Всем стоять на Занзибаре

Джон Браннер, 1968

Планета задыхается. Население сходит с ума от тесноты, бедности и отсутствия перспектив. Люди плотно сидят на наркотиках, легализованных правительством, чтобы примирить граждан с их безрадостным бытием. Ведь даже тихие семейные радости теперь доступны далеко не всем. В развитых странах действует жесткое законодательство, запрещающее людям с несовершенным геномом иметь детей. Для большинства полноценная семья становится недостижимой и бесконечно желанной мечтой. И так бы все и шло, если бы не изобретение азиатского ученого, которое подарило надежду на здоровое потомство даже тем, кто не обладает идеальным физическим и психическим здоровьем… В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Режиссерский сценарий (8)

Хребет верблюда

Дональд был потрясен, насколько обыденным показался ему вечерний город. Народу на улицах было меньше, чем днем, из-за той самой паранойи, которой поддался и он, но все же достаточно, чтобы создать приятное оживление и дать ему почувствовать, что он вернулся в те времена, когда только-только окончил колледж и тел на тротуарах толклось на миллион меньше.

Я что, подспудно рассчитывал увидеть, что магазины исчезли с привычных дневных мест?

Ему захотелось рассмеяться над собственными дурными предчувствиями. Тем не менее что-то не давало ему покоя. Постепенно его мозг распознал причину, Дональд специально это в себе вырабатывал: исходить из мелких вторичных признаков и, не посвящая себя проблеме целиком, подсознательно отыскивать нужную ниточку.

Чересчур шумно. Музыка, в основном хиты последнего поп-парада, гремела повсюду, и потому два или даже три отдельных ритма беспорядочно смешивались в полутоновой диссонанс, но иногда к шлягерам примешивалась и классика: пройдя сто ярдов, он идентифицировал Бетховена, Берга, Ойяку. Впрочем, то же можно было бы сказать и про дневные часы, особенно с тех пор, как производители радиоодежды начали встраивать в швы не наушники, а колонки. Необычным ему показался звук голосов. Повсюду кругом болтали и сплетничали — непозволительная роскошь в суматошные дневные часы.

Подсказка: Эти люди друг друга знают, друг с другом здороваются.

Безымянные для него, но знакомые между собой, они сбивались на тротуарах в группки по пять-шесть человек. Он едва не принял их за бездомных, как вдруг понял, что даже по нынешним меркам их слишком много, и начал замечать в толпе настоящих нищих: мужчин, женщин и даже детей с печальными глазами, которые цеплялись за мешки с пожитками и ждали ночи и законного шанса прилечь где удастся.

— Ты устал, тебя тяготят заботы? Приди к Иисусу, приди и отдохни на его груди! — взывала с паперти через ручной громкоговоритель женщина-пастор.

— Нет уж, мэм, спасибо, у меня пока мозги на месте! — крикнул ей проходящий мимо центровой в «крокодиловке», и его шестерки хрипло рассмеялись и похлопали его по спине. Центровой был чернокожим, и пасторша тоже. Вообще кругом афрамов было в пять-шесть раз больше, чем днем.

Они посмотрели на меня с любопытством. Подсказка: Цвет кожи?

Но это был ложный след. Постепенно он отыскал истинную причину. На нем был консервативный, несколько устаревший и совсем немодный пиджак, какой он обычно носил. Большинство прохожих были либо в лохмотьях, как бездомные, которые зачастую по десятку раз натягивают на себя одноразовую одежду, либо те, кто наступление сумерек воспринимал как сигнал дать волю воображению. Не только гопники в «крокодиловках» особого покроя, создававшего впечатление огромных мускулов, но прохожие постарше носили одежду броскую, как оперенье павлина: алый и бирюза, черное дерево и хром. Они красовались в чем угодно — от длинных одеяний в стиле стран РЕНГ до ритуальной раскраски, оттененной парой перьев в стратегических местах.

Ответ: словно в чужой мир попал.

Он задумчиво кивнул. Было что-то от карибских традиций в том, как эти люди преспокойно расположились посреди улицы точно в палисаднике перед собственным домом. Толчком к этому, вероятно, послужило сооружение купола, поддержавшее и усилившее ощущение разгара лета, которое растянулось на целый год.

Характер кварталов начал меняться. Дональд заметил, что здесь его окликают зазывалы.

— Концерт статики в разгаре, чувак! Всего пятерка!

— Выдержки из Корана по-английски, живой чтец. Неужели это не заинтересует такого умного человека, как вы?

— Узнайте правду, которую скрывает от вас правительство! Записи прямо из Пекина, все факты доступны!

Только пройдя с милю или около того, он — благодаря улыбкам и жестам прохожих — обнаружил небольшую люминесцентную листовку, которую кто-то незаметно налепил ему на спину. Раздраженно сорвав ее, он прочел:

Этот чувак не знает, куда податься. На триптине он, недолго думая, уже был бы там.

«Джи-Ти» толкает свой продукт? Маловероятно. Ни для кого не секрет, что правительство держит в узде ретивых сотрудников Наркоконтроля, поскольку психоделики оттягивают на себя большую часть потенциальных диссидентов, но официально в большинстве штатов еще существовали законы против них. Скомкав листовку, Дональд бросил ее в урну.

Худощавый, интеллигентного вида афрам пошел вдруг с ним рядом, то и дело бросая на него косые взгляды. Шагов через десять он кашлянул.

— Вы не были на…

— Нет, — сказал Дональд. — Валяйте, гоните свою телегу, а я скажу, интересует ли она меня, тогда мы оба сэкономим время.

Афрам моргнул. Еще несколько шагов спустя он пожал плечами.

— Жаловаться не будешь, отец?

— Нет.

— Хочешь, проверю твой генотип? Покажи мне руки. За пятерку получишь точный научный анализ, у меня и сертификаты есть.

— Спасибо, у меня хватает денег на генанализ.

— Но потомства нет, а? — Афрам глянул на него проницательно. — Может, неприятности с Департаментом евгенической обработки? Нет, не надо мне говорить. Как бы плохо ни было, всегда есть способ поправить дело. У меня есть кое-какие связи, и если тебе по карману генанализ, то, наверное, и их услуги тоже.

— Я чист, — со вздохом сказал Дональд.

Афрам остановился как вкопанный. Дональд непроизвольно сделал то же самое и повернулся, так что теперь они стояли лицом друг к другу.

— Ах ты сукин сын! — прохрипел афрам. — У меня вот… у меня-то серповидный эритроцит, в малярийном поясе это даже на руку было бы, но здесь-то мне ничего не позволяют, хотя я уже трижды был женат.

— Тогда почему бы вам не поехать в малярийные страны? — отрезал Дональд. И опустил руку в карман с газовым баллончиком.

— Чего еще ждать от бледнозадого! — фыркнул афрам. — Почему бы тебе не убраться назад в Европу?

Раздражение Дональда внезапно утихло.

— Послушай, брат, — сказал он, — тебе бы познакомиться с моим соседом, тогда сам все понял бы. Он тоже афрам.

— Против тебя я ничего не имею, — сказал афрам. — Чем меньше вас живет как нормальные люди, тем лучше. Но плакать стоит о другом — у тебя ведь чернокожий сосед. В следующем поколении, того и гляди, и высокое содержание меланина в коже в список запрещенных генов внесут!

Плюнув так, чтобы плевок приземлился ровно в дюйме от ботинка Дональда, он повернулся на каблуках.

Подавленный этой стычкой, Дональд пошел дальше. Он даже не обращал внимания, переходит он улицу или сворачивает за угол. Сознание иногда реагировало на случайные раздражители: похожее на вой банши завывание полицейской сирены, вспыхнувшая из-за мелкой обиды потасовка детей, вездесущая музыка, — но мозг его напряженно работал.

Упомянутые афрамом малярийные страны подтолкнули его на размышления, которые в конечном итоге привели его к сегодняшнему разговору с Норманом о Бенинии. Как всегда, компьютер в его подсознании перетасовал информацию и выдал ее в новом порядке.

Государство захочет знать, зачем Элиу Мастерс обращался в «Джи-Ти». Допустим: Государство знает зачем. Если или Дагомалия, или РЕНГ смогут уговорить Бенинию войти в их состав, противной стороне придется начать войну, иначе она потеряет лицо. Единственное, что может эту войну предотвратить: а) президент Обоми, который, как и все мы, смертен, и b) вмешательство внешней силы, против которой они могли бы сплотиться. В таком случае!..

Внезапно его осенило. Десять лет он читал по пять дней в неделю за вычетом отпуска, и в результате в его памяти скопились все сведения, необходимые для того, чтобы сделать наиболее вероятный прогноз.

Но в то же мгновение, когда его осенило, догадка была снова вытеснена в подсознание. Застыв как вкопанный, он удивился, куда это, собственно, его занесло?

Судя по названию улицы, он дошел до задворок Ист-Сайда. В настоящее время этот район находился на самой нижней ступени цикла разрушения и обновления, который временами уподоблял город живому организму. В конце прошлого века он пережил краткое мгновение славы: несколько десятилетий в этот район заброшенных домов у реки стекались, следуя из Виллидж за богемой, всевозможные очковтиратели и мнящие себя гениями неврастеники, пока к 1990-м или около того квартплата здесь не взлетела до небес. Но колесо повернулось снова, и заскучавшие и состоятельные выехали. Теперь элегантные здания снова ветшали под макияжем рекламы: «В пылу порки требуйте гель «Потенция», «Маскью-лайны» со всем миром справляются одним махом», «Спроси чувака, который чухал чуйку…» Поверх щитов зигзагами тянулись в высь пожарные лестницы, обросшие мусором словно деревья мхом.

Дональд медленно повернулся вокруг себя. Здесь людей на улицах было меньше. В воздухе пахло гнилью. Всего в нескольких минутах ходьбы — сияние огней, людская суета и толчея, которые он, сам того не заметив, оставил позади, поэтому стоит ли удивляться, что местные жители предпочитают проводить свои вечера в другом месте? Магазины были закрыты, если не считать тех немногих, которые могли себе позволить автоматизированные кассы, но и в них почти не видно покупателей. Впрочем, тишины тут все равно не было, — в городе не осталось тихих мест, — но все звуки словно бы доносились издалека: не из ближайшего здания, а из следующего, не с этой улицы, а с соседней.

Сейчас перед ним раскинулась своего рода роскошь былых времен, более двадцати лет назад включенная архитекторами в проект обустройства квартала: тематическая детская площадка, умело втиснутая меж двух высотных зданий, по сути, трехмерная головоломка для лазанья, спроектированная так, чтобы беспечный ребенок никогда не мог упасть дальше одного невысокого уровня. С мгновение его разум отказывался улавливать взаимосвязь между абстрактными линиями и осязаемой реальностью. Потом благодаря перспективе, отделяющей далекое от близкого, сложилась внятная картинка, и он понял, что смотрит на самую настоящую римановскую лестницу из бетона и стали, подсвеченную фонарями на невысоких столбиках. Часть фонарей, разумеется, была разбита.

Среди пугающих железных балок-ветвей что-то двигалось. Не зная, человек ли это, Дональд осторожно опустил руку в карман и начал натягивать на пальцы каратан-ду.

Чудовищное, невероятно гибкое существо помаячило на трамплине миниатюрного обрыва и приобрело реальность — всего лишь тень, отброшенная прошедшим перед уцелевшим фонарем ребенком.

Дональд даже охнул от облегчения. Тут ему пришло в голову, что ему, наверное, подсунули психоделик, но потом он отмел эту мысль и задался вопросом, нет ли в воздухе паров какого-нибудь наркотика, который искажал бы его зрение.

Механически натянув до запястья каратан-ду, он стал поспешно отступать к привычным улицам: скорей — к знакомым местам.

Неожиданно для себя, ведь в этой местности такси не поймать, он в ста ярдах впереди увидел неспешно катящую машину с огоньком на крыше. Он окликнул водителя, и тот помахал в ответ — по лобовому стеклу скользнула тень.

Негромко урча, машина поравнялась с ним. Он почти уже было опустился на сиденье, когда водитель включил гидравлический контроль двери.

Не спеши.

Слова прозвучали у него в голове так ясно, словно кто-то произнес их с пассажирского сиденья. Задержав руку на дверце, он поискал глазами, что могло его встревожить.

Наверно, игра воображения. Уже собственной тени боюсь…

Но нет. К соплам кондиционера было прикреплено устройство, автоматически посылающее сигнал тревоги в полицейский участок, если таксист выпускал в кабину сонный газ. В устройстве кто-то покопался: пластмассовая печать с сертификатом ежегодной инспекции поменяла свой цвет на воспаленно-красный. Ему попался мошенник: есть такие таксисты, которые нелегально травят своих пассажиров газом, а потом везут их на темную улицу, чтобы ограбить.

Дверца закрылась. Но не захлопнулась. Даже учитывая силу гидравлики, она не смогла раздавить чувствительную к удару каратан-ду, которую Дональд оставил в щели. Раздался лязг металла, и руку Дональда до самого локтя тряхнуло ударной волной, но он сохранил достаточное присутствие духа, чтобы не выдернуть руку.

По закону, городские такси были спроектированы так, что не могли тронуться с места при незакрытой двери. С другой стороны, у Дональда не хватило бы сил отжать дверь и вырваться наружу.

Патовая ситуация.

Водитель за бронированным стеклом все давил и давил на кнопку контроля дверей. Дверца открывалась и закрывалась, но каратан-ду выдерживала. С внезапным спокойствием Дональд пытался рассмотреть таксиста, но тот осторожничал и не давал увидеть свое лицо даже в зеркальце заднего вида. Само зеркальце было повернуто так, что закрывало фотографию на лицензии, да и вообще его роль играл миниатюрный телевизор.

И что мне делать теперь?

— Ну ладно, Салманасар.

Дональд вздрогнул от рева, вырвавшегося из встроенного в крышу динамика.

— Я сейчас открою, ты пойдешь своей дорогой, и делу конец. Что скажешь?

— Нет, — ответил Дональд, удивляясь собственной решимости.

— Ты не сможешь выйти, если я тебе не позволю.

— Ты не сможешь тронуться, если я тебе не позволю.

— Надеешься, что патрульная машина проедет, а? Легавые сюда по собственной воле не заглядывают!

— Ну, рано или поздно кто-то заметит такси, которое стоит посреди улицы с огоньком «занято», а с места не двигается.

— Кто сказал, что он горит?

— Его нельзя выключить, пока дверь незакрыта!

— Думаешь, нельзя? А я ведь отрезал сигнализацию полиции.

— И это всем видно, теперь печать красная.

— Ты первый за две недели, кто это заметил. Прошлому я оттяпал пальцы.

Облизнув губы, Дональд воззрился на ближайший тротуар. Этот район был немноголюден, но не совершенно пуст. Как раз сейчас подходила старая афроамериканка. Высунувшись в щель, Дональд позвал:

— Леди! Вызовите полицию! Этот таксист — мошенник!

Старуха уставилась на него, перекрестилась и поспешила дальше.

Таксист кисло рассмеялся.

— Ты что, не знаешь, как тут обстоят дела, Салманасар? Забыли тебя на это запрограммировать?

У Дональда упало сердце. Он уже готов был признать свое поражение и предложить выйти, когда его внимание привлекло движение на углу улицы.

— А ты говорил, что полицейские здесь не ездят, — воскликнул он.

— Верно.

— А как насчет машины, которая к нам приближается?

Таксист тревожно вперился в экран телевизора.

Он что, думает, я блефую? Но это не блеф… это самая что ни на есть настоящая патрульная машина!

Бронированная, вооруженная слезоточивым газом и огнеметом патрульная машина осторожно подкрадывалась к неподвижному такси. Водитель включил сигнал сирены — «проезжайте».

— Убери руку с колонки, — сказал таксист. — Давай по-хорошему. Чего тебе надо? У меня есть связи… мозголом, ягинол, терки, чего хочешь устрою.

— Нет, — сказал Дональд, на сей раз победно.

Теперь ему уже видны были силуэты полицейских в патрульной машине. А еще на тротуаре успели собраться с десяток прохожих. Парочка подростков-афрамов кричали полиции что-то неразборчивое и складывались пополам от хохота.

Дверца патрульной машины открылась, и Дональд расслабился. Осталась каких-то пара секунд.

Но едва легавый ступил на тротуар, словно из ниоткуда его накрыло градом мусора. Громко выругавшись, он вытащил тазер и выстрелил наугад в темноту детской площадки. Послышался крик. Прохожие бросились в укрытие. Водитель из машины Дональда вывалился на мостовую, и полицейский выстрелил еще раз — в него, — но промахнулся. Теперь с какой-то площадки пожарной лестницы наверху обрушился уже мусорный бак: сперва его содержимое, а затем сам контейнер, раздался скрежет, потом грохот. Высунувшись из окна, второй полицейский выстрелил приблизительно в сторону нападавших.

Запоздало сообразив, что дверь уже больше не давит ему на пальцы, Дональд выкарабкался из машины и закричал полиции: надо не тратить попусту патроны, а ловить психа. Полицейский, выглядывавший из-за приспущенного бокового стекла, распознал в нем только живую мишень и открыл огонь. От свиста болта, пролетевшего у него над ухом, Дональд судорожно сглотнул и поспешил перебраться на тротуар.

Высунувшаяся из-под низкого навеса рука схватила его за колено. Возможно, жест был дружеский, но откуда Дональду было это знать? Выхватив из кармана газовый пистолет, он пустил струю в лицо вцепившемуся в него человеку.

Крик. Девчоночий голос: «Не смей трогать моего бра…»

По обеим сторонам улицы распахнулись окна. Из зловещих теней детской площадки с воплями выбежали упивающиеся потасовкой дети и принялись швырять всем, что попадалось под руку: кусками битого асфальта, пустыми банками и пачками, обломками труб. Перед Дональдом возникло красивое темное лицо, искаженное яростью. Беспорядочные вспышки тазеров — это полиция палила без разбору. Кто-то цветисто выругался по-испански: «Да подхватит этот козолюб сифилис и трипак!»

Дональд замахнулся на девушку, пытавшуюся расцарапать ему лицо, и запоздало вспомнил про каратан-ду. Затвердевшее до металла ребро ладони пришлось ей по губам, и, заливаясь кровью и постанывая, она отлетела на середину улицы под яростные прожектора патрульной машины.

— Бей паршивцев!

Откуда они повылезали?

Вся улица внезапно ожила, точно разворошенный муравейник, окна и двери выблевывали людей. Блестели металлические прутья, из глоток рвался визг звериной ярости, лопались стекла, и осколки острым ранящим дождем сыпались на головы внизу. Сирена патрульной машины только увеличивала общий гвалт, и два полицейских, рискнувших из нее выйти, поспешили убраться назад за секунду до второго мусорного залпа. Между патрульной машиной и такси, сидя на корточках, раскачивалась покалеченная девица, из рассеченной губы на зеленое переливчатое мини-платье капала кровь. Дональд вжался в декоративную нишу ближайшего здания, никто не обращал на него внимания, ведь те, кто присоединился к драке с опозданием, сочли, что в воплях девушки повинны полицейские.

Патрульная машина попыталась сдать назад. Через все еще приопущенное окно Дональд услышал, как сидящие в ней кричат в микрофон, требуя прислать подкрепление. У фонарной тумбы рыгнул огнемет, и металл растекся, как жир на сковородке. На багажник машины рухнул фонарный столб и тем лишил ее пути к отступлению. С криками радости десятки людей побежали достраивать импровизированную баррикаду. Откуда-то сверху бросили банку с маслом, а огнемет ее поджег. Приплясывая, как дервиши, мальчишки и девчонки издевались над полицейскими в свете фар их же машины. Кто-то сумел заработать очко, подбив левую фару, и она со звоном разлетелась. Водитель слишком поздно вспомнил, что следовало бы поднять щиты из проволочной сетки. Еще один победный крик, и от удара очередным камнем крыша машины загудела, как стальной барабан. Полетели чешуйки краски и осколки, один попал в глаз стоящему поблизости, и он, закрывая лицо руками, закричал, что ослеп.

Это предопределило ситуацию.

— О Господи, — пробормотал Дональд. С тех пор как он ходил в школу, ничто в его устах не походило на молитву так, как эта фраза. — Это же бунт. Это же… это же… бунт!..