ОН. Дьявол

Евдокия Гуляева, 2023

Его боятся до такой степени, что даже имя его, как правило, вслух не произносят. Даже сильные мира сего – вершители судеб человеческих называют его «Сам-Знаешь-Кто» или просто ОН.Келлан Дагер – изощрённее и жёстче самого дьявола. По крайней мере, последний только затащит в преисподнюю и будет терзать вашу душу до скончания веков. А ОН – сначала заставит молить об этом. И вынудит поверить, что делает одолжение, в то время, как будет перерезать вам горло.Ева Аддерли расплачивается за алчность и бесчестность своего отца. У неё никогда не было возможности отказаться от сделки с дьяволом.***От автора: Внимание! Присутствуют сцены жестокости и насилия, боли и крайностей. Книга не для читательниц с тонкой душевной организацией! Эта история о бесчувственном чудовище и несгибаемой девушке, чьи взаимоотношения в лучшем случае – нестандартны, в худшем – чрезвычайно рискованны.

Глава 5.2

Переступив порог комнаты, обнаруживаю Уолтера стоящим у кровати. Останавливаюсь, глядя на его прямую спину в искусно сшитом пиджаке, — приталенный, он идеально облегает мужскую фигуру, подчёркивая ширину плеч и форму бицепса.

Не успеваю опустить взгляд в пол, когда он поворачивается. Я осознаю, что поплачусь за свою нерасторопность, и даже примерно понимаю, какое меня ждет наказание за эту вольность. Пока он рассматривает меня, своими светло-голубыми глазами, которые кажутся в этом освещении совсем тёмными, я поспешно исправляю ситуацию — и теперь смотрю вниз, вцепившись пальцами босых ног в толстый ворс ковра так, будто меня пытаются утащить черти.

Даже когда он подходит совсем близко и останавливается рядом, я всё равно стою смирно и прожигаю взглядом пол, больше не поднимая головы.

— Займись. Делом.

Такое чёткое выделение слов обычно ничего хорошего не сулит.

Я быстро скидываю с себя полотенце и надеваю свежую майку и шорты. В шкафу несколько вещей, но выбора одежды у меня нет. Ежедневно, когда выхожу из ванной, Уолтер раскладывает их на кровати.

Надеясь, что он не смотрит, лишь мельком я бросаю на него беглый взгляд и сразу же отвожу глаза. Он замечает.

В ту же секунду хлесткая пощёчина обжигает щёку, заставляя голову дёрнуться. Больно. Но терпимо.

Мне не в новинку дрожать перед отцом, бояться слово сказать и получать побои. Взрослея в доме, как мой, быстро учишься распознавать настроение жестоких мужчин. Я настолько подготовлена к физическим страданиям, что действительность лишь на самую малость хуже ожиданий.

Тем не менее, к этому ощущению невозможно привыкнуть. Боль остается болью.

Сжимаю челюсть, ощущая во рту металлический привкус крови.

— Никакого. Зрительного. Контакта. Усвоила?

Я быстро учусь, и в первый же день, как только мы начали, поняла, что вопросы Уолтера — это уловки.

Сглотнув кровь во рту, однократно киваю, не поднимая взгляда. Если заговорю, он снова меня ударит.

Я не хочу этого. А он — хочет.

Мне не нужно смотреть на него, чтобы знать, что в этот момент он, — с агрессивным выражением лица и оскалом вместо улыбки — ждёт, что я вот-вот облажаюсь.

Закрываю глаза, сжимаю руки в кулаки, стискиваю их изо всех сил. Чувствую, как дрожат разбитые губы.

— На колени, — произносит Уолтер тихо и невозмутимо, практически вежливо. Ну да.

Я-то понимаю, что в этом его тоне и скрыт вызов. Если он когда-нибудь решит замолить грехи, то у него жизни не хватит.

Кому, как ни мне знать, что Уолтер наслаждается неповиновением. В отличии, кстати, от самого Дагера, которого оно приводит в бешенство.

Чувствуете разницу?

Первый из них хочет моего сопротивления, дабы снова наказать. Он ищет любой повод, чтобы причинить мне боль. Второму же — просто нужно видеть меня на коленях. Хотя, общее у них всё-таки есть — они оба чудовища.

Комфорт, удобство и красота интерьера вокруг настолько запятнаны, что я не могу на это смотреть: грязные деньги капают со стен, годовой запас пищи тратится на мраморные полы, сотни тысяч долларов медицинской помощи выливаются в антикварную мебель и шёлковые ковры.

Я не могу двигаться.

Я не могу дышать.

Сколько людей, должно быть, умерли, чтобы поддерживать эту роскошь?

Боль проглатываю вместе со слезами. Мои суставы начинают сгибаться в синхронности с ударами сердца, и я медленно, но всё же опускаюсь вниз. Прямо на пол.

Реальность дает мне вторую пощёчину. Я должна продолжать. Должна быть послушной.

Отец явится за мной, дабы сохранить лицо. Не из любви или чувства долга, а лишь потому, что продажа его дочери — серьезный удар по репутации.

Он соберёт деньги и оплатит долг. Если не сделает это сам, то за мной придёт Томас.

Кто-нибудь, чёрт их подери, обязательно вытащит меня отсюда!

Не отрываясь, смотрю в пол, когда Уолтер присаживается передо мной на корточки. Чувствую, как нечто грубое обвивает шею. Не слишком туго, если бы я хотела глубоко вздохнуть, то расстояния от крепкого ошейника до моей кожи вполне хватило бы. Однако, дышу, скорее поверхностно, не пытаясь испытать на себе его удушливую прочность.

Уолтер проверяет надёжность крепления, пристёгивает короткий поводок и поднимается на ноги, делая шаг к двери, зная, что я ползу следом на четвереньках.

Вчера мы уже практиковались с этой его новой забавой.

Если в первый день я пыталась упрашивать. Умолять. Плакать. Кричать. Во второй — сбежать. То в третий и последующие, когда тело оцепенело от побоев, горло иссохло от жажды, губы потрескались и кровоточили, я прекратила тупить и подчинилась. Нет, даже не Уолтеру или Дагеру, а собственному неистовому желанию выжить.

Тем не менее, в тот момент, когда я проползаю на четвереньках мимо охранника у дверей и вижу лишь безупречно отполированные мысы его ботинок, у меня всё равно возникает практически непреодолимый порыв остановиться, прижаться к его ногам и умолять помочь мне. Позвать Дагера.

Зачем?

В этом доме нет секретов. Ему не нужно самому выбивать из меня покорность. ОН поручает другим делать эту работу за него.

Моя челюсть настолько сильно сжата, что начинают болеть зубы.

НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ… НЕ СМЕЙ ПРИКАСАТЬСЯ КО МНЕ!

Я хочу кричать, осуждаю и ненавижу его, но ночами позволяю ему утешать меня. Возможно, дело в таблетках. Или в том, как сильно я истощена. Наверное, и то, и другое. Но есть и иная причина, ещё более ужасная, чем первые две: кажется, за все мои восемнадцать лет жизни, руки Келлана Дагера — самые нежные из всех тех, что когда-либо до меня дотрагивались.