Минута до полуночи

Дэвид Болдаччи, 2019

В памяти у Этли Пайн, словно стальная заноза, засело воспоминание: ей шесть лет, и вторгшийся в их дом мужчина выбирает с помощью детской считалки между ней и Мерси, ее сестрой-близнецом. В итоге он останавливается на Мерси и уносит ее с собой. Больше Этли никогда не видела сестренку… Спустя тридцать лет специальный агент ФБР Пайн, отчаявшись вырвать признание у маньяка, которого она считает похитителем Мерси, возвращается на место давней трагедии. Дом детства в городке Андерсонвилль, штат Джорджия – ее последняя надежда. Но личное расследование, сколь бы жизненно важным оно ни было, придется отложить. Здесь, в захолустье, где со времен «Унесенных ветром» не происходило ничего особенного, совершено крайне загадочное убийство: молодая женщина не просто жестоко лишена жизни, но и облачена после этого в антикварную свадебную фату…

Глава 5

Пайн встала с крыльца.

— Вы действительно здесь живете? — спросила она.

Ее глаза оставались спокойными, но она не сводила их с мужчины, а правая рука скользнула к оставшемуся в кобуре «Глоку».

Мужчина был высоким и худым, и, несмотря на седые волосы и бороду, казалось, будто он высечен из гранита. Изо рта торчала сигарета. Голову украшала пропотевшая ковбойская шляпа, из-под нее торчали непокорные пряди снежно-белых волос. Над лицом немало поработали солнце и ветер, глубокие морщины избороздили щеки и лоб. Пайн решила, что ему сильно за шестьдесят, что противоречило крепким, как канаты, мышцам, которые не скрывала рубашка с коротким рукавом. Выцветшие джинсы плотно сидели на длинных ногах и узких бедрах. Пара старых сапог чудом держалась на ногах.

— Так и есть, из чего следует, что вы нарушаете право собственности, — сказал мужчина.

— Я жила в этом доме, — сказала Пайн, оглядываясь через плечо.

Мужчина немного опустил дробовик.

— Когда? — уточнил он.

— С середины восьмидесятых.

Он оглядел ее более внимательно.

— Должно быть, вы были тогда ребенком, — заметил он.

— Я и моя сестра.

Он посмотрел на Блюм.

— А это ваша мать?

— Нет, мой друг.

— Ну, и что вы здесь делаете? Осматриваете достопримечательности? Здесь нет ничего интересного. Кладбище и старая тюрьма конфедератов.

— Я вернулась, чтобы взглянуть на свой старый дом. Как долго вы здесь живете?

— Около трех лет. А кто вы такие?

— Я Этли Пайн. Это Кэрол Блюм.

Блюм продолжала изучать мужчину.

— А как зовут вас? — спросила она.

— Сайрус Таннер. Друзья называют меня Сай.

— Могу я называть вас Сай, хотя мы не являемся друзьями? — спросила Блюм. — И не могли бы вы направить дробовик в какую-нибудь другую сторону? У нас с подругой крепкие нервы, но с оружием иногда происходят несчастные случаи.

— Что? О, прошу меня простить. — Он опустил дробовик и бросил на них нервный взгляд.

— Чего вы хотите?

— Просто осмотреться, — ответила Пайн. — Ностальгия, в чистом виде. Вы из Андерсонвилля?

— Нет, из Алабамы, а до того — Миссисипи, — ответил Сайрус.

— Значит, вы купили этот дом? — спросила Пайн.

Он рассмеялся.

— Проклятье, у меня не было денег на дом, даже такой полуразрушенный. Нет, я его арендую. — Он показал на толстого старого лабрадора, который улегся на землю. — Я и Роско. Верно, приятель?

Роско вяло показал желтые зубы, как будто обрадовался, услышав свое имя.

— Мы с Роско партнеры уже много лет. Лучший друг из всех, что у меня были. Превосходит в этом отношении людей.

— Вы не против, если я немного осмотрюсь? — спросила Пайн.

Сайрус бросил на нее быстрый взгляд.

— Тут не на что смотреть, — сказал он.

— Вы работаете на бокситовом руднике? — спросила Блюм.

Теперь он бросил быстрый взгляд на нее.

— На руднике? Нет, я выполняю здесь мелкую работу. Хорошо разбираюсь в двигателях и тому подобных вещах. И еще могу починить все, что требуется лудить. За все беру наличными. Не люблю платить налоги. А так мне хватает, и у меня нет задолженностей по счетам. И у нас с Роско есть крыша над головой. А чем вы зарабатываете на жизнь?

Пайн достала значок.

— Я агент ФБР. Кэрол моя помощница.

Таннер в изумлении на них уставился.

— Федералы? Послушайте, относительно налогов…

— Я не имею отношения к Налоговой службе, и меня не интересует ваша философия относительно выплаты налогов. Или невыплаты.

— Ну ладно, — пробормотал он, однако сомнения так и остались у него на лице. — И зачем вы приехали сюда на самом деле? Не думаю, что это официальный тур по местам Гражданской войны, — добавил он со слабой улыбкой.

Прежде, чем ответить на вопрос, Пайн посмотрела на Блюм, потом вновь перевела взгляд на Сайруса.

— Мою сестру похитили из этого дома почти тридцать лет назад. Преступника так и не нашли. Сестру тоже. И вот я здесь, чтобы узнать правду.

Сигарета едва не выпала изо рта Сайруса.

— Срань господня, значит, вы говорите правду? — пробормотал он.

— Полную правду, — ответила Пайн.

Он посмотрел на дом.

— Я ничего об этом не знал, когда здесь поселился.

— Вы и не должны были знать.

— Вы сказали, что ублюдка так и не удалось поймать?

— И найти мою сестру.

— Значит… вы здесь, чтобы отыскать улики и все такое? Но прошло столько времени.

— Я здесь не для судебной экспертизы, если вы это имели в виду. Просто я хочу осмыслить то, что здесь произошло. И я подумала, что приезд сюда будет разумным первым шагом.

Сайрус положил дробовик на крыльцо.

— И вы хотите осмотреть дом?

— Это было бы замечательно. Вы уверены, что хотите оставить здесь дробовик?

— Проклятье, он даже не заряжен. Я его держу для вида. Ну, вы понимаете, отпугнуть кого-то, если потребуется.

— Здесь бывает много чужаков?

— В основном, молодежь, которая ищет место для выпивки и секса. Я ничего не имею против, но только не в моем доме.

Он провел их в гостиную. Оборванные обои свисали со стен длинными полосами, но в комнате имелось два больших предмета: желто-зеленое кожаное кресло и приставной столик с массивным старым телевизором; на грязном ковре виднелись следы мочи.

— У Роско проблемы с почками, — смущенно проговорил Таннер, когда его взгляд упал на пятна.

— А как здесь принимает телевизор? — спросила Блюм.

— Паршиво. Но я с ним сражаюсь. Иногда удается кое-что посмотреть. Главным образом, спорт. — Сайрус усмехнулся. — А, если передают новости, я просто выключаю звук. Они наводят ужасную тоску.

Пайн воспользовалась моментом, чтобы осмотреть комнату. Ей было трудно представить, что когда-то она здесь жила. Все здесь казалось ей совершенно чужим.

— А где вы с сестрой спали? — спросила Блюм.

Пайн указала в сторону лестницы.

— Наверху.

Таннер повел их к старым поцарапанным ступенькам из клееной фанеры, даже не покрытых ковром.

Теперь с каждым шагом Пайн все больше приближалась к той ужасной ночи 1989 года. Лестничная площадка перед дверью спальни приняла ее разум и душу и чуть ли не тело, возвращая их в то время. Она мгновение смотрела на закрытую дверь, словно та действительно могла оказаться порталом в другую вселенную, где она найдет ответы на все вопросы.

Только не ставить планку слишком низко.

— Вы можете войти, мадам, — предложил Таннер. — Там ничего нет. Я сплю на раскладном кресле внизу. Тут нет кровати.

Пайн вцепилась в дверную ручку так, словно только это и привязывало ее к земле, повернула ее и открыла дверь. Как только она вошла, комната и она сама переместились в конец восьмидесятых, к самому худшему моменту ее жизни.

Она мысленно увидела кровать, прикроватную тумбочку, дешевый светильник, комод, на нем они с Мерси держали кукол. И квадратный коврик с нарисованным маленьким пони из мультика. Крошечный шкафчик, где висела их немногочисленная одежда. Синий мячик, Пайн любила его пинать и бросать, и платье маленькой балерины, которое Мерси обожала — балерина и более женственная из них двоих. Она носила платье, не снимая, и оно становилось невероятно грязным — белое превращалось в коричневое, и матери приходилось забирать его посреди ночи и стирать в раковине, потому что другого способа не было.

И, наконец, единственное окно в комнате. Через него Тор или кто-то, похожий на него, забрался внутрь и зажал руками в перчатках маленьким девочкам рты. А потом зазвучала считалка, сопровождавшаяся постукиванием по лбу каждой. Выбор пал на Мерси, кулак опустился на голову Пайн, проломил ей череп, и она осталась лежать — возможно, похититель решил, что она мертва. Утром к ним с трудом поднялась мать, покачиваясь от похмелья и травки. И тут только она узнала, что одна ее дочь исчезла, а другая находится на пороге смерти.

Поездка на машине скорой помощи в больницу, склоненные встревоженные лица, абсолютно белый потолок машины — быть может, первый взгляд на Небеса — бег врачебного персонала с каталкой по больнице. Укол иглы, анестезия, потеря сознания, операция на черепе, хотя она, конечно, не могла об этом знать, а потом долгое, пугающее выздоровление. Пугающее, потому что она не понимала, что с ней произошло.

Возращение домой, где Пайн обнаружила, что Мерси все еще нет, а ее родители безутешны. Они были не в состоянии говорить о другой дочери, не выпускали Пайн из вида, но не имели сил ее обнять или поговорить о том, что случилось. Тяжелая туча вины повисла над их уменьшившейся семьей.

— Агент Пайн?

Пайн оторвалась от воспоминаний — примерно так она приходила в себя после операции — мгновенно проснулась, ее переполняло любопытство, но была все еще сбита с толку, словно слишком быстро поднялась с большой глубины, и внутри у нее находилось нечто потенциально опасное.

Блюм с тревогой на нее смотрела.

— Ты в порядке? — спросила она.

Пайн кивнула.

— Просто кое-что вспомнила.

— Полезное?

Пайн пересекла комнату, подошла к окну и посмотрела вниз.

— Лестница, — ответила она. — Похитителю требовалась лестница, чтобы сюда забраться.

— Лестницу удалось найти? — с любопытством спросил Таннер.

— Нет, — ответила Пайн. — Насколько мне известно. Мне было шесть лет. Полиция со мной практически не разговаривала. Во всяком случае, после того, как они поняли, что я не могу им помочь.

— А подозреваемые были? — спросила Блюм.

— Мой отец стал первым и, пожалуй, единственным, — ответила Пайн.

Блюм и Таннер переглянулись.

— Вы думаете, он мог сделать такое со своими детьми? — спросил Таннер, который явно в это не верил.

— Нет. Это не отец. Я бы его узнала. И зачем ему было влезать в окно? Тем вечером они выпивали и курили травку. Он не сумел бы подняться на второй этаж по ступенькам, не говоря уже о лестнице. И я видела, как мужчина забрался в окно, но тогда не смогла его описать.

— Но полиция тебе не поверила, — сказала Блюм. — Они продолжали считать твоего отца подозреваемым?

— Именно по этой причине нам пришлось отсюда уехать, — сказала Пайн. — Все в городе думали, что это сделал он, хотя против него не существовало никаких улик.

— Ваш отец?

— Он мертв.

— А мама?

Пайн не стала отвечать сразу. В некотором смысле, тайна матери заслоняла собой даже исчезновение Мерси, во всяком случае, в ее глазах. Блюм с любопытством посмотрела на нее, но Пайн, казалось, ничего не заметила.

— Я бы не хотела об этом говорить, — наконец, сказала Пайн.

Она закрыла окно после того, как, покопавшись в памяти, вернулась в ту ночь, чтобы попытаться подтвердить для себя, что именно Дэниел Тор влез в окно. Результат получился таким, как она и предполагала: уверенности у нее не появилось.

Они спустились вниз, Пайн присела на крыльцо и погладила Роско по голове.

— Вы ему нравитесь, — одобрительно сказал Таннер. — Роско хорошо разбирается в людях. Так уж получается, что, когда я привожу сюда тех, кто не вызывает у него симпатии, они больше не возвращаются. Да, старина Роско помогает мне не принимать глупых решений, и теперь я совершаю заметно меньше неразумных поступков.

— Да, такой Роско не помешал бы мне много лет назад, — призналась Блюм.

Они с Таннером обменялись многозначительными взглядами.

— Спасибо, что позволили осмотреть дом, — сказала Пайн, поднимаясь с крыльца.

— Вы собираетесь долго пробыть в городе? — спросил Таннер.

— Столько, сколько потребуется, — ответила Пайн.

— Ну, тогда мы можем еще встретиться. Мы с Роско почти каждый день едим в маленьком кафе на главной улице. Оно называется «Темница» — в честь тюрьмы, наверное. Хорошая кухня и дешевое пиво.

— В таком случае, мы можем там встретиться, — сказала Блюм.

Таннер приподнял шляпу, прощаясь, полностью открыв густые волнистые волосы, и широко улыбнулся.

Они сели во внедорожник и поехали обратно в город.

— Мне всегда было интересно, что стало с ковбоем Мальборо, — сказала Пайн. — Теперь я знаю.

— А он симпатичный, — заметила Блюм, глядя в зеркало заднего вида на стоявшего у дома Таннера. — Настоящая грубая мужская красота. Могу спорить, он выкуривает две пачки в день, а это все равно, что восемь для двадцатилетнего.

— Если он хочет сохранить здоровье, ему следует бросить курить, — сказала Пайн.

— Ну, это только усиливает его загадочность плохого парня.

— Тебе следует себя контролировать, Кэрол.

— Я всегда держу все под контролем, агент Пайн. Это неизбежно становится привычкой любой матери шестерых детей. И, если тебе удается сохранить разум, бояться больше нечего.

— Я тебя проверяла.

— Значит, ты не хочешь говорить о своей матери?

Пайн собралась что-то ответить, но в последний момент передумала. Казалось, она изменила внутреннее отношение к этому вопросу.

— Я знаю, что стало с моим отцом, — наконец, ответила Пайн. — Но мне ничего неизвестно про мать.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, как она умерла?

— Мне кажется, что моя мать еще жива.

— Но ты не знаешь, где она сейчас?

— Верно.

— А ты пыталась ее найти?

— Много раз. И терпела неудачу.

— Но ты же агент ФБР. Как такое может быть?

— Хороший вопрос, Кэрол. Хороший вопрос.