Сектант

Михаил Борисович Земсков

Остросюжетный иронично-философский триллер Михаила Земскова «Сектант» рассказывает о поисках «подлинного» Евангелия от Иоанна, согласно легенде спрятанного в степях Центральной Азии ранними христианами. Компания молодых людей, возглавляемая чудаковатым «гуру», в поисках приключений отправляется в путешествие, которое перевернет жизнь каждого из них. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 6

Давид, Сергей, Виталик и я стояли в зале ожидания «Домодедово». До окончания регистрации рейса в Алма-Ату оставалось двадцать минут. Соня опаздывала.

— Женщины… — С напускной презрительностью проговорил Виталик. — Может, ты ее обидел чем? — Повернулся ко мне.

Я пожал плечами. Давид подбросил монетку, поймал и положил на тыльную сторону второй ладони. Потом молча убрал монетку в карман.

— П-почему ты не позвонишь ей на мобильный? — Задумчиво и словно про себя спросил Сергей.

В этот момент Соня позвонила сама:

— Ваня, привет! Я не могу полететь. Мне не сделали загранпаспорт, и назначили теперь в понедельник его получать. Билет уже сдала. Извинись за меня перед всеми.

— Соня не летит, — я отключил телефон и спрятал его в карман.

— Значит, еще не готова… — Негромко проговорил Давид.

— Пошли, — кивнув остальным, я одел на себя рюкзак и направился к стойке регистрации. Давид, Сергей и Виталик последовали за мной.

Проходя паспортный контроль, я думал «Куда, зачем? Какого черта я лечу? Тем более без Сони, из-за которой для меня и началась вся эта история». Но в ту же секунду оборвал себя: «Ты стал невероятно занудлив в последнее время. Порхай дальше и не задавай глупых вопросов».

Месяц назад я выпил горсть каких-то снотворных, собираясь остановить жизнь. Не получилось — мало выпил. Потому что в минуты глотания таблеток чувствовал какую-то неуверенность. Неуверенность во всем: в том, что делаю, в таблетках (те или не те), в окружающем мире (существует он еще или уже нет), и проч. и проч. Неуверенность размягчала мои члены, замедляла движения — настолько, что я уснул. Проснулся в больнице. В меня что-то вливали, что-то выкачивали. Или мне так казалось? По какой-то причине во мне вдруг стало больше уверенности. Я даже спросил: «сколько времени?». Но никто не ответил.

Я думал, что меня положат в психбольницу — отучать от плохих суицидальных мыслей. Не положили. Вручили какие-то документы, вещи и попрощались. Я вышел на улицу. Мне хотелось спать. По улице слева направо кувыркались зеленые бегемоты. Наклоняли голову, выставляли левую ногу вперед и кувыркались через плечо. Поднимались на ноги, снова наклоняли голову вниз, ногу — вперед, и опять все по кругу. Они двигались так — слева направо. Они были смешными и трогательными. Из-за них я не мог перейти улицу. Потом пришел Виталик с карликовым пуделем, и мы все вместе направились к метро.

Виталик догадывался, почему я выпил таблетки. При этом у него был совсем другой угол зрения на вещи. То, что грызло меня, никогда не смогло бы причинить вреда Виталику. Для меня это навсегда останется загадкой. Мне кажется, что люди похожи друг на друга как две капли воды. Что человеческое общество, по сути, огромный батальон солдат-близнецов, одетых в одинаковую униформу и стоящих строем на плацу. Одни и те же условные рефлексы, одни и те же желания и привычки. Одно и то же начало и один и тот же конец жизни. Но мы с Виталиком разные.

Я познакомился с ним на фотосессии для бутика молодежной одежды. Для Виталика это был первый опыт подобной работы — и последний… Его привел директор бутика, решив, что Виталик представляет собой идеальный образ целевой аудитории магазина (директор просто увидел его на улице). Но Виталик оказался удивительно нефотогеничным; на снимках получался непохожим на себя, манерным и каким-то ненастоящим. Такое случается.

У нас с ним сразу возникло некое влечение друг к другу. Ничего сексуального, только дружеское, но при этом — нечто трогательное и платоническое. Бывает такая мужская дружба, когда совершенно непохожие люди, которым часто даже поговорить не о чем, вдруг сходятся из необъяснимой симпатии друг к другу. Такими были и наши с Виталиком отношения. Двое очень разных парней — и по характеру, и по внешности, и по социальному положению… Но эта разность совсем не имела значения ни для него, ни для меня.

В один день Виталик все-таки спросил меня, могу ли я рассказать о тех переживаниях, из-за которых я решил сесть на таблеточную диету. Я промолчал. Конечно, нет. Как можно рассказать всю жизнь? Рассказать каждый день с момента, когда открываешь глаза, начинаешь о чем-то думать, что-то делать, куда-то идти, к чему-то стремиться, и при этом осознавать, как этому миру и каждой его частице, всему, что в нем находится и живет, вынесен безоговорочный приговор: «Ты умрешь. И значит все не имеет значения».

Хотя когда-то давно я не думал об этом и был счастлив. Просто потому, что меньше знал и понимал. Блаженное детское неведение. Зачем я всему учился и все узнавал?

Нам с Давидом достались соседние места, чему я обрадовался. Его личность вызывала во мне любопытство, и хотелось познакомиться с ним поближе. Во время приготовлений ко взлету и набора высоты я незаметно наблюдал за ним. Он привычными движениями застегнул ремень безопасности, взял у стюардессы сосательную конфету и, освободив ее от фантика, отправил в рот. Поиграл с фантиком. Потом неожиданно закрыл глаза и словно «отключился»: сидел, не шелохнувшись (даже перестал сосать конфету), почти не дыша. Точно так же «включился» минут через пятнадцать. Как ни в чем ни бывало принялся снова сосать конфету, открыл глаза.

— Вы давно читаете лекции? — Наконец спросил я.

— Лекции? Я не читаю лекций, — усмехнулся Давид, — так, иногда, когда друзья попросят, соберемся, поговорим. Я вообще слова, теорию не очень люблю…

— То, что вы говорили тогда в «Дубраве» про бессмертие и переселение душ — это индуизм?

— Идея бессмертия и переселения душ в том или ином виде присутствует в каждой религии. Но я действительно в основном рассуждал в рамках индуистского мировоззрения.

— Где вы сами этому всему учились?

— Иван, просьба: давай на «ты». Так привычнее, — улыбнувшись, он слегка похлопал меня по руке. Я пожал плечами и улыбнулся в ответ.

— А учился я много чему и много где, начиная с биологического факультета, который, правда, так и не закончил.

— Вы… — я запнулся. — Ты где-нибудь работаешь?

— Сейчас нет. Меня наследство кормит…

Он не пояснил, какое и чье наследство. Расспрашивать об этом я посчитал бестактным. Давид продолжал улыбаться, и я подумал, что первый раз в жизни встречаю человека, способного на протяжении такого долгого времени (практически постоянно!) находиться в приподнятом состоянии духа и одаривать мир добродушной улыбкой.

Стюардессы повезли по проходу шкафчики с едой. Одна из них сразу подошла к Давиду:

— Извините, вы заказывали спешиал меню?

— Да, вери спешиал, — усмехнулся он.

Стюардесса принесла ему поднос. Сверху на упаковочной пленке был приклеен желтый листок с надписью «SMVM».

— Классно быть вегетарианцем: еду тебе первому приносят, — весело посмотрел на меня Давид, распаковывая обед.

— SMVM — это «Special menu, vegetarian menu¹»? — Спросил я.

— Vegetarian meal², — поправил он.

— Ты давно вегетарианец?

— Не помню… Лет двадцать.

— Не сложно?

— Сложно. — Рассмеялся он, — особенно в Москве. Фруктов и овощей мало, и они дорогие. Не то, что в Индии…

— Ты был в Индии? — Ухватился я за ниточку, ведшую к интересовавшему меня прошлому Давида.

— Жил там некоторое время…

— По работе?

— Не совсем. Занимался йогой.

— Здорово… Долго?

— Нет. — Давид снисходительно махнул рукой. — Лет восемь, с перерывами. Но это тоже давно было.

Цепочка расспросов о прошлом Давида опять прервалась. Мы молча ели: я — говяжье жаркое с пюре, он — грибы с горохом.

— Ты вегетарианец по каким-то убеждениям? — Я пытался нащупать новую тропинку в его внутренний мир.

— Совсем нет. Просто йога в свое время приучила.

— Сейчас ты еще продолжаешь заниматься йогой?

— Каждый из нас в определенной мере занимается йогой. — Пожал плечами Давид. — Если ты работаешь — это карма-йога. Стараешься не грешить — значит, занимаешься ниямой. Размышляешь о строении мира — погружен в джняна-йогу. Ровно дышишь — практикуешь пранаяму. Так что когда тебе кто-нибудь говорит «дыши ровно» — значит, перед тобой гуру, желающий посвятить тебя в безграничный мир йоги.

Мы рассмеялись.

— Я плохо понимаю в йоге, — продолжил расспросы я, — но в ней ведь есть какие-то измерения прогресса, духовного роста? Как ты, например, оцениваешь себя и других, кто более продвинутый в йоге — по каким показателям?

Давид задумался, потом проговорил:

— В свое время — давно — от первой жены ушел я, ну а потом — позже — вторая жена уже сама ушла от меня. Думаю, в этом явно есть определенный показатель прогресса и духовного роста, — снова рассмеялся он.

Улыбнувшись, я подумал, что с этим человеком невозможно говорить о чем-то серьезно.

Мы закончили трапезу.

— Спать не хочешь? — Спросил меня Давид.

— Нет.

— А я посплю, — он как будто демонстративно натянул до носа плед и закрыл маской глаза.

Я переглянулся с Виталиком, сидящим вместе с Сергеем через проход от нас. Они играли в маленькие походные шахматы. Я достал журнал Esquire, который взял с собой в дорогу, и открыл на середине. Но неожиданно для себя через несколько секунд заснул.

— Вам колу, спрайт или минеральную воду? — Спросила стюардесса.

Я попросил «спрайт». Через несколько минут самолет начал заходить на посадку. Давид не спал и читал книгу. Наклонившись — словно поправляя кроссовки — я прочитал на обложке «Зенон Косидовский «Сказания Евангелистов».

— Погружаешься в тему? — Кивнул я на книгу.

— Фрагментарно, — улыбнулся Давид, повернувшись ко мне, — но пишут в основном всякую фигню… Как поспал?

— Классно, — пожал я плечами.

— Тебе нужно больше спать.

— Почему? — Я бросил на него настороженный взгляд.

— Недоспал ты в своей жизни, — он продолжал с улыбкой смотреть на меня.

Это было правдой. Но мне всегда очень не нравилось, когда кто-то мог так легко прочитывать мое внутреннее состояние и мое прошлое:

— С чего ты взял?

— Аура у тебя сонная, — рассмеялся Давид.

— Нет, серьезно?

Он неопределенно развел руками:

— Мне кажется, у супермоделей такой образ жизни, что им приходится не высыпаться…

Мне было нечего добавить или возразить, но внутри остался неприятный осадок.

Шасси самолета соприкоснулось с бетонным покрытием посадочной полосы. Салон сильно затрясло, но по мере торможения тряска ослабла. Кто-то из пассажиров захлопал в ладоши, вслед за ним и остальные одарили команду экипажа аплодисментами.

— Чего они хлопают? — Неодобрительно покачал головой Виталик.

— Рады, что еще немного поживут, — улыбнулся Давид, тоже хлопнув несколько раз.

Мы неторопливо собрали вещи и направились к выходу из самолета. Вежливо попрощались со стюардессами и ступили на мягкий ковролан аэропортового рукава. Обернувшись, я увидел, как шедший последним Сергей перекрестился.

В здании аэропорта нас встретила девушка в синей униформе с табличкой «VIP. Давид Михайловский». Давид с удивлением обернулся к нам:

— Приятный сюрприз…

Мы проследовали за девушкой в комнату с мягкими креслами и кабинкой паспортного контроля. Молодой казах-пограничник проверил наши документы и пожелал приятного пребывания в Казахстане.

— Ты раньше уже был в Алма-Ате? — Спросил Виталик у Давида.

— Бывал — когда еще проводил тренинги. Последний раз в 2006-м, если мне не изменяет память. А ты?

— Никогда не был, — Виталик убрал паспорт в рюкзак и направился к выходу из VIP-зала.

За дверью нас (точнее, Давида) ждали две красавицы: высокая, со спортивной фигурой, светлокожая казашка с большими светло-карими глазами и длинными черными волосами, и русская девушка с соломенными волосами, ростом чуть меньше, с высокой грудью, с миловидными, хотя и немного грубоватыми, «деревенскими» чертами лица. «Словно с эскорт-сервиса», — мелькнуло у меня в голове, — «может, Давид действительно, чтобы пустить нам пыль в глаза, заказал услуги VIP-встречи и девушек из эскорт-сервиса?»

— Давидка! — Радостно крикнула казашка и бросилась ему на шею. Вслед за ней и блондинка подбежала к Давиду и обняла его с другой стороны.

— Давидуська, — с улыбкой повторяла первая. Русская же молча прижалась к нему, закрыла глаза и замерла в каком-то внутреннем экстазе.

— Айгуль… Оля… — Тихим сладким голосом проговорил Давид и тоже с блаженством закрыл глаза.

Отрешившись от окружающего мира, они застыли в крепком объятии. Мы с Виталиком переглянулись. Сергей поставил на пол дорожную сумку и прислонился к стене, всем своим видом показывая, что ждать нам возможно придется долго. Вслед за ним и Виталик сбросил рюкзак с плеч на пол, смущенно огляделся по сторонам. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Но через несколько секунд Давид разорвал сковывавшие их невидимые цепи и вернулся в реальный мир:

— Рад вас видеть, девочки. Спасибо… Порадовали старика, — он разомкнул объятия и обернулся к нам, — ну, познакомьтесь, что ли…

Айгуль со счастливой улыбкой — словно мы были знакомы с детства — подошла ко мне, ласково обняла и поцеловала в губы. Вслед за ней то же проделала и Оля. Поцелуи и объятия достались и Виталику. Сергей отстранился от девушек, демонстративно протянув им для пожатия руку и слегка поклонившись (что позволило ему отступить немного назад — на всякий случай).

После неожиданных и бурных приветствий мы вышли из здания аэропорта и направились к стоянке.

— Все, что ты просил, нашли. — Донеслась до меня фраза Айгули Давиду. — Нас ожидает необычная практика, да?

Давид с улыбкой посмотрел на нее и ничего не ответил.

Мы подошли к новенькому черному «Porsche Cayenne». У нас с Виталиком, до сих пор не пришедших в себя после девичьих поцелуев, и вовсе отвисла челюсть. Айгуль щелкнула брелоком сигнализации и открыла багажник. Рядом с Porsche была припаркована белая «Нива», принадлежащая Оле. Мы загрузили вещи и сели в машину — все, конечно, выбрали Porsche.

— Нет, пойду к Оле, — вдруг опомнился Давид, севший на переднее сиденье, — а то ей там наверное очень одиноко… Ну а тебя мальчики развлекут, — улыбнулся он Айгуль и, поцеловав ее, вышел из Porsche и пересел в «Ниву». Виталик не преминул тут же переместиться на его место.

Еле двигаясь по затору на выезде со стоянки мы наконец покинули территорию аэропорта. На относительно свободной трассе Айгуль притопила педаль газа и Porsche понесся вперед.

— Сколько у него максимальная? — Спросил Виталик.

— Двести пятьдесят, — с напускным безразличием ответила Айгуль.

Неожиданно на одном из поворотов нас обогнала белая «Нива», из окна которой на нас с улыбкой смотрел Давид.

— Ни фига себе… — Удивился Виталик, — у нее форсированный движок?

Айгуль усмехнулась:

— Нет, просто японский. Она в свою «Ниву» двухлитровый двигун со старого «Сузуки» впихнула.

— Но у тебя же все равно мощнее! Давай, сделай ее! — Вошел в азарт Виталик.

— А зачем? — С улыбкой посмотрела на него девушка, — пусть поиграется… Вот за город поедем — там и погоняем.

Мы выехали на какой-то проспект и впереди, в серо-коричневой дымке городского смога, показались снежные вершины гор — близкие и массивные. Из-за смога они выглядели необычно — совсем не так, как на фотографиях горных пейзажей. Реалии промышленных будней наложили на их красоту отпечаток некоего сюрреализма.

— Вы уже были в Казахстане? — Спросила Айгуль.

— Не-а, — друг за дружкой ответили мы.

— Ну тогда добро пожаловать в Алма-Ату, — улыбнулась она, — кош келдениздер!³.

На меня вдруг накатила волна необыкновенной легкости и счастья. Я сбежал из Москвы, сбежал из России — от преследователей в темных костюмах, от всех агентов, гримеров, фотографов, менеджеров и прочих, прочих других… От своего прошлого и от паранойи… Я свободен. Может быть, впервые за много лет.

Примечания

1

Специальное меню, вегетарианское меню. (англ.)

2

Вегетарианская еда. (англ.)

3

Добро пожаловать! (Каз.)