Преднамеренная

Ефим Мыгин, 2020

Вы когда-нибудь задумывались, каково это – попасть в ад? Представляется что-то вроде языков пламени, демонов, сдирающих кожу с грешников живьём, рек крови…подумайте ещё. И кстати, причем тут трамвайные пути? Содержит нецензурную брань.

11.

Правый глаз мой куда-то задевался, и в коже было больше дыр, чем в подошвах моих чужих потерянных туфель, тех, что на картонной подмётке. Ноги меня не держали, под ногтями подсыхали какие-то ошмётки. Вся лестничная площадка была заляпана, банка, в которую они стряхивали пепел, опрокинулась, и мы втоптали окурки в бетон.

Что-то случилось со мной, и меня совсем не удивляли и не пугали ни их странные глаза, ни кривые, жирные, куриные ноги, обтянутые цветными лосинами, ни крылья, ни когти. Макияж у них у всех до одной потёк — тонны румян, и туши, и подводка. Всё это было уничтожено и размазано по лицам, и я почувствовала злорадное удовлетворение.

— Отдай, — сказала я, почти не слыша своего голоса — сорвала горло, пока орала и ругалась.

— Что отдать, дура, — сказала та, что была особенно носата и размалёвана, с огромными золотыми кругами в ушах.

— Расходимся, — каркнула другая, — комендант, — и они, не глядя на меня, начали просачиваться в дверь. Над дверью сейчас, при свете, стала видна цифра семь, нарисованная мелом, а под ней знак — глаз со спиралью.

— Глаз отдайте, — зашипела я, хватая главную за руку, — глаз.

— Нету у меня, — рявкнула она, и вырвала руку, — ничего у меня нет, сама продолбала, конченная какая-то, — дверь захлопнулась за ней, и я осталась снова в сумраке и одиночестве, и прижалась спиной к стене, обессиленная.

— Шли бы вы в свою комнату, — сказали из-за моей спины, и закашлялись. Щелкнула зажигалка, отчётливо послышался звук затяжки.

— Не могу, — сказала я. — Там заперто.

— Неприятно, — посочувствовали мне. — Ну, вы попробуйте как-то, а то комендант ходит. Ему не понравится, что режим нарушается. Опять же, когда он придёт вас ругать, вам придётся на него смотреть, а этого я вам не советую.

— Совсем не могу, — сказала я, — я с пятого, там закрыто.

Злость ушла, осталась невероятная усталость. Мне так хотелось, чтобы всё закончилось, так хотелось отдохнуть — вы не представляете. Никогда в жизни я так не уставала и так не хотела просто полежать, и чтобы никто меня не трогал, не тягал, не отбирал у меня ничего.

— А давайте я помогу, — предложил голос. — Смена у меня всё равно заканчивается.

— Помогите, — согласилась я. Что-то такое почти вспомнилось, но я слишком устала.

— Держитесь, — мне подали руку, и я взялась за неё. Обычная рука, со сбитыми костяшками и обкусанными ногтями, и не скажешь, что вытянулась оттуда, где должна быть бетонная стена. — Шаг назад, — подсказал мне голос, и я шагнула, и перед носом моим оказалась внутренняя стенка шкафа. Две сломанные вешалки, которые мне показал до того Вольдемар, и на которые он посоветовал ничего не вешать, запутались у меня в волосах.

— Не оборачивайтесь, — сказал голос. — Я со смены, вам не надо на меня смотреть.

За спиной у меня зашуршало.

— Можете выходить, — окликнул голос. — У вас чай есть? Я бы у вас чая попил и пошёл, да и вам не помешает.

— В тумбочке, — сказала я и, глядя строго под ноги, вышла из шкафа. Вольдемар оставил мне запас чайных пакетиков и немного сахара, строго наказав с первых же денег купить ещё. — А вы с Вольдемаром, — я сделала жест рукой, который должен был показать, что мой гость имеет отношение к Вольдемару, и оба они — к бедственному моему положению.

— А, нет, — сказал голос. Странно он звучал, ускользающее, словно не совсем отсюда. — Куда мне до сильных мира сего. У них в преднамеренной с вами путаница. Отчётность не бьётся. Вам тут, кстати, бутерброды оставили, будете?

— Нет, — сказала я и села на кровать. Смотрела я на свои ноги: колготки не пережили ночи и расползлись капроновыми клочьями. Руки я положила на колени, на левую руку капнуло. Я испугалась, что меня начнут утешать, но обошлось. — Вольдемар из преднамеренной, а вы откуда?

— Из кошмаров, — сказал голос, и знакомая рука протянула мне нечистую кружку с чаем. — Пейте, вам надо. И купите сахара тут же, как только получите аванс. Вы пока не привыкли, здесь без этого нельзя.

— Спасибо, — сказала я. — И меня тоже в преднамеренную? Или в кошмары? Что это вообще значит.

— В кошмарах ставок нет, — сказал голос. — Это, Светлана, разные отделы. Я не знаю, на что для вас договорился Вольдемар, но на что бы не договорился — соглашайтесь. Послушайте доброго совета. Тут, кстати, с сыром есть — точно не будете?

Конец ознакомительного фрагмента.