Исцелённая любовью, или Сказание о королеве Лайле и бедном рыцаре

Ева Пик и Ника Маслова, 2023

Простой рыцарь и наследница трона – они никогда бы не встретились, беда помогла. За совершённую в детстве ошибку принцесса расплачивается одинокой и мучительной жизнью в кресле на колёсах. Её будущий супруг – рыцарь, не знающий, где преклонит голову следующей ночью, всё богатство которого – верный меч и храброе сердце. Читайте историю об исцеляющей силе настоящей любви, о внимании, защите и заботе благородного человека, о преодолении слабости, о силе, которая позволяет на себя опереться и встать. Эта история благородного рыцаря Хорна и его королевы.

Глава 3. Злое прошлое

Говорят, в здоровом ребёнке нет греха, и только ошибки взрослых могут испортить детский нрав и вселить в маленькое сердце чёрные мысли. В большинстве случаев так и случается. Но как бывают яблоки, гниющие изнутри уже на ветвях, так встречаются и порочные дети. Кто заронил в них злое семя — тайна, но результат очевиден всем.

Не мне обвинять своих воспитателей. Добрая нянечка и заботливый учитель, постоянное участие в моих делах отца, игры с сестрой и её юными подружками — что из названного могло навредить ребёнку?

Увы, мне не найти оправданий в поступках других — я помню детство слишком хорошо. Свою жадную привязчивость, настырность, резкий нрав, чрезмерную любовь к старшей сестре, ревность к её общению с другими — все эти чувства, приведшие к настоящей катастрофе.

В тот день мы играли: бегали по лестницам и коридорам, прятались и догоняли друг друга. Эви всё время выигрывала, поддразнивая меня на глазах трёх девочек своего возраста, дочерей придворных дам и служанок. Я же злилась всё сильней с каждым поражением, с каждым мигом, когда Эви оказывалась на стороне подруг, а не моей.

И как-то так случилось, что игра превратилась в обмен колкостями, звонкий смех стал оскорблением, а хлопки по плечу — настоящими тычками и ударами, причиняющими боль. Думаю, всё решилось в тот миг, когда уязвлённая гордыня во мне возопила: «Я лучше их! Я! Ты увидишь!»

Эви старше меня на три года. В мои девять лет, а её двенадцать эта разница оказалась существенной для состязания в беге. Как я умудрилась упасть, запутавшись в собственных ногах и юбках, мне непонятно до сих пор. Но вдруг я оказалась сидящей на полу и баюкающей ушибленную руку под раскаты смеха Эви и её подружек.

Я не плакса, но у меня слёзы брызнули из глаз. Здесь, на полу, глядя на них, таких высоких и красивых, уже совсем взрослых и ловких, я вдруг показалась себе нелепой, унизительно смешной, навязчивой и приставучей, лишней, не нужной ни Эви, ни другим.

Их снисходительные взгляды, их общность, проистекающая из равенства возраста и интересов, ранили меня намного больше твёрдого шершавого камня.

Тело содрогнулось от обиды и злости, а в сердце как будто забил источник чёрной горячей воды. Она стремительно наполнила меня всю — туловище, руки и ноги, мигом закружившуюся голову. Я словно утонула в самой себе — этой чёрной горячей воде, такой душащей и гадкой.

Если б я только знала, что со мною происходит!

Помню, словно это случилось вчера, тяжёлый влажный жар и колотящую тело дрожь, колющие искорки на коже и жгучую ненависть в сердце — такую яркую, отчаянную, абсолютную, какая бывает только в детстве, когда чувства искренни и сильны, а разум на их фоне слаб.

Я не сказала ни слова, только подняла голову и взглянула сестре прямо в глаза.

Она упала, покатилась по полу, крича и прижимая ладони к лицу. Девочки завизжали. Одна из них, расплакавшись и наградив меня полным ужаса взглядом, развернулась и побежала прочь, гремя башмаками по плитам каменного пола. Этот звук преследует меня до сих пор, и, кажется, на смертном одре я буду помнить испуганный перестук её каблуков.

Ещё не подойдя к Эви, я знала, кто виноват в её боли. Дрожь рук и горячая тяжесть в сердце, жгучая обида и ненависть, все эти переживания прекратились во мне так резко, как подожжённая бочка со смолой вырывается из ложки катапульты. Понятно же, это мои злые чувства вырвались на свободу и попали прямо в Эви.

Я добралась до сестры, коснулась её плеча, оторвала её лихорадочно-горячие ладони от лица и увидела кровавые слёзы.

Всё это сделала я — причинила ей боль, навредила по-настоящему, будто не всего лишь посмотрела на неё, а швырнула чем-то тяжёлым и острым. Только от летящего предмета Эви непременно бы увернулась, а от моего злого взгляда не смогла.

Никогда не забуду, как Эви билась в моих руках, как розовые дорожки растекались по её щекам, как растрепавшиеся волосы липли к влажному лбу, а кожа вдруг стала стремительно бледнеть, пока не стала совершенно серой, неживой.

И тогда я закричала так, что меня, по рассказам, слышали не только в замке, но и в деревне.

Позже я проснулась в собственной постели. Меня разбудил голос отца. Со сна я ещё не понимала его слов, но знала, что он находится рядом со мной.

Мне снилось что-то хорошее, уютное и тёплое, и я совершенно не хотела выплывать из своего сна. Несколько мгновений барахталась на волнах приятных ощущений и пыталась удержать их, не дать им уйти.

Такие сны про себя я называла мамиными. Нянечка говорила, что мама, хотя и умерла, произведя меня на свет, но не бросила, а незримым ангелом теперь всегда будет присутствовать рядом со мной. И я верила её словам, всем своим существом чувствуя целительное, утешающее присутствие женщины, давшей мне жизнь.

Ощущала его и сейчас, но в мире что-то изменилось, стало неправильным.

— Принцесса Лайла не виновата, господин, — незнакомый голос шелестел словами, будто хрупкими осенними листьями. — Магическая сила, если не показала себя во всей полноте в самом раннем детстве, может явить себя таким взрывом — на эмоциях и чувствах, часто во время игры или наказания. Это самое обычное дело, господин, для сильного мага.

Короткий и резкий ответ отца лишил меня остатков сна и дыхания.

— Моя старшая дочь ослепла — это, вы говорите, обычное дело?

— Всего на один глаз, милорд. Поверьте, это счастливый исход для девочки. Случившееся с ней — это меньшее зло!

И тут я вспомнила, что случилось днём, да так ярко и полно, что захотела, чтобы боги немедленно наказали меня. Лишили жизни за то зло, которое я причинила сестре.

Подслушивая разговор взрослых, я умирала прямо там, рядом с ними. Чужак что-то бормотал невнятно, меня всю трясло. Чернота вновь захлестывала меня, вновь разливалась по телу щекочущим горячим потоком, сжимала горло и не давала даже пискнуть.

— Так вот почему умерла Кларисса, — сказал отец, и моё сердце будто остановилось. — От матери Лайле достались не крохи, а мощный дар.

— Это предубеждение, господин, это всё неправда. Вовсе не все матери, рождающие сильных магов, расстаются с жизнью при родах.

— А ваша, Фабиан? — зло возразил отец. — Она жива?

— Нет, но это случ-чайность. И я самолично видел почтенную мать Андриана — известного мага северных земель. Он объяснил мне…

— Замолчите немедленно. И идёмте отсюда, разбудите ребёнка своим криком.

Они ушли, всё стихло. Теперь только кровь шумела в ушах, толчками распространяя по телу чёрную гниль, как оказалось, таившуюся во мне с самого рождения.

Запахло палёным, постель задымилась, стало почти невозможно дышать. Сначала я лежала, терпела, потом как-то встала, выбралась из тлеющей ловушки.

До покоев Эви требовалось преодолеть всего шагов двадцать-тридцать, не больше, но шла я бесконечно долго, шатаясь от усталости. Каждый шаг вперёд стоил мне двух, а то и трёх назад.

Наконец я добралась до двери, прижалась к ней горящим лицом, попыталась вдохнуть всей грудью. Огонь потрескивал вокруг и внутри меня, чёрная вода бултыхалась на уровне горла. Я отчаянно боялась и ненавидела себя.

Резкий толчок, и распахнувшейся дверью меня притиснуло к стене. Целительница и служанка, громко переговариваясь, поспешили по коридору, а я проскользнула в покои Эви.

Слова отца и незнакомца оказались страшной правдой. На кровати неподвижно лежала сестра, её глаза закрывала белая повязка.

Я думала, что умру. Я хотела этого так сильно, что всё моё тело трясло. Безмолвно я упала на колени и поползла к ней. Всё во мне скручивалось от страха и боли. Всё, всё на свете, всё счастье и горе, всю любовь, всю нежность, отпущенную мне, я отдала бы за выздоровление сестры. С радостью и облегчением отдала бы за Эви и жизнь без остатка.

Прошлое не вернуть назад, оно незыблемо. Любые сожаления, любая боль не повернёт время вспять, не позволит поступить иначе. Понимание этого пришло, когда я, скрежетая и стуча зубами, переставляла колени по каменному полу на полпути к кровати сестры.

Не существовало никакой магии, чтобы всё отменить, молитв, чтобы вымолить у богов здоровье и благополучие для Эви. Всё уже случилось, и это не изменить. И когда я это поняла, то завыла.

Отец, сидящий у изголовья больной, вскочил, в его руке мелькнул обнажённый клинок короткого меча. Я испугалась и обрадовалась одновременно — сейчас, ещё какой-то миг, и всё закончится. Снежно-белый восторг стиснул моё сердце огромной ручищей. Стало хорошо — ясно, понятно, легко.

Я провыла «простите» и распрощалась с жизнью. Упала на пол ничком. Ждала удара. Так сильно хотела его, что чуть не умерла, когда его не получила.

Отец поднял меня на руки и куда-то понёс. Он шёл по мрачному полутёмному коридору и говорил, что я не виновата, что он меня любит, что всё будет хорошо.

Мне так хотелось верить ему. Но он нагло врал. Его насквозь лживые слова доносились до меня, будто он кричал через опоясывающую наш замок крепостную стену. Я едва слышала его. Внутри меня кружилось что-то тёмное, горькое, будто пепел. Вокруг качался мир, пока окончательно не ускользнул из-под ног.

Отец уложил меня в постель, где я растеклась бесформенной кучей костей и плоти. Он долго сидел рядом со мной. Слёзы текли по его лицу. И каждая, терявшаяся в его короткой аккуратно подстриженной бороде, словно выжигала во мне что-то, расплавляла, лишала веры и сил.

Проснувшись утром, я не смогла встать. Ноги не двигались, не подчинялись мне.

Наказание не испугало меня. Оно показалось мне справедливым, и я восславила богов за их милость. Не знала тогда, что судьба, лишив меня стержня, позволяющего стоять на двух ногах, наказала не только меня, а всех нас.

Бессмыслица думать об этом сейчас.

То время ушло, и по минуте, по часу, по дню тает сейчас. Мне скоро исполнится двадцать один, и илльяры терпеливо ждут этого дня — воцарения настоящего мага из рода Райнаров.

Да, магия у меня есть, но что я смогу людям дать? Не в силах даже ходить, какой королевой я для них стану?

Если бы я могла повернуть время вспять, если бы могла выбирать… Проклятое время.