Сектант

Михаил Борисович Земсков

Остросюжетный иронично-философский триллер Михаила Земскова «Сектант» рассказывает о поисках «подлинного» Евангелия от Иоанна, согласно легенде спрятанного в степях Центральной Азии ранними христианами. Компания молодых людей, возглавляемая чудаковатым «гуру», в поисках приключений отправляется в путешествие, которое перевернет жизнь каждого из них. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4

Я потерял работу через день. Утренний звонок от Алекса, моего агента:

— Привет. Будет в обед минутка? Заедешь в агентство?

— Что-то случилось?

— Пару вопросов обсудить нужно. Не по телефону. Буду ждать в час.

Моему агенту лет пятьдесят. Я отнюдь не гомофоб, но стареющие геи вызывают у меня определенную долю отвращения. Алекс весь какой-то цветастый и рыхлый, словно сваленные после праздника в кучу новогодние украшения. При этом он неплохой человек — наверное, гораздо лучше, чем можно было ожидать от кого-либо другого на его месте. Он умеет быть отзывчивым и великодушным.

В час пятнадцать я в кабинете у Алекса. Он опять кажется мне цветастым, хотя сегодня на нем черный сюртук, фиолетовая рубашка и бордовый галстук.

— Ты опоздал на двадцать минут! — Он встретил меня колючим взглядом. Раньше я не замечал за ним таких требований к пунктуальности.

— Извини. Пробки, — пожал плечами я.

Он кивнул головой на стул перед его письменным столом:

— Ты сам исчерпал свое время. Мне через пять минут уходить.

Я еще не успел сесть на стул, как Алекс придвинул ко мне документы:

— «Вирисчензе» отказываются от сотрудничества с тобой. Подпиши там, где галочка. «Проктер энд Гэмбл» тоже не утвердили твою кандидатуру. Че ты фигней страдаешь? Ты же не двадцатилетняя звезда, которая может себе такое позволить, и которой это еще на руку будет…

— Звезда… Если их интересует моя частная жизнь, — усмехнулся я.

Алекс молча посмотрел на меня испепеляющим взглядом:

— «Частная жизнь»… Кому на хер ты нужен?! — Вдруг вспылил он. — Кем вы все себя мните?! Достали… Все, с тобой я больше не работаю. Вторую бумагу подписывай, — он ткнул пальцем куда-то в документы.

Я покрылся испариной. Увидел в окне расплывчатые силуэты рабочих, ремонтировавших крышу на соседнем здании. Они неторопливо ходили с места на место, о чем-то переговаривались. Их фигуры все больше расплывались и словно таяли в воздухе. «Как им легко… Ангелы в касках и спецовках», — мелькнуло у меня в голове. Мне не хотелось ничего отвечать Алексу. Не видя, что и где я подписываю, слегка подрагивающими пальцами вывел свою фамилию. Потом поднялся со стула и направился к выходу.

— Будь здоров, — буркнул вслед Алекс, — удачи тебе.

Выйдя из здания агентства, я бесцельно пошел по тротуару. Пройдя метров двести, оказался около кофейни. Увидел в окне свободные столики. Выбрал, наверное, самый некотирующийся из них — у стены в глубине, рядом со входом в подсобные помещения, куда то и дело ныряли официанты с грязной посудой.

Испарина исчезла, кровь отлила от лица. Я бездумно смотрел в стену и — неожиданно для самого себя — почувствовал облегчение от того, что у меня больше нет контракта, нет работы. «Мне легко… Легко пить этот каппучино… Легко смотреть в стену и никого не замечать… Легко существовать в этом городе среди суетливого движения незнакомых людей… Легко существовать незаметным, просто существовать…»

Потом я гулял по городу. Прошел километров пять по бульварам и улицам. Устал и поехал домой. Вернувшись в свою квартиру, выпил чаю и лег на кровать. Лежал и ни о чем не думал. Через час позвонил Соне.

Отпусти ей грехи… Она сказала, что грешна, и что это ее беспокоит. Она сказала это тогда, когда мы вышли из метро, и я проводил ее домой. Вначале подумал, что она просто наслушалась Моцартовой сентиментальщины в 23-ей сонате, которая и вызвала душевные переживания, но потом понял: нет, она хотела это сказать, и сказала. Ей двадцать два года. Холодный ветер в распущенных волосах следует за ней постоянно. Конечно, она не могла быть той девушкой из поезда моего детства; для этого должна была быть старше лет на десять. Только образ… Возможно, иллюзорный… Мы договорились встретиться вечером.

— Привет, — я набрался смелости (второй раз в жизни боялся девушки и связанного с ней эротического чувства) и поцеловал ее в щеку. Соня приняла этот поцелуй как должное, и даже не улыбнулась.

— Привет. Извини, что опоздала. Что-то часто в последнее время ошибаюсь в расчетах.

— Может, у тебя просто слишком много времени уходит на расчеты?

— Какие расчеты? А, ну да, — она рассмеялась, — не знаю, куда у меня обычно уходит время, но почему-то его всегда не хватает.

Мы неторопливым шагом побрели по аллее Лефортовского парка.

— Наверное потому, что я всегда слишком много хочу, и ничего не успеваю, — продолжала она.

— Тебе тоже всего мало, как и мне? — Усмехнулся я.

— Наоборот. Слишком много всего вокруг. Столько возможностей, столько соблазнов. Хочется всем заняться, во всем принять участие.

Мы дошли до центральной клумбы и пруда. Здесь суетились голуби, находясь между своими раем и адом. Трое детей лет восьми — десяти кидали им хлебные крошки. С другой стороны двое карапузов с улюлюканьем, размахивая руками, бегали за птицами, пытаясь их поймать. Подойдя к площадке перед прудом, мы остановились. Соня села на массивные перила.

— Осторожно, не упади! — Я непроизвольно протянул к ней руки. За перилами был четырехметровый — если не больше — обрыв.

— Ты трусишка? — Рассмеялась Соня. Я молча усмехнулся.

— Я тоже трусишка. — Легко призналась она. — Больше всего боюсь, чтобы обо мне плохо не подумали. Самый отвратительный повод для страха, не правда?

— Есть еще змеи, мыши, пауки и тараканы. Они тоже отвратительны, — усмехнулся я.

Соня улыбнулась, спрыгнула с перил, и мы снова неторопливым шагом пошли по одной из аллей. Я осторожно стряхнул с ее брюк оставшуюся от перил белую известку. Потом мы приятно и легко болтали о самых разных мелочах. Я хотел взять Соню за руку, но в эту секунду зазвонил мой телефон. На дисплее — номер Виталика. Я принял звонок:

— Привет.

— Привет. Как дела?

— В порядке. Я сейчас занят…

— Понял. Я хотел тебе сказать, что мы послезавтра договариваемся встретиться с Давидом по поводу поездки в Казахстан за евангелием. Так что если хочешь — можешь присоединиться.

— Я же тебе уже сказал по этому поводу…

— Ладно, не буду отвлекать, — Виталик повесил трубку.

Несколько минут мы с Соней идем молча. Потом Соня поворачивается ко мне и смотрит в глаза.

— Слушай, у тебя в семье ничего не произошло?

Свинцовый шар в одну секунду подкатил к горлу.

— В каком смысле «что-то произошло»?

— У тебя в глазах напряжение, как будто что-то не так в жизни.

Я сразу почувствовал неуверенность. Как она могла догадаться? Пожав плечами, я выдавил из себя улыбку и тихо ответил:

— Нет, все в порядке…

Соня тоже улыбнулась.

Легкая и непринужденная атмосфера нашего разговора улетучилась.

— Кем ты работаешь? — После натянутой паузы скучным голосом спросила Соня.

— Моделью, — так же скучно ответил я.

— Для сборки? — Рассмеялась она.

— Ага… Меня фотографируют, снимают в роликах. Я хожу, стою, сижу — рекламирую одежду или что-нибудь еще.

— Ни фига себе! Это же наверное так интересно!

— Ну-у… Да… — Уныло протянул я.

— Поездки, съемки, приемы, вечеринки… — С деланным восторгом проговорила Соня. Невозможно было понять, говорила она искренне или издевалась.

— Ну-у… Да… — Повторил я.

— Расскажи о своей работе!

Я промямлил что-то невразумительное.

— Не стесняйся! У тебя же наверное очень интересная жизнь.

Мне не хотелось ее разочаровывать, но я совершенно не знал, о чем рассказывать. Наверное поэтому вдруг брякнул:

— Поехали на поиски Евангелия от Иоанна…

Так получилось, что из-за того, что мне нечем было заинтересовать девушку (ни собственной персоной, ни потерянной работой, ни чем-либо еще) во время первого с ней свидания, я ввязался в последующие драматические события.