Ловцы и сети, или Фонари зажигают в восемь

Дмитрий Рокин, 2023

Продолжение книги «Принц и Ницше, или Всегда говори «никогда». Главный герой, уральский медиум Вова Инч, молодой человек с непростым прошлым, примиряется с девушкой Алёной, девушкой из «высшего общества». Объединив усилия и получая подсказки из реального мира, и мира астрального, они складывают ребус в цельную картину и получают ответы на давно мучавшие вопросы. Только ответы им не понравятся. В книге присутствует нецензурная брань!

6.

Благородное похмелье чинно будило Алёну к полудню: тонкие, полупрозрачные нотки тумана в голове (бросающие тень скорее на пересып), лёгкая утомлённость в мышцах, точно после восхождения к базилике Сакре-Кёр с подсчётом ступеней, и, вишенкой на царственном торте, иссякшая роса во рту, выдающая своё отсутствие за томительное вожделение в фиалковом саду.

В Вовином пробуждении было куда меньше изящества: клеила рот утренняя застойная слюна, трудно распахнулись сухие слегка опухшие веки, приторное послевкусие вечернего курева вязало всё от лёгких до губ никотиновым голоданием.

— Принесёшь мне кофе в постель? — спросила Алёна, где-то в ночи вернувшаяся из подвала, будучи при этом во сне и в телесную память воспоминание не прописав.

Она грациозно потягивалась под тающими снегами уже не пледа, а целого белого лёгкого хлопкового одеяла и опрятно зевала, окончательно из ласковых сетей сна высвободившись.

— Нет. Я гость. Так что кофе принесёшь мне именно ты, — важничал Вова, вылупившись из кокона спальника и удобно рассевшись на диване, чтобы следить за утренними потягушечными, абсолютно плавными движениями Алёны.

И в каждом её движении, в каждом мановении руки или во всплеске ножкой была какая-то природная красота, какая-то естественная грация, какая-то притягательная, обескураживающая простота. Раньше Вова этого не замечал, но вмешался взрезанный солнечный лучом полдень, нега одеяла, любвеобильность постели и разговоры о кофе, тонкий аромат которого чудесным образом просочился под дверью невесомым шёлком.

— Умный дом сам начинает варить капучино по первому требованию? — саркастично задался Вова, бойкий аромат носом впитав.

А где-то внизу ухнула упавшая пластиковая бутылка. Еле слышно заёрзала по столешнице чашка. Тонким звоном затрепетали в задвинутом ящике чайные ложки. Внизу кто-то показушно шумел на кухне, привлекая к себе явно недостающее внимание.

— Да это брат вернулся, видимо…

— Полезно иметь таких родственников.

— Пойдём, выпьем кофе.

Алёна легко накинула махровый халат поверх красной вульгарной сорочки и забежала принять водные процедуры в просторную светлую ванную, и каждое её движение подтвердило — утренняя неуклюжесть ей чужда. После, уже свежая и бодрая, она направилась на кухню летящей походкой. Казалось, её босые стопы едва касались любой поверхности. Она сбегала вниз не по ступеням, а по уплотняющимся расслоениям кофейного аромата.

Вова, скоро одевшись, сделал короткую зарядку, заряда не принесшую, и, по примеру Алёны, зашёл быстро умыться в ванную комнату второго этажа, где густо благоухало персиковое мыло и освежал фтор мятной зубной пасты. В запотевшем зеркале, в центре имевшем опрятную округлую протёртость для лица, чьей-то грациозной ручкой выведенную, Вова увидел себя, ночью и сновидениями потрёпанного, и, студёной водой лицо смочив, он направился на призывно-приставучий запах кофе, ниточка которого уводила по лестнице вниз, на кухню, а турка-клубок теснилась в руках Алекса, с трудом сдерживающего понятное негодование: договорённость о визите чужака-голодранца была достигнута в пределах чётких временных границ, и утром Вовы в доме уже быть не должно. Не говоря уже про «казённые» кофепития.

— Ну, мне тоже неприятно было бы увидеть у себя на кухне заспанного бомжа, — оголтело зевал Вова.

Алекс безмолвно согласился, сомкнув губы в неприветливой ухмылке, оплавляемый широкими, точно цыганские иглы, лучами, прошившими окно и плетущими тёплые нити.

Алёна, элегантно усевшись на высоком барном стуле и закинув ногу на ногу, назидающе посмотрела на брата. Брат назидающе пропустил её взгляд «мимо ушей».

— Я смотрю, ты уже потихоньку перебираешься сюда, — цедил пронзительную издёвку Алекс, прокручивая ажурную турку в специальном металлическом круглом противне, наполненном раскалёнными пустынными песками. Он готовил кофе по-турецки с чиновничьей монотонной пренебрежительностью вида ради.

Пока кухня, преисполненная солнца, ломилась от бодрящего аромата и любознательно созерцала нового человека, напиток пенился одухотворённой арабской вязью, а после своего тёмного рассвета в жерле металлического сосуда излился в белёсую чашку, где поверх его чёрного моря легло взбитое молочное облачко.

— Почему потихоньку. Я уже перебрался, просто живу налегке, — Вова взгромоздился на стул рядом с Алёной. — Пожалуй, буду жить в самой большой комнате.

— Купчую на дом оформлять? — серьёзно подыгрывал Алекс.

— Дарственную. Зачем оттягивать неизбежное? — иронично пожал плечами Вова. — Мне можно кофе?

— Можно только Машку за ляжку и в телегу с разбегу, — жирными линиями проводил границы Алекс.

Алёна тихо наслаждалась неспешной деликатной перебранкой двух парней, заочной виновницей коей она и являлась.

— И ещё козу на возу можно. Так говорят в народе, — с акцентом на «народе» добавил Вова.

Алекс скривился, намекающую лексику гостя не оценив.

— Разобралась, что искала во сне, сестра? — Алекс недовольно-резким движением поставил перед Алёной высокую чашку с капучино, им приготовленным по выточенной годами рецептуре, в глаза ей назидательно не посмотрев.

Брат щёлкнул выключатель на противне. Красная кнопка погасла, в иносказательном высокомерии дав Вове понять, что напитка из душистых, чёрных, свежемолотых зёрен ему не видать.

— Мы нашли надпись на латыни, — воодушевлённо начала Алёна, сделав всегда аппетитный первый глоток кофе и втянув коричную ёлочку, братом заботливо нарисованную. — Ну, точнее буквы. Но пока не поняли, что они означают, это одна из неразгаданных загадок человечества.

— Потрясающе.

Алекс запивал двойной сарказм двойным эспрессо.

— Буквы были написаны под гравюрой картины Пуссена, французского художника эпохи классицизма, высеченной на небольшой гранитной плитке, это копия Стаффордширского барельефа, — начал непринуждённо зевающий экскурс Вова.

— Ты ещё и искусствовед до кучи, сколько талантов и умений, — Алекс одухотворённо капал желчью, поведя бровью и рассматривая густую кофейную пену, не менее талантливо зевающую в небольшой чашке.

— Где-то я уже слышал эту фразу, — намекнул Вова, разгладив тени под глазами подушечкой безымянного пальца.

— И тебе бы одно из этих умений очень пригодилось бы, но я не скажу какое, — процитировала Вову насмешливо-низастым голосом Алёна, разбавив фразу суровогранитным выражением лица.

— Туше, — Вова одобрительно кивнул проявленному артистизму.

Алёна, довольная собой и происходящим, отпила ещё кофе, промурлыкав восхищённое восходящее «ммм», и вспорхнула со стула, чтобы приготовить бодрящий напиток гостю, сонная муть в глазах которого всё никак не хотела осесть полностью. Прищепка в виде гибкого кота, сдерживающая полусвёртком пачку кофейных зёрен, спрыгнула в сторону. Колумбийские зёрна бархатно ссыпались в кофемолку и довольно заурчали, измельчаясь.

— Так какой может быть смысл в этой надписи? — тут же отвлеклась от готовки она.

— Это же неразгаданная тайна, тут нужен вдумчивый непредвзятый твердотелый анализ, — Вова почёсывал затылок, точно пытаясь прогреть мозжечок от «утреннего» застоя.

— Я думал, для интровертов нет вопросов, только ответы, — широко ёрничал Алекс.

— Я не пророк, у меня другой профиль, — без толики рисовки заключил Вова.

— Было бы крайне интересно узнать… — Алекс старательно поддерживал разговор, напоминающий увязание в болотной топи.

— Если коротко, то я пытаюсь объяснить, что не нужно вести себя с людьми так, будто они виноваты в твоих бедах.

Алекс испытывал долгим, вкрадчивым взглядом, заклеймив визави печатью молчания. Вова не менее внимательно смотрел в ответ. Алекс обличающе усмехнулся, до конца не поняв, кого пытался обличить — себя или Вову, и вскоре покинул кухню, ответа на этот простой вопрос не найдя.

Алёна хлопотала с утварью, веселимая своей рьяной кухарской лихостью. Через стройный носик-желобок турки сбежал в чашку арабский напиток, возросший где-то под латиноамериканским солнцем. Алёна сделала Вове кофе, как делала для себя: две ложки арабики среднего помола и светлой обжарки, немного тёртой корицы и хорошо взбитая пенка молока жирностью около четырёх процентов. Вова был доволен, представив, что для него старалась целая команда — прекрасная Алёна, креолки-сборщицы кофейных зёрен и корицы, разные службы фасовки, упаковки, доставки, продажи и даже одна пятнистая, добродушная корова (возможно с колокольчиком на шее).

Не любящая откладывать животрепещущие вопросы в долгий ящик, Алёна, поставив чашку напротив гостя, взялась за телефон и перепечатала в заметку из пока ещё свежей памяти последовательность латинских букв — «DOUOSОVAVVM».

— Запиши от руки, это должно прописаться буквами в телесной памяти, — рекомендовал Вова, отхлебнув напиток, вмиг ожививший разум.

— Ну ладно.

В руках Алёны возник ежедневник, озаглавленный латинским выражением «Hic portus salutis». Она выписала в ряд прописные буквы своим удивительно разборчивым почерком. Строка быстро наполнилась литерами, но не смыслом.

— Прикол в том, — Вова вставил реплику между богатых бодростью глотков «чёрного золота», — что во сне невозможно запомнить цифры и буквы. Наш разум так устроен, что невозможно сфокусироваться, все знаки и символы будут постоянно меняться. То есть ты даже не сможешь ввести свой номер телефона, чтобы не сбиться. А раз мы оба смотрели на эти буквы и запомнили их, то это значит, что они не часть сна. Они реальны. И кем-то умело подброшены.

— Какие есть соображения?

Алёна, не стесненная фрейдовскими толкованиями, покусывала карандаш и всматривалась в немой танец чёрно-серых букв на белоснежной глади ежедневника, делая на его мнимых полях пометки и иногда зарисовки.

— Ну… Нужно разработать систему шифровки, — проветренное крепким сном и растормошённое кофе сознание Вовы начало-таки работать как положено. — Говорят, если разгадать шифр, он подскажет место нахождения святого Грааля — кубка, из которого Иисус пил на тайной вечере. Но какое отношение этот кубок может иметь к нам, мне непонятно.

Алёна постукивала карандашом по белоснежной тверди бумажных листов, по их образцовой фактуре. Ей на миг неприятно вспомнились школа и университет, в душных от ненужных знаний стенах которых приходилось подолгу биться чернильными символами с ждущими мысленных излияний белыми листами.

— А в чём суть тайной вечери?

— Там Иисус собрал своих пророков на пир. В том числе и Иуду. И есть мнение, что Леонардо да Винчи, изобразив этот момент на своей росписи, также заключил в полотно множество загадок и тайн. Так что надо подобрать систему и разработать алгоритм, чтобы вдумчиво посидеть, попыхтеть над смыслами и решениями.

Алёна представила себе целую мыслительную мастерскую с верстаками и станками для обработки и шлифовки смысловых заготовок.

— Но есть одно «но». Всегда найдётся некое «но», которое всё подпортит, — тяжесть во вдох заключив, досадовал Вова.

— А именно?

Алёна принялась смаковать страшного размера клубнику, изъятую из небольшой симпатичной чаши, наполненной первосвежими ягодами и фруктами.

— Лишняя буква «О». Такая крохотная деталь, выдающая наличие здесь тайны иного порядка. Тайны в тайне. Или я смотрю с позиции сложного, — Вова продумал какую-то мысль ещё раз, точно дважды прочёл неясное предложение в тексте. — В жизни же всё просто, как часто говорит один мудрый человек, — дурацким матриархальным тоном Вова округлил форму новорождённого фразеологизма.

Алёна недовольным взглядом кольнула его.

— Простота — это основа, — подчеркнула она.

— Не сомневаюсь. Но не вся простота. Твоя — да, она чудесна, потому что работает. Не отвлекайся. Думай.

— Сейчас я посмотрю своим незамутнённым глазом на решение, — она пододвинулась ближе к столешнице и угрожающе нависла тенью над испуганными буквами.

Алёна принялась переписывать буквы строкой ниже, зачёркивая использованные символы в верхней строке, читая и шевеля беззвучно губами. Попробовала так и эдак. Эдак и так. Вова с благородным любопытством наблюдал за кипучей деятельностью Алёны, вкуснейший кофе медленно, по крупицам, процеживая сквозь себя.

Междустрочья, пробелы междусловья — крохотные гавани на обдумывание сшитых в слова букв, как крохотные паузы сердечного ритма, в которых ты формально мёртв, так и письмо мертво между слов. Алёна выводила и выводила разные комбинации, пока не вывела такую, которая понравилась конструктивно — два приятных слова, а потом некая тайна, оставленная неразгаданной умышленно, чтобы были возможны дальнейшие шаги.

— Я всё разгадала, — засветилась какой-то детской непринуждённостью Алёна. — Смотри.

Она подвинула блокнот к Вове, посмеиваясь и чиркнув завиток запятой после мнимого обращения в послании:

— Получается так: «VOVA, DOM V UOS».

Сонная невесомая улыбка вмиг улетучилась с лица Вовы. Скулы выточили привычное лицо из гранита.

— Да быть, блядь, такого не может…

Вова быстро проверил, все ли буквы использованы. Оказалось, все, и задиристая запутанность головоломки вдруг испустила дух.

— Это что-то значит? Что такое «УОС»? — Алёна захлопала длинными ресницами в волнительной растерянности. Её тайна для Вовы оказалась чем-то вполне известным и осязаемым.

— «Управление особого строительства». Это подразделение НКВД времён Великой Отечественной. Там, под Челябинском, трудилась в эвакуации моя прабабушка. Оттуда, насколько я могу судить, и начались все беды. Прабабка, как ты уже догадалась, тоже была одарённой и «помогла» одному из замов начальника лагеря. После чего сама отправилась по этапу. А её дочь Тамару, которую ты прекрасно знаешь, передали в специализированный детский дом — детприёмник для врагов народа.

— А что может храниться в их доме?

Алёна уже предвкушала путешествие в соседний суровый, но гостеприимный город посредством простой, незатейливой навигации — строго на юг.

— Вот это нам и предстоит выяснить. Да и где, собственно, сам дом. Это мне тоже неизвестно. Но об этом знает бабуля. А говорить с ней я не хочу, — нахмурился всем лбом Вова.

— Давай я спрошу? — предложила простое, прозрачное решение Алёна.

— И она тебе просто так всё расскажет. Нет. Так не пойдёт. Будем действовать хитрее. Тем более, у нас есть ещё один вопрос, требующий погружения в память. Нужно вернуться в третье августа две тысячи первого и снова его прожить. Нужно в зарослях деталей давно минувших событий найти нужные нам. Может быть, то, что случилось с нашими родителями связано. Нужно крепко покопаться в памяти. Твоей, моей, бабушкиной, твоего брата и моих друзей. Просмотрим этот день шестью парами глаз. Кто-нибудь точно что-то подметит, какую-то деталь, некую мелочь, незначительный ключик, открывающий двери большой тайны. А заодно поищем тот самый дом.

— Мой брат вряд ли согласится на это… — сомневалась Алёна.

— Это как ещё раз прожить свою жизнь, но уже с жизненным опытом, — вдыхал неоправданную надежду в слова Вова, словно так действительно можно сделать, — только очень быстро, окунувшись в память всеми органами чувств. Думаю, ему это будет интересно, учитывая обстоятельства. Как и нам всем. Плюс там ещё есть некоторые плюшки, о которых ты не будешь знать заранее. Как и твой брат.

— Вау… А ты умеешь заинтриговать красивым описанием. В торговле тебе нужно было работать, Вова.

— Да мы и так торгаши. Продаём своё время на работе, а взамен получаем бумаги, за которые это время не купишь обратно.

— Интересная формула.

— А то.

Алёна улыбалась происходящему. И относительности утра, и кофе, и загадкам из снов, как и самим невероятным снам, оставившим долгоиграющий преприятный флёр, и умностям Вовы, как и самому Вове, как всегда, наобещавшего много все интригующего и неожиданного и, следовательно, мало прогнозируемого. Вова же пытался прочувствовать завидную упоительную действительность Алёны и попробовать примерить её на себя.

— Но как ты узнаешь, какой дом нам нужен в Челябинске? — продолжила после паузы на воодушёвленное созерцание и впитывание момента Алёна.

— Хороший вопрос. Пока не знаю, придумаю что-нибудь, или придётся импровизировать, — размеренно вымолвил Вова, а в его окончательно проснувшихся глазах замелькала крепкая мыслительная работа.

— Хорошо, я тогда договорюсь с бабой Томой о визите и скажу тебе когда, окей?

— Лады. Только сначала с братом реши. Он там нужен нам.

— С этим будет сложнее, но я справлюсь.

— Золото, а не ребёнок, — похвалил Вова.

— Ну так, — таяла Алёна.

— Ладно, мне пора искать работу, стройка даёт слишком мало денег, забирая слишком много сил, а ты поговори с братом. С бабулей тоже поговори. Поговори, но не проговорись. И кстати, подготовься морально. Нужно будет навестить Курьера в больничке. У меня есть пара вопросов к нему.

— Хорошо… Как-нибудь повторим осознанный сон? — Алёна прикусила нижнюю пухленькую губу.

— Разумеется. Ладно, пошли проводишь.

— Пошли.

Вова встал из-за стола следом за Алёной.

— А ещё ты клацаешь зубами, когда спишь. И мне нужно, чтобы ты дала мне какую-то свою вещь, чтобы я мог, если будет нужно, найти тебя во сне с расстояния большего, чем пределы одной комнаты.

— Что именно? Одежду? Сапоги? Мотоцикл?

— Мотоцикл подойдёт. Или что-то менее громоздкое.

— У меня есть кроличья лапка. Отец сам сделал. Мне на удачу. Но я как-то в это не верила.

— Сгодится.