. — Уже едет за чемоданом.

Майя обрадовалась этому звонку недолюбливаемой ею двоюродной сестры! Ведь предстоящий визит Зоей избавлял её от продолжения нежелательного диалога с мужем. И она произнесла с деланным раздражением:

— Только её сейчас не хватало. Всё разбросано, еды нет. Давай хоть вещи перенесём в нашу комнату. И надо же чемодан подготовить для неё.

— Майечка, ты мне не ответила…

— Эдик, давай не сейчас… Зося может появиться с минуты на минуту.

Эдуард пожал плечами и начал вместе с Майей наводить порядок в гостиной.

— Зося — молодец, — заговорил он, чтобы как-то разрядить становящееся непереносимым молчание. — Пристроилась в этой фирме, у своего родственника Коварского. Работа спокойная, не изнуряющая. Видно, что она очень довольна. А ведь финтит. Неужели боится, что сглазим?

Майя молчала.

— Да и Люсик её — хоть куда, — недоумённо глядя на жену, неуверенно продолжил Эдуард. — Видимо, хороший специалист… Вот в командировку его посылают в Южную Африку…

Майя безмолвно продолжала сновать по комнате.

Раздался звонок в дверь. Эдуард пошёл открывать. Вошла Зося.

— Привет лягушкам-путешественницам, — бодро с порога изрекла она.

— Да уж. Такие мы, — вяло отреагировал Эдуард.

— Проходи, — сухо пригласила Майя.

Ей при всей её ненаблюдательности и при всём том, что творилось сейчас в её душе, бросилась в глаза жуткая невзрачность одежды, в которой заявилась к ним Зося. А ведь у Веры сегодня она была в ярком щегольском и, по-видимому, весьма дорогом костюме. С иголочки. Да и на ногах у неё там красовались элегантные вечерние туфли. «Что это она вырядилась не соответствующе моменту?» — подумала тогда Майя, но тут же вспомнила, как однажды Зося сказала ей, что на похороны и на поминки надо одеваться даже лучше, чем в театр. Потому что там намного больше знакомых, а само печальное мероприятие — это только повод для того, чтобы себя показать и на других позырить. А сейчас вот она напялила на себя задрипанные чоботы, заношенную кофту и какие-то жёваные брюки. Майя же со студенческих времён, равно как и все инязовки, в любых обстоятельствах не позволяла себе быть одетой небрежно. Она поморщилась от вида родственницы и остановила на ней уничижительный взгляд. Та слегка сконфузилась и хотела было открыть рот, но тут Эдуард обратился к ней:

— Так долго с тобой не общались, а сегодня пришлось вот при таких печальных обстоятельствах…

— Да, бедный Петя, — коротко бросила Зося. — Ну что за чудеса такие? — тут же перешла она к интересующей её теме. — Как можно было не выяснить раньше, что нас связывает что-то общее?

— Да уж, на тебя это вообще не похоже, — холодно проронила Майя.

— Что ты всё злыдничаешь? — с вызовом посмотрела на неё Зося. — Как с тобой трудно разговаривать! Эдик, как ты её терпишь, мою сестру?

— А с чего ты взяла, что ему приходится меня терпеть? — вскипела Майя.

— Шутка! — едко выпалила Зося.

— Девочки, довольно, — укоризненно остановил перепалку Эдуард. — Вы же так давно не виделись. Расскажи, Зося, лучше, как у тебя дела?

— Устаю на работе, как собака, — начала жаловаться она. — Гну горб. Вздохнуть некогда. Возвращаюсь домой еле живая. Надоело. Всё бы бросила к чёртовой матери! Так и дома нагрузка! Порядок навожу, убираюсь. Уберёшься ведь — какая красота! Сядешь усталая в кресло — душа радуется. Люблю в чистом посидеть! Но долго ведь рассиживаться не получается. Дел невпроворот. Телевизор некогда посмотреть. Он в зале гремит, а я его из кухни задницей слушаю.

— Куда твоя сноровка делась? Ты же была такая проворная, — ухмыльнулся Эдуард.

— Годы дают себя знать, — тоскливо поджала губы Зося.

— На комплимент напрашиваешься? — исподлобья посмотрела на неё Майя.

— Да какой комплимент? — сделала совсем печальное лицо родственница. — Я уж на себя рукой махнула. Мне вон в голову недавно пришло, что жизнь летит, как бельё сохнет. Хочешь, чтоб быстрее высохло — подходишь, проверяешь, а оно всё влажное. А потом отвлечёшься на другие дела — глянь, а оно уж и пересохло. Так и мы. В юности всё подгоняем время. А потом заботы засосут, и вдруг — на тебе, старость.

— Круто ты с бельём сравнила, — удивлённо поднял брови Эдуард.

— Вот ты сейчас опять скажешь, что я злобствую. Но зачем же ты лукавишь? Всё бы бросила! Гну горб! — сердито передразнила Зоею Майя. — Так ты его гнёшь, потому что боишься потерять это место! Ты же действительно хорошо устроена. Многие и мечтать о таком не могут. Тут же масса достойных людей просто страдает, не найдя ничего, кроме тяжёлой неквалифицированной работы.

— Знакомая песня, — всплеснула руками Зося. — А я вот вижу, что все мои соседи пристроились. Вон справа от нас живут. Оба — врачи, подтвердили свои советские дипломы.

Слева от нас — тоже работают, на этом заводе, забыла, как он называется, ну где что-то с текстилем связано. Да вы знаете, что я имею в виду.

Эдуард недоумённо посмотрел на Зоею:

— Да, но там же дисциплина палочная и платят минимум.

— Да, говорят, — согласилась Зося. — Но я в таком случае не понимаю, откуда у людей такие возможности? У этих наших соседей и жильё прекрасное, и недавно ремонт такой отгрохали, что я себе позволить не могу, и машину сменили.

— А сколько прозябающих? — рассердилась Майя. — Тех, что не по соседству с тобой? И вообще, все же живут по-разному. Может быть, эти твои соседи во многом себе отказывают, экономят на всём, в том числе и на еде. Может быть, для них быт — это главное.

— Да, для многих внешние атрибуты преуспевания очень важны, — продолжил мысль жены Эдуард. — Машина подороже, украшения. Людям тогда кажется, что они дотянулись до действительно преуспевших. Тут уж ничего не поделаешь.

— Вот именно! — резанула Майя. — У каждого свои идеалы. Вот мы, например, с Эдиком предпочитаем поездить за границу, мир посмотреть, а не вкладывать в быт.

Лицо у Зоей перекосилость завистью:

— Да уж, наездились вы тут. Не то, что мы с Люсиком.

— Ну что ты всё завидуешь! — злобно, по своему настроению, покачала головой Майя. — Вы же оба работаете. И я думаю, не на минимуме сидите.

— Да с чего ты взяла, что я завидую? — захлопала глазами Зося. — Я просто сказала. Что ездите. Что молодцы. А ты, что никогда никому не завидуешь?

— Нет, не завидую, — отрезала Майя. — Мне ещё бабушка внушила, что борьба с завистью определяется тремя словами: сложно, можно, нужно.

Зося оживилась:

— Теория хорошая. А вот Люсик мой считает, что зависть — это чувство хотя и позорное, но вполне естественное. Ха-ха, он говорит, что единственный, кому нельзя позавидовать — это ёршик для унитаза. Не хотел бы, говорит, я оказаться на его месте.

— Люсик твой — прелесть! — хохотнул Эдуард. — Во всех отношениях. Вот в командировку сейчас отправляется, в Южную Африку. Признают его как специалиста. Молодец!

— А толку? — опять перешла на жалобный тон Зося. — Лучше бы они ему зарплату подняли, чем по командировкам-то гонять. Эти поездки только в непредвиденные расходы вводят, дырку в бюджете делают.

— Господи, ну что ты за человек? — вышла из себя Майя. — Муж хорошо устроен, спокойно работает — тоже плохо.

— Да я ценю. Кто сказал, что плохо? — стала оправдываться Зося.

— Да, цени это, — серьёзно посмотрел на неё Эдуард. — Вон Петя на работе болячку нажил. А ведь на нём у вас там всё держалось.

Тут Зося едко прищурилась:

— Да, вот не уехал бы из России — и жив был бы.

— Да замолчи ты! — взорвалась Майя. — Не трогай Петю. Он был достойный из достойнейших. Среди многих уехавших толковых людей.

— Да я что? Так уж, к слову, — скукожилась Зося.

— Иногда бывает лучше промолчать, — зло посмотрела на неё и отвернулась Майя.

Эдуард застыл при этом выпаде жены. Его обожгло от мысли, что её чувство к Петру никогда не угасало. А если бы он ещё знал, что всё гораздо серьёзнее…

Майя, поняв, что выдала себя, опустила голову и стала теребить низ блузки.

Наступило тягостное молчание. И чтобы как-то нарушить его, Эдуард подхватил высказанную Майей мысль.

— Да, действительно, из России утекло много незаурядных мозгов, — довольно сухо произнёс он.

Майя, явно желая показать мужу, что вскипела не конкретно из-за Петра, включилась в разговор.

— Не переживай, — остановила она хмурый взгляд на Эдуарде, — ты и покойный Петя — не первые и не последние.

Так повелось, что Россия — поставщик талантов. Их производство там не иссякало и, думаю, не иссякнет никогда. А ваша задача — выжить здесь и, что желательно, даже преуспеть. Вот Петя и не преуспел, и не выжил.

— Да, бедняга, — помрачнел Эдуард.

Он помолчал и, не желая продолжать тему Петра, обратился к гостье:

— А, кстати, Зося, что же Люсик с тобой не явился? Посмотрели бы, как он выглядит. Всё такой же красавец?

— А что с ним сделается? — взбодрилась Зося. — При такой-то жене? Холю, пылинки с него сдуваю. Блюдя самые лучшие, его любимые, готовлю.

— Не боишься отпускать одного? — лукаво посмотрел на неё Эдуард. — Шучу, конечно.

— Да куда он денется? — пренебрежительно склонила она голову набок. — Тихоня такой? Всё по моей подсказке. Ха-ха. Если я не скомандую, значит и не загуляет.

— Отчаянная ты девушка! — удивлённо уставилась на неё Майя.

— Просто я себе цену знаю, — бросила на неё гордый испепеляющий взгляд кузина.

— Прибрала ты его к рукам. Крутая, — с не замеченной Зосей издёвкой похвалила её Майя.

— Такая вот! — просияла Зося.

— И всё же, взяла бы да сопровождала его, — посмотрела поверх неё Майя. — Когда ещё такая возможность будет — Южную Африку увидеть?

— Да что мне там делать? — брезгливо поморщилась гостья. — Люсик мне объяснил, что компания, куда он направляется, находится в глуши. Их сотрудники бывали там. Никакой связи с внешним миром. Привезут, поместят в гостиницу, и неделю сидят они там безвылазно. А потом подвезут к самолёту. Вот и вся командировка.

— А он не один едет? — бросил на родственницу колкий взгляд Эдуард.

— Нет, ещё какая-то женщина, инженер…

— Опасное дело, — лукаво сложил губы Эдуард. — Шучу, конечно. А вообще, что бы тебе не отправиться с ним? Да просто чтобы мхом не зарасти. Любая поездка — это какое-то разнообразие.

— Да съездили мы один раз, в Париж. Давно, когда ещё не так дорого было, — апатично и в то же время жалостливо передёрнула плечом Зося.

— Ну вот видишь, — сказал Эдуард, — приобщились к мировым культурным ценностям. Это же мечта — в Лувре побывать. Джоконда, Венера Милосская…

Зося брезгливо махнула рукой:

— Да ну! К Джоконде близко и подойти не смогли — толпа всё время, а Венера эта Милосская — смотреть не на что, обшарпанная какая-то и вообще без головы.

Супруги недоумённо переглянулись. Родственница же при этом насторожилась, а Эдуард, в упор посмотрев на неё, тихо и с расстановкой проговорил:

— С головой у Венеры Милосской всё в порядке! На месте она. С руками вот беда. Их у неё нет.

— А я что сказала? — деланно удивилась Зося.

По губам Майи скользнула лёгкая ухмылка, а Эдуард, сделав вид, что не заметил этой Зосиной хитрости, с преувеличенной деловитостью, будто ему в голову вдруг пришло что-то очень конструктивное, посоветовал:

— Ну так вы с Люсиком здесь куда-нибудь отправились бы. У нас же уйма интересных мест.

— Да уж, прав, надо бы, — вздохнула Зося. — Мы же с ним никуда не ходим. У него постоянно сверхурочные. Приходит поздно. Хочет подзаработать.

У Эдуарда промелькнуло в голове: «Знала бы ты, какие это сверхурочные», но он ободрительно кивнул Зосе:

— Ну, подзарабатывает же, вот и воспользуйся случаем, отправляйся с мужем.

— Да как я могу? — занегодовала та. — Смеёшься, что ли? Кто же мне оплатит эту поездку? А так мы себе не можем позволить такую роскошь. В трубу вылететь, что ли?

— Не валяй дурака, — ухмыльнулсь Майя. — Не сидите ведь набобах.

— О чём ты говоришь! — появилось крайнее волнение на лице у Зоей. — Потратились мы, приобрели посудомоечную машину.

— Ну, дело хорошее, — похвалил Эдуард. — Вот теперь сможешь больше отдыхать.

— Да уж, купили по случаю. Большая скидка была, и на двенадцать платежей дали, — жалобно сообщила родственница.

Эдуард как бы позавидовал:

— Повезло тебе!

— А на днях опять трата, — не унималась Зося. — Автомобиль застраховали.

— Ну ничего, как-нибудь справитесь, ведь работаете же, — успокоил её Эдуард.

— Да уж, придётся поджаться, — увлажнились глаза у Зоей.

— Чемодан ещё как назло сломался. У нас же всего один был. Это вы — молодцы, всё предусмотрели. Наверно, были уверены, что хорошо устроитесь, по заграницам ездить будете, да?

Эдуард брезгливо сморщился:

— Да не ищи ты тут никакого расчёта. Всё гораздо проще. Один чемодан мы купили, а второй мне на работе как-то к празднику подарили.

— Царские у вас подарки! — задохнулась Зося. — Мне вон к последнему празднику не ахти что, бутылку вина с коробкой конфет вручили. Завернули как что-то стоящее. Я бумагу сорвала — такое разочарование. На, собака, да не гавкай!

— Скажи спасибо, что такое дают, — рубанула Майя.

— Значит, за работу недоплачивают, — рассерженно посмотрела на неё Зося.

— Лыко да мочало, — раздражённо заглотнула воздух Майя.

— Уши вянут. Скажи лучше, как мама?

— Да неважно, — скукожилась Зося. — Возраст берёт своё.

— А что такое? — поднял бровь Эдуард.

— Голова болит…

— Ну так дай ей болеутоляющее.

— Да уж, придётся…

— Может, ещё скажешь, что денег на лекарство нет? — разозлилась Майя. — Я ведь помню, как твой Люсик как-то выдал, что хорошо быть здоровым и лысым. Мол, тогда не надо тратиться на лечение и на парикмахера.

Зося хмуро сморщила нос:

— Ой, Май, да что это с тобой сегодня? Прямо кипишь вся.

Майя не успела среагировать, потому что родственница вдруг оживилась:

— Ой, Май, какой у вас журнальный столик! Прелесть! Это вы ведь здесь покупали? Я помню — такого в Питере у вас не было. Это очень дорогая вещь, итальянская.

— Ты помнишь всё, что у нас было дома в Питере? — удивлённо подняла брови Майя. — Даже я уже многое подзабыла.

— Конечно, помню, — не осталось и следа от слезливых интонаций у Зоей. — У меня глаз намотанный.

— Феноменально, — опять переглянулись Майя и Эдуард.

— А как не помнить? У вас же много импортного было. И всё красивое! — завистливо качнула головой Зося, пожирая взглядом журнальный столик. — Почём брали?

— Задай вопрос полегче, — пожала плечами Майя.

— Ну как можно не помнить такие вещи? — широко раскрыла глаза неутомимая родственница. — Я вот лично помню всё.

— Ая действительно забыла, — твёрдо и холодно проговорила Майя. — Понравился — и купили. Нет у меня таких способностей, как у тебя. Я вот захожу к кому-нибудь, ничего не запоминаю. Пытай меня потом, как там да что — не скажу.

— А мне мама говорит, что с моей памятью я могла бы выступать в цирке, — победоносно заявила Зося.

Эдуард едко прищурился:

— Ну, тогда ты бы тут у нас точно не устроилась. Или для тебя специально нужно было бы цирк построить.

— Ха, и строить незачем! — ухмыльнулась Зося. — У меня цирк на работе. То перед всеми на задних лапках, как дрессированная собачка. А то сама всех по шерстке глажу, как дрессировщица. А бывает, что и по проволоке хожу. Противно. Но выхода нет. Я себя поедом ела раньше, а сейчас уж перестала.

— Вот и правильно, — серьёзно согласился Эдуард. — Не годится есть изо дня в день одно и то же.

— Ха, прав! — обрадовалась Зося. — Но знаешь, есть себя — отличная диета. Худеется классно.

— Лучше быть толстой! — презрительно ухмыльнулась Майя.

— Лучше-то оно лучше! Но как же себя не есть? Очень я обижена на этого Коварского, — зло раздула ноздри Зося. — Ещё родственник называется! У нас ведь недавно нашу начальницу, заведующую аналитической лабораторией, переманили в конкурирующую фирму. Толковая была баба. Ей там такие блага посулили, что, как её Коварский ни уговаривал, она ушла. Ещё бы. Та фирма — не чета нашей. Так я была уверена, что этот родственничек назначит меня вместо неё. Решила даже не ждать у моря погоды и пошла к нему. Сказала, что горы могу свернуть. Так нет!

Для таких, как Зося, у Эдуарда было короткое определение: мало сомнения и много самомнения. Он едва заметно улыбнулся, вспомнив Пушкинские строчки: «Воды глубокие плавно текут. Люди премудрые тихо живут».

— Так почему же он тебя не хочет назначить на должность? — с деланным сочувствием спросил он Зоею.

— Говорит, что у меня проблема с языком, — разозлилась она. — Естественно. Я не то, что эта Эммка, которая сегодня тоже была у Веры, ну помните эту, жизнерадостную? Мой язык мне нужен, чтобы за зубами его держать, а она его, шлюшка, в ход пускает, как надо.

Эдуард удивился:

— Так что, её заведующей лабораторией ставят?

— Как бы не так! — не было предела Зосиному возмущению. — Нос не дорос! До такого маразума наш Коварский ещё не дожил. Что она из себя представляет? Обычная лаборантка. Толку-то, что у неё диплом инженера! Она как-то раскудахталась, при настроении была, её и понесло, не остановить. И проболталась, что институт заочно заканчивала. За душой-то нет ничего. Вот и избрала правильную тактику — со всеми лапонька, всё с улыбочкой, всем услужить готова. И лесть в ход пускает, где надо. Все её жалеют. Что муж объелся груш, что одна с двумя детьми. А она дело туго знает. Шуры-муры водит с Саймоном, замдиректором нашим. В рот ему глядит. Она за ним как за каменной спиной. Но должности ей не видать как своих ушей! Вот! Не по ней Сенька!

Майя от неожиданности раскрыла рот, а потом, глядя в сторону, тихонько пропела на мотив «У меня есть сердце, а у сердца — песня»:

— У меня есть Сенька, а у Сеньки шапка…

— Вот именно, — согласно кивнула Зося.

Эдуард чуть заметно поморщился:

— Зося, да успокойся ты. Каждый выживает, как может.

— Да я что, против? — брезгливо сощурилась та. — Но пусть эта Эммка сидит тихо. А то такие сцены разыгрывает! Влетит иногда в комнату и трезвонит, что стращает её Саймон, будто дела плохи, денег нет, вот-вот уволит. Так если и стращает, то для виду. И всё поёт, что на работе из последних сил выбивается, а он недоволен, до слёз её доводит. Из сил она выбивается! Тьфу! — негодующе сплюнула Зося. — Это я вон как белка в колесе, целый день на ногах, от прибора к прибору, как заведённая. Ступни гудят, пятки шуршавые стали.

Эдик с Майей оторопели, но Зося так вошла в раж, что и не заметила этого, а продолжала возмущённо живописать особое положение Эммы.

— Бывает, полдня её нет, — желчно шипела она, — с Саймоном своим куда-то там сматывается, а когда возвращается, врёт, что он отправился по делам, а её по дороге завёз в библиотеку, научную статью прочитать.

— Возможно, она действительно читает, — нарочито серьёзно произнёс Эдик.

— Не смеши! — появилась ядовитая гримаса на лице у Зоей. — На русском что ли она их там читает, статьи эти? Учёный, в дерьме мочёный. Вот уж пример, как в эмиграции прожить без знания языка. Никчемность. Пустота. А пристроилась как! И культурную ещё из себя строит! Недавно вон на оперу собралась. На «Дон Карлсон».

— Это тот Карлсон, который с малышом? — желчно скривила губы Майя.

— Я эту оперу не видела, — отмахнулась Зося. — Да какая ей опера? Говорить бы сначала научилась. Вон недавно хвалилась мне: «Купила такие вкусные мармалады!» Мармаледы!

Презрев эти всплески, Эдуард внимательно посмотрел на Зоею:

— Ну, а вторая женщина, что с ней сегодня приходила?

— Динка, что ли?

— Да, Дина. Она производит впечатление серьёзного человека.

— Ой, надоела она мне, — брезгливо поморщилась Зося. — Всё хвалится своими знаниями, всё показывает, что она умнее нас, способнее. Всё к Пете подмазывалась. На всякие заумные темы с ним беседовала. Он ей симпатизировал.

— Что? Что ты имеешь в виду? — оцепенела Майя.

— Да не пугайся ты так, — хихикнула Зося. — Он, царство ему небесное, ничего, кроме своей науки, вокруг не видел. И Верку свою боготворил. У них была гармония в отношениях. За ним ничего порочащего замечено не было. У него с этой Динкой, как говорится, были сугубо профессиональные контакты. А что она больно возомнила-то о себе? Такую же, как и я, работу выполняет. Но форсу много. Нос задирает. Корчит из себя. Взяли по случаю, когда анализов поприбавилось. А так видала бы она это место! Ну, ничего, песенка её спета, сама сегодня сказала, что сокращение скоро будет. Её уже предупредили. Змея! Ой, разволновалась я. Можно, закурю?

— С каких это пор ты куришь? — опешила Майя.

— Да только когда надо успокоиться. Или ночью.

— А ночью зачем?

— Да дурманю себя, когда не спится, — жалостливо объяснила Зося. — От бессонницы ведь, я тебе скажу, один вред. Встанешь ночью, включишь свет — тараканы ползают. Расстроишься.

Зося глубоко и удовлетворённо затянулась, жеманно отставив мизинец в сторону.

— И кого, интересно, начальницей над нами поставят?

— закатила она глаза. — Я уверена, что эта работа мне подходит. Но чем-то я руководству не угодила.

— Тут люди радуются не столько тому, что работа им подходит, сколько тому, что они подходят той работе, которая им подвернулась, — раздражённо сказала Майя.

— Да, конечно, но вот вы-то работаете по специальности, — в очередной раз сделала затяжку Зося. — Эдик — в большой серьёзной компании. Ты — медицинским секретарём.

— Эдика не трогай, — не стерпела Майя. — Он достоин того, что получил. Но я-то по образованию лингвист.

— Так ведь не встаёшь же, как я, каждый день в шесть утра? — скорбно поджала губы Зося.

Майя с сердцем хлопнула рукой по столу:

— Ну что ты всё завидуешь?

— Да, боже упаси, — вздрогнула Зося, — какая зависть! Дай Б-г вам здоровья. Просто за себя обидно.

Майя сердито посмотрела на неё, припомнив наболевшее:

— А мне за Эдика было обидно, когда он в частной шарашке пахал. Сейчас же он оценён по достоинству. И помню я, как ты его отговаривала переходить в эту государственную компанию, когда мы с тобой советовались. А сейчас говоришь, что рада за него.

Зося состроила слезливую мину:

— Да я же просто боялась, что он и у частника место потеряет, и здесь не укоренится…

— А-а-а… — в ядовитой ухмылке дрогнули губы у Майи.

— Всё! Закрыли тему, — решительно поднял руку Эдуард.

— О-кей, — подчинилась призыву Зося. — Как съездили-то?

Эдуард был краток:

— Со стариками повидались, встретились кое с кем из старых знакомых, полюбовались питерскими красотами. А ближе к концу уже тянуло обратно.

— Я не могу судить так категорично, — хмуро прищурилась Майя. — У меня там родители остались.

— Майечка, но это же понятно, — сочувственно заявила Зося. — Но я думаю, вам жалеть не о чем. Устроены. По миру вдоволь наездились.

Майя зло хлопнула себя по ноге:

— Старая песня. Сколько можно толочь воду в ступе? Вам-то кто не даёт ездить?

— Сказала же, нет у нас таких возможностей, — фыркнула Зося.

Майя впилась в неё негодующим взглядом:

— Не дают тебе покоя наши возможности. Там не давали и здесь не дают. Всё думаешь, что лопатой мы гребём.

— Да что ты, Майчик, — испугалась родственница, — я же просто так сказала. Рада я за вас.

— По-моему, ты и за себя можешь порадоваться, — вырвался у Майи «кашелёк», заставивший вздрогнуть Эдуарда.

— Ой, как сказать! — не обратила внимания на подавленное Майей негодование Зося. — До сих пор спрашиваю себя, правильно ли мы сделали, что уехали? Вон там жизнь как налаживается. Не хватило нам терпения пересидеть. И квартира была, и работа. Ради чего сломали привычный образ жизни? Попёрлись. У Люсика моего всё чесалось.

— Что ты всё брюзжишь? — оборвал её Эдуард. — Всё же благополучно. Устроены, квартира хорошая.

— Квартира! — подбоченилась Зося. — Вон я недавно у врача местного была на приёме, на его вилле Я уж о самой вилле молчу. Но район какой! Да его с нашим сравнить нельзя! Коммунизм в отдельно взятой стране. Нам и не снилось!

— Да это же всё глянцевые картинки, — раздражённо бросила Майя.

— Зося, ты меня извини, — поддержал жену Эдуард, — но эти сравнения некорректны. Во-первых, мы же с нуля, можно сказать, начали. И то вон чего добились. А во-вторых, ты не задумывалась, какая масса коренных граждан проживает в таких районах, как наш?

Зося с вызовом уставилась на Эдуарда:

— А в третьих?

— А если хочешь — в-третьих, — удивился он её дерзости, — то чем, скажи, наш район тебя не устраивает? Вполне респектабельный, ухоженный, благополучный.

— Всё познаётся в сравнении, — сумничала Зося.

— Безусловно, — изумлённо поднял на неё глаза Эдуард.

— Но я тебя утешу. Не исключено, что наши дети переберутся в облюбованное тобой место.

— Дай-то Б-г, — совсем глубоко затянулась сигаретой Зося.

— А вообще, всё я понимаю, не дурочка. Но такая тоска иногда одолевает! Душа плачет. Это уж я сегодня этой Динке в пику выдала, что уехала из России, чтобы хорошо и правильно питаться. А ведь что изменилось-то? Еду стараемся покупать, к какой в России привыкли. Всё те же борщи да каши варю. И селёдки с картошкой хочется. Вот ведь всё тут есть! Сладости всякие — глаза разбегаются! А хочется открыть банку сгущёнки и ложкой, ложкой её, как там, в Союзе.

— Сейчас расплачусь, — сделал вид, что лезет в карман за носовым платком, Эдуард.

— Издеваешься? — возмутилась Зося. — А всё равно нет ничего вкуснее, чем намазать масла на ломоть ржаного хлеба и сверху попесочить, как в детстве.

— Так в чём проблема? — поднял брови Эдуард.

— А в том, что никак нам не переделаться, — с вызовом посмотрела на него Зося. — Работаю я фактически в русской компании. Общаемся с русскими. И телевизор — по-русски. И в интернете всё в русские сайты лезем. И на гастролёров наших ходим. И к врачу-экстрасенсу к русскому я обращаюсь. И тоскую всё по уюту своей бывшей квартиры. Вон ковёр на стену повесила, да и вы вон, гляжу, тоже, хоть здесь и не принято. Друзей новых не нашли. И сойтись-то не с кем. Конечно, приглашаем по всяким торжественным случаям, тоже русских, а они нас, и всё в русские же рестораны. Но близости-то той нет. Каждый в своём мирке варится. Люсик у меня таких друзей называет застольными. Ой, чем дальше в лес, как говорится… И каким ветром нас сюда занесло? Пути господни настолько неисповедимы!

— Да уж, — едко усмехнулся Эдуард. — Но не береди душу. Представь, как бы ты рассуждала, если бы вы не уехали? Точила бы Люсика своего: «Смотри, как там Майка с Эдькой преуспели! Он в большом концерне работает, она в поликлинике. Дочь — на медицинском факультете. Квартира! По миру разъезжают. И что мы с тобой, дураки, тут сидим?» Ну скажи, что — я не прав?

— Прав, конечно, — в сердцах с силой затушила в пепельнице докуренную сигарету Зося. — Глуп человек.

— Человек так устроен, что всегда чем-то недоволен, — согласился Эдуард. — Так что успокойся ты наконец и не гневи Б-га. И третий ребёнок у тебя здесь родился, и устроены вы с Люсиком. Живи да радуйся.

— Уяснила? — вызывающе прищурилась Майя в сторону Зоей и опять издала знаменитый свой «кашелёк».

Эдуард понял, что близится гроза, и конфронтацию кузин нужно непременно пресечь. Он раскрыл было рот, но Зося опередила его:

— Май, а всё же, что это ты сегодня не в духе? Колючая такая?

— С дороги. Устала, — резко отчеканила Майя.

— Да ладно, я не обижаюсь, — махнула рукой Зося. — Мы же с тобой всё же родная кровь.

— Ну, если не обижаешься, так я тебе и скажу, что именно близкие нам и не прощают успехов и благополучия. Чужим-то и дела до нас нет, — гневно притопнула Майя.

Эдуард совсем напрягся в предчувствии непредсказуемого развития событий, но тут у Зоей неожиданно зазвонил телефон.

Посмотрев на экран аппарата, она недоумённо сообщила родственникам:

— Эммка, та самая с моей работы, бляха медная. Легка на помине. Что ей нужно? И здесь достала!

Зося включила телефон и умильно произнесла:

— Эммулька? Привет, киска. Что стряслось? Новости? Ну, если хорошие, выкладывай. Что значит, если плохие? Ты уж так не пугай.

Зося какое-то время слушала Эмму, а потом показушно рассмеялась:

— Ой, какая же ты умница, Эммульчик.

Она повернулась к Майе и Эдуарду и умильно прощебетала в микрофон так, чтобы позвонившей было понятно, что предназначается это чириканье тем, кто находится рядом с ней:

— На ходу стишок про новости придумала: «Хорошие — выкладывай, а нет — в штаны накладывай». Да тебе ж, Эммулька, дорога в союз писателей!

Зося с фальшивой улыбкой выслушала реакцию Эммы и вдруг напряглась:

— Что, такие новости, что сесть на всякий случай? Села.

Зося действительно плюхнулась в кресло, и тут лицо её стало вытягиваться.

— Что-о-о-о? — сжала она подлокотник. — Динка? Не может быть! Да ты что? Этого только не хватало! Как снег на голову! Такая срочность, что аж на мобильник позвонил и уже к себе вызвал? Вот дрянь! Сумела влезть в доверие! Теперь поднимет голову! Будет над нами командовать! А ещё пела: сокращение, увольнение! Я уж обрадовалась. А она в гору пошла. Помяни моё слово — жизни не будет. Задолбает этой своей сущностью процессов. Поедом есть будет. Все соки выжмет. Со свету сживёт! Нет, я не понимаю, а что же её в таком случае предупредили об увольнении? На понт нас брала, что ли? Проверить реакцию хотела? Что-о? Для неё для самой был сюрприз? Давно её хотели? A-а, были претенденты со стороны! Такты всё заранее знала? И молчала? Вы все против меня! Да ладно уж! Ладно, не оправдывайся, проехали. Нет, самолёт у Люсика завтра. Вечером. На работу? Конечно, приду. Ладно. Ба-а-а-ай!

Зося отключила мобильник, в сердцах швырнула его на стол и разъярённо затараторила:

— Нет, вы представляете? Не успела с вами поговорить, на тебе! Эту суку Динку ставят начальницей надо мной, а эта потаскушка Эммка, оказывается, знала, от этого Саймона своего, куда ветер дует, и как в рот воды набрала. Я же там, когда вы ушли, маху дала — с этой дрянью, с Динкой, цапнулась. И внутренний голос мне ничего не подсказал! Нет, чтобы пораскинуть умом, пропустить мимо ушей! Влипла в историю! То-то эта шалава, Эммка, перед ней расшаркивалась и мирить нас стала. В душе, небось, потешалась надо мной.

Эдуард попытался унять родственницу:

— Зося, успокойся. В нашем возрасте такие стрессы ни к чему.

— К чему, ни к чему! — вскочила она с кресла. — Так, Зоська, не вешать голову!

Плохо слушающимися её пальцами она набрала номер на телефоне.

— Динулька! — умильно прошелестела она в трубку. — Поздравляю тебя. Я так рада! Ну вот видишь, правда всегда торжествует. Хорошего специалиста ценят. А что такого я тебе наговорила? Я уж и не помню. Да? Да что ты, я же шутя. Ну конечно! Ах, так ты на работе? Уже дали ключи от кабинета? Дай Б-г тебе здоровья. И сама ничего не таскай. Мы завтра с Эммулькой всё с утречке перенесём. Поняла? Не вздумай надрываться. Здоровье превыше всего. А почему бы и нет? И костьми ляжем. Ну да ладно, ещё раз тебе поздравления самые искренние. Ба-а-а-ай!

Зося выключила телефон, мгновенно стёрла с лица гримасу угодливости и зло гаркнула:

— Вот зараза! Уже и ключи от кабинета получила. Ещё и издевается! «Что, — говорит, — и костьми ляжете?». Сволочь! Где взять силы, чтобы это всё пережить? Так, ладно. Как ни противно, а придётся изображать любовь и дружбу.

Зося трясущимися пальцами выхватила из пачки очередную сигарету, зло закурила и стала нервно вышагивать по комнате. Наконец она снова бросила себя в кресло и, тяжело вздохнув, спросила:

— Ну, где там наш чемоданчик?

— Сейчас принесу, — встал Эдуард.

Он вышел из гостиной и вскоре вынес чемодан.

— Вот, пользуйтесь на здоровье.

— Ой, какой красавец, — вытаращила глаза Зося. — Это тот, что на работе подарили?

— Да.

— Ничего себе подарочек!

— Ну, начинай сначала! — разозлилась Майя.

— Ладно. Не злись. Свои люди. Замолкаю. Убегаю. Счастливо оставаться. Будьте здоровы, — забалабонила Зося. — Ой, чуть не забыла. Олечки дома нет, что ли, ещё?

— Приходила, — желчно скривила губы Майя. — Ушла в университет.

— А что, — сделала хитрые глаза родственница, — у неё с этим Петиным сыном, того?

— Чего того? Мы просто навестили Веру все вместе. Вот и всё, — прочеканила каждое слово Майя.

— Ладно, не хочешь — не говори, — как бы обиделась Зося.

— Моё дело маленькое. А могла бы и сказать сестре. Я не сглажу. Проверено. Ну да Б-г с тобой. Петин сын — классный парень. Золото. Нам Петя про него много рассказывал. И способный, и благородный, и характер чудный. И перспективный — его же уже во всякие там хай-теки на работу приглашают. Так что не упустите. Молодёжь-то сегодня, знаете ведь, какая? Ветер в голове бродит. Это моя вон старшая ни хрена в жизни не понимает. Я уж было удочку закинула, хотела её с этим Маратом свести. Так она на дыбы встала, потому что вскружил ей тут один голову. Никак не могу дурь из неё выбить. Чего только не делала, чтобы его отвадить.

— Зачем же отваживать? — пришёл в недоумение Эдуард.

— Чем он тебя не устраивает? Что, балбес какой-то?

— Да нет, — разочарованно сообщила Зося. — Так-то он паренёк умный, даже чересчур. И самостоятельный. Но неперспективный, голь перекатная. По специальности — медбрат. Это что, профессия? Зарплата — минимум. Я Аллочке говорю, что нечего нищету плодить. А она дерзит, говорит, что сыновья миллионеров все заняты. Я её спрашиваю, как это так, что все заняты? Так она в ответ умничает, что заняты они тем, что ищут дочерей миллионеров. Ну, так где это видано, чтоб такую голову иметь и с младшим медицинским персоналом свою жизнь связать!? А ещё она так ехидно у меня спрашивает: «А что, мама, ты считаешь, что избыток денег у жениха может заменить недостаток ума?»

— Логика безупречная, — одобрил Эдик. — Правильно она мыслит.

— А что правильного-то? — вскипела Зося. — Я ей объяснила, что к чему. Говорю, избыток денег у жениха должен заменить недостаток денег у невесты, а ума, говорю, нам с тобой и своего хватает. Куй, говорю, своё счастье, как мать учит.

— Ужас какой, — вытаращил глаза Эдуард.

— Ужас — это не то, что я ей говорю, а то, как она мне в ответ дерзит, — в сердцах возопила Зося. — Заявляет, что когда счастье куёшь, главное — не переусердствовать, а то, говорит, можно так ударить, что всё и разлетится. Так я ей и ответила, что легко рассуждать пока ты на всём готовом, а как начнёшь с милым своим отдельно от мамы с папой жить да нужду испытывать, так оно и начнёт разлетаться безо всякого усердствования. Схватишься за голову, да поздно будет! Не понимает, что я ей добра желаю.

— Удивляюсь я тебе, — пожал плечами Эдуард. — Ты забыла, как вы с Люсиком жить начинали?

— Так то ж совсем другое дело! — яро хлопнула себя по ляжке Зося. — Это ж в Союзе было. Там все так жили. На хрена же мы тогда сюда притащились? Всё бросили? Нет, не хочу больше на эту тему. А то всю пачку сигарет прикончу. Так что ваша Оленька — не промах. Будет, как сыр в масле, кататься. Золотую рыбку поймала. Не то что моя простофиля. И не надо мне возражать!

— Зося, — сквозь зубы зло проронила Майя, — уймись. Олечка, так же, как и твоя Аллочка, не из тех, кто польстился бы на богатство без любви.

— А я что, сказала, что она польстилась? И не думала. Я же просто радуюсь за неё и за вас. Дай Б-г вам всем здоровья.

— Ну а как же тебе не радоваться? — просверлила язвительным взглядом кузину Майя. — Это же так по-родственному!

— Стараемся, — засуетилась Зося. — Ладно, побежала я. Время — деньги.

— А ученье — свет, — равнодушно произнёс Эдуард.

— Шутка, что ли? — непонимающе посмотрела на него Зося.

— Ладно. Ба-а-а-ай!

— Будь здорова, — холодно попрощалась Майя.

— Пока! — схватила чемодан Зося.

После того, как она ушла, наступило тягостное молчание. Майя стала вышагивать из угла в угол. Наконец Эдуард не выдержал:

— Я не понимаю, что происходит. Почему ты уклоняешься от разговора?

А Майя, прикрыв глаза, беззвучно продолжала мерить шагами комнату.

— Ты намеренно не реагируешь, — с трудом сдержал раздражение Эдуард. — Нет, объясни в конце концов, что за игра в молчанку? Это немыслимо — продолжать в таком духе. Я же сказал, что тебе не о чем волноваться. Марат — Петин сын. Нет проблем. Понимаешь ты — нет! Нет! Успокойся же наконец. А если у тебя какие-то другие возражения по поводу Марата, если есть какие-то другие обстоятельства, мешающие ему и Олечке быть вместе, то незачем играть в кошки-мышки. Ведь это же должны быть какие-то очень веские аргументы, потому что у них всё очень серьёзно.

— Зачем, зачем судьба сталкивает нас снова? — не глядя на Эдуарда, с отчаянием прохрипела Майя. — Ведь клубок наших отношений был так запутан, что единственный выход был — порвать связывавшие нас нити. И вот на тебе! Это же рок!

— Да, я пошёл в своё время на прекращение каких бы то ни было отношений со своим лучшим другом, с Петей, — твёрдо посмотрел на жену Эдуард. — И причиной тому была не его женитьба на Вере, которая предпочла его мне. Причина была в том, что ты так хотела. Ты была отвергнута Петей и не могла простить своей подруге того, что он любит её, а не тебя. А отголоски прошлого продолжали настигать нас. Ведь когда мы с тобой поженились, ты ревновала меня к Вере, продолжала считать, что я не могу забыть её.

— Ты и не можешь, — зло свела брови Майя. — Сегодня я это поняла. Ты же пожирал её глазами. Руку сжимал.

— Господи, да о чём же ты? — как бы рассердился и при этом слегка зарделся Эдуард. — С тех пор уже столько воды утекло. Хорошо, я не могу переубедить тебя. Но ведь твоё отношение к Вере не должно быть препятствием на пути влюблённых друг в друга Оленьки и Марата. Ты просто обязана пойти на жертву ради своей, ради нашей дочери. Ну, встань ты, наконец, выше этих низменных инстинктов. Как же ты не понимаешь, что задето моё самолюбие? Ведь мы же с тобой вместе уже двадцать три года! В конце концов, когда Оленька и Марат соединят свои судьбы, наше общение с Верой может быть сведено к минимуму.

— Господи, я сойду с ума, — в отчаянии заломила руки Майя.

Эдуард подошёл к жене и обнял её.

— Не надо, прошу тебя, — раздражённо высвободилась она из его объятий.

Майя приблизилась к окну и повернулась спиной к Эдуарду.

— Но это же несерьёзно — ревновать меня к Вере, — недоумённо покачал головой Эдуард. — Неужели ты считаешь, что Петина смерть и наш сегодняшний визит что-то меняют? Кошмар какой-то!

В этот момент вернулась Ольга.

— Родители, что с вами? — оторопела она. — Вы оба с лица сошли. Может быть, объясните, в чём дело?

— Папа устал, а у меня жуткая головная боль, — посмотрела мимо дочери Майя. — Папе надо отдохнуть. Эдик, иди, приляг в спальне. Подремли.

— А ты? — недоумённо посмотрел на жену Эдуард.

— Ты знаешь, я, пожалуй, поеду в магазин за продуктами.

— Нет-нет, — решительно возразил Эдуард, — я не пущу тебя одну. Поедем вместе.

— Нет, ты отдохни, я сама. Мне нужно развеяться. Оленька, дай мне ключи от машины.

— Нет, я категорически тебя сегодня не понимаю, — наморщил лоб Эдуард.

— Отдохни, пожалуйста, тебе завтра на работу, — настоятельно повторила Майя.

Эдуард непонимающе пожал плечами и удалился в спальню. Ольга протянула ключи матери и ушла в свою комнату.

Майя достала заранее приготовленную записную книжку, заперлась в ванной, набрала номер на мобильном телефоне и прикрыла аппарат рукой.

— Это я, — тихо выдохнула она в трубку. — Да. Мне нужно срочно с тобой увидеться. Да-да, сейчас буду.