Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры

Елена Легран, 2013

Франция. Революция. 1794 год. Террор против врагов Революции пробирается в святая-святых революционного правительства. Одержав победу над оппозицией, молодые и амбициозные правители вступают в беспощадную борьбу друг с другом. Средства не важны, когда на кону власть над страной и собственная жизнь. Среди революционной бури действует ловкий и беспринципный шпион. В ход идет обольщение, коварство, предательство, ведь в подобное время нет места любви, доверию и преданности. Он манипулирует светскими красавицами и революционными лидерами, стравливая их друг с другом. Цена провала – жизнь.

27 жерминаля II года республики (16 апреля 1794 г.)

Огюстен Лежен, служащий Министерства иностранных дел, был очень занят: столько депеш разослать по назначению, столько писем отсортировать, столько бумаг переписать, не сделав ни единой помарки, столько указаний перенаправить адресатам. Впрочем, все это были дела неутомительные, хотя и скучные, и, усмехнулся про себя молодой чиновник, не особо важные, если вдуматься. Он невольно поймал себя на том, что вспомнил слова своего друга Луи Антуана Сен-Жюста из Комитета общественного спасения (Вот уж где не было неважных дел!), сказанные несколько месяцев назад: «Не собираешься же ты до конца дней перекладывать бумажки в своем сонном Министерстве, где ничего не происходит?!» Помнится, тогда они больно укололи самолюбие Лежена, но, положа руку на сердце, он был вынужден признать правоту слов друга: ничем иным, как перекладыванием бумажек, его работу назвать нельзя. Однако должен же кто-то раскладывать документы на правильное место, заключил он и, издав тяжкий вздох обреченного, взялся за следующую стопку писем, которые следовало распределить по темам и разнести по соответствующим кабинетам Министерства.

За этим занятием его и застал человек лет двадцати восьми — тридцати, строгого вида, в темном сюртуке и шляпой с трехцветной кокардой, знаком принадлежности к революционной власти, в руке. Он вошел без стука, резко распахнув дверь, и, окинув тесную комнатку под самой крышей высокомерно-презрительным взглядом, протянул Лежену запечатанный конверт.

— Для гражданина Лежена. Из Комитета общественного спасения, — важно проговорил он.

Огюстен сперва удивился, но когда увидел мелкий торопливый почерк, которым было написано его имя на конверте, все понял и раскрыл письмо того самого друга из Комитета спасения, о котором вспоминал не далее, как десять минут назад. Кровь отлила от щек Лежена при виде нескольких строчек, набросанных посреди листа: «Республика нуждается в тебе, гражданин. Изволь незамедлительно явиться в Комитет и приступить к обязанностям шефа Бюро общей полиции». И все, даже подписи нет. Впрочем, к чему Сен-Жюсту такие формальности? У него на формальности нет времени. Похоже, давать Лежену время на размышления и сборы он также не собирался. Ну уж нет, гражданин член Комитета общественного спасения, разозлился чиновник, этот номер у тебя не пройдет! Он взглянул на стоявшего перед ним посыльного, весь вид которого выражал превосходство. Вот уж кто гордится своей — пускай и скромной — принадлежностью к власти, мысленно усмехнулся Лежен.

— Я сейчас передам ответ, — сказал Огюстен, макая перо в чернильницу.

— Ответ? — удивился и даже как будто испугался посыльный. — Но гражданин Сен-Жюст сказал, что ты последуешь со мной в Тюильри…

— Сейчас не могу, — Лежен старался придать своему голосу твердость с оттенком небрежности: пусть этот гордец поучится, как следует обращаться с сильными мира сего. — Много дел. Я все объясню гражданину Сен-Жюсту при встрече. А пока… — он вывел первые слова на чистом листе, — ты передашь ему ответ… — перо неторопливо ходило по бумаге. — Нет времени… вдаваться в подробности… Думаю… будет достаточно… и этого… — сосредоточившись на содержании ответной записки, Лежен делал несоразмерно длинные паузы между словами. — Готово, — он сложил листок и протянул его посыльному. — Ответа не нужно, — великодушно бросил он в спину удалявшемуся курьеру, прекрасно понимая, что в этом напутствии не было никакого смысла, потому что…

Потому что не ему, Огюстену Лежену, решать, стоит ли члену правительства отвечать на его трусливые оправдания! Примерно такой ответ доставил тот же самый курьер полчаса спустя вместе с приказом «прекратить ребячиться и явиться в Комитет в течение четверти часа». С какой стати Сен-Жюст взял подобный тон?! Лежен сжал вспотевшие от волнения ладони. Он ответит, он найдет слова!

— Гражданин Сен-Жюст не примет ответа, — предусмотрительно предупредил посыльный с легким оттенком презрения, видя, что Лежен сел к столу.

— Это он тебе сказал? — нахмурился министерский чиновник.

— Да, и еще велел вернуться в Комитет общественного спасения вместе с тобой, гражданин.

— Гражданин Сен-Жюст не имеет никакого права распоряжаться моей личностью! — вспылил Лежен и тут же пожалел о вырвавшемся гневе.

— Я непременно передам твои слова гражданину члену Комитета общественного спасения, — не без злорадства проговорил посыльный, слегка наклонив голову. Возможно, он надеялся, что угроза заставит Лежена подчиниться, но тот решил стоять до конца: пусть Сен-Жюст увидит, что он не позволит разговаривать с собой подобным тоном.

Курьер взглянул на Огюстена, взглянул так, как смотрят на тяжело больного, жить которому осталось не больше нескольких дней, и вышел.

Оставшись один, Лежен запустил пальцы в намокшие волосы и принялся вышагивать по крошечному кабинетику — три шага туда, три — обратно. То ли от долгого сидения, то ли от волнения его хромота усилилась, и контраст между походкой старика и ребяческой внешностью двадцатитрехлетнего чиновника проявился с особой резкостью. Он совершенно забыл о письмах, ждавших сортировки. Грубое вмешательство неизбежности в скучно-спокойную реальность спутало его мысли. Впрочем, этого стоило ожидать. Разве не обещал Сен-Жюст учредить Бюро общей полиции сразу же после казни дантонистов? Обещал, только Лежен не поверил ему, Лежен был далек от самой мысли о том, что голова великого Дантона может оказаться в корзине под радостный вопль толпы. И вот Дантон пал, Сен-Жюст провел декрет, учредивший Бюро полиции, и теперь, разумеется, требует к себе Лежена, давшего — увы! — согласие возглавить Бюро. Все это так, но ничто не оправдывает тон записок Сен-Жюста, твердил молодой человек, желая хотя бы в своих глазах оправдать упрямство, которое, судя по всему, Сен-Жюст не мог ни объяснить, ни простить.

Лежен ждал. Ждал ответа своего могущественного друга. Марать бумагу Сен-Жюст больше не станет, это стало ясно после его отказа от письменного ответа Лежена. Тогда что? Не жандарма же он за ним пришлет, в самом деле!

При звуке быстрых уверенных шагов в коридоре Лежен замер. Неужели Сен-Жюст, действительно, прислал жандарма?!

— Признаться, я колебался, прийти самому или отправить жандарма арестовать тебя за неповиновение приказу, — проговорил Сен-Жюст, появляясь в дверях. — Ты, похоже, жандарма и ждал, — усмехнулся он при виде облегченной улыбки, заигравшей на губах друга. — Ладно, Огюстен, довольно упрямиться. Собирайся. Я реквизирую тебя в Комитет.

— Польщен честью, — язвительно проговорил Лежен, — которую ты оказал мне, явившись собственной персоной в мое скромное обиталище.

— Красиво сказано, — похвалил Сен-Жюст. — Ты и стихи пишешь?

— Потерял вдохновение, переехав в Париж.

— Зато сарказма набрался вдоволь. Послушай, Огюстен, я оставил тридцать человек, чтобы прийти к тебе. У нас много работы. Ты дал свое согласие, не так ли? В чем же дело? Что еще прикажешь мне сделать: умолять тебя? угрожать? забрать силой? Разве мы не договорились обо всем?! — раздраженно воскликнул он.

— Я не отказываюсь от своих слов, Антуан, — проговорил Лежен, опустив голову и заложив руки за спину, — но я не ожидал, что это случится так быстро и так… — он замолчал, подбирая нужное слово, — так…

Сен-Жюст понимающе кивнул.

— Ты ждал делегацию из членов правительственных Комитетов, которые явятся пригласить тебя на должность шефа Бюро полиции? — усмехнулся он. — Нет, друг мой, все значительно прозаичнее, чем в твоем представлении: республика нуждается в тебе — и забирает тебя без лишних слов и церемоний. Пошли, по дороге поговорим.

Они под руку вышли из особняка Галифе, где располагалось Министерство иностранных дел, и направились в сторону Сены, к Национальному мосту, ведущему прямо ко дворцу Тюильри. Лежен поморщился от ударившего в глаза ослепительного солнца.

— Министерская служба расслабила тебя, — начал Сен-Жюст, защищая ладонью глаза от солнца. — Но ты скоро привыкнешь к новому ритму. Тебе придется быстро, даже очень быстро принимать решения, от которых зависит жизнь или смерть, — он замолчал, коротко взглянул на спутника и добавил: — Жизнь или смерть республики. Мы все можем ошибиться, не застрахован от ошибок и ты. Главное, чтобы твои ошибки не стали роковыми для свободы.

— Главное, чтобы они не стоили жизни невинному, — поправил Лежен.

Сен-Жюст пожал плечами.

— Ты всегда был моралистом, — с легким осуждением заметил он. — Единственное, что меня беспокоит, так это твоя медлительность, желание вникать в детали. У тебя не будет времени заниматься деталями, Огюстен. Ежедневно Бюро должно разбирать десятки, возможно, сотни дел, стекающихся со всей Франции. В твоем распоряжении штат из тридцати служащих и восьми агентов. Первое время придется обойтись этим количеством. Потом посмотрим. Когда Комитет общей безопасности будет распущен, часть его персонала…

— Постой, постой! — перебил его Лежен и даже остановился от переполнявшего его волнения. — Не слишком ли ты торопишься, Антуан? На данный момент мы работаем параллельно с Вадье, верно?

— Да, Огюстен, я тороплюсь, — раздраженно ответил Сен-Жюст, потянув собеседника вперед. — Нас ждут. Что до Вадье, то я говорю не о завтрашнем дне, разумеется, хотя в один прекрасный момент в Комитете безопасности отпадет необходимость. И этот момент наступит довольно скоро. Во всяком случае, я приложу максимум усилий, чтобы ускорить его. Ты все еще продолжаешь удивляться тем переменам, что происходят во Франции? — спросил Сен-Жюст после короткой паузы, во время которой не спускал глаз с шагавшего рядом друга. — После всего, что мы пережили за последние пять лет?! После того, как самые невероятные вещи, о которых мы и мечтать не смели в наши студенческие годы, произошли с такой стремительностью?! Разве ты не видишь, что отныне возможно все: самая смелая авантюра, самое рискованное предприятие! Для нас больше нет ничего невозможного, Огюстен. Мы сами творцы своего будущего и будущего Французской республики. От нас зависит жизнь многих и многих поколений. Это большая ответственность, выдержать которую под силу не каждому. Тебе… нам выпала честь… выпало счастье участвовать в гигантском строительстве нового мира. Все решается здесь и сейчас, Огюстен, нам некогда терять время в напрасных философствованиях и пустом морализаторстве.

— Хотел бы я обладать твоим энтузиамом, Антуан, — вздохнул молодой человек. — Увы, я отношу себя к разряду тех, кто считает, что пришло время остановиться и оглядеться назад.

— Рано еще, — резко возразил Сен-Жюст. — Мы не сделали и половины того, что можем, что должны сделать. Имеет ли право удовлетвориться меньшим тот, кто может достигнуть большего?

— Где же конец, Антуан? — обернулся к другу Лежен и снова остановился. Они как раз подошли к Национальному мосту. — Когда прекратится террор? Когда прекратится погоня за химерами?

— За химерами, говоришь? — ухмыльнулся Сен-Жюст. — По-твоему, республика — это химера? Благоденствие, процветание, свобода, счастье народа — химеры?! Отечество, любимое гражданами до самозабвения, — тоже химера?! Нет, друг мой, это реальность, это наше будущее! Но для того, чтобы построить его, мы должны искоренить гидру преступления, окутавшую Францию своими щупальцами. Предательство, шпионаж, коррупция, спекуляция, дезертирство — никогда еще преступление не пользовалось таким простором и такой свободой, как во времена перемен, социальных потрясений, больших опасностей. Если мы не уничтожим преступление, преступление уничтожит все, что мы успели построить. Или то, что мы построили, — тоже химера, Огюстен?

Вопросы, которыми сыпал Сен-Жюст, больше походили на обвинения. Он впился в Лежена жесткими холодными глазами. Казалось, если бы он мог убить взглядом, он, не задумываясь, сделал бы это.

— Разве террор в состоянии искоренить эти болезни? — просто спросил Лежен, опустив голову. — Они неизлечимы, как проказа, и неизбежно будут разъедать человечество изнутри.

— Террор является быстрым решением многих проблем. Ты даже не представляешь, насколько эффективным он может быть. Я неоднократно убеждался в этом. Хотя, — Сен-Жюст вздохнул, — когда его слишком много, к нему привыкаешь — и перестаешь испытывать страх. Как найти золотую середину? Как показать неотвратимость возмездия и в то же время не превратить его в рутину? За этим-то ты мне и нужен, Огюстен, — он ободряюще хлопнул друга по плечу.

— Вы не те преступления караете. Я много думал над тем, что ты рассказал мне о злоупотреблениях Амара, его играх с человеческой жизнью и торговле свободой. Почему он до сих пор не в Трибунале, Антуан? Где твоя карающая десница, которая опустилась на Эро де Сешеля, на Дантона, на Демулена? Почему ты не разоблачишь Амара перед Комитетами и Конвентом, как разоблачил эбертистов и дантонистов? Ты разглагольствуешь о мече правосудия и об искоренении заразы с тела общества, а на болезнь, коренящуюся в самом сердце государства, закрываешь глаза!

— Если бы я закрывал глаза на преступления Амара и других членов Комитетов, мы с тобой сейчас не разговаривали бы, я не создал бы Бюро полиции и не поручил бы тебе управлять им. Ты обвинял меня в спешке, и вот доказательство моей осторожности и моего терпения. Сейчас не время наносить удар по членам Комитета безопасности, особенно по такому влиятельному, как Амар. Сперва надо ослабить Комитет, лишить его возможности защищаться, контратаковать, нападать и только потом раздавить его членов — всех вместе или поодиночке. И начать стоит с головы, Огюстен. Надо отсечь эту голову, после чего тело погибнет, и мы разорвем его по кускам без особых усилий. Ты понимаешь, о чем я? — Сен-Жюст пристально взглянул на бледного Лежена и, улыбнувшись, кивнул: — Да, понимаешь.

— Вадье, — прошептал Лежен и зачем-то оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают.

— Верно, Вадье, — так же тихо повторил Сен-Жюст. — Вот моя главная цель, мой главный враг, враг коварный и опасный. Я знаю, как поразить его, но для этого необходимо время. Не могу сказать, сколько именно.

— Вадье так легко не сдастся, — покачал головой Лежен.

— Знаю. И готов к борьбе, которая началась с образования Бюро полиции. Пока я лидирую, — хохотнул он. — Пойдем, Огюстен, у нас много работы. Я почти не спал прошлой ночью. Не уверен, что продержусь без сна и нынешней.

Сен-Жюст быстро взбежал по мраморной лестнице, перешагивая через ступеньку. Лежен поднимался медленно, привычно прихрамывая, и вошел в комнаты на четвертом, последнем, этаже павильона Равенства, занимаемые Бюро общей полиции, в тот момент, когда Сен-Жюст, стоя в центре довольно просторного зала (бывшей гостиной?), объяснял окружившим его служащим их обязанности.

Обернувшись к вошедшему, он показал на него рукой и представил:

— Гражданин Лежен, шеф Бюро и ваш непосредственный начальник.

Несколько десятков пар глаз уставились на Огюстена. Не привыкший к такому вниманию, он почувствовал, что краснеет.

— Позже познакомитесь поближе, — спас его Сен-Жюст, снова привлекая внимание к себе.

Он говорил о цели создания Бюро и об ответственности, которая ложится на его членов в связи с важностью миссии, которую Бюро призвано выполнять. Лежен, стоя в стороне, смог спокойно оглядеть своих подчиненных. Все молоды, даже очень молоды. Старшему, должно быть, не больше тридцати. Все хорошо одеты, некоторые даже щегольски. По всему видно, Сен-Жюст лично подбирал каждого из них. Узнал он и посыльного, дважды являвшегося к нему сегодня. Тот стоял, сохраняя на лице все то же высокомерное выражение, но, встретившись взглядом с шефом, с которым обошелся так непочтительно, поспешно отвернулся.

«С этим придется туго», — мелькнуло в голове Лежена.

Тем временем Сен-Жюст подошел к главному.

— Мне нужна четкая классификация каждого дела, — говорил он. — Имя, возраст, происхождение, состав преступления, откуда доставлен. Я уже отдал распоряжение, чтобы доносы, поступающие в Комитет общественного спасения, незамедлительно направлялись в Бюро полиции. Сюда же будут стекаться дела из департаментов. Что до Комитета общей безопасности… — он замялся, но лишь на короткое мгновение. — На данный момент они там сами будут разбираться со своими доносами, но скоро и их дела перейдут в Бюро. — При этих словах Лежен еле заметно усмехнулся. — Каждое досье, — продолжал Сен-Жюст, — должно быть классифицировано на основании этих сведений по трем категориям: спекулянт, роялист, аристократ. Опираясь на вашу классификацию, я или другой член Комитета общественного спасения, если меня не окажется на месте, — тут Лежен нахмурился, — будем выносить решение и отправлять досье либо на дополнительное расследование в Комитет общей безопасности, либо непосредственно в Революционный трибунал. Все ясно?

— Не совсем, гражданин, — возвысил голос молодой человек, сидевший прямо напротив Сен-Жюста.

Все взгляды — удивленные и настороженные — устремились на него. Сен-Жюст сдвинул брови и слегка кивнул молодому человеку, призывая его продолжать.

— Ты говоришь, что в нашем распоряжении всего три слова, чтобы вынести суждение по делу, и это суждение станет для тебя основанием для окончательного вердикта, — проговорил смельчак, ничуть не тушуясь.

— Все так, — подтвердил Сен-Жюст.

— Как же нам быть, если дело выходит за рамки этих трех слов, которые сами по себе являются приговором? Как нам быть с теми, чья невиновность вопиюща, кто стал жертвой клеветы и заслуживает освобождения?

Повисла тяжелая пауза. Лежен улыбнулся, стараясь показать смельчаку, что он полностью поддерживает его возмущение и преисполнен радости работать вместе с этим честным и справедливым патриотом. Но тот не смотрел ни на кого вокруг. Его глаза были подняты на стоявшего перед ним депутата, на того, кто отдавал приказы и чьего ответа он ждал. Сен-Жюст молчал, и с каждой секундой его молчание становилось все более угрожающим. Чтобы положить этому конец, Лежен громко кашлянул — и сам удивился, как короткий, резкий звук эхом разнесся среди напряженной тишины. Сен-Жюст встряхнул головой и обернулся к другу.

— Тебе должны быть по душе слова твоего подчиненного, Лежен, — язвительно заметил он. — Вернее, бывшего подчиненного, — обернулся он к молодому человеку. — Еще декаду назад, гражданин, я не колеблясь отправил бы тебя в Трибунал как покровителя врагов республики, — он выдержал значительную паузу и продолжил: — И очень пожалел бы об этом полгода спустя. — Вздохи облегчения раздались со всех сторон. — Ты станешь прекрасным слугой республики, когда мы покончим с врагами внутри и вне страны. Но в положении, в котором сейчас находится отечество, твои идеи опасны для свободы.

— Сен-Жюст… — начал было молодой человек, но депутат жестом руки велел ему молчать.

— Твоя любовь к отечеству несомненна, — проговорил он, — иначе ты не был бы сейчас среди нас. Но я вижу, что ошибся, определив тебя в Бюро полиции. Здесь ты не можешь послужить Франции. Уверен, в армии твое рвение найдет лучшее применение. Я займусь твоим переводом сегодня же.

Смельчак опустил голову. Лежен, бледный от негодования, которое не в силах был сдержать, но и не находил в себе силы выпустить на свободу перед этими людьми, молчаливыми и робеющими или решительными и ревностными, сжал кулаки. Он должен что-то сделать, должен вступиться за смелого юношу или хотя бы отомстить за него!

— Ты не ответил на вопрос, Сен-Жюст, — его тихий, но твердый голос прозвучал непривычно громко среди тишины зала.

Сен-Жюст медленно повернул к нему голову, взглянул так, как смотрят на расшалившегося ребенка — строго, но снисходительно, и проговорил устало:

— Мой ответ прост, Лежен: досье, оказавшееся в Бюро полиции, не может касаться невиновного.

— То есть ты заранее обязуешь нас выносить смертные приговоры? — робко спросил еще один служащий, некрасивый, тощий человечек, со следами оспы на вытянутом лице. — Кто мы такие, чтобы брать на себя столь тяжкий груз? По какому праву ты наделяешь нас властью над жизнью и смертью?

— По праву, данному мне революционным правительством, которое одно смогло предотвратить катастрофу, на грани которой стояла республика меньше года назад, — отрезал Сен-Жюст. — Вы здесь не для того, чтобы заниматься благодеяниями, а чтобы защищать республику от гадины, жаждущей ее погибели.

— Почему бы нам не готовить более детальные отчеты по каждому делу? — раздался голос из дальнего угла. Лежен с интересом взглянул в сторону говорившего. — А ты на их основании будешь выносить решение. Это потребует от нас больше работы и времени, но зато вероятность совершить несправедливость уменьшится.

— А потому, Потье, — снисходительно ответил Сен-Жюст, ничуть не разозлившись, как ожидал Огюстен, — что читать ваши доклады и от меня потребует больше времени, а времени у меня как раз и нет. И у вас не будет, — пообещал он. — Похоже, вы не совсем представляете себе количество досье, с которым нам придется работать. Тысячи, десятки тысяч. Я достаточно ясно ответил на ваши вопросы? — он почему-то обернулся именно к Лежену. — Мы можем продолжать? Или кто-то еще желает выступить в защиту врагов народа?

Молчание было ответом на его вызов.

— Хорошо, — удовлетворенно проговорил Сен-Жюст. — Если общее направление ясно, займемся деталями.

«Деталями» они занимались до часу ночи, пока Лежен, освоившись с ролью начальника, не заявил, что время позднее и всем им необходим отдых.

— Добро пожаловать в Тюильри, Огюстен, — проговорил, спускаясь по лестнице, Сен-Жюст и взглянул на друга, потиравшего воспаленные от усталости глаза. — Тут ты без дела не останешься.

— И ты еще сетовал, что не продержишься допоздна после бессонной ночи! — покачал головой Лежен.

— Дело тренировки, друг мой. Привыкнешь. Здесь мы простимся, — Сен-Жюст остановился на площадке, ведущей в Зеленую комнату. — Я зайду в Комитет. Там и подкреплюсь заодно: Бийо, наверняка, послал за провизией в преддверии долгой ночи. Кстати, не стесняйся делать то же самое. Все текущие расходы оплачивает Комитет спасения. Завтра займемся твоим жалованьем.

На том они и расстались.