Всем стоять на Занзибаре

Джон Браннер, 1968

Планета задыхается. Население сходит с ума от тесноты, бедности и отсутствия перспектив. Люди плотно сидят на наркотиках, легализованных правительством, чтобы примирить граждан с их безрадостным бытием. Ведь даже тихие семейные радости теперь доступны далеко не всем. В развитых странах действует жесткое законодательство, запрещающее людям с несовершенным геномом иметь детей. Для большинства полноценная семья становится недостижимой и бесконечно желанной мечтой. И так бы все и шло, если бы не изобретение азиатского ученого, которое подарило надежду на здоровое потомство даже тем, кто не обладает идеальным физическим и психическим здоровьем… В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Прослеживая крупным планом (3)

Даже не думай!

— И что мы будем делать? — в сорок какой-то раз вопросила Шина Поттер. — И хватит глотать транки, я и так не могу до тебя достучаться!

— Ты пытаешься довести меня до язвы, — ответил ее муж Фрэнк.

— Лжец поганый.

— Тогда ты делаешь это неумышленно, а значит, тебя нельзя выпускать одну на улицу, не говоря уже о том, чтобы позволить тебе рожать себе подобных. — Фрэнк говорил с возвышенной, почти олимпийской отстраненностью: подарить такую могут только пять таблеток транквилизатора, принятые за единицу антиматерии.

— Ты думаешь, я хочу размножаться? По-другому сейчас запел. Давай ты будешь вынашивать этого кровососа! Теперь такое делается: накачают тебя женскими гормонами и вживят куда-нибудь яйцеклетку. В поджелудочную полость, например.

— Опять «Видеодайджест» смотрела? Впрочем, пожалуй. Узнала из СКАНАЛИЗАТОРА. Это же настоящая сенсация!

— Бред! Мне Фелиция рассказала, когда я вчера была в вечерней школе…

— Как много тебе дают эти уроки! Ты все равно фригидна, как Тереза! Когда тебя переведут в начальную группу Камасутры?

— Будь ты мужчиной, ты бы сам меня научил…

— Отсутствие реакции — недостаток пассивного партнера, а не активного, поэтому я…

— Ага! Теперь ты повторяешь рекламу, даже не программу новостей, а паршивый плаг какого-то вонючего…

— И дернул меня черт жениться на терке, у которой была только пара нелепых школьных…

— И дернул меня черт выйти за парня с наследственным дальтонизмом…

Повисла пауза. Они огляделись в квартире. На стене между окнами светлело пятно в точности такого же цвета, какого была краска, когда они только-только въехали. Картина, закрывавшая это пятно, лежала в красном пластмассовом ящике у двери. Возле красного стояли еще пять зеленых (с отверстиями под трубчатые ножки и крючками для крепления подушек); рядом — еще дюжина черных (с отверстиями, но без крючков); было еще два белых ящика, более или менее удобной высоты для сидения, — именно так Фрэнк с Шиной их и использовали.

В винном шкафу было пусто. Только пыль и засохшие винные пятна.

В холодильнике тоже ничего не было, кроме тонкой корочки льда в морозилке, но и лед растает, когда холодильник автоматически перейдет в режим размораживания.

Никакой одежды в платяном шкафу в спальне. Мусоропровод тихонько что-то перемалывал. И как только не поперхнулся ворохом одноразовой бумажной одежды и двадцатью с чем-то фунтами скоропортящегося из холодильника?

Со щелчком закрылись автозаглушки на розетках. Никакой ребенок тут никогда не жил, но по закону все розетки должны автоматически закрываться, когда из них выдергивают штепсель.

На полу у ног Фрэнка лежала папка с документами. Внутри — два билета туристического класса в Пуэрто-Рико, два паспорта, на одном из которых стоял штамп HEREDICHRO SUSTOHEREDICHRO^[12], дорожные чеки на двадцать тысяч долларов и письмо из Департамента евгенической обработки штата Нью-Йорк, начинавшееся словами: «Дорогой мистер Поттер, с прискорбием сообщаем вам, что наступление беременности вашей жены с вашим или иным отцовством наказуемо по параграфу 12, раздел V Кодекса законов о статусе родителей, вступившего в силу…»

— Откуда мне было знать, что Младшенький таких, как я, запретит? У лобби младенцефермеров, наверное, триллионы долларов, с такими деньгами море по колено!

Фрэнк был неопределенно привлекательным мужчиной: пожалуй, худощавым, пожалуй, темноволосым, манеры и осанка человека старшего, чем можно было бы ожидать от его хронологических тридцати.

— Я всегда говорила, что согласна на усыновление! Мы могли бы встать в очередь, и уже через пять лет у нас был бы ничейный ребенок!

Шина была на редкость красивой натуральной блондинкой двадцати трех лет. В отличие от мужа, она была склонна к полноте, но диетой довела себя до модных сегодня объемов.

— Какой смысл ехать? — добавила она.

— Не можем же мы тут остаться! Квартиру мы продали! И часть денег уже истратили!

— А нельзя поехать куда-нибудь еще?

— Конечно, нельзя! Сама слышала, как на прошлой неделе несколько человек пристрелили при попытке тайком пробраться в Луизиану… И сколько мы протянем на двадцать тысяч баксов в Неваде?

— Мы могли бы поехать туда, забеременеть и вернуться назад…

— И что тогда? Мы же продали квартиру, не понимаешь, что ли? Если мы еще будем здесь после шести папа-мама, нас могут посадить в тюрьму! — Он хлопнул себя по бедру ладонью. — Нет, надо выкручиваться. Придется поехать в Пуэрто-Рико, накопить там деньжат, чтобы добраться до Невады, или подкупить кого-нибудь, чтобы нам дали паспорт в Перу, или в Чили, или в…

За входной дверью раздался лязг.

Не двинувшись с места, он долго смотрел на жену. Потом наконец сказал:

— Я люблю тебя, Шина.

Она кивнула и под конец выдавила улыбку.

— Я отчаянно тебя люблю. Я не хочу ребенка секонд-хэнд. Я хочу твоего ребенка. Пусть он родится безногим, я все равно буду его любить, потому что он твой.

— А я буду его любить, потому что он твой.

Снова лязг. Он встал. Проходя мимо нее, чтобы впустить бригаду перевозки, он поцеловал ее в лоб.

Примечания

12

Наследственное расстройство цветовосприятия (иск. исп.).