Когда прилетит ворон

Илона Муравске

Из школы, где учится шестнадцатилетняя Сильвия, пропадает учительница. Но все ведут себя так, словно ничего не случилось. Девочке предстоит узнать о вороньем народе, который давным-давно живёт среди обычных людей. О бродягах, которые собирают чужие сны. О бегунах, которые бегают по времени быстрее ветра. О зелёной двери, за которой скрывается целый мир чужих снов. Но главное – ей предстоит узнать много нового о самой себе и поверить в то, что крылья за спиной – реальность.

Глава 11. Сильвия

У нас с Йолей был тайный язык.

Тот, который никто не знал. Мы сами его придумали. Хотя языком его сложно назвать, просто какие-то отдельные слова, знаки, жесты.

Например, слово «хорошо» мы показывали: скрещивали два пальца, как на удачу. «Привет» — это поднятая кверху ладонь. «Нет» — просто закрыть глаза.

Мы даже словарик завели, куда записывали всё придуманное. Йоля говорила, что тайный язык можно создавать годами, поэтому мы особо не торопились, всего десять слов придумали. Для начала надо самим всё запомнить, а потом уже другим показывать.

Толкин ведь тоже эльфийские языки не сразу придумал.

Допустим, вэнья, язык эльфов Валинора, в Средиземье стал «эльфийской латынью», языком, на котором произносились торжественные речи.

Был даже язык гномов — кхуздул. Тоже непростой, кстати.

И не думаю, что Толкин придумал эти языки за ночь, так что у нас с Йолей впереди было много-много времени.

Но десять придуманных слов всё же было. И мы часто «перешёптывались» по утрам в коридоре.

Было так смешно видеть, как одноклассники непонимающе поглядывают на нас. Думаю, они мысленно даже пальцем у виска крутили, в открытую не решались — Йоля же учитель. Можно и замечание схлопотать: оставят после уроков или родителям позвонят.

Но Йоля, конечно, вряд ли бы замечание написала. Не любила жаловаться, и все это знали, даже хулиганы.

Возможно, мне не надо было уходить тогда. Признавать себя слабой, беспомощной, бессильной.

Но я ушла.

Год училась удалённо совсем в другой школе.

Год встречалась с Йолей в Zoom по субботам и врала ей, что перевелась из-за проблем со здоровьем.

Йоле было легко врать. Она верила, как мне казалось. Хотелось сказать ей:

— Неужели вы не видите, всё вокруг совсем не такое белое!

Но я не говорила.

Вот тогда у меня и появилась первая маска. Маска бедной, слабой девочки.

Хилой, уязвимой, бессильной.

Маска той, которую надо жалеть. Я хотела, чтоб меня жалели.

Мама. Бабушка. Сергей.

Йоля.

Я хотела, чтобы все вокруг меня жалели.

Но мама уехала.

Редкие звонки по скайпу, сочувствующая улыбка, извинения, обещания, что скоро приедет, но так и не приезжала. Всё откладывала, говорила, что много работы, а потом пропала совсем. Только значок в скайпе «нет на месте» остался.

А теперь Йоля.

Бросила. Ушла.

Говорила, оставлять — труднее всего. Но оставила.

Наверное, даже не вспоминает.

Конечно, ей в школе не место, хотя кто знает, где её место вообще. Среди воронов? С ветром за спиной?

Ищи ветра в поле!

Знать бы ещё, в каком поле искать.