Сердце Запада

Корней Азарофф

С момента появления Фокса Дарранта в Юте прошло четыре года. За это время многое в его жизни изменилось. Он прекрасно чувствует себя в роли ранчера и с удовольствием разводит породистых лошадей. Правда, даже при столь мирном занятии навыки меткой стрельбы забывать ему не приходится. Особенно, когда выясняется, что кто-то пытается его убить, а он не понимает кому, когда и где успел перейти дорожку.

V

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я показывал Рамоне свою гордость — конюшни, которые были не просто конным домом. Главным сокровищем «Лилии» являлись именно эти конюшни, занимавшие по площади половину, если не больше, Дженнифер-тауна. Мы с ребятами берегли их как зеницу ока, потому что в них стояли лошади, на которых мы угрохали кучу сил, труда и денег. Да, за ранчо еще числилось несколько тысяч голов скота с клеймом «Лилия в круге», однако в округе все знали, что главное для нас — лошади. Надо заметить, за 4 года совместной работы мы добились определенного успеха. В то время, как Север воевал с Югом, мы улучшали и без того хорошие качества миссурийского фокстроттера.

— Слышала о них, — кивнула Рамона, — но никогда не видела.

— Ну это мы сейчас исправим, — успокоил я ее и с вполне понятной гордостью распахнул перед ней широкие двери конюшни.

Длинный ряд просторных денников тянулся от одного конца здания к другому. Такой длинный, что казалось нет ему конца… Здесь было светло, потому что мы с ребятами решили прорубить в стенах окна. Я уже давно заметил, что лошадей нельзя держать в темных помещениях — там они становятся близорукими и пугливыми.

— Но здесь стоят только чистокровки, да? — Рамона тут же потянулась рукой к чьей-то бархатной морде.

— Верно. Мустанги находятся в отдельном крыле, но крылья между собой сообщаются. Точно так же, как и с сеновалом. Тут еще многое не достроено, работы полно, но мы потихоньку продвигаемся вперед. Команда маловата, однако сейчас нанять на постоянную работу кого-то еще я не могу. Не получится всем одинаково хорошо платить.

— Сколько у тебя всего голов в табуне?

— Основная команда — 25 парней, во время весеннего и осеннего объездов их число увеличивается еще примерно на десять-пятнадцать голов.

— Ах ты, паршивец! Я лошадей имела ввиду!

— Лошадей?! — я округлил глаза как теленок. — Ну мустангов около ста, а этих лошадок — в зависимости от породы, но тоже где-то за 2 сотни перевалит. Ну и плюс еще жеребята.

Мы пошли с ней вдоль денников, и по дороге я отвечал на ее вопросы, которые сыпались градом. Через пару шагов мы остановились у денников, где стояли миссурийцы. Сравнительно недавно их вывели переселенцы, двигавшиеся из Кентукки, Теннеси и Вирджинии на запад вдоль Миссисипи. Они брали с собой разных лошадей, среди которых были и чистокровные верховые (одному Богу известно, каким образом эти аристократки-англичанки попали на Запад), восточные и морганы. Они разводили лошадей «в себе» и пытались получить лошадь, подходящую к условиям жизни в районе холмистого плато Озарк в долине Миссури.

Знаете, когда много и, главное, часто ездишь верхом, начинаешь понимать, что было бы неплохо накинуть седло на лошадку, которая может нести тебя на длинные расстояния, часто по каменистой почве, с минимальным расходом как собственных сил, так и сил бедняги-ковбоя. Если вы никогда не ездили подолгу верхом, вам придется поверить мне на слово, что рысь любой лошади, какой бы мягкой она не была, рано или поздно начинает вытряхивать из тебя кишки. Тогда уж и не знаешь, как поудобней устроиться в седле, лишь бы только не ощущать этой бесконечной тряски. Была у нас на ранчо одна высокая караковая кобыла — уж до чего у нее рысь мягкая, как подушка! — даже после нее оставалось такое ощущение, словно твой собственный хребет застрял у тебя же в глотке.

Вот и переселенцам врачи, шерифы, ковбои и прочий люд, привыкший сидеть целыми днями в седле, предъявляли требования, о которых я только что говорил. Однако эти ребята, двигавшиеся к Миссури, видать, знали, каких друзей с копытами скрещивать, потому что в итоге вывели отличную лошадь с идеальным аллюром, получившую название «фокстрот». При этом аллюре передние ноги животного двигаются шагом, а задние — рысью, и со стороны кажется, будто лошадь действительно танцует одноименный танец. Фокстроттер не ставит задние ноги с резким ударом, как на обычной рыси, а словно проскальзывает ими под корпус. Так, на словах, вся прелесть этой особенности понятна только что знатоку, который на лошадях собаку съел. На деле же ты чуть ли от восторга не падаешь из седла, потому что фокстрот — это плавный, комфортный аллюр, которым лошадь, не испытывая усталости, может двигаться долгое время. Причем способность передвигаться таким образом врожденная, что еще более ценно. Я прикупил для своей команды и себя ровно 31 фокстроттера — 25 кобыл и 6 жеребцов. Ранчо у нас было большо-о-е, поэтому мы нуждались в «удобных» лошадях — объезжать дай Бог сколько приходилось.

Покатавшись на своем соловом Бинго, я решил, что для ковбойской лошади, пригодной для работы со скотом, у фокстроттеров не достаточно мускулистое телосложение и устойчивость на ногах. Из-за последней недоработки вся команда «Лилии», включая и ее хозяина, за время объездов успела хотя бы по одному разу грохнуться вместе с фокстроттером в грязь на крутом вираже. Мы с ребятами пораскинули мозгами, и мысль у всех была одинаковой — надо дорабатывать недоработки.

Я прикинул, с какой породой лучше всего скрестить фокстроттера и отправился на Юг за жеребцом кентуккийской верховой породы.⁷ Именно эти элегантные умные животные среди прочих своих достоинств обладали одним существенным плюсом — природным чувством равновесия. Назад я вернулся, ведя в поводу темно-рыжего, почти красного пятилетнего жеребца, предварительно отвалив за него одному плантатору сумму, при воспоминании о которой мне до сих пор становится плохо. Но, поверьте мне, он стоил тех денег, что я за него отдал. Его звали просто Билли, и для жеребца он был идеальным — добронравный, смышленый, резвый. Он был чистокровкой, однако это не мешало ему тащить фургон или с успехом работать со скотом, когда этого требовали обстоятельства.

Мой опыт увенчался отличным результатом, и теперь ребята, гоняясь по прериям за коровами, с удовольствием закладывали виражи на дочерях и сыновьях Билли.

Оправившись после покупки Билли, потребовавшей колоссального вложения средств, мы с ребятами продали гурт скота, потому как было то самое время, когда цены подскочили до небес. В итоге мы выручили еще не менее колоссальную сумму, и вместе с ней и с Уолтом Риардоном я отправился теперь уже на Восток. Там один богатый парень увлекался лошадьми, но потом, из-за несчастливого стечения обстоятельств, разорился, и теперь все имущество толстосума распродавали с молотка. Меня мало интересовали его барахло или картины европейских мазил, да и даже из лошадей мои мысли занимала только одна. Парень-то был богатым, а богатым — море по колено. Он как истинный ценитель лошадей (ценитель с деньгами!) и большой любитель путешествовать привез с собой из Туркмении ахалтекинского жеребца гнедой масти по кличке Абдулла.

С Востока я вернулся не только с Абдуллой, но и с новым ковбоем, которым стал бывший толстосум Трент Дрэйпер. Текинец обошелся мне намного дешевле Билли.

Выбрав из мустангов пару самых крепких кобыл, я скрестил их с Абдуллой. Спустя почти год у кобыл родились два совершенно одинаковых жеребенка, которые детскую «рубашку»⁸ в более взрослом возрасте сменили на светло-рыжую масть с гривами и хвостом песочного цвета. Получилось сочетание выносливости мустанга с резвостью хода, феноменальной выносливостью, потрясающей закаленностью и атлетичным сложением текинца. На эту пару приезжали посмотреть многие и деньги за них предлагали просто невероятные, но мы всем давали от ворот поворот. Кроме того, не один из покупателей не знал истиной сущности Принца и Мустанга. Даже Вандер, наш общий друг, понятия не имел о том, что за кровь намешана в этих лошадях. Для окружающих они были всего лишь парой привычных всем мустангов. Стоит ли говорить, что именно их я намеревался запрячь в фургон для Гонки привидений.

Однако не все в округе ранчеры относились ко мне доброжелательно — хотя я и не понимал почему. Раньше они стонали, что Айелло не дают никому жить. Теперь жить было вроде нормально, земля у всех была, у всех хватало коров и лошадей, но что еще требовалось загадочной фермерской душе, я не знал. Возможно, они просто завидовали мне. Так или иначе, несколько раз на «Лилию» совершали налеты с целью переселить нас намного дальше, чем располагается штат Юта. И тогда вместо людей говорили ружья, а наше маленькое кладбище на холме с каждым разом увеличивалось по самым скромным подсчетам на две могилы. Никто не думал в чем-либо обвинять меня или мою команду, потому что жизнь на Диком Западе имела особый аромат, где запах земли, лошадей и пыли перемешивался с запахом пороха.

Примечания

7

Ныне эта порода носит название «американская верховая».

8

Первоначальная масть жеребенка. Взрослея, он ее меняет.