Как продать душу дьяволу

Оксана Закшевска, 2021

Люди, продавшие душу дьяволу, платят за исполнения своих мечт высокую цену. Как их грех влияет на жизни других людей? Две разные истории. Две сделки.

Часть 1. Она

Лоуренс тихо взял руку Джейн в свою. И она крепко сжала в ответ.

Двое в этом мире. С их секретом. С их болью. С их любовью.

Глава 1. Белые скалы

В ограждении маяка посвистывал ветер, а у подножья утеса плескались окрашенные закатом волны.

Лоуренс приехал на Белые скалы и остановил машину недалеко от маяка. Закрыв дверь автомобиля, он направился к девушке, стоящей к нему спиной. Ее темно-русые волосы развевались от сильного ветра с моря. Она стояла, съёжившись от холода.

Лоуренс подошел к ней вплотную.

— Привет, — выпустив дым от сигареты изо рта, поздоровалась она, — зачем ты приехал?

— Я знаю, что каждый день в это время ты здесь. Это единственный способ с тобой поговорить.

— Ты думаешь, тут безопасно? — она глубоко вздохнула и, обернувшись, внимательно посмотрела на него.

Голос был с хрипотцой. Сказывались курение и алкоголь. Образ жизни здорово отразился на ее голосе, но, как ни странно, не на лице.

Ее длинные волосы спутались от ветра. Она была привлекательна. Многие не назвали бы ее красивой, да и сам Лоуренс никогда не видел в ней красоты. Но в ней что-то было. Кто-то называет это шармом, кто-то — природным магнетизмом, кто-то — обаянием, хотя, по сути, это все одно и то же. Глаза и нос были немного покрасневшими. Скорее всего, она недавно плакала. Ее окружал легкий запах малины и пионов. На пальчиках, держащих тонкую ментоловую сигарету, был ярко-красный свежий маникюр.

— Здесь в основном туристы, — ответил Лоуренс, — все равно мы должны общаться. Будет странно, если мы прекратим все контакты.

— Почему странно? Мне кажется, все вполне логично, — усмехнулась она и снова посмотрела на закат.

Ее улыбка, или скорее усмешка, тоже имела какой-то свойственный только ей шарм. Уголки ее губ уходили вниз, а не вверх, как при обычной человеческой улыбке, а рот странно искривлялся.

— Все знают, что мы с тобой никогда друг друга не любили и общались только потому, что оба были с ней. И из-за нее, — ее голос немного дрогнул.

— Не любили и не любим, но понимаем друг друга, и мы единственная поддержка друг другу, — ответил, сдерживая эмоции, Лоуренс.

— Ха-ха, — притворно засмеялась она, — я твоя скорая психологическая помощь?

— Хватит притворяться, что тебе она не нужна, — зло ответил молодой человек, — ты сама все прекрасно знаешь.

Девушка глубоко вздохнула, затянувшись ментоловой сигаретой. Лоуренс снял свой кашемировый пиджак и накинул ей на плечи. Его лицо не выражало никаких эмоций.

Она молча смотрела на заходящее солнце. Ветер стал еще сильнее, а волны бились о Белые скалы с такой мощью, что брызги от них, казалось, могут попасть в них.

Внезапно она резко повернулась к Лоуренсу.

— Ты знаешь, — начала она, — ты…

Ей было невыносимо больно и тяжело продолжать то, что она начала говорить, и, набрав в грудь больше воздуха, она произнесла:

— Ты… прости меня.

Девушка громко выдохнула.

Лоуренс первый раз искренне улыбнулся. Его напряжение на миг ослабло.

— Тебе не за что просить прощения, но мне было приятно это слышать, — произнес он.

Она внимательно посмотрела на мужчину, слегка нахмурив свой лоб:

— Пойдем, я замерзла.

Интересно все-таки, как жизнь сводит людей? Людей, которые никогда в обычной жизни и не улыбнулись бы друг другу при встрече…

Так подумать, если бы не я в их жизни, они бы никогда не познакомились, да и меня бы не случилось с ними. Или случилось? Только с другим концом? Или началом?

Лоуренс помог девушке сесть в машину. Она осмотрелась по сторонам. Было видно, что она опасается лишних глаз.

Лоуренс сел за руль, но заводить автомобиль не стал. Он смотрел куда-то в даль.

— Джейн, — на выдохе произнес он.

— Не надо, — остановила она, — что там слышно?

— Ничего, — он так и смотрел в пустоту, — говорят, что она сбежала с одним из своих поклонников. Так паршиво.

— Почему? — она повернулась к нему лицом, и в ее глаза попало солнце. Она поморщилась.

— Паршиво, что они так думают про нее, — его голос дрогнул, — что она могла. А мои родители? А наши друзья?

— Боже, ты издеваешься? — Джейн взмахнула руками, и уголки ее губ сползли вниз в саркастической улыбке. — Тебе какая разница, что они говорят? А уж что думают ваши «друзья» — это вообще смешно, Лоуренс.

— Это все еще моя жизнь, — грустно ответил молодой человек.

— Была твоя жизнь. Спасайся от этих гнилых людей. В каком-то смысле она нам обоим дала шанс на спасение. Тебе — от этого идиотского высшего общества, мне — от моей работы и карьеры, — она приоткрыла окно и раскурила новую сигарету.

— Ты решила уйти? — с какой-то детской надеждой посмотрел на нее Лоуренс.

— Да катись этот Дувр к чертям… — ответила она и затянулась.

Джейн Тамбер… Джейн Тамбер была и всегда будет в моем сердце.

Я была очарована ею. С первых ее слов. С первой улыбки. С первого взгляда.

Джейн — это мой маленький запрещенный препарат, мой наркотик.

Это слащавое выражение было в каком-то убогом романе?

И она это знала и пользовалась этим. И почему не все видели ее красоту? Да, она немного странная, ее манера улыбаться вниз уголками губ не всем понятна, у нее довольно внушительная челюсть для такого лица. Но, господи. Как она прекрасна. Ее кожа, ее голос, ее зеленые глаза. Ее ум. Ее энергия. Наверное, многое решает энергетика человека. Мне она была по вкусу. Ни добавить, ни прибавить.

Это непередаваемое ощущение рядом. Когда ты приближаешься к ней, кажется, что тебя обволакивает облаком счастья, спокойствия и невероятной сексуальной ауры. Она манила, она обвораживала. Ее хотелось вкусить и посмаковать.

Джейн Тамблер была гениальна в своей работе. Она специализировалась на продажах земель во всем Дувре. Она много путешествовала, много говорила, много улыбалась, много тусовалась, много курила, много нюхала. В свои тридцать три года она была глубоко несчастна. Ее призрачная надежда на любовь и гармонию испарилась.

Много на себя беру? Гордыня, один из самых страшных грехов.

Она была одинока. Лишь она и ее карьера.

А теперь только с Лоуренсом, который был ей, мягко говоря, не нужен.

И секретом, который сжигал душу изнутри.

Наверное, я конченая тварь. Хотя… не наверное, а точно.

Мы познакомились с Джейн еще до моего замужества. Она… Да, вы правы! Она продала нам землю под наше чудесное гнездышко.

Я все-таки любила Дувр. Любила Лоуренса. Своей, дерьмовой, любовью. Я сука. Конченая. А может, и нет, если признаю это? Подумайте над этим, когда будет свободная минутка. Здесь я усмехаюсь и подмигиваю.

— Оставишь Дувр и работу? — спросил с недоумением Лоуренс.

— К черту и Дувр, и работу, — сглотнув ком в горле, ответила Джейн, — и тебя!

Тридцать три, тридцать три… а что у меня есть? Работа, которая держится на волоске в свете последних событий. И ты, который мне не особо нужен.

Где-то наверху (или глубоко внизу) я улыбнулась.

— Это не круто звучит, — немного обиделся Стаффорд.

— Зато правда, — пожала плечами Джейн, — у нас ведь нет секретов. Я и говорю, как есть. Тебе я тоже не нужна, но приходится терпеть друг друга. И потом, скоро твоя семья засудит меня за совершение сделки. И дорога мне будет закрыта везде.

Лоуренс вздохнул:

— Я постараюсь, чтобы моя семья не трогала тебя.

— А что ты сделаешь? Свалишь все на Майкрофта?

— Майкрофт невменяем, его перевели в клинику «Menthal Health Service», поэтому, может быть, и так, — молодой человек уставился глазами на руль.

Глаза Джейн наполнились слезами, но она подавила ком в горле.

— Год прошел, а мы все там же… на том же месте, и физически, и морально, и эмоционально. Это меня немного достало. Достало ходить вокруг да около и не двигаться ни назад ни вперед, Джейн активно жестикулировала:

— ничего нет. Может, пора нам идти дальше? Пора отпустить ее?

— Ты веришь в это? — посмотрел на нее Лоуренс.

— Нет, — громко ответила Джейн на выдохе, — все это дерьмо нам никогда не разгрести.

Она пристально посмотрела на Лоуренса. Ей было искренне его жаль. И себя тоже.

Все знают, что женщины психически сильнее мужчин. А Лоуренс был на грани. И Джейн никак не могла ему помочь.

— Ты ходил туда? — догадка, как молния, осенила ее.

Лоуренс спрятал глаза, как нашкодивший школьник.

— Твою мать! — крикнула Джейн. — Какого черта ты делаешь?!

Она резко открыла дверь.

— Джейн, — положил руку ей на плечо молодой человек, — Джейн, ну прости меня. Я не виноват…

— Ты специально подставляешь меня? Что ты делаешь-то? — она пыталась сдерживать эмоции, но срывающийся голос ее выдавал.

— Прости, прости… я не смог сегодня, просто не мог себя контролировать. Вышел утром, и ноги сами повели меня туда. Джейн, ты же меня поймешь… ты же поймешь… ты поймешь.

Джейн заплакала и рывком вышла из машины. Она понимала.

Она понимала, что они оба мои. Мои навсегда. И они никогда не сбегут от меня. Ни физически, ни морально, ни эмоционально. Это конец.

Как чувствуется безысходность? Как она пахнет?

Чувства нужно выражать, но как тут их выразить экологично? «Экологично» — какое ублюдское слово для этой ситуации. Бессильные, опустошенные, одинокие. Вдвоем. Навсегда.

Слово «вечность» меняет свой смысл. Когда ты обречен провести ее с человеком, которого… Нет подходящих слов, чтобы описать отношения Джейн и Лоуренса. Это люди, которые не просто друг друга не любят. Они не хотят замечать существование друг друга. А еще лучше — предпочли бы вообще не знать друг о друге. Но теперь вынуждены.

Джейн уходила все дальше. Лоуренс знал, что смысла догонять ее нет. Он ее взбесил. Он вызывает у нее такие же чувства, какие и она у него. Все взаимно. Но деваться некуда.

Думы Лоуренса Стаффорда прервал телефон. Звонил комиссар Брукс.

У молодого человека слегка задрожали руки: «Нашли, нашли ее».

Он незамедлительно ответил на звонок.

— Да, слушаю.

— Лорд Стаффорд? — послышался голос инспектора Брукса. — Вы можете говорить?

— Да. Что-то случилось?

— Вы бы могли приехать в полицию?

— Конечно, я скоро буду.

Он хотел было окликнуть Джейн. Но ее силуэт был уже еле виден. Лоуренс крепко сжал в руках ключи от «Бентли» и на короткий миг задержал свой взгляд на море.

Он вставил ключ в зажигание и резко повернул его.

Лоуренс с силой надавил на педаль газа. Наверное, ему хотелось выжать максимум адреналина из своего тела, из этой ситуации, из жизни. Которая, возможно, скоро закончится. Сердце бешено колотилось. Волнение ударило краской в щеки. Честер Беннингтон кричал из динамиков магнитолы: I’ve become so numb, I cant feel you there.

Может, Честер и не чувствовал, а вот Лоуренс чувствовал. Каждой клеточкой.

Я до сих пор владею этим мужчиной.

Глава 2. Лоуренс

Он жал на газ, не видя дороги перед собой. Перед его глазами была белоснежная пелена, на которой вырисовывались очертания моего лица.

Он был одержим мной и всем, что я делала. Звуками моего голоса, запахом моего тела. Страсть он путал с любовью. Одержимость — с привязанностью. Он ловил мой каждый вздох.

Бедный, наивный юный лорд.

Ведомый. Уязвимый.

Как ему всегда хотелось выйти из тени отца и брата.

Как он мечтал перестать быть маменькиным сыночком.

Мы встретились на одной из вечеринок университета, в котором он был лучшим студентом. Лучшим, так как был лордом Стаффордом-младшим.

На его способности к обучению это не распространялось.

Я увидела его сразу, как только вошла. Окруженного миллионом возбужденных и пьяных девушек.

В своем воображении я так и представляла себе лордов: бледная кожа, прямой греческий нос, выточенные скулы, глубокий взгляд.

Взгляд, которому все позволялось.

Первый раз не забывается.

Первый раз, когда ты манипулируешь человеком.

Я прекрасно знала, кто он. Я знала, как зацепить его. Дать то, что ему так нужно.

Я какое-то время стояла около бара и наблюдала за ним. За его пресыщенным взглядом. За его «усталостью» от легкой добычи. Он поглощал водку с такой скоростью, как будто хотел спрятаться от боли за завесой алкоголя.

После стадии «наблюдения» я решила, что уже пора, чтобы он заметил меня.

Он заметил меня. И подошел.

— Привет, красотка, — улыбнулся он в присущей только ему манере Стаффордов.

— Привет, — ответила немного смущенно я.

— Ты не хочешь выпить?

— Я хочу танцевать… — нежно прошептала я ему на ухо.

Он, как зачарованный лунатик, пошел за мной на танцпол.

Прожектора. Кое-где рассеянный свет. Запах алкоголя. Короткие юбки.

Я ощущала себя в этой вакханалии некомфортно. Чувство брезгливости. Грязи. Греха.

Вонь алкоголя. Вожделенные взгляды. Противно.

Но это первый раз. Это не забывают.

У меня была цель.

Я всегда знала свои сильные стороны.

Спустя полторы песни он совсем потерял голову. Я интриговала, я играла.

— Кто ты сегодня? Жертва или охотник?

Глаза Лоуренса загорелись. Такого огня я еще не видела.

Я дала ему ощущение охоты. Интриги. Игры. Как он желал этого. Как он жаждал. Эмоции.

Я знала, что я не похожа на тех, кого он получал без труда. За одно лишь его имя — «Лорд Лоуренс Стаффорд». Постель. Занавес.

Как все банально и неинтересно. Пресно и скучно.

Он проводил меня до моей комнаты в ту ночь. Мы долго разговаривали, смеялись. Спорили, дискуссировали.

И как звонко закрылась дверь рядом с его носом.

Вот уж не ожидал он такого поворота событий.

После той ночи нас накрыло водоворотом свиданий: прогулки под луной, купание с акулами, скоростные поездки на мотоцикле.

Мы делали вместе такие вещи, которые он бы себе не позволил.

Делиться и разговаривать — это стало нашим девизом. Романтика. Вот только не для меня. Я слушала, внимательно. Я изучала. Его потребности, его видение семьи, бизнеса, жизни. Его цели, его планы. И как стало внутри горячо от того, что я стала его планом номер один. Не просто как девушка. А как невеста и в скором времени жена. Моя цель почти взята. Так легко. Так просто. Так дорого. Так печально.

Я влюбилась в него. Влюбилась в него с точным расчетом. Он будет моим. Моим.

Как легко влюбляться, когда ты знаешь, что это не приведет тебя к разбитому сердцу. Что тебя возьмут. Тебя не отвергнут. Это такое ложное чувство. И не понимаю — чего. Снова эго? Гордыня? Но точно что-то неправедное.

Наверное, только сейчас я начала задумываться над этим. Любил он мою маску? Знал ли он, что под ней? Видел ли он мою душу? Или любил то, что я ему показывала?

Боже, какие мы все больные! Больная любовь правит этим миром. Грустно.

Мои чувства были такими запутанными и такими честными. По крайней мере, с собой я пыталась быть честной.

В таких играх нельзя строить иллюзий. Отсутствие этих иллюзий и ожиданий помогло мне принять его и полюбить.

Я видела его.

Эгоцентричный, тщеславный, нетерпеливый, потакающий своим слабостям властолюб. Ведомый маменькин сынок, желающий быть замеченным папой.

И такой добрый, заботливый, галантный, харизматичный.

Две стороны одной монеты.

Я видела его слабости. Я видела его силу.

Видела его. Без прикрас. Без иллюзий.

Вокруг все судачили о нас. Они обсуждали каждую деталь нашего романа. Скоропостижную помолвку и свадьбу. Наверное, хотя не наверное, а точно, таких людей, как мы, ждет миллион пересудов, обсуждений. Люди не прощают счастье, его нужно держать под запретом. Люди любят лишь страдание. Поэтому большинство звезд во время разводов ведут агрессивные пиар-кампании. Люди любят жалеть других с высоты своего «положения». Скорее всего, херового, но у них-то положение! А «звезда» страдает… Это возвышает. И снова иллюзия.

Но я любила Лоуренса… Всей своей черной душой.

Иногда, вечерами, когда Лоуренс сидел возле камина с бокалом виски и газетой

(какое аристократическое клише), я смотрела на него, застыв в дверном проеме. Я наблюдала, как он держится, даже оставшись в комнате один. Прямая спина. Как огонь целовал его бледную кожу своим теплом. Как поднималось и падало его адамово яблоко, когда он отпивал виски. Как хмурил лоб при прочтении спортивной колонки. Как сосредоточенно изучал заседания парламента, что мог смотреть не моргая. Как он поправлял свою кучерявую шевелюру. В каждом его, казалось, заурядном жесте я читала породу. Его можно было сравнить с иберийской лошадью. Воплощение истинного благородства.

Чистейший гипноз.

Однажды он увидел, как я, затаив дыхание, любуюсь им.

— Любимая, что ты там стоишь? — повернулся он и улыбнулся.

Я обожала его улыбку. Идеальная улыбка от уха до уха, с идеальными белыми зубами. И ямочками на щеках. Что говорить, у них шикарная генетика.

— Иди ко мне, — сказал он, отложив газету и виски.

Я улыбнулась в ответ.

Умопомрачительный аромат одеколона опьяняюще ударил в голову.

Я села возле его кресла, прямо на пол. Моя розовая юбка расстелилась вокруг меня безупречным кругом. Я была похожа на аппетитную зефирку. Я посмотрела на Лоуренса снизу вверх, ухмыльнулась и распустила свои волосы.

Лоуренс наклонился ко мне и, запустив руку в мои волосы, поцеловал меня в лоб.

— Как ты? — спросил он.

— Все хорошо, хотела побыть с тобой, — ответила я.

— Я знаю, мы редко видимся сейчас из-за моего назначения и твоей активной благотворительности, — он снова откинулся на спинку кресла и подхватил бокал виски со столика.

— Ты молодец, Лоуренс, мой милый мальчик, — прошептала я, смотря ему прямо в глаза.

О! Его невероятные каре-желтые глаза.

— Никто, кроме тебя, не смог быть таким прекрасным мужем, сыном и бизнесменом.

Да, я хотела своей порции его незабываемой любви. Я знала, за эти слова он наградит меня. Наградит так, как умеет лишь он.

«Мой мальчик» просил одобрения. И я дала ему. Но, скорее всего, в это я верила сама, а не просто использовала как манипуляцию.

В его глазах вспыхнул знакомый огонек.

Он грубо взял меня за волосы и страстно поцеловал, покусывая мою нижнюю губу.

Лоуренс обнял меня за талию, поднимая с колен.

Наша всепоглощающая страсть друг к другу доставляла и ему, и мне неописуемый восторг.

Нежный, сладострастный секс смешивался с диким желанием доставить друг другу боль.

Лоуренс крепко хватал меня за волосы. Замедлял темп в самый ответственный момент и отвешивал мне звонкий шлепок по разгоряченному телу.

Укусы, шлепки, связывания. Все это было частью нашей «игры».

На вечере по случаю объявления помолвки это случилось впервые.

Очередной повод для английской элиты похвастаться молодыми любовниками, приобретенными картинами, землями и всякой другой чушью…

— Мы стояли с моими родителями и приветствовали гостей, — лежа на кушетке от Антонио Бастон, Лоуренс изливал остатки своей души доктору Кардину.

— Эта бесконечная череда приезжающих через каждые пятнадцать минут начала утомлять. Но! Этикет! Пока не соберутся все триста пятьдесят гостей — а это только самый приближенный круг, — за стол нельзя. А также нельзя уединиться с невестой…

— Лоуренс, — медленно и аккуратно прервал его доктор Кардин, — что ты чувствовал тогда?

— Я же рассказываю вам, — возмутился Лоуренс, сжав переносицу указательным и большим пальцами.

Доктор Кардин что-то зафиксировал в своей тетради.

Ах да… еще помню тот вечер. Лоуренс был необычайно красив, как всегда. Будущая свекровь одела меня в нежно-голубое платье от Александра Маккуина.

Я, конечно, согласилась с ее выбором, но Лоуренс, увидев меня в этом платье, озвучил мои мысли:

— Надеюсь, Виктория и Стелла не обидятся, — улыбнувшись, Лоуренс повторил эту фразу с вечера помолвки доктору Кардину.

Доктор усмехнулся.

— Она тогда сдержала свой хохот. Она была прекрасна. Я обнял ее за талию и вдохнул ее запах. Ее чудесный манящий запах. Я так скучаю по нему.

— Для вас это был важный вечер? — спросил доктор Кардин, поправляя очки.

— Это был знаковый вечер, — Лоуренс сложил руки на груди.

Резко встав, он подошел к зеркалу, посмотрел на себя внимательно и поправил волосы.

— Я не мог поверить, что это происходит. Так быстро, так величественно, так… просто. Еще два месяца назад мы просто были вместе на дискотеке, на студенческой вечеринке. Я не собирался жениться. Не собирался заводить отношения вообще… Толпы желающих. Я порой даже имен не запоминал. А она… она… просто появилась.

«Оу! Боюсь, что у меня заболит улыбка», — она озадаченно потрогала свои щеки.

«Не только улыбка, но и рука!» — поддержал я ее тогда и дико рассмеялся.

«Твои руки точно болят с самого нашего знакомства», — утвердительно произнесла она, поддерживая его пошлые мысли.

«Джентльмены о таком не говорят», — я изобразил сосредоточенность и подал ей руку.

«Но леди догадываются», — парировала она.

Мы подошли к главной лестнице, мое сердце неистово забилось.

«Через секунду она войдет в мой круг…» — Лоуренс расплылся в полуулыбке.

В своей соблазнительной полуулыбке.

Ха-ха-ха! Бейте в ведьмовские барабаны! Это свершилось! Я здесь.

Совсем скоро я стану леди Стаффорд.

Как Он и говорил. Так все и получилось.

А значит, я на самом деле отдала что-то свое, невидимое, но бесценное.

Тогда мне стало страшно. На какую-то долю секунды.

Сейчас этот момент уже не кажется мне таким важным.

А для Лоуренса до сих пор все, что связано со мной, очень важно.

— Я заметил, что она переживает, и поцеловал ее. Она так резко повернулась и просто убила меня фразой о том, что она без нижнего белья. Я больше ни о чем думать не мог.

Доктор Кардин поменял позу, перекинув теперь уже левую ногу на правую.

Да, помню, как у Лоуренса округлились глаза и пропала улыбка. Вся кровь прильнула к совершенно другому органу.

Лоуренс молчал от шока. Да и идти ему было сложновато. Но компенсировала я ему все с лихвой. Спустя 350 гостей.

Улыбки, бесконечное притворство, смрад элитных парфюмов, смешанных с потом.

Вонь изо рта стариков-пэров с их молодыми любовницами. Молодящиеся жены лордов, у которых на уме только светские сплетни, пластика и страсть к «Савиньон блан».

И правда, улыбка начала болеть уже через пять минут.

Все были так наигранно учтивы, так любезны, так милы. Что подступала тошнота.

— Что ты чувствовал в тот вечер? — спокойно спросил доктор.

— Дерек, бросьте свои психологические примочки, такое ощущение, что я девочка-блондинка в розовом платье, у которой первый раз пошли месячные и мама спрашивает, что она чувствует, — Лоуренс сел на кушетку и пристально посмотрел на доктора.

— Хм, интересное сравнение, — Кардин улыбнулся, — хорошо, давай отбросим мои докторские примочки. Лоуренс, почему она?

— Потому что моя, — Лоуренс смотрел на доктора и осознавал, что этот четырежды разведенный мужчина никогда не поймет его.

— Ты не видишь, насколько ты потерял себя? — посмотрел Кардин поверх очков на пациента.

— Что? — молодой лорд посмотрел на доктора и вздернул левую бровь чуть выше правой.

— Я знаю тебя всю твою жизнь, сынок, — доктор Кардин повернулся к нему всем корпусом тела, — твои слова, твои рассуждения, твои мысли. Ты всегда смеялся над профессией психологов, а теперь посещаешь меня три раза в неделю. И не говори, что это потому, что твой отец настоял. Она залезла в твою голову. Ее слова, ее мысли. Она как будто до сих пор управляет твоей головой. Я знаю, что ты другой. Я помню тебя истинного.

— А вы не думали, что она просто открыла мне самого себя?

— Лоуренс, она поглотила тебя. Как паразит.

Доктор Кардин понимал, что это тупиковый путь разговора. Ведь она была и останется самой уязвимой частью Лоуренса.

— Осматривая зал, в котором все прибывало гостей, я видел в их глазах единственный вопрос. Вопрос, который так всех волновал, даже больше, чем моя семья. «Кто она? Кто эта девочка?» Этот вопрос висел в воздухе. Но все боялись произнести его вслух. Так как моя мама предупредила всех, что вопрос о семье моей невесты не стоит задавать, потому что она потеряла всех в глубоком детстве и этот вопрос глубоко ранит мою будущую леди.

— А на самом деле? — спросил доктор Кардин, и на секунду задержал дыхание.

Лоуренс лишь улыбнулся.

Красивая легенда. А главное, все в нее верили. И не трогали меня, чтобы не травмировать.

Хотя очень, очень хотели.

Этикет, господа.

“Shut up”.

Этот флер мистики, тайны окутывал мое появление, мою личность. Но что может быть притягательнее тайны? Лоуренс и не подозревал, что отныне он публике не интересен как Лоуренс Стаффорд. Теперь он вызвал интерес только как муж той загадочной новой леди Стаффорд.

Я слышала их перешептывания, промывание костей, ловила косые взгляды.

«Бедная девочка. Она такая красавица».

«Кто же она? Не шпион?»

«Кто ее родители? Что-то известно о семье?»

«Она не могла поступить в Оксфорд без влиятельных родственников. Связи. Имя».

«Она прекрасна. Это лучшая партия для него. Жаль, что наш ее не встретил».

«Шикарная девушка. Но откуда?»

Я пришла к ним из тайны и ушла втайне. Эпично. И, думаю, логично.

В тот вечер, после всех гостей и высоких разговоров: «за королеву», «чудесное фуагра», «тонкое вино с нотками граната», «продолжение рода», «свадьба года», мы с Лоуренсом немного не дотерпели.

А еще, наверное, мысль, что на мне нет трусиков, сводила его с ума. Он овладел мной прямо в гараже.

Да, лучшего места мы не нашли. Нужно было затеряться среди первого этажа, так как если бы мы поднялись в спальню, это бы все заметили, что было бы абсолютным нарушением этикета.

Нужно было найти место без гостей, без прислуги… и да, это гараж.

Непередаваемое ощущение первого оргазма, запаха шин и машинного масла.

Пришлось делать это быстро и страстно, Лоуренс закрывал мне рот, чтобы никто не услышал моих неаристократических восхищений огромным членом младшего лорда.

Так или иначе, этот день был официальным посвящением в их круг.

***

Лоуренс доехал до полиции Дувра на автомате.

Он не знал, что думать, что говорить и чего ждать.

Он шел с мыслью, что пойдет на все. И ему наплевать на то, что захочет его отец или что будет советовать адвокат. Дюжина адвокатов отца.

–…мы прекращаем ее поиски, мистер Лоуренс, — закончил свою речь инспектор Брукс.

Лорд Стаффорд-младший как будто провалился в анестезию. Его накрыло темнотой со всех сторон: он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. И ужасный привкус железа во рту. Он был как будто в темном лабиринте, из которого невозможно было выйти. Стены вокруг сдвигались. Паника охватила его полностью. Страх сковал тело.

Лоуренс не видел, что происходило вокруг.

Он начинал приходить в себя и выбираться из этого дьявольского лабиринта страха только благодаря голосам вокруг:

— Боже, он так сильно ее любил, как вы думаете, он справится с горем? — слышался чей-то женский голос.

— Будем надеяться, но это действительно огромная трагедия.

— Неужели она сбежала?

— Мы до сих пор не можем найти ни одной зацепки.

— Как вы? Лорд Стаффорд? — спросил этот же женский голос.

— Где я? — Лоуренс не смог открыть глаза.

— Вы в комиссариате Дувра, — тихо ответил Брукс, — вам стало плохо.

— Если мы скажем ему снова, ему снова станет плохо? — не унимался женский голос.

— Я большой мальчик, — ответил Лоуренс, хотя открыть глаза он так и не смог.

— Ой, — расстроился «заботливый» голос и послышались быстрые женские шаги.

— Лорд Стаффорд, может, вам вызвать врача? Вам так резко стало плохо. Вы до конца прошли свое лечение у доктора Кардина?

— Что? Причем тут это? — возмутился Лоуренс.

— Тише, тише, все в порядке. Просто мы очень за вас переживаем.

— Слушайте, я не маленький. Что за глупости?

— Не торопитесь, — Брукс помог лорду привстать с маленького дивана.

— Что случилось, зачем вы меня вызывали? — Лоуренс попытался придать своему голосу уверенности.

— Мы только хотели вам сказать, что все сроки поиска вашей жены прошли, и как бы ни пытался ваш отец продлить их, это уже невозможно. Мы, безусловно, будем искать неофициально, и если что, то…

— Не надо, прошу вас, — перебил инспектора Лоуренс, — не стоит больше. Мы этого не переживем. Все это было мучительно для меня и моей семьи.

— Я понимаю вас, мы сделали все, что смогли, копии материалов дела вы можете получить у моей помощницы Пенни. Она все вам предоставит. Но следов вашей жены нигде нет. Ни банковские карты, ни железнодорожные, ни авиабилеты, ничего. Просто тишина. Мы предполагали худшее, но за все это время не было найдено ни одного тела, ни одной бездомной, потерявшей память. Мы давали ее приметы в розыск, но все тщетно. Вы знаете, как мы все любили вашу жену, и каждый хотел бы, чтобы она нашлась живой и здоровой. Но… простите, лорд Стаффорд. Нам очень жаль.

Лоуренс махнул рукой. Он больше не мог слушать эти речи.

Скорее всего, его задевало, что в Дувре так восхищались их парой. Именно парой, а не самим лордом Лоуренсом Стаффордом — младшим. Как будто без своей уникальной жены он вообще потерял всю значимость. И все в городе будут жалеть его, а за его спиной всегда будет тень его поразительной жены.

Или доктор Кардин был прав?

И это тоже мой выигрыш. Моя победа. Моя сила. Моя магия.

Обычная, никому не известная девушка затмила самый именитый род Дувра!

И теперь, произнося фамилию Стаффорд, все думают обо мне. Интересно.

Я очень любила руки Лоуренса, его тонкие пальцы, нежную кожу.

Он очень часто гладил меня. Его руки скользили по моему телу. Мне так это нравилось, эти моменты единения, нежности, истинного проявления чувств.

Но порой его руки задерживались на шее… и я думала, ведь чего стоит ему сейчас сильнее сжать мое горло? И за несколько минут выдавить этими прекрасными руками мою жизнь?

Возможно, он думал об этом, представлял, фантазировал.

«Но просто никогда бы не решился на это сам» — а это уже моя иллюзия, как показало время.

Лоуренс подошел к машине и замер. Сердце ухнуло в пятки.

Страх парализовал тело. Его бросило в пот.

На лобовом стекле под дворником лежала маленькая розовая роза.

Ее было почти не заметно.

Лоуренс быстрее метеора подлетел к машине и, вытащив цветок из-под дворника, спрятал его в руке.

Его трясло от страха.

Его глаза бегали по приборной панели машины. Руки вспотели. Он попытался незаметно раскрыть ладонь и убедиться, что в его руке действительно бутон.

Как же силен в людях страх! Но еще больший страх внушает признание этого страха.

Это же невинная маленькая розочка, что может быть страшного в таком милом садовом цветке?

Глава 3. Джейн

Как я была влюблена в Джейн. Ее поцелуи. Ничего слаще не было в моей жизни. Эта искра, странная, непонятная, волнующая, пробежала сразу, как только я увидела ее. Наше общение из делового переросло в дружеское. И через некоторое время мы стали лучшими подругами. Шикарная, просто шикарная. Она шикарная. Она была моей единственной подругой. Если так можно назвать то, что было между нами.

Она это называла по-другому.

Не осуждайте людей! Теперь могу сказать вам это с уверенностью на сто десять процентов!

Для вас это акт дружбы и привязанности, для другого человека это акт любви и верности. Мы разные. По-разному воспитаны. По-разному воспринимаем мир. И мы не знаем, как трактует одни и те же действия другой человек.

Для нас это белое, для близкого человека — черное. Для наблюдателя — серое.

Мы устраивали девичники, когда Лоуренс уезжал по делам. Но, в принципе, он не мешал их устраивать, когда не уезжал. Наверное, для меня она все равно останется загадкой. Как бы хорошо я ни знала психологию или женскую природу, она… это нечто интересное и не разгаданное. До сих пор. И останется таким. Для меня.

У Джейн была первая больная любовь с мужчиной, она длилась четыре года. И после болезненного разрыва Джейн… завязала с мужчинами. Практически.

После нескольких деловых встреч Джейн взяла меня с собой в ночной клуб. С таким времяпрепровождением я сталкивалась очень редко.

Сначала Джейн пригласила меня в один из лучших баров Дувра — «выпить перед танцами»…

Как только мои лабутены пересекли порог этого бара, я потерялась…

Это не дом Стаффордов с идеальным этикетом и четырьмя вилками к одному десерту.

Это был мир, который запрещен на страницах Библии.

Все десять заповедей с оргазмом нарушались.

И, поверьте, его получали от всего. В том числе и от фантастической еды, которая не могла быть приготовлена по законам божьим. Ведь за нее можно было легко продать душу. Хотя это не касалось тех, кто уже это сделал.

Упс!

Вокруг была громкая музыка, помещение в стиле лофт. Джейн шла так легко и так свободно, держа меня за руку. Только войдя в бар, она сразу попала в ритм.

Множество танцующих людей под звуки вертушек диджея.

Мы пробились к барной стойке.

Она заказала два «Лонг-Айленда». Жутчайшее пойло.

Ее глаза горели изумрудно-зеленым, как и всегда в момент очень греховных деяний.

Много людей, темнота, игра света на танцполе, диджей под кокаином играл одну мелодию за другой. Истинная обитель заблудших душ. Мнимое ощущение того, что ты не одинок.

Я наблюдала за Джейн всю ночь. И это было поистине захватывающее зрелище. К ней подходили толпы. Толпы народа. И в этой толпе ее имя звучало как одно из самых почитаемых.

Ложные боги.

Полуголые девушки в надежде найти спонсора, юнцы, которые так же хотят зацепиться за доступное тело или кошелек. Содом и Гоморра в действии. Утопают в похоти, так как ничто светлое уже не может зацепить их задурманенный взгляд.

Прогнивший мир, в котором все друг друга имеют. В буквальном и переносном смысле.

Ты можешь случайно открыть кабинку туалета и увидеть, как юная барышня страпонит своего богатого папика.

Джейн так хорошо знала этот мир и так любила…

Я делала вид, что пила этот «Лонг-Айленд», и смотрела на всех этих людей из своего укрытия.

Мне казалось, что я среди мертвецов. Живых мертвецов. Когда прожекторы на минуту выключались, я видела в гуще этой толпы живые танцующие или целующиеся трупы.

Этакая вечеринка ада. В которую тебя заманили. Кровь больше не приливает к твоей голове. Мрак управляет этой территорией.

В тот раз я впервые задала себе вопрос: «А могу ли я вернуться из мертвых?»

Как ни странно, меня все это не пугало… Ни их истинный облик в темноте, ни припудренные носы, ни горящие глаза.

Как говорил Говард Лавкрафт, «во тьме, возможно, таятся разумные сущности, и, возможно, таятся сущности вне пределов всякого разумения. Это не ведьмы или колдуны, не призраки или гоблины, когда-то пугавшие примитивную цивилизацию, но сущности бесконечно более могущественные».

Могущественных тут почти не было. Не считая меня.

Гордыня, однако. Но уж чем наделили.

Или то, что я прорастила?

Здесь было бесконечное множество мелких сошек. Таких незаменимых.

Пахло дорогим парфюмом, от которого начиналась мигрень. Пот. Зловонный алкоголь. Похоть.

Вы не замечали? У похоти свой особый запах. Запах, который вы ни с чем не спутаете. Такой сладкий и терпкий. Оставляющий послевкусие.

Джейн. Джейн. Джейн.

Она улыбалась. Жала руки тем, кого видела. Отвечала на вопросы. Большинство, конечно, касалось кокаина или таблеток в ее сумке. Но также встречались вопросы о бизнесе и землях. Джейн любила проводить очень крупные сделки в клубах.

Я сидела в темноте, в ложе. Возле входа в нашу ложу стояло несколько здоровых охранников. Их взгляды в темноту были настолько пустыми, настолько бесстрастными.

Такие… тела. Тела без содержания. Зомби. Человеческие зомби.

Но за их спинами мне было хоть немного спокойно. Если это можно так назвать.

Джейн была так прекрасна во всем этом безобразии. Королева вакханалии.

Местная королева проклятых.

Она порхала по залу: от одного знакомого к другому, в туалет — конечно же, чтобы освежить ангельскую пыль.

Хотя кто ее так назвал? Она никогда не была ангельской.

Как ни парадоксально, но мои покровители уберегли меня от такой участи.

В тот вечер между нами произошло что-то непередаваемое.

Она зашла в ложу и села напротив меня, подняв бокал шампанского.

Как же она была красива: светящиеся глаза, темные волосы по пояс, ярко-красный свежий маникюр, алебастровая кожа, игривое короткое леопардовое платье, запах малины и пиона, в одной руке — бокал шампанского, в другой — тонкая ментоловая сигарета.

Она шмыгала носом. Пытаясь занюхать остатки белого порошка.

— Я хочу выпить за тебя, — сказала я, выйдя из сумрака.

— Как приятно, — она протянула мне бокал шампанского и мастерски подхватила второй со столика.

— Ты потрясающая, Джейн, я не могу налюбоваться на тебя, — смотря ей в глаза, сказала я, — спасибо тебе, что столько делаешь для нас.

Джейн отвела глаза. И немного покраснела. Она почувствовала. Я знала! Что-то внутри нее тоже поддавалось моему очарованию.

Она выпила весь бокал и, поставив его на место, поцеловала меня.

Каким же был этот поцелуй? Такой страстный и наивный. Под покровом ночи и алкоголя.

Он будоражил мое сознание и тело. Благословлённый темным миром… и кокаином.

Она была моим кокаином…

Мой привычный мир лопнул, как пузырь. Это было нечто новое, манящее и такое ни на что не похожее. Мне понравилось, как она соблазнила меня.

В тот вечер мы танцевали, много пили, смеялись. Я не смогла устоять.

Ее тело, ее танцы. Как она курила свои ментоловые сигареты. Как называла мое имя, выпуская дым и опуская вниз уголки губ. Этот голос…

Под утро мы с Джейн босиком шли вдоль Белых скал и разговаривали.

Она элегантным жестом собрала волосы в пучок у себя на затылке и пристально посмотрела на меня.

— Ты мне очень нравишься…

Я улыбнулась.

— Знаешь, я уже думала, что никогда не испытаю такого.

Я хотела задать очевидный вопрос «Почему?», но решила, что это так банально и избито, что она сама ответит мне. Если захочет. И… она захотела.

— Я долгое время была в отношениях. Но после того как мы расстались, все пошло как-то очень странно. Бизнес — в гору, личная жизнь и здоровье — в пекло. Алкоголь, наркотики, таблетки. А вопроса «Что делать в пятницу?» даже не возникает! Ты как проклятый тянешься в эту обитель. Как заколдованный. Только там можно получить хоть какие-то эмоции. Ты ведь знаешь Альберта Мальборка?

— Да, Лоуренс представлял нас на одном из ужинов. Очень приятный человек.

Пришлось ответить штампом, так как моя правда, что ему я должна отдать земли Стаффордов и подставить Джейн, была совершенно не к месту. Не сейчас.

— На одной из вечеринок мы пересеклись с ним, — затаив дыхание, сказала Джейн, — ты же знаешь, как я люблю красивую обувь.

Джейн показала на желтые лаковые туфли у нее в руке.

Я улыбнулась.

— Я остаюсь в обуви, даже когда мы… — она не знала, как это назвать или как выразиться при мне, — скажем, на продолжении вечеринки. Там всегда так много народу. Но он как-то поймал меня. Мы трахались, не обращая внимания ни на кого. Это было так страстно. А потом мы встретились на следующей afterparty, потом на следующей и на следующей. В толпе он всегда искал и выбирал меня. А позавчера я переспала с его молодой мачехой на его глазах и в присутствии его отца.

Она грустно вздохнула.

— Такое ощущение, что я прервала нашу игру, наши свидания…

Я не знала, что ей ответить. Впервые в жизни я не знала, какие слова подобрать.

Что она хотела услышать? Что у них эксклюзивная любовь? Глубокие отношения?

Странно было видеть, как мечется ее обескураженная душа. Как она пытается найти хоть что-то светлое среди такого кипящего говна. Как она придумывает «высокие» вещи в невежестве. Как она цепляется за ниточки.

Но не нужно верить рекламе, господа.

Ты не сможешь скрыть грех, поставив на нем штамп «approved by heaven».

— Джейн, — я обняла ее, — малышка, это же оргии, а не свидания. И каждый знает, зачем и почему туда ходит. Если Альберту ты нравишься, то это его не остановит. Тем более ты очень понравилась его мачехе.

Я очень тепло улыбнулась и поцеловала ее в нос.

Она рассмеялась.

Мы пошли дальше вдоль Белых скал, я обняла ее за талию:

— Сколько раз она кончила?

— Раз пять, я думаю.

— Ну тогда ты практически в их семье, — рассмеялась я.

Джейн немного расслабилась.

Мы шли обнявшись, не торопясь, встречая рассвет. Нежный ветер. Могущество бьющихся волн. Приятная бархатистость земли под нашими босыми ногами. Звонкий смех Джейн. Ее секреты, которые подхватывал ветер и уносил вдаль, чтобы никто больше, кроме меня, их не слышал: ее боль, ее мечты, ее планы, ее надежды. Казалось, мы идем вдвоем по краю земли.

С тех самых пор мы стали ближайшими подругами.

А вы подумали, что Джейн и мой Лоуренс — любовники? Ха-ха, нет… их просто объединяю я. Вот такой вот винтик Могущественной Вселенной.

Он не чувствовал Джейн так, как я.

Для него Джейн была непривлекательная, потрепанная, когда он был зол, то использовал слово «потасканная». Ему становилось некомфортно и неудобно рядом с ней. Он чувствовал, что с ней он борется, как с мужчиной, за мое внимание. Она вызывала всю бурю негативных эмоций: злость, раздражение, неприязнь, отвращение, агрессию. Но запретить общаться с ней он не мог. Или не хотел.

Мы никогда не спали с ней. Хотя мне так этого хотелось… Как-то мы зашли в своих поцелуях очень далеко. Но она остановила меня, сказав, что я не готова спать с женщиной. Возможно, она сказала так, чтобы не потерять меня как клиента или подругу. Или мне просто хочется так думать.

Или всему виной был этот Мальборк. Который, как тень отца Гамлета, преследовал нас на каждом шагу. Или… брат Лоуренса Майкрофт. Или я ищу оправдания…

Джейн…

Ее образ жизни был моим помощником. Даже Джейн не была просто человеком в моей жизни. Она была, как и многие, инструментом.

Только сейчас, наблюдая за последствиями своего выбора, я вижу, сколько человеческих жизней я сломала. Но в те моменты играть с ними было просто непередаваемым блаженством. Я наслаждалась каждой пешкой и мастерски передвигала фигуры на доске.

Когда ты ощущаешь, что в твоей власти вся шахматная доска, ты забываешь, что тобой тоже могут играть.

Чертовы мазохисты… мы все. Мы остаемся с людьми, которые нас разочаровывают, делают нам больно. Издеваются над нами. Какая сволочь закладывает нам это в голову и душу?

Что за разрушительная программа?

Глава 4. Миссис Стоун

Боже, как я любила маленькие розовые розы! Они мне казались очень изящными. И всегда радовали глаз. Наверное, поэтому я велела посадить их возле нашего дома. Садовник очень постарался.

Для меня розовые кусты обладали своей мистикой, сердцем творения. Гуляя по саду и вдыхая их аромат, я растворялась в них. Соединялась с природой. Сливалась. Меня больше не было. Я становилась невидимым духом сада. Теплая, ароматная, живая. Такая нежная и такая сильная. Своими шипами она так мастерски защищала свою красоту. Я впускала в себя эту силу — силу прекрасной розы… Наверное, они напоминали мне меня: возбуждающий, благоухающий аромат, который манит. И гордая, неприступная, холодная красота. Цветок несет красоту. Он не может причинить боль! «А шипы?», — спросите вы. А я отвечу, что, зная, какая роза двуличная, вы должны сами обращаться с ней так, чтобы не уколоться. Наслаждайтесь ее ароматом издалека. Ее красотой, смотрите, но не лезьте туда, куда вам не положено.

Однажды в таком медитативном состоянии меня увидела наша управляющая домом.

Миссис Стоун.

Она воспитывала Лоуренса с детства, и только ее сердце я не смогла одурачить своим появлением в жизни этой семьи. Она была крепким орешком, черт побери.

Глубоко верующая христианка. С огромным крестом на груди, оберегающим от всяких чар.

— Ваш ланч подан в вашем кабинете, леди Стаффорд, — спокойно и тихо произнесла миссис Стоун. Она уже хотела скрыться в глубинах дома, как я ее остановила.

— Постойте, — ответила я, резко выйдя из медитации.

Я оторвала от своего розового куста маленькую розочку и подошла к женщине.

— Это вам, — протянула я ей цветок, — спасибо вам за все, что вы делаете.

Миссис Стоун взглянула на мою руку, держащую бутон, потом перевела взгляд на меня и, внимательно посмотрев мне в глаза, развернулась и ушла. Такое ощущение, что она заглянула в самые истоки моей души. В самые потаенные уголки, в которые даже я пыталась более не заходить.

Я была поглощена гневом. Он поднимался с самого низа и вверх, выше, разорвался мощным взрывом в моей голове. Как она смеет? Как она может? Почему я не могу контролировать ее чувства ко мне? Я ненавидела все, что касалось ее, а она так же ненавидела меня.

Я чувствовала, что она знает!

Я наблюдала, как она удаляется от меня, а в руке сжимала розу с такой силой, что скоро она рассыпалась на лепестки и разлетелась по саду, гонимая ветром.

Я уничтожила то, что любила и чем восхищалась всем сердцем. И я имею в виду не только цветок.

Когда Лоуренс впервые привез меня в Англию знакомиться с его родителями, я ни минуты не сомневалась, что меня полюбят все! И я не ошиблась. Почти. Если бы его отец был немного помоложе, он бы смог посоревновался с Лоуренсом за право быть со мной. Мама была просто восхищена мной, так как я полностью отзеркалила ее поведение. Это мой дар! И я пользовалась им на полную катушку. Я копировала ее манеру разговора, ее полуулыбку, смех.

В моменты, когда манипулировать Лоуренсом становилось сложнее, я использовала чудесный якорь его мамы. Наверное, она даже не замечала этого, но ее «мой милый мальчик» имело большое влияние на моего жениха.

И околдованными моими чарами оказались все.

Кроме миссис Стоун…

У каждого супермена есть свой криптонит.

Миссис Стоун была моим.

Лоуренс подъехал к дому и, не закрыв дверь машины, бросился в сад. В его шагах была надежда, страх, трепет. В саду он увидел женский силуэт. В его и без того затуманенных от страха глазах вдруг потемнело. Он был на верном пути к сердечному приступу, но тут силуэт повернулся. Это была его управляющая экономка — миссис Стоун:

— Лоуренс, все в порядке? — спросила она.

Молодой лорд подошел к ней и, упав на колени, разрыдался.

Они сели в беседке напротив моих роскошных кустарников. На небе собирались тучи. Птицы летали очень низко. Близилась гроза.

Конец ознакомительного фрагмента.