Сердце Запада

Корней Азарофф

С момента появления Фокса Дарранта в Юте прошло четыре года. За это время многое в его жизни изменилось. Он прекрасно чувствует себя в роли ранчера и с удовольствием разводит породистых лошадей. Правда, даже при столь мирном занятии навыки меткой стрельбы забывать ему не приходится. Особенно, когда выясняется, что кто-то пытается его убить, а он не понимает кому, когда и где успел перейти дорожку.

II

ЧТО БЫЛО ПОТОМ я узнал от своего неожиданного спасителя. Всю дорогу пока меня, с трудом погруженного на лошадь, везли к скалам, я был без сознания. Потом сквозь беспамятство я чувствовал горячую боль и вроде прикосновение раскаленного железа. Мне мерещился какой-то черт в преисподней, который тыркал в меня вынутыми из огня вилами. Мне хотелось двинуть ему кулаком прямо промеж рог, но у меня почему-то не действовали руки.

Очнувшись, я обнаружил, что, укрытый одеялом, лежу в пещере возле костра. Это было не мое одеяло. Трещал огонь, над которым висел небольшой котелок, пахло кофе… Я тупо осознавал, что мне хорошо и уютно, и что мне больше ничего не надо. Пока.

И то, что я до сих пор жив, я тоже осознал.

В дальнем углу пещеры, фыркая, Пожиратель Кактусов жевал кукурузу. Рядом с ним стояла лошадка незнакомца, которая, по сравнению с рыжим, выглядела почти игрушечной. Это была невысокая пегая кобылка, которая без сомнений родилась в прерии. Ее достаточно обычная для мустанга масть не представляла бы из себя ничего незаурядного, если бы не была столь… необычна. Ее голова, шея и грудь были черными, будто Бог, когда создавал эту лошадь, решил: «Пускай она будет вороной!» Потом что-то заставило его изменить планы, и Всевышний подумал: «Нет, лучше ей быть серой!» И он стал красить кобылку белым цветом. Он сделал белыми ее стройные ноги и туловище. Затем что-то снова повлияло на его решение или у него просто закончилась белая краска, и он вернулся к первоначальному мнению: «Все же быть тебе вороной!» Поэтому большое пятно вокруг хвоста и сам длинный хвост у лошади были черными. Ее живые большие глаза лукаво поблескивали из-под густой челки цвета воронова крыла. Время от времени она, раздувая нежные замшевые ноздри, фыркала, переступала с ноги на ногу и косилась на огонь, поворачивая к нему свою маленькую красивую голову. Весь вид мустанга явно говорил, что кобылка обладает покладистым, но непредсказуемым характером. Даже если и так — она стоила того, ибо была настоящей красавицей прерий.

Вьючная лошадь оказалась рыжей масти и была похожа на мою Карающую Молнию как две капли воды. И, судя по всему, между ними уже успела возникнуть взаимная симпатия, потому что Хулиган очень нежно мордой чесал спинку своей соседке. Не зря говорят, что рыбак рыбака видит издалека.

Все три лошади были расседланы и растерты, что, несомненно, делало честь незнакомцу. О лошадях надо заботиться в первую очередь. Сам не поешь, а лошадь накорми, таков закон. Молодец, парень! А кстати… где он сам?

Я повернул голову и обвел небольшую, но просторную пещеру взглядом. Никого. Странно, куда же он подевался? Я прислушался. На улице все еще шел дождь, однако он стал спокойней, ровней, да и гром стих. А чего я, собственно, ломаю голову? Скоро он сам объявится.

Я слегка шевельнул пальцами руки, и неприятная боль в левом запястье заставила меня вспомнить о недавно усопшей гремучке. Вытащив руку из-под одеяла, я обнаружил, что моя конечность несколько распухла, а также перебинтована и зажата между двумя дощечками. Это еще зачем?

Слух уловил, как у входа в пещеру покатился камешек, и я быстро закрыл глаза, прикинувшись спящим.

Шаги, сопровождаемые звоном шпор… вот замерли… Наверно, смотрит на спасенного им беднягу… А бедняга спит… Сквозь ресницы я наблюдал за ним. Он пришел из-под дождя, все также закутанный с ног до головы в дождевик, который влажно блестел в свете огня. Парень держал в руке винчестер и, судя по тому, как он с ним обращался, был готов пустить изобретение старины Оливера³ в ход в любую минуту. Я пытался разглядеть его лицо, но мне это не удалось, потому что поля черной широкополой шляпы отбрасывали на него густую тень. Да и в самой пещере было не слишком светло.

Постояв с минуту, парень двинулся в обход костра и прошел совсем близко от моего носа. Перед моими глазами проплыли его блестящие шпоры. Таких красивых шпор до этого момента я никогда не видел. Особенно лежа в пещере с распухшей конечностью. Хотя… Шпоры были тонкой ручной работы, сделанные из серебра. Мастер расписал их затейливыми узорами и прикрепил к каждой по крошечному серебряному колокольчику. Звездочки были странными для ковбойских шпор — лучи заканчивались тупыми закругленными концами. Я зауважал парня еще сильней — он гуманно, с любовью относился к лошади, на которой ездил, и не хотел раздирать ей бока до крови. Надо бы и мне так сделать.

Подождите… я же уже давно хотел так поступить, но не здесь, не в Юте, а… Черт, я видел эти шпоры раньше, я знаю, кому они принадлежат!..

— Мистер Фокс Даррант, кончай придуриваться, тебе никогда это хорошо не удавалось, — прозвучал спокойный девичий голос.

Я открыл глаза — представление далее не имело смысла, — и широко улыбнулся.

— Будь я проклят, если ты не появилась вовремя, мисс Рамона Симаррон.

— Вот видишь, и я на что-то сгодилась, — улыбнулась она в ответ.

Она скинула мокрый дождевик, предварительно прислонив винчестер к скале, и сняла шляпу, из-под которой упали доходящие девушке до плеча русые волосы.

— Как самочувствие?

— Пока жив, — искренне удивленный, сообщил я. — Меня цапнула гремучка… — я принял сидячее положение. — Но я почему-то до сих пор не сыграл в ящик…

— Разочарован? — девушка глянула на меня через плечо.

— Абсолютно нет! Правда, думал, что в следующий раз очнусь уже на том свете.

— Повремени, — посоветовала собеседница. — Тебя укусила вовсе не гремучка. Очень похожа, но не она.

Я оторвался от созерцания дощечек на своей конечности и вскинул глаза на Рамону. Слов у меня не было. Я никак не мог поверить.

— Однако, — девушка подсела к костру, — что именно за змея тебя цапнула, я не знаю. Поэтому на всякий случай наложила шину и постаралась избавить твой организм от потенциального яда.

— И… и что теперь?.. — ко мне таки вернулся дар речи.

— Будем ждать, — она окинула меня изучающим взглядом. — Тебя не лихорадит?

— Вроде нет… — я как-то был вовсе не уверен. Сиди теперь, гадай — пронесет-не пронесет. Вот… уже, кажется, и лихорадить начало…

Рамона налила кофе в две кружки и протянула одну из них мне. Я сделал глоток и почувствовал, как внутри разливается волной благодатное тепло. Ладно, под такой кофе можно и подождать…

— Змею я изучила… — она чуть пожала плечами. — Вернее, то, что от нее осталось. Среди ядовитых я такой не встречала… Ладно, — она резко сменила тему, — как поживает моя тезка?

— Я думаю, тебе будет приятно узнать, что у нее родился жеребенок, — мне ничего другого не оставалось, как подстроиться под нее.

— Ну… — протянула Рамона, — у тебя пополнение в семействе.

— В какой-то мере, — я даже оживился — информация о том, что змея хотя бы потенциально неядовитая, подействовала на меня самым благотворным образом. — Но она не стоит в конюшне на ранчо, а бегает в прерии. Я выпустил ее на волю.

— Мне кажется, это правильно, — произнесла она. — Она слишком красива для корраля… А не боишься, что кто-нибудь поставит на нее свое клеймо?

Я отрицательно помотал головой и прислонился спиной к скале:

— Это вряд ли. Местные знают, что табун пасется на моей земле, а, следовательно, и принадлежит мне. Из наших никто не посягнет на этих лошадей, каждую из которых я знаю, как свои пять пальцев.

— Да, но остаются еще чужаки и конокрады.

— Ну конокрадов и клеймо не остановит, — усмехнулся я. — Разве нет?

— Что верно, то верно, — согласилась она.

Несколько минут мы сидели молча. Пили кофе и слушали шум дождя. Затем я чуть приподнял зажатую в дощечках руку.

— Рамона, объясни, зачем это?

Она повернулась ко мне и вытянула скрещенные ноги.

— Это для того, чтобы предать твоей руке неподвижность. На тот случай, если змея действительно ядовита. Между прочим, при помощи шин можно лечить переломы ног у лошадей. Тяжело, долго, но реально. Тебе, как хозяину большого ранчо, это должно быть интересно.

Я аж рот раскрыл и смотрел на девушку огромными от изумления глазами.

— Черт меня подери! — только и смог раздельно произнести я.

— Еще кофе? — она сняла с крючка котелок, и я молча протянул ей кружку.

Рамона всегда была умницей. Она не была высока, как первые красавицы Запада, не обладала их яркой внешностью. Но красавицы были просты и заурядны, а она была неординарна, что называется, с изюминкой. Я никогда не видел ее в платье, но знал, что их у нее целых три. Она была как Шэрон: носила джинсы, рубашки и шляпы, ездила верхом в мужском седле, отлично стреляла, ловко обращалась с лассо и запросто управлялась с экипажем, запряженным четверкой полудиких мустангов. Лошадей она обожала, просто не могла без них жить, и общий язык находила даже с самыми непокорными. Потому что сама была такой же непокорной. Ее умение обращаться с лошадьми было не иначе как даром божьим. Даже самый отчаянный стайер⁴ становился смирным, когда она гладила его по шее и что-то шептала в его тревожные лошадиные уши. У нее и фамилия была связана с конным миром, потому что в переводе с одного индейского наречия «симаррон» значит «страна диких лошадей».

Рамоне нравилось читать, чего я никогда не замечал за красавицами-дочерьми богатых фермеров. Она же прочитала уже Бог знает сколько книг и знала уйму разных вещей.

Она способна была не только постоять за себя, но и защитить других. Она гордилась своей свободой и независимостью, тем, что ею никто не помыкает, и она может поступать так, как посчитает нужным. Мисс Симаррон обладала спокойным характером, но насколько она была спокойна, настолько же она была и упряма. Она отличалась непредсказуемостью дикого мустанга, и никто не мог сказать, что у нее на уме.

Таких девчонок, подобных Шэрон и Рамоне, на Западе было раз, два и обчелся. Ибо это было не правилам и вызывало общественное порицание. Многим парням они были не по душе, и они говорили: «Кому нужна такая жена, которая все умеет делать не хуже тебя самого? Такие нам неинтересны». Я считал подобные высказывания глупыми. Любой человек интересен, а жена, по моему мнению, самое главное должна быть тебе другом, должна тебя понимать.

Таких амазонок, как кузина и Рамона, в честь которой я назвал игреневого мустанга, нельзя покорять по той простой причине, что они никогда не покоряться. Их можно только приручить.

— Дождь закончился, — голос Рамоны прервал мои размышления.

Она легко поднялась на ноги и стала собираться в дорогу. Я хотел ей помочь, но тут же был осажен умелой твердой рукой.

— Сиди спокойно, иначе пристрелю, — предупредила она.

Что мне оставалось? Ничего, только подчиниться.

— Слушай, — запоздало спохватился я, — а ты сама куда путь держишь?

Она затягивала подпруги у Пожирателя Кактусов, и меня совсем не удивило, что он стоит так тихонько и не пытается ее укусить. Не оборачиваясь, она ответила:

— Мне захотелось попутешествовать, надоело на одном месте, и конечной остановкой моей прогулки должна была стать «Лилия». Хотела сделать тебе сюрприз, но если…

— Никаких «если», — боюсь, я прервал ее достаточно бесцеремонно, — мы с ребятами давно не принимали гостей.

Примечания

3

Винтовка названа по имени изобретателя Оливера Ф. Винчестера.

4

Так у ковбоев принято называть некоторых очень упрямых, даже вредных лошадей.