Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры

Елена Легран, 2013

Франция. Революция. 1794 год. Террор против врагов Революции пробирается в святая-святых революционного правительства. Одержав победу над оппозицией, молодые и амбициозные правители вступают в беспощадную борьбу друг с другом. Средства не важны, когда на кону власть над страной и собственная жизнь. Среди революционной бури действует ловкий и беспринципный шпион. В ход идет обольщение, коварство, предательство, ведь в подобное время нет места любви, доверию и преданности. Он манипулирует светскими красавицами и революционными лидерами, стравливая их друг с другом. Цена провала – жизнь.

4 флореаля II года республики (23 апреля 1794 г.)

Наверное, Филипп должен был удивиться появлению друга на пороге своей квартиры. Удивиться — да, но никак не разозлиться! К подобному приему Сен-Жюст готов не был. Процедив сквозь зубы: «Входи, коли пришел», — Леба проводил гостя в гостиную и тут же предупредил:

— Элизабет отправилась к портнихе и может вернуться с минуты на минуту, так что говори поскорее, зачем явился. Ни к чему вам с ней встречаться.

— Не будь смешон, Филипп, — раздраженно ответил Сен-Жюст. — Никакого вреда твоей жене я не причиню, и тебе это прекрасно известно.

— Я опасаюсь не за Элизабет, Антуан, — усмехнулся Леба. — Впрочем, как знать… — он замолчал, досадуя на излишнюю болтливость, и добавил вполголоса: — Я думал, что знаю тебя.

Сен-Жюст ничего не ответил. Он пытался представить, как Генриетта описала сцену, произошедшую на улице Комартен, что она рассказала брату и невестке, что нафантазировала, о чем предпочла умолчать. Оставалось лишь надеяться, что Филипп не воспримет всерьез любовные муки двадцатилетней девушки, но Леба, похоже, отнесся к ним с должным вниманием.

— Ладно, это не мое дело, — Филипп встряхнул головой и сцепил пальцы в замок перед собой. — Ты ведь по делу. Зачем еще тебе понадобилось бы прыгать в змеиную яму?

— Неплохое сравнение, — усмехнулся Сен-Жюст. — Это ты о супруге или о сестре?

— Встретиться с Генриеттой ты не рискуешь: она отправилась повидать отца, вернется не раньше конца декады. Будь моя воля, я запретил бы ей появляться в Париже. Но разве мне сладить с ними обеими! А вот Элизабет устроит тебе шумный спектакль, так что в твоих интересах быть кратким.

— Что ж, в таком случае, перейдем к делу, — Сен-Жюст ухватился за возможность уйти от неприятной темы. — Комитет общественного спасения отправляет нас с тобой в миссию в Северную армию. Я хотел бы уехать в ближайшие дни.

— Как ты сказал, прости? — Филипп нахмурился и взглянул на гостя со смешаным выражением беспокойства и удивления. — Ты хотел бы уехать в ближайшие дни?! Ты?! А у меня ты не подумал спросить?

— Конечно, подумал. Потому я и здесь.

— Ах да, разумеется! Явился, чтобы поставить меня в известность. А не кажется ли тебе, друг мой, что ты мог бы взять на себя труд прийти сюда до того, как твое решение ехать в армию было одобрено Комитетом?

— Это не мое решение, Филипп, — Сен-Жюст говорил спокойно, даже доброжелательно. — Предложение исходило от Барера. Я лишь согласился со всеобщим мнением. Кому-то надо поправить дела на Севере. Почему бы не нам с тобой?

— А потому, Антуан, — Леба с трудом сдерживал гнев досады и бессилия, — что, в отличие от тебя, у меня есть обязательства перед близкими и дорогими мне людям. Потому, что Элизабет вот-вот родит, потому, что Генриетта вот-вот руки на себя наложит, и я нужен им здесь. Бери в миссию кого-нибудь другого. Я не поеду.

— Помимо обязательств перед близкими, Филипп, — спокойствие Сен-Жюста превратилось в холодность, — у тебя есть обязанности по отношению к отечеству, долг перед французским народом, и этот долг несравненно выше, чем тот, которым ты прикрываешь свое нежелание покидать Париж.

— Ты не проведешь меня своими красивыми оборотами! — Филипп вскочил с кресла. — Я нужен здесь, и я останусь в Париже.

— Ты нужен в армии, и ты поедешь туда — по-хорошему или по-плохому.

— По-плохому? — хмыкнул Филипп. — Ну что ж, пусть будет по-плохому, потому что по своей воле я из Парижа не уеду!

— Предпочитаешь прятаться за женскую юбку вместо того, чтобы подставлять грудь под пули? — снисходительно улыбнулся Сен-Жюст.

— Нет-нет, Антуан, этот номер у тебя не пройдет! — Леба в два прыжка оказался напротив собеседника и демонстративно помахал указательным пальцем у него перед носом. — Думаешь заставить заговорить мою гордость? Мне плевать на гордость! В этом мире есть ценности в тысячу раз более…

— Честь, например? — перебил его Сен-Жюст. — Что ты скажешь о чести, Филипп? Или тебе на нее тоже плевать?

Вместо ответа Леба процедил проклятье.

— Послушай, — Сен-Жюст примирительно положил ладонь на плечо друга. — Дела на Севере идут из рук вон плохо. Мы не довели до конца нашу работу в плювиозе. Давай сделаем это сейчас. Месяц, Филипп, один месяц — и наши имена будут навеки вписаны в анналы славы.

— Зачем тебе я, Антуан? — спросил Филипп. — Кто угодно из депутатов сочтет за честь…

— Ты всерьез веришь в это? — скептически улыбнулся Сен-Жюст. — Оставь, Филипп, мы оба знаем правду: избежать соревнования честолюбий между комиссарами можем только мы с тобой. Посмотри, что мы сделали в Эльзасе в брюмере! Мы перейдем Самбру, возьмем Шарлеруа, разобьем австрийскую армию — и путь в Бельгию для республики будет открыт. Разве ты сможешь преподнести своему ребенку лучший подарок, чем мир? А занятие Бельгии — это неизбежный мир, Филипп.

— Месяц, говоришь? — Леба начал сдаваться.

— Месяц, — уверенно кивнул Сен-Жюст.

— А если за месяц наша миссия не будет закончена?

— Ну что за зануда, в самом деле! — вскричал Сен-Жюст, без злости, лишь с легкой досадой. — Она будет закончена, Филипп.

— И все же?

— Черт с тобой! Если за месяц мы так и не укрепимся в Бельгии, можешь вернуться к своей Элизабет. Даю слово. Этого тебе достаточно?

Но ответить Филипп не успел. Из прихожей раздался шум открываемой двери, и звонкий голосок возгласил:

— Ты даже не представляешь, что за чудо это платье, Филипп!

— Элизабет, — обреченно прошептал Леба и с осуждением взглянул на Сен-Жюста, словно именно тот был виноват в несвоевременном появлении хозяйки дома.

— Мы немедленно отправляемся на прогулку, я должна показаться в нем перед… — Элизабет замерла на пороге гостиной. — Что ты здесь делаешь, Антуан?

— Ну и прием! — театрально обиделся Сен-Жюст.

— Другого не заслужил, — бросила гражданка Леба. — Что он здесь делает, Филипп? — обернулась она к мужу. — Пришел грехи замаливать? — не дожидаясь ответа, Элизабет вновь обратилась к гостю.

— Грехи? — не понял Сен-Жюст.

— Ага, передо мной и Генриеттой, — решительно кивнула она и с вызовом взглянула на молодого человека.

— Элизабет, дорогая, прошу тебя! — взмолился Леба.

— Оставь, Филипп, я давно собиралась сказать ему это. Ты отверг нас обеих, каждую в свой черед, Антуан. Отверг, произнеся длинную тираду о любви к республике и невозможности разорвать свое сердце между женщиной и отечеством. И что теперь? Ты спутался с публичной…

— Замолчи немедленно! — закричал Сен-Жюст. — Как только твои уста могут исторгать подобные слова?! Что за фантазии вы с Генриеттой вбили себе в голову!

— Фантазии?! — хохотнула Элизабет. — Не уверена, что бедняжка Генриетта способна сочинить то, что описала мне. Ты лжец, Антуан! А я так верила тебе!

— Ты? По какому праву ты читаешь мне мораль, Элизабет? Какое право ты имеешь надо мной? Ты, жена своего мужа!

— И то верно! — от обиды ее щеки запылали. — У меня нет на тебя никаких прав, кроме одного: не видеть тебя в своем доме!

— Что ж, коли меня так грубо выпроваживают, Филипп, мне остается лишь уйти, — проговорил Сен-Жюст, пожав плечами. — Рад, что хотя бы мы с тобой поняли друг друга. Береги себя, — он легко кивнул Элизабет на прощанье.

— О чем это он? — настороженно спросила она мужа. — Так он пришел не к Генриетте? — недоброе предчувствие кольнуло ее. — Антуан! Вернись! — она бросилась за гостем в прихожую со всей быстротой, какую позволяло ее положение. — Что тебе было нужно?

Сен-Жюст обернулся и встретился с беспокойным взглядом Филиппа, еле заметно покачавшего головой, призывая его молчать.

— Филипп тебе все объяснит, — уклончиво ответил он.

— Нет, ты объяснишь мне! — топнула она ногой.

— Твоей жене только полком командовать! — деланно рассмеялся Сен-Жюст.

— Отвечай же! Чего ты хотел от Филиппа? — Элизабет сузила глаза и с подозрением взглянула на того, кому при их последней встрече признавалась в любви.

— Вернемся в гостиную? — предложил Филипп.

— Мне, действительно, пора, — Сен-Жюст повернулся спиной к чете Леба.

— Прекрасная мысль, дорогой, — Элизабет взяла гостя под руку и вернула в гостиную. — Так в чем дело, Антуан? — вкрадчиво спросила она, усаживая его рядом с собой на диван. Словно и не было между ними жестоких слов, непрощенных обид и разбитых иллюзий.

— Мы должны ехать в Северную армию, — ответил Сен-Жюст, взглядом показывая Леба, что не желает дальше разыгрывать комедию перед его женой.

— Кто это — мы? — Элизабет переводила взгляд с Леба на Сен-Жюста. — Кто — мы?! — истерически вскричала она, осознав, наконец, чем чреват для нее этот визит.

— Я и Филипп.

— Понятно. Значит, ты уже все за нас решил! Значит, ты пришел, позвал Филиппа и теперь уверен, что он послушно последует за тобой!

— Это не мое решение, Элизабет.

— Разумеется, не твое, Антуан! Тебя послушать, ты даже над самим собой не властен, а лишь подчиняешься силе обстоятельств да воле народа! — с издевкой произнесла она и строго посмотрела на Леба: — Надеюсь, ты отказался?

Тот ничего не ответил.

— Филипп! Скажи мне, что ты отказался! Филипп!

— У меня нет выбора, родная, — Леба опустился перед женой на одно колено и нежно заключил ее ладони в свои. — Я обязан ехать.

— Никому ты ничем не обязан, — мягко, но настойчиво сказала она. — Антуан и один справится. А ты оставайся со мной.

— Это мое самое заветное желание — провести всю жизнь у твоих ног.

— Вот и последуй ему, милый.

— Непременно! Сразу же после вторжения в Бельгию.

Элизабет в бессильной злобе сжала виски.

— Ты все забираешь у меня, Антуан, — простонала она. — Ты забрал мое сердце, мои иллюзии, а теперь желаешь лишить меня мужа. Зачем он тебе?

— Филипп нужен не мне, а республике, — отрезал Сен-Жюст и поднялся.

— Опять слова, опять напыщенные, красивые, пустые слова! — вскричала Элизабет. — Ты убьешь меня своими словами! Убьешь химерами, которых растишь и которыми пытаешься заселить Францию! Оставь мне жизнь, оставь мне надежду, оставь мне Филиппа!

— Что за трагедию ты разыгрываешь из-за какого-то ничтожного месяца! — раздраженно проговорил Сен-Жюст. — Не в первый раз мы едем в армию, и каждый раз возвращались невредимыми.

— Я попрошу отца и Генриетту приехать к тебе, — предложил Леба. — Или ты можешь пожить у своих родителей.

— Нет-нет, только не там! — Элизабет выпростала руку, словно защищаясь от невидимой угрозы. — С того самого ужина — помнишь? — в день казни бедняжки Люсиль, Элеонора не упускает случая напомнить мне о том, сколько боли мои слова причинили всем им, особенно Максимилиану, — она украдкой взглянула на Сен-Жюста и заметила, как его лицо сравнялось в цвете с бледно-серым галстуком, стягивавшим его шею. — Если бы ты мог поехать без Филиппа, Антуан, ты очень обязал бы меня, — тихо попросила она. — Я простила бы тебе все, даже Люсиль…

— Нет, Элизабет, нет, не надо, — прошептал Леба. — Не надо.

— Я не нуждаюсь в твоем прощении, Элизабет, — холодно поговорил Сен-Жюст. — Если когда-нибудь я почувствую, что моя совесть нечиста, я найду способ свести с ней счеты. Республика нуждается в твоем муже. А когда отечество нуждается в патриоте, он должен счесть за счастье послужить ему. Но клянусь, клянусь всем самым дорогим, что у меня есть, ни один волос не упадет с головы Филиппа. Твой муж вернется к тебе через месяц живым и невредимым.

— У тебя нет сердца, — она покорно опустила голову. — Ты всегда добиваешься желаемого, не так ли? Чего бы тебе это ни стоило.

— Я желаю лишь счастья французскому народу. И готов бороться за него до последнего вздоха.

— А о счастье близких тебе людей ты подумал?

— Счастье близких мне людей неотделимо от счастья нации, — уверенно произнес Сен-Жюст. — Его счастье, — он указал на округлившийся живот Элизабет, — невозможно без торжества свободы. Мы уезжаем десятого флореаля, Филипп. Я заеду за тобой в половине восьмого утра.

С этими словами он покинул квартиру Леба.