Самый темный час

Дэйли Скай, 2023

3 года после начала пандемии, которая разделила мир на до и после: на иммунов, переболевших и критично зараженных. 2,5 года после смерти жены Аарона, пострадавшей от укуса зараженного. 1 год после незаслуженной казни брата Евы. 1 час с момента прибытия Инспектора и отрядов зачистки для поиска зараженных и проверки профпригодности населения. 1 минута после выявления первого критично зараженного – первого среди многих других. Чтобы выжить в изолированном городе и спасти людей, Еве придется объединиться с человеком, который приказал казнить ее брата, а Аарону – с той, которая ненавидит его и уже пыталась убить.

Глава 4. Аарон

Я почти физически чувствую, как с каждым произнесенным словом нарастает напряжение в этом гребаном холодильнике.

Был у меня опыт перемещения по минному полю, и то, что происходит сейчас, по своему накалу не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытывал тогда. Жаль, что приборами обнаружения мин нельзя определить, какая из твоих фраз приведет к эмоциональному взрыву. В разговоре с другим человеком вообще редко можно понять, как на него подействует то или иное слово. И если в отношении остального своего окружения я практически никогда не задумываюсь и говорю все в лоб, то в случае с Мартин такая прямота грозит мне дробью в задницу. Хотя… с ней и уклонение от ответа может привести к тому же. Класс.

Но пока мы молчим, напряжение становится только сильнее. С каждым сдвинутым мной ящиком, с каждым движением Евы я понимаю, что тот самый «взрыв» произойдет в любой момент, даже если я ничего не скажу.

Когда после шумного разбора полок и постоянной ходьбы по холодильнику Мартин затихает и начинает смеяться, меня пробирает до мурашек. На сегодня я уже перевыполнил свою дневную норму по эмоциям, но у жизни на этот счет совсем другие планы.

Я поворачиваюсь с ящиком в руках и внимательно наблюдаю за Евой.

В чем-то я… прекрасно понимаю ее чувства. Если бы убийцей Лоры был человек, а не гребаный вирус, я бы пристрелил его, не задумываясь, и вряд ли смог бы спокойно находиться с ним в одном помещении.

— Почему-у? Почему с тобой? Из всех людей на планете я застряла здесь именно с тобой!

Какой-нибудь мозгоправ из числа тех, кто активно пытался проверить меня на профпригодность после смерти Лоры, точно нашел бы, что сказать, предварительно перерыв гору не самых приятных воспоминаний. Но у меня нет ответа на озвученный вопрос, кроме самого банального: просто так вышло.

— Надеюсь, ты жалеешь об этом, как и я.

Я смотрю на Еву. Увы. Нет, нисколько.

Но все же…

— Я много о чем жалею.

В моей голове звучит эхо выстрела, которое останется там до конца моей хреновой жизни. Я вижу почерневший взгляд Лоры и как она выхватывает у меня пистолет — эти картинки такие яркие, будто все произошло секунду назад.

Я затихаю, не в силах сразу справиться с наваждением. Опять тянет заорать — как в ту минуту, когда от моего крика едва не сотрясались стеклянные шкафы в больнице, где работала Лора. Все, лишь бы не чувствовать невыносимую боль, которая навсегда поселилась в моем сердце.

С трудом, но я нахожу силы вернуться к реальности. Я ничего не мог сделать тогда, и это бессилие чуть не свело меня с ума.

— Но здесь мы, по крайней мере, в относительной безопасности, — эти слова я выдаю на автомате.

Но Мартин успокаиваться не собирается, и ее ярость окончательно выводит меня из ступора. Я мысленно выдыхаю: я больше не в больнице, а в запертом холодильнике, и напротив стоит разъяренная Ева, за слова которой я цепляюсь, как за спасательный круг. Думаю, именно поэтому они проникают гораздо глубже, чем бы мне хотелось.

— Да я лучше бы сейчас была там, с ними, чем с тобой здесь!

На моем лице во всей красе отражается удивление с ядерной смесью скепсиса и обиды.

Да какого черта?! Она вообще понимает, что говорит?

Я молчу и, прищурившись, смотрю на нее. Если меня понесет на бездумные высказывания, Фрэнк обнаружит в этом холодильнике живой только Еву, но, скорее всего, мой труп.

После недолгой игры в гляделки меня постепенно «отпускает». Я скептически хмыкаю и отвечаю:

— Ну, у меня все же есть одно преимущество перед теми парнями снаружи. — Я указываю взглядом на дверь, за которой рычат зараженные. — Я не собираюсь тебя убивать. — Что бы она там ни представляла, я не какой-нибудь свихнувшийся на войне солдат, стреляющий во все, что движется. — И, — я внимательно смотрю на пылающую от гнева Еву, — я вижу, тебе очень многое хочется мне сказать. Так почему бы не воспользоваться этой возможностью?

Если будешь стрелять, давай в бронежилет, и уже покончим с этим.

Я жду длинных оскорбительных тирад или выстрела, в конце концов. Но то, что происходит дальше, в очередной раз доказывает, что я в свои тридцать пять ни черта не разбираюсь в женщинах.

Вместо того, чтобы что-нибудь сказать, Ева неожиданно замахивается и бьет кулаком, целясь мне в лицо. Я уворачиваюсь быстрее, чем успеваю сообразить, что случилось, и ее рука пролетает в опасной близости от моей щеки. Промазав (и, конечно же, разозлившись), Мартин бьет еще раз — снова мимо. Я действую на рефлексах — на третьем ударе перехватываю ее кулак и прижимаю к себе спиной, обхватив Еву поперек груди вместе с руками.

Дробовик выпадает на пол. Мартин пытается сопротивляться, но ее сил и злости хватает только на то, чтобы несколько секунд ворочаться в захвате. Когда она затихает, я уже собираюсь ее успокоить, но Ева сдаваться не собирается и с силой наступает мне на ногу.

Да чтоб вас!

Я шиплю от боли, проглатывая слова, которые хотел бы сказать, и Ева, воспользовавшись моментом, вырывается на свободу. Подхватив дробовик с пола, она разворачивается и целится в меня, отойдя на метр.

Не спуская с нее глаз, я медленно поднимаю руки и теперь на самом деле готовлюсь к выстрелу.

Но чем дольше длится пауза, тем меньше решимости и реальной угрозы исходит от Мартин.

Наконец, она опускает дробовик.

— Пошел ты. — Пройдя мимо меня, Ева возвращается к обыску, бросив на ходу: — Держись от меня подальше.

Я часто дышу после притока адреналина и внимательно смотрю на Еву, а затем, убедившись, что она временно потеряла ко мне интерес, медленно выдыхаю.

А ты полна сюрпризов, Мартин.

Я поправляю пальто, машинально провожу рукой по цепочке под футболкой, и в этот момент мне, как и в целом, стоило бы промолчать, но слова вылетают быстрее, чем я успеваю прикусить язык:

— Знаешь, в небольшом холодильнике это будет довольно проблематично.

Гром и молнии. Затишье перед бурей.

Ева прерывает поиски, оборачивается и подходит ближе, пристально глядя мне в глаза.

— Ну так придумай что-нибудь, — цедит она, сжимая дробовик (но опущенный, и на том спасибо). — Ты же великий Инспектор. — Ее слова звучат почти как оскорбление, хотя ничего лишнего в них, казалось бы, нет. Кроме, разве что, ее тона. — Может, и выход отсюда найдешь.

Метнув, наверное, сотую по счету молнию взглядом, Мартин уходит в противоположную часть холодильника.

«Может, и найду», — хорошо, что это я произношу в своих мыслях.

Я поворачиваюсь к стене с ящиками, не особо заботясь о том, что опять стою к Еве спиной. Если бы она в самом деле собиралась меня убить, у нее была для этого минимум сотня возможностей.

Да уж.

Я стою и смотрю на стену, часть которой освободил от ящиков. В голове творится полный кавардак — мысли скачут от одной к другой и обратно к Мартин. На миг вновь хочу оказаться в бронированном грузовике — в мерзкую погоду ехать в какой-нибудь из городов, слышать монотонный бубнеж Фрэнка и ничего не чувствовать, но… похоже, точка невозврата пройдена.

Когда мне удается успокоить дыхание, а перед глазами перестает мелькать яростный взгляд Евы, в свете шара я вижу под потолком странный блик: одна из панелей на несколько миллиметров выдвинута из общей стены.

Интересно.

Я дотягиваюсь до шара, толкаю его к своей находке, забираюсь на ящик и медленно провожу ладонью по плите. Ощущения, конечно, не из приятных — толстый слой пыли тут же отпечатывается на пальцах. Я задумчиво хмурюсь и нажимаю на середину плитки — под давлением она медленно входит обратно в стену, а затем отскакивает назад и отъезжает в сторону.

— Мартин, — я осматриваю неплохого такого размера вентиляцию, в которую смогу пролезть и сам, — кажется, я нашел выход.