Убийство во времени

Джули МакЭлвен, 2016

Как искать серийного убийцу в XIX веке, если этот термин еще даже не придумали? Джули МакЭлвен блестяще отвечает на этот вопрос, отправляя Кендру Донован, спецагента ФБР из XXI века, в прошлое. Этот роман, сочетающий в себе элементы детектива, фэнтези и романтики, словно заманивает читателя в кроличью нору – как только начинаешь читать, уже не можешь остановиться. Кендра Донован – восходящая звезда ФБР. Но на карьерной лестнице она спотыкается и чудом выживает, когда предатель убивает половину ее команды. Как только Кендра встает на ноги, ее единственной целью становится "крыса". Поиск приводит в Англию. в старинный замок Элридж. План безупречен, и, кажется, Кендра вот-вот загонит преступника в угол. Но тут – осечка, и на Кендру обрушивается темнота. Очнется она не скоро. Вернее, давно уже очнулась – в 1815 году, где орудует свой жестокий убийца. Но как его искать, если в XIX веке Кендра может рассчитывать только на положение горничной? Лишенной привычных инструментов, ей придется пользоваться исключительно холодной логикой, чтобы раскрыть преступление и навести порядок в пространственно-временном континууме.

3

— Как она?

— Она боец, она справится. У нее несколько ранений — в правую руку и ногу, низ живота, правый висок. Нам пришлось удалить участок толстой кишки и правую маточную трубу. Не факт, что она сможет иметь детей…

— Но она будет жить?

— Ранение в голову самое серьезное. Ей повезло. Если бы попало на сантиметр выше, то мы бы сейчас говорили у патологоанатома.

Голоса раздавались приятными волнами, пока Кендра парила где-то… где она вообще? Она чувствовала… ничего не чувствовала. Никакой боли. Никаких эмоций. Лишь ощущение отчуждения. Единственное, что связывало ее с реальностью, были эти голоса. Два мужских голоса. Один мягкий и спокойный. Другой немного громче, более скрипучий.

— Она будет жить? — скрипучий голос повторил свой вопрос настойчивее.

Едва различимый звук. Возможно, вздох, после которого последовало:

— Хотелось бы мне это знать.

— Вы же доктор. Если не знаете вы, то кто знает?

— Если бы вы спросили меня об этом, когда ее только привезли, я бы сказал, что нет, она не доживет и до полуночи. Но прошла неделя, и она до сих пор жива. И становится крепче. Сегодня утром мы убрали вентиляцию, теперь она дышит самостоятельно. Но будет ли она жить? Я не знаю.

— Черт побери. Директор хочет услышать ваш прогноз.

— Тогда я надеюсь, директор знает прямой номер бога, потому что он единственный, кто может ответить на этот вопрос.

* * *

— Не могу поверить, что она агент ФБР. Ей на вид шестнадцать, бог ты мой. У меня дочь выглядит старше!

— Двадцать шесть.

— Что?

— Ей двадцать шесть. А твоя дочь выглядит старше, потому что ты разрешаешь ей так краситься. Не говоря уже о той ужасной татуировке.

— Это должна была быть бабочка на лодыжке. Маленькая, — последовал долгий вздох. — Откуда мне было знать, что она набьет себе череп и две кости почти на всю спину? Если бы рядом был ее отец…

— Ты слишком мягка с ней.

Два новых голоса ворвались в прекрасную отстраненность Кендры. Ей казалось, что она плывет, как будто бы она парила вне своего тела. Но неодобрение, звучащее в одном из голосов, заставляло ее каждый раз спускаться вниз.

— Ты предоставила ее самой себе после развода, — продолжал неодобрительный голос. — Я не критикую. Ну, может, и критикую. Но это просто потому, что мы друзья, Энни. Передашь мне это? Спасибо. — Потом на какое-то время воцарилась тишина. Затем раздалось снова: — Она с тобой играется. Ты же знаешь.

— Она просто… проходит через стадию отрицания.

— Ну, ей повезло с тобой. Полно людей в мире, у которых нет никого. Как у этой бедняжки.

— Что ты имеешь в виду? Я слышала, что директор спрашивал о ней, — голос опустился до боязливого шепота, как будто бы эта женщина, Энни, думала, что директор, кто бы он ни был, притаился где-то рядом. — И из Бюро тоже кто-то постоянно приходит и справляется о ее здоровье. Доктору Кэмпбеллу было приказано лично наблюдать ее.

— Это же коллеги, — вторая женщина шмыгнула носом, снова выражая неодобрение. — Врачи. Мы. Но семьи у нее нет. Посмотри на нее. Даже с забинтованной, как у мумии, головой, видно, что она симпатичная. Я бы убила за такие ресницы, как у нее. Странно, что у нее нет парня, который бы беспокоился о ней.

— Хм.

— Мой племянник Джои только что расстался со своей подружкой.

— Ой, не надо, Памела! Девочка даже в сознание еще не пришла, после того как ее сюда доставили, — голос второй женщины теперь сопровождался заливистым смехом, — а ты хочешь свести ее со своим племянником!

— Ее жизненные показатели превосходны. Сейчас мы перестанем вводить ей успокоительные… Мне просто жаль ее, ведь у нее никого нет. Нет семьи…

— О боже! Кендра Донован.

— Что?

— Кендра Донован. Эта девушка, пациентка. До меня только что дошло… Я же слышала о ней. — Голос снизился до шепота. Голос Энни. По какой-то причине, хоть Кендра и парила где-то, ей было важно знать, кто именно говорит, идентифицировать голоса. — Это было по «20/20» или «Шестьдесят минут», по одной из этих новостных программ. Ее родители участвовали в программе создания супердетей.

— Супердетей? Это… погоди. Я думаю, что читала об этом! Дизайнерские дети, — неодобрение вернулось в голос женщины, в голос Памелы. — Генетически модифицированные дети; они возились с генами, чтобы сделать детей умнее, чем обычные. Маленькие Франкенштейны.

— Не знаю, дошли ли они до этого. Тогда им это точно не удалось. Одному богу известно, чем они занимаются сейчас. Но ученый, который основал… я думаю, это можно назвать «общество»…

— Секту.

— Ну, или секту, — согласилась Энни. — Целью было объединить этих невероятно умных ученых для создания невероятно умного потомства. Бред, да?

— Больные просто, — неодобрение в голосе Памелы сменилось полнейшим ужасом. — Это же как разведение животных. Свести лучший скот, чтобы получить лучшую корову. Это ненормально применять к людям.

Дымка рассеивалась, оставляя место тупой боли. Кендра уже не хотела никого слышать. Она не хотела слышать это омерзение в голосе женщин.

Особенная или ненормальная. В глазах Памелы и Энни — точно ненормальная.

— Итак… она одна из этих детей Франкенштейнов?

— Ну да… Я думаю, она пошла в колледж в четырнадцать или пятнадцать.

— Ого! Рано.

— Не верится, что она здесь. Что эта девочка, это она. Мир тесен, верно же?

— Сумасшедший мир. Где же ее родители? Почему их здесь нет?

— Думаю, они вроде как в контрах…

— Что такое?

— Не знаю. Но ее кровяное давление подскочило, — голос Энни звучал озабоченно. — Нам надо, наверное, уведомить доктора Кэмпбелла?

— Может, ей больно.

— Они сказали не давать ей больше морфий.

— Пойду доложу доктору Кэмпбеллу тогда. Он зайдет и посмотрит, — раздался звук шаркающих шагов, и голос удалился.

— Ты позвонишь своему племяннику? — другой голос, Энни, тоже удалялся, но Кендра уловила в нем веселые нотки. — Будешь свахой?

Вторая женщина, казалось, раздумывала. Затем произнесла:

— Не думаю, что она во вкусе Джои.

— Что? Слишком симпатичная для него?

— Слишком странная. С детьми Франкенштейнами всегда что-то не так, даже если они уже выросли и выглядят привлекательно.

* * *

В следующий раз Кендру разбудили не голоса, а боль. Ее череп как будто раскалывался на две части. Если она не ошибалась, ее сейчас мучила сама прародительница головной боли. Нет, не так. Это точно была прародительница головной боли. Она пульсировала в правой стороне головы и отдавалась внезапными ударами, которые сотрясали ее до самых кончиков пальцев ног.

— Мисс Донован? — голос был полон робкой обеспокоенности, он будто бы завис над ней.

С большим трудом Кендра открыла глаза и увидела перед собой пару карих глаз в очках с роговой оправой. Круглое лицо. Мужчине было около шестидесяти лет, он был немного размыт по бокам, но тут она поняла, что тут скорее виноваты ее проблемы со зрением. Она моргнула пару раз, и его фигура приобрела более четкие очертания.

— Боже. Моя голова, — ее правая рука тоже безжалостно болела. Эта боль сливалась с пульсацией в голове. — Болит. Воды.

— Конечно, — он налил воду в пластиковый стакан и передал его ей, придвигая соломку к ее пересохшим губам. Она глотала жадно и не могла утолить жажду этой ледяной жидкостью, которая смачивала ее горло.

— Подумаем, что можно будет применить от вашей головной боли. Мы не хотим, чтобы вы снова потеряли сознание. Мы испугались, вы должны были выйти из комы пару дней назад. — Он оторвал соломку от ее губ, не обращая внимания на ее тихий протест, и поставил пластиковый стаканчик на металлический откидной столик. — Я доктор Кэмпбелл.

«Что произошло?» — Она не думала, что сказала это вслух. Но он продолжил осматривать ее и спросил при этом:

— Вы помните что-нибудь?

— Нет, — что-то всплыло в ее сознании, небольшой просвет в дымчатых серых слоях. — Да. Я не знаю.

— Вы знаете, как вас зовут?

— Донован… Кендра Донован, — прошептала она.

— Назовите президента Соединенных Штатов.

— Что? Я… — О боже! Воспоминание, которое сейчас ее настигло, было как резкий порыв, который налетел и разрушил ее душевное спокойствие. — Шеппард. Он мертв. О боже. — Ее дыхание сбилось от сухого всхлипа. — Они умерли, Терри… Терри Лэндон. Предатель. Сукин сын! Убил его. Убил его!

— Успокойтесь, мисс Донован. Ваша память, по всей видимости, не пострадала…

— Я его застрелила?

— Кого?

— Сукина сына Лэндона, — ее горло опять пересохло, ей будто приходилось проталкивать слова сквозь терку для сыра.

Доктор взял ее запястье и, деликатно держа его, считал ее пульс по своим тикающим часам.

— Да. Кажется, вы его застрелили.

— Он мертв?

— Кажется, да.

— Отлично. Балакирев? Грин? — она освободила свою руку, но к тому времени доктор уже закончил и отпустил ее. Она попыталась приподняться, но была слишком слаба, руки висели, как вареные макаронины. Она снова упала на твердые подушки. — Их поймали?

— Мисс Донован, пожалуйста, лежите спокойно, — он подождал немного, затем склонился над ней, посветив карманным фонариком ей в глаза. По-видимому, довольный увиденным, он опустил фонарик обратно в нагрудный карман своего белого халата и подошел к краю кровати, где открепил медицинскую карту и принялся бегло делать заметки. — Мне нужно вызвать ваше начальство. Они оставили подробные инструкции о том, что нужно сделать, как только вы придете в сознание. — Он дотронулся до ее стоп. — Вы чувствуете что-нибудь? Можете двигать пальцами ног?

— Да. — Она сделала легкое движение пальцами для демонстрации, хоть на это и потребовалось невероятное количество энергии. — Балакирев? Грин? — повторила она хрипло.

— Нам нужно сделать пару тестов. И нам нужно позвать ваше начальство, — повторил он. Его выражение лица стало мягче, когда он посмотрел на нее. — Я могу подождать с этим звонком.

Кендра поняла, что он предлагает ей еще время. Она переместила свой взгляд с глаз доктора на безликий белый потолок больничной палаты. Она находилась в Национальном военном медицинском центре «Уолтер Рид», как она поняла со слов одной из медсестер. В одиночной палате. Особые условия содержания выдавал интерьер комнаты с веселыми занавесками в цветочек, обрамляющими окно, за которым скрывалось тусклое серое небо. Стены были покрыты краской цвета недоспелой дыни. Довольно мило для больничной палаты. Но все же это была больничная палата: аппарат ЭКГ, зеленая полоска, едва прыгающая на затемненном экране слева от нее, а рядом капельница, по тоненькой трубке которой неспешно стекают капли в ее левую руку. Ее ноздри слегка щипало. И она вдруг поняла, что ей, должно быть, вставляли в нос катетер с кислородом.

Понимая, что доктор ждет от нее ответ, она покачала головой и сразу же пожалела об этом. Это движение вызвало новый прилив боли, за которым последовал коварный приступ тошноты.

— Нет, — прошептала она сипло и снова облизала губы. Ей хотелось закрыть глаза, чтобы вернуться в тот туманный дурманящий мир, где она находилась, перед тем как проснуться и почувствовать дискомфорт, и физический, и моральный. Но она сопротивлялась этому соблазну.

— Позовите их. Сейчас, — попросила она. — Мне нужно знать.

* * *

— Кендра, — на этот раз она узнала этот грубый голос еще до того, как открыла глаза и встретилась взглядом с морщинистым лицом Филипа Лидза, заместителя директора отдела поведенческого анализа. Ее босса.

Только он уже не был ее боссом почти год, о чем она резко вспомнила. С тех пор как ее передали нью-йоркскому офису специальной рабочей группы.

— Сэр.

— С возвращением, — его улыбка не скрыла беспокойство, которое выражали его глаза. — Как вы себя чувствуете?

— Будто мне выстрелили в голову.

Дверь отворилась, и ворвался доктор Кэмпбелл.

— Ага, я слышал, что вы пришли навестить нашего звездного пациента, сэр. Я должен попросить вас в этот первый визит пробыть не слишком долго с пациенткой. Мисс Донован еще не до конца окрепла для того, чтобы отвечать на какие-либо вопросы.

Кендра резко взглянула на доктора и сказала:

— Это у меня есть вопросы.

— Или для того, чтобы проводить допрос, — продолжил он деликатно. Он повернулся к заместителю директора: — Мне необходимо отвезти мисс Донован на диагностику. У нее по расписанию сейчас МРТ.

Лидз кивнул:

— Пять минут, доктор Кэмпбелл.

Осознавая, что заместитель директора не просто просил, а требовал уделить ему пару минут наедине с пациентом, доктор Кэмпбелл двинулся в сторону двери.

— Пять минут, — он подчинился, но в его голосе звучало суровое предупреждение. Он понимал степень влияния Лидза, но в этой комнате, в этой больнице и с этим пациентом это у него были приоритетные полномочия.

Лидз подождал, пока дверь не закроется, и повернулся к Кендре:

— Питер Карсон летит сюда. Он хочет поговорить с тобой.

— Я уверена, что он хочет. Можете мне, пожалуйста, передать воду вон там? — Пока Лидз искал взглядом воду, Кендра крутила приспособление на своей кровати, поднимая матрас, чтобы оказаться в сидячем положении. Было что-то унизительное в том, чтобы разговаривать с боссом лежа на спине.

Он взял пластиковый графин и наполнил чашку.

— С тобой все в порядке?

Кендру раздражало, что ее руки тряслись, когда она потянулась за водой.

— Я же сказала, чувствую себя так, будто мне выстрелили в голову, — пробормотала она раздражённо, засовывая соломку в рот. — Сэр.

Лидз улыбнулся, на этот раз немного более искренне.

— Ну, по крайней мере ведешь ты себя как прежде.

— Чувствую себя отвратно.

Улыбка исчезла.

— Извини, Кендра. Карсон должен тебя допросить, но что, черт возьми, произошло?

Руки Кендры задрожали, когда она ставила пластиковую чашку на металлический столик, который подкатили к ее кровати.

— Майор, это полная задница, извините. Терри Лэндон нас предал. Или предал бы, если бы успел.

На какой-то момент она закрыла глаза и увидела, как голова Шеппарда взрывается. Она открыла глаза, и Лидз увидел это страдание где-то в глубине их. Наконец она произнесла:

— Он убил Дэниэла Шепарда прямо на моих глазах. Чертов ублюдок.

— Ты уверена?

— Да. Он чертов ублюдок.

— Кендра.

— Это он стрелял в меня. Я хотела вернуться и достать Балакирева, Грина. Тогда Лэндон и… выстрелил в Дэниэла. А затем и в меня, — она уставилась на свои руки, беспокойно теребящие покрывало. Она заставила себя остановиться. — Если бы я не попыталась пойти за Балакиревым, Дэниэл был бы жив.

— Вы же прекрасно понимаете, агент Донован, — Лидз подождал, пока она не поднимет глаза. — Вы не убивали Шеппарда.

— Но я абсолютно уверена, что не помогла ему, — ее дыхание перехватило. — Я работала с Лэндоном. Я профайлер, черт побери. Я должна была видеть его насквозь… должна была догадаться…

— Ты не всемогуща. Или не совсем совершенна.

Она подняла руки и нажала костяшками пальцев на глаза. И покачала головой. Чего делать не следовало, так как тут же безжалостное острие опять вонзилось в ее череп. Ей предлагали увеличить дозу морфия, но она отказалась. Кендра вздохнула, опустив руки:

— Я устранила Лэндона. Доктор… доктор Кэмпбелл сказал, что он мертв.

— Это так.

— А что с Грином и Балакиревым? Рицином?

— Балакирев мертв. Его задело во время перекрестного огня. Яд был упакован в форме гранул, как ты и предсказывала. Мы его конфисковали вместе с ноутбуком Балакирева. Над ним сейчас работает компьютерный отдел. Там есть много зашифрованной информации. Как только его взломают, мы надеемся внедриться в некоторые террористические ячейки, с которыми работал этот ублюдок.

— То есть нам не нужен был сам Балакирев. Нам всего лишь был нужен его ноутбук.

— Ну, не думаю, что Питер Карсон видит это так же. Но технологии всех нас превращают в консерваторов.

— Боже, я бы так хотела приложить к этому руки, — пальцы Кендры искривились от отчаяния, зарываясь в хлопковое белье.

— Я уверен, приложишь, — он посмотрел на свои часы. — Мои пять минут подошли к концу. Я пойду, пока доктор Кэмпбелл не надрал мне задницу. Зайду к тебе завтра. Директор сказал, что тоже может прийти. — Он подошел к двери. Немного задержался около нее. — Если тебе нужно с кем-то поговорить…

— Не нужно.

Он смотрел на нее около минуты и решил не напоминать ей о том, что ей придется пройти полное психическое освидетельствование перед тем, как вернуться в Бюро. Пока что он просто кивнул:

— Вы ценный член нашей команды, спецагент Донован.

— Спасибо. А… сэр? Вы проинформировали… мои родители знают, что я… хотя ладно, — она плотно закрыла рот, недоговорив фразу. Ей было неудобно, что ее пальцы, дрожа, опять теребили белье. Она уже пожалела об этом вопросе, увидев сожаление в глазах заместителя директора.

— Что касается ваших ближайших родственников, ваши родители были проинформированы, — сказал он мягко.

Она кивнула и больше не смогла выдерживать его взгляд:

— Спасибо.

Лидз помедлил и почувствовал знакомый гнев, поднимающийся в нем в отношении этих двух ученых. Он знал, что они были гениальны в своей сфере деятельности, доктор Элеанор Янке в квантовой физике, а доктор Карл Донован — в изучении генома и биогенетическом искусстве. Но, насколько ему было известно, оба они были отвратительными людьми.

Так как он не знал, что еще может сделать, чтобы прогнать опустошение, которое он увидел в темных глазах Кендры перед тем, как она отвела взгляд, он просто сказал:

— Отдохните, агент Донован.

Кендра пыталась справиться с унижением и старой болью в груди, которая не имела ничего общего с ее ранениями. Когда она подняла глаза, удивилась, что оказалась в палате одна.

И так и не узнала, что произошло с сэром Джереми Грином.

* * *

Следующие четыре дня прошли быстро из-за постоянной беготни с тестами и физиотерапией. Кендру раздражала собственная слабость, раздражало, что ее конечности были вялыми и неловкими. Неживыми. Каждую секунду, когда она заставляла себя что-то сделать, она будто бы толкала гигантский булыжник на верхушку горы, после чего вся тряслась, чувствовала дезориентацию и мечтала лечь в кровать.

К счастью, кровать у нее была.

Лидз не вернулся, хотя она слышала, что он регулярно узнает, как она. Как и было обещано, Карсон появился, чтобы допросить ее, мрачно проинформировав ее о числе убитых, среди которых кроме Шепарда и Вейла были Аллан О’Брайан и Дэнни Кортез из первой команды. Двое из команды Вейла тоже погибли. Билл Нун получил пулю в ногу, но остался жив.

Терри Лэндон был не в счет.

Кендра подумала об О’Брайане и его молодой жене, которая сейчас стала вдовой, и ей захотелось рыдать. И снова застрелить Терри Лэндона. Чертов ублюдок.

Карсон ушел до того, как она успела спросить о Грине, и, по правде, к тому времени, как их разговор подошел к концу, она слишком устала, чтобы сформулировать какой-либо членораздельный вопрос. Ей стало даже интересно: была ли она обязана этой усталостью своему настроению или ей все-таки добавили морфий в капельницу?

Как и бывает в таких случаях, время, казалось, тянулось ужасно медленно, а затем опять резко ускоряло свой ход, расплываясь и растекаясь от одного момента к другому, от вечера до утра, а потом и до дня. Она, по сути, никогда не была одна. Медсестры, чей разговор она тогда подслушала, Энни (по-матерински добрая, с солнечными светлыми кудряшками, прыгающими вокруг ее удивительно молодого лица) и Памела (гораздо менее добрая, более угловатая, с короткими волосами с проседью), теперь залетали и вылетали из ее палаты, как жужжащие пчелки, проверяя ее показатели, давая ей маленькие бумажные колпачки с таблетками и сопровождая ее во время ее передвижения на два этажа выше для тестов или во время спуска в кабинет физической терапии этажом ниже.

— Для человека, который был в коме пару недель назад, у вас все прямо отлично, — заметил доктор Кэмпбелл, когда зашел в ее комнату однажды утром. Он взял ее карту у подножия кровати и быстро оценивающе ее просмотрел, прежде чем улыбнуться ей. — У вас тут посетитель.

— Да?

— Кендра.

Ее сердце внезапно заколотилось, когда ее глаза посмотрели на дверь.

Мужчина, стоявший на пороге, был высокий, худой и намного старше, чем она его помнила. Его некогда черные волосы были сейчас испещрены серебряными полосами у висков, а на его привлекательном лице появились морщины, которых она не помнила. Прошло больше десяти лет.

Однако, когда он зашел в комнату, выражение в его темно-карих глазах, обрамленных рядом густых ресниц — ее глазах, как она вдруг осознала со странным душераздирающим чувством, — оказалось ей отчетливо знакомо. Это была холодная беспристрастность, смешанная с неудовольствием.

Есть вещи, которые никогда не меняются.

По всей видимости, не понимая скрытого значения этого визита, доктор Кэмпбелл продолжал улыбаться:

— Очень хорошо, что вы решили навестить Кендру, — сказал он. Если он и считал странным, что этот человек не навестил свою дочь или не позвонил, когда она была на волоске от смерти, он не подал вида. — Я, пожалуй, оставлю вас наедине, — он отошел к двери, затем остановился: — Кендре уже намного лучше, но, пожалуйста, не утомляйте ее.

— Понимаю. Спасибо, доктор Кэмпбелл. — Доктор Карл Донован дождался, пока мужчина покинет комнату, затем холодно произнес: — Итак… это ради этого ты бросила то, что могло стать твоим блестящим будущим?

Кендра не знала, смеяться ей или плакать. Двенадцать лет прошло, и его первые слова в ее адрес были критикой. Знакомо.

— Что ты здесь делаешь? — ее голос звучал немного напряженно, но по крайней мере ровно. — У меня огнестрельное ранение в голову, но, похоже, это ты забыл, что отказался от меня.

— Не дерзи, Кендра. — Рот ее отца сжался в узкую полоску. — Я получил звонок от заместителя директора Лидза, он предположил, что для продолжения моего исследования мне нужно навестить тебя.

Кендра нахмурила брови:

— Я не понимаю. Как твое исследование связано со мной?

— Я работаю в Товарищеском институте в Аризоне…

— Над исследованием человеческого генома. Я знаю.

— Тогда ты должна знать, что государство — наш важнейший донор.

Кендра вспомнила то выражение сожаления в глазах заместителя директора:

— А. Понимаю. Лидз тебя заставил приехать. Вот почему ты здесь.

Не потому что ее отец хотел увидеть ее. Боже упаси, чтобы ему на самом деле было не все равно. И странное дело, от этого было больно. Она не видела своего отца двенадцать лет, но он до сих пор обладал этой властью над ней.

Брезгливым движением Карл приподнял штанину брюк перед тем, как сесть в кресло у кровати. Он поднял бровь:

— Ты расскажешь мне, как оказалась здесь… в таком виде?

— Ой, знаешь. Просто спасала мир.

— Я мог бы отметить, что есть более простые и безусловно более продуктивные способы спасать мир. Если бы ты продолжила…

— Как там Барбара? — прервала его она. — Как дети?

Он помедлил. Он не любил, когда его прерывают, но, так как предыдущая тема была ему противна, он позволил это ей:

— Барбара сейчас ушла из Института, чтобы написать книгу. Дети демонстрируют замечательные когнитивные способности.

— Патрисия и Стюарт, верно? — она вспомнила имена своих сводных сестры и брата. — Или ты называешь их «Испытуемый 1» и «Испытуемый 2»?

— Вижу, твое чувство юмора со временем не улучшилось.

— Нет, не думаю. Но, вообще, если уж мы затронули эту тему, я же была бракованной, не так ли? Я не реализовала гениальный потенциал, на которой вы с мамой надеялись. Кстати, как там мама? Она придет?

— Без понятия. Я уверен, она справляется о твоем состоянии.

— Ничто так не радует любящую мать, как хороший тест.

Карл одарил ее порицательным взглядом:

— На Элеанор лежит невероятная ответственность в ЦЕРН. Она проводит научные эксперименты над Большим адронным коллайдером…

— Знаю. Пусть мама создает большую черную дыру прямо здесь, на земле.

— Это глупость. Это классическое преувеличение в СМИ, как тебе отлично известно, — сказал он сухо.

— Все мое жалкое чувство юмора, — она вздохнула и вдруг почувствовала себя жутко измотанной. Филип Лидз хотел как лучше, она понимала. Но шантажа недостаточно, чтобы соединить семью, которая развалилась много лет назад. Боже, да кого она обманывает? У нее никогда не было семьи в истинном смысле этого слова. Она была лабораторной крысой. Ребенком Франкенштейном, как ее назвала Энни.

— Это плачевно, — согласился ее отец. Она не сразу поняла, что он имеет в виду ее чувство юмора.

— Да, обидно, что ты не смог вывести его для меня.

— Сарказм — низшая форма остроумия, и это тебе не к лицу, Кендра.

— Похоже, мне ничто не к лицу.

Раздражение промелькнуло на его лице, и Кендра признала, что небольшая жалкая ее часть до сих пор получала удовольствие, провоцируя его. Это была единственная реакция, кроме разочарования, которую он по отношению к ней испытывал.

— Ты была таким подающим надежды…

— Экспериментом?

— Студентом, — сказал он с гневом.

— Студентом. Как дети из «Лебенсборн»? — предположила она со сладковатым выражением. — Гитлер тоже думал, что его программа по разведению детей была подающей надежды. Все эти арийские малыши. Супердети.

Карл сердито посмотрел на нее.

— Я надеялся, что ты наконец поняла цель проекта доктора Капура. Я могу упомянуть, что Джордж Бернард Шоу, Чарльз Линдберг и несчетное число других блистательных умов тоже выступали за евгенику.

— Да. Знаю. Вы хотите сделать мир лучше, производя умных детей. Но у вас не получилось, ведь так? Вы с мамой не учли погрешностей в своем человеческом уравнении. Ну, такие как желания, страсть, личные амбиции.

— Личные амбиции? — Карл переместился в кресле, его холодные глаза уставились на ее перевязанную голову, больничную палату. — Личные амбиции поиграть в копа? Посмотри, куда это тебя привело.

— Я спецагент в Федеральном бюро расследований.

Она была самым молодым офицером, которого когда-либо принимали в академию, она даже захотела об этом сказать. Но только для доктора Карла Донована это бы ничего не значило.

— Прославленный коп. Ты могла бы совершить все, что угодно, быть кем угодно.

— Нет, не могла, — произнесла она тихо. А ее глаза с неосознанной мольбой смотрели на него.

«Ты хоть догадывался, почему я стала агентом ФБР?» — такой вопрос она хотела ему задать. Но, конечно же, он не догадывался. Он никогда не спрашивал ее ни о чем. Он инструктировал и приказывал, ожидая, что она будет подчиняться. И она так и делала четырнадцать лет.

— Ты недостаточно старалась, — сказал он.

Что-то внутри ее, что оставалось верным надежде, зачахло и умерло. Боже, она и не осознавала, что в ней еще оставалась надежда, думала, она умерла уже давно. Она опустила глаза:

— Я человек. Ты это не принял во внимание. И после всех твоих тестов и испытаний ты отказался от меня, отказался от своего брака…

— Это ты угрожала, что будешь судиться за выход из-под опеки, — напомнил он ей и поднялся на ноги грациозным движением. — Твою мать пригласили принять участие в исследовании в ЦЕРН. Такой шанс бывает раз в жизни. Я, само собой, не мог ей воспрепятствовать.

— Ну, конечно нет. Особенно если учесть, что Барбара ждала своего часа, чтобы занять свое место и предоставить тебе возможность для новых экспериментов.

— Этот аргумент всем уже надоел, Кендра. Жизнь продолжается. Мне кажется, именно так ты сказала своей матери и мне, когда попросила о независимости. Я правда не понимаю, в чем смысл этой мелодрамы. Ты от нас отдалилась. Несмотря на то что мы не согласились с твоим решением, мы его приняли. И мы никогда не блокировали твой доступ к целевому фонду, который мы открыли на твое имя.

— Этот целевой фонд состоит из денег, которые я заработала, когда появлялась в роли лабораторной крысы на телевидении и на соревнованиях.

— Тем не менее твоя мать и я основали этот фонд для тебя, эти деньги были отложены на твое образование. Эта дискуссия бессмысленна, — он посмотрел на часы. — У меня мало времени. Если, конечно, ты хочешь рассказать о чем-то, что не имеет отношение к прошлому?.. — Он ждал, уставившись на нее. Она не произнесла ни слова, он развернулся и пошел в сторону двери.

Слова дрожали на кончике ее языка. Ей понадобилась вся ее воля, чтобы не выпалить эти слова ему в спину.

Он остановился у двери, посмотрев на нее. Его глаза еще раз осмотрели ее с ног до головы, задержавшись на белой повязке вокруг лба. Он не выглядел озабоченным, отметила про себя Кендра, только смущенным. Он сказал:

— Прощай, Кендра.

— Прощайте, доктор Донован. — Она подождала, пока он уйдет, а потом схватилась за пульт управления койкой. Ее пальцы тряслись, когда она нажала на кнопку, опустив матрас, чтобы можно было выпрямиться и уставиться в потолок. Она пыталась не обращать внимание на жгучую боль в глазах, пульсацию в голове, тяжесть, сковавшую ее грудную клетку.

Ее отец был прав в одном.

Жизнь продолжается.