Глава 17
В туннелях под поместьем Хоторнов было меньше входов, чем в потайных коридорах Дома. Несколько лет назад Тобиас Хоторн показал их молодой Ребекке Лафлин. Старик видел, как девочка жила в тени своей болеющей старшей сестры. Он сказал Ребекке, что она заслуживала того, чтобы у нее было свое убежище.
Я нашла ее в туннеле под теннисным кортом. Освещая путь фонариком телефона, я направилась к ней. Туннель упирался в бетонную стену. Ребекка стояла и рассматривала ее, ее рыжие волосы были растрепаны, гибкое тело напряжено.
— Уходи, Ксандр, — сказала она.
Я остановилась в нескольких футах от нее.
— Это я.
Я услышала, как Ребекка прерывисто вздохнула.
— Уходи, Эйвери.
— Нет.
Ребекка отлично умела использовать тишину как оружие — или как щит. После смерти Эмили она изолировала себя с помощью молчания.
— Я никуда не тороплюсь, — сказала я.
Ребекка наконец обернулась и посмотрела на меня. Рыдания искажали ее красивое лицо.
— Я встретила Иви. Мы рассказали ей правду об усыновлении Тоби, — она всхлипнула. — Она хочет встретиться с моей мамой. Конечно, она хотела. Мама Ребекки была бабушкой Иви.
— Твоя мама сможет выдержать это? — спросила я.
Я встречала Мэллори Лафлин всего несколько раз, но я бы никак не назвала ее сильной. Будучи подростком, она отдала малыша Тоби на усыновление, не подозревая о том, что его взяли Хоторны. Ее ребенок был так близко от нее в течение многих лет, а она не знала. Два десятилетия спустя у нее наконец родился еще один ребенок — это была Эмили, и у нее от рождения было больное сердце.
А теперь Эмили мертва. И насколько Мэллори знала, Тоби тоже.
— Я не выдержу этого, — призналась Ребекка. — Она так похожа на нее, Эйвери. — Голос Ребекки звучал не просто сердито или опустошенно, он представлял собой мозаику из эмоций, которых было слишком много для одного человека. — Она даже говорит как Эмили.
Вся жизнь Ребекки, пока она росла, была посвящена ее сестре. Ее воспитали так, что она считала себя незначимой.
— Мне нужно сказать тебе, что Иви не Эмили? — спросила я.
Ребекка сглотнула.
— Что ж, кажется, она не ненавидит меня, поэтому…
— Ненавидит тебя? — переспросила я.
Ребекка села и прижала колени к груди.
— Мы с Эм поссорились перед ее смертью. Ты знаешь, как усердно она заставила бы меня зарабатывать это прощение? За то, что я оказалась права? — Они поссорились из-за планов Эмили на ту ночь — планов, которые привели ее к гибели. — Черт, — произнесла Ребекка, накручивая на палец локон коротких рыжих волос, — она бы ненавидела меня и за это.
Я села рядом с ней.
— За твои волосы?
Напряжение в мышцах Ребекки немного ослабло, и все ее тело содрогнулось.
— Эмили нравились наши длинные волосы.
Наши волосы. Тот факт, что Ребекка могла сказать это, даже сейчас не осознавая, насколько это было глупо, заставил меня захотеть ударить кое-кого от ее имени.
— Ты другой человек, Ребекка, — сказала я, желая, чтобы она поверила в это. — Ты всегда им была.
— Что, если у меня плохо получается быть другим человеком?
— Ребекка изменилась за последние три месяца. Она выглядела иначе, по-другому стала одеваться, добивалась того, чего хотела. Она позволила Тее вернуться.
— Что, если вселенная говорит мне, что я не смогу двигаться дальше? Никогда. — Челюсть Ребекки задрожала. — Может быть, я ужасный человек, раз хочу этого.
Я понимала, что встреча с Иви ранит ее. Я понимала, что это всколыхнет прошлое, так же как это было с Джеймсоном, с Грэйсоном. Но Ребекку словно ударили ножом в сердце.
— Ты не ужасный человек, — произнесла я, неуверенная в том, что смогу заставить ее поверить в это. — Ты рассказала Тее об Иви?
Ребекка встала и вонзила сбитый носок своего армейского вида ботинка в землю.
— Зачем?
— Бекс.
— Не смотри на меня так, Эйвери.
Ей было больно. И эта боль не прекратится в ближайшее время.
— Что я могу для тебя сделать? — спросила я.
— Ничего, — ответила Ребекка, и я услышала надлом в ее голосе. — Потому что сейчас мне нужно уйти и понять, как рассказать маме, что у нее есть внучка, которая выглядит точь-в-точь как ее дочь, которую она бы оставила в живых, если бы вселенная дала ей выбор между мной и Эмили.
Ребекка была здесь. Она была жива. Она была хорошей дочерью. Но ее мать все еще могла смотреть прямо на нее и, всхлипывая, говорить, что все ее дети умерли.
— Ты хочешь, чтобы я была рядом с тобой во время разговора с твоей мамой? — спросила я.
Ребекка покачала головой, непослушные кончики ее волос разлетались от сквозняка.
— Теперь я лучше понимаю, чего хочу, Эйвери. — Она выпрямилась, словно невидимая стальная линия вытянулась вдоль ее позвоночника. — Но не могу просить тебя о таком.
