Утро глухонемых. Стихи, верлибры 2018

Дмитрий Близнюк

Сборник стихотворений современного украинского поэта Дмитрия Близнюка, верлибр. Лучшие тексты за 2014—2018 годы. Выбор произведений – Сергей Герасимов. Книга содержит нецензурную брань.

здесь время, как улитка

здесь время, как улитка,

лениво ползет по кругу циферблата.

море становится на задние лапы

и с любопытством гончей обнюхивает небо,

а ядовитая синева запуталась в пальмовых листьях,

точно опытная мелодия

в пальцах начинающего пианиста

(день-ночь-день-ночь). ярко тает небесный бекон —

прослойки сала и мяса тонко сменяют друг друга.

прибой извивается —

сердитый ребенок в кресле дантиста.

прозрачной конницей может внезапно налететь тропический дождь,

посечь палашами теплых капель лицо,

изрезать подержанный, выгоревший мерседес,

но лето бессмертно, как мидас, превращающий всё,

до чего дотронется, в золото,

в зрелость,

в предел совершенства…

залив. заливная рыба на фарфоровом блюде,

и кусочками моркови торчат оранжевые буи.

плывет в солнечном мареве профиль гостиницы —

многоликий циклоп с палицей.

засохшая пальма громадной ящерицей

напряженно застыла на стене воздуха

с максимальным растопыром лап, а за ухаб

истой дорогой начинается подобие хлипких трущоб —

сараи и домики — вросшие-в-плоть-ногти.

наглые псы, полуголые дети — занозы для глаз.

вот обломанный невиданной силой бетонный столб —

поломанная свеча, и вместо фитиля

из раскрошенного нутра торчит ржавая арматура.

здесь ты обгоняешь само время,

как улитка улитку.

но ненадолго,

и время гигантской волной

в конце концов настигает тебя.

2

спустя семь часов. ночная прохлада —

фигуристая мулатка в кофейно-синем платье

без музыки танцует фламенко в золотых туфлях

(каблуки увязают в остывшем песке).

ты смотришь сквозь ночное небо —

сквозь выгнутое стекло батискафа.

опустился на глубину, в алмазную черноту,

и, возможно, это приближается не самолет,

а рыба-молот.

вот оно — чувство жизни без прикрас и мишуры —

ты плаваешь в глубоком, как байкал, бассейне,

у бассейна высокие борта — не достать рукой,

и нет алюминиевых лестниц для спасения.

ты не собираешься тонуть,

но и не можешь выбраться наружу. чего-то ждешь,

лежишь на спине под куполом сине-стеклянным,

плывешь в мерцании щадящего ночного освещения —

малек, задумавшийся о вечном.

и что такое падающая звезда, как не чье-то прошлое?

и чувствуешь, что поднимаешься, падаешь ввысь.

прибой гипнотизирует,

морская змея грациозно становится на цыпочки

и шипит белые стихи в микрофон на пляже,

и сознание заволакивается шипением —

густым, шелковым, шальным. вот заныла шея,

вспыхивает новый образ, точно чиркнули спичкой.

девушка вернулась домой поздно ночью. одна.

подходит к зеркалу, вздыхает по-детски,

начинает высовывать серьги из маленьких ушей,

и ее зеркальная двойница с легчайшим запозданием

задумчиво, неохотно снимает сережки.

и это синхронное раздевание звучит, как мелодия,

отраженная в глыбе черно-зеркального рояля.

тогда ты понимаешь, что смерть — это антарктика,

иллюзия земли обетованной.

смерть носит белые просторные одежды,

смерть играет на черно-зеркальном рояле

среди айсбергов и мертвой синевы,

среди мускулистой, как мел, тишины.

но звуков нет, лишь раздаются пустые щелчки клавиш:

белые и лаковые, черные и лаковые, и снова белые.

ибо сухожилия внутри рояля

кто-то благоразумно перерезал.