Я тебя слышу, или Дивертисменты жизни

Денис Киселёв, 2017

Наш современник – кто он? Человек, появившийся в прошлом столетии, на стыке тысячелетий. Главный герой книги, Семён, – незаурядный парень, родившийся высоко в облаках, в прямом смысле слова. Его жизнь – это калейдоскоп событий, постоянная смена декораций. До определённого момента это не броуновское движение, а выверенный взлёт Рулевого. Но невозможно построить планы на всю жизнь вперёд. Омут неприятностей затягивает: болезнь, предательство, пике в никуда. И здесь же – исцеляющая любовь, переоценка собственной жизни, духовное прозрение и самые важные вопросы: будет ли услышан? возможно ли начало?

Эпизод 5

— Григорьев, к доске!

«Блин. Пронесло!» — выдохнул Женька, так как до звонка оставалось ровно четыре минуты. Старший брат-моряк подарил японские электронные часы с дисплеем! А за это время Сёмка только и успеет с чувством продекламировать поставленный вопрос. Весь урок истории, так любимой Сёмкой и Вадькой, Женька жался на задней парте третьего ряда, делая вид, что вдумчиво вглядывается в контурные карты. «Двойка» в конце четверти могла бы создать проблему даже с получением четвертного «трояка», и, что самое главное, можно было бы и не рассчитывать на обещанный матерью мопед. Но, к счастью, всё обошлось. Звонок. Дневники сданы. Предки получат их только завтра на родительском собрании. Всё. Свобода! КАНИКУЛЫ! Все школьные треволнения тут же улетучились. Забылось даже то, что завтра на родительское собрание пойдёт строгая мать, а не отец. Хотя он и не интересовался ничем, кроме физики и машины, но, будучи преподавателем в политехническом институте, методично внушал Женьке об обязательности среднего образования.

Началась настоящая жизнь. И мысли в голове были только об этой жизни. А подумать было над чем. «Через полчаса надо ещё в столовку заскочить. Там пирожки только что завезли. Свежие. Дымятся ещё», — подумал Женька. Он сам видел. Не зря пол-урока в окошко косился…

На мостике через Золотуху состоится сходка «великолепной четвёрки» из шестого «В» — Семён, Женька, Вадька и Мишка.

Собрание будет касаться обсуждения планов на начинающиеся летние каникулы. Наверняка, у всех будут неплохие предложения.

Вадя не удержался и ещё на первом уроке прислал Семёну записку, написанную, как условились, секретным кодом. Правда, почему-то на вырванном листе из тетради по математике с огромной красной «пятёркой» на треть страницы. Так впечатлить злющую математичку Галину Сергеевну давно никто не мог! Зря, кстати. Жалко «продукт». После недлительной расшифровки Семёну стало понятно, отчего Вадька не мог дождаться конца уроков и настолько необдуманно и расточительно поступил с таким шикарным козырем для отмазки перед матерью по любому вопросу. Ольги Алексеевны (мамы Вадика) не будет все каникулы. Она уезжает к сестре, а своего единственного и ненаглядного оставляет с бабушкой, живущей в одном доме с Сёмкой. Даже на тревожившее всю «четвёрку» родительское собрание завтра придёт бабуля. Свезло так свезло, что там и говорить.

Мишка тоже что-то целый день аж светился и подмигивал двумя глазами поочерёдно. А «фирменный», словно девичий, румянец на его щеках стал ярким и как будто лаковым.

Только Семён был немногословен. Все точно знали, что он только делал вид, что всецело поглощён заботами о «правильных» четвертных оценках. Такое его поведение могло скрывать либо полный коллапс, типа «Надо наконец помочь родителям на даче…», либо что-то из ряда вон грандиозное.

Женька, естественно, был на двести процентов уверен, что придуманный именно им план будет утверждён единогласно и принят как руководство к действию. Женька вообще любил чёткие формулировки съездов и собраний.

Жалко, что протоколов не вели. А как же иначе? Кто же из них откажется от окончательного закрепления господства «четвёрки» в «Квадрате»? Так с момента постройки назывался двор, в котором жили Женька с Мишкой. Хотя это для стороннего уха звучало странно, так как это была всего лишь длинная девятиэтажка вдоль одной из основных улиц с названием, которое есть в каждом советском городе. С другой стороны дома, напротив него, располагалось здание типографии, ну и с третьей стороны доживали свой век старые большие деревянные дома. А с четвёртой — вход почти закрывала краснокирпичная городская баня. Ну… может и было отдалённо похоже на квадрат…

Вадька с Семёном жили в других местах, но за их заслуги перед двором были всеми признанными «квадратовцами».

План (опять план) пятидневного блицкрига против «кировских» был продуман Женькой до мелочей… Но…

…Предложение Семёна было настолько потрясающим, что остальные в итоге даже не озвучивались…

— Вот! — Сёма, как бесценную реликвию, достал из кармана какой-то огромный железный ключ и, зажав его в кулаке за саму палочку, что соединяла бородку и кольцо, протянув руку, предъявил его на обозрение всем присутствующим.

— Это ещё что? — спросил Вадик.

— Ну ты, блин, прямо вылитый Буратино, — как обычно, съязвил Женька.

— От чего «золотой ключик»-то? — поинтересовался Мишка.

— От чего, от чего… Как и положено, от сказочного театра, конечно, — спокойным голосом ответил Сёма.

— Сёма, ну хватит… Давай серьёзно. Не томи, — заныл Женька, дёргая Семёна за рукав. Была у него такая дурацкая привычка.

— А я и говорю всё как есть. Ключик от театра.

— Не по-о-нял, — протяжно сказал Миха.

— А на кой ляд нам «золотой ключик» от театра? — продолжил Вадик. — И потом от какого — драмы или ТЮЗа?

— Ладно, банда, не томитесь. Озвучиваю официальное предложение по проведению этих каникул, — сжалился над ничего не понимающими ребятами Семён. — Все знают здание налево от «Квадрата», как в школу идти, а? — продолжал он. — Ну за «Лестрансом»?

— А-а-а… Точно. Там ещё собаки бродячие постоянно пасутся, — сказал Мишка, — как в школу иду, так прямо мурашки по спине.

— Да, да… и на его стене дурик Любомиров мелом написал: «А.Л. + С.С. = Л», — продолжил Женька. — А что писал?.. Да Светка Степанова в его сторону даже не смотрит… Ей Серёга Морозов из «А» класса нравится… Сама говорила… Я как раз дежурным по классу был, а она Ирке Бубновой и говорит…

— Жека, блин, хватит с темы всех уводить. Сёма, продолжай, — прервал Женьку Вадик. — А что это за сарайчик?

— Ни фига себе сарайчик! Здоровенный, блин, домина! — вставил слегка обиженный Женька и сплюнул в Золотуху с моста.

— Это здание склада декораций нашего драмтеатра, — продолжал Семён, — ну не всех, конечно, а тех, которые долго не используются. Так вот, почти всё время здание пустует, находясь под замком, и, по большому счёту, никому и дела нет, что там происходит. Лишь бы не подпалили, оно же деревянное.

— Вот бы там пошурудить… — мечтательно произнёс Женька.

— Да помолчи ты, шурудила, — опять оборвал его Вадик.

— Продолжаю? — Семён обвёл вопросительным взглядом всю компанию.

— Давай! Давай! — загалдели все.

— Итак, я предлагаю потратить эти каникулы на оборудование в этом месте нашего «квадратовского» штаба! — подытожил Семён. — Кто «за»?

Вся компания с жаром приняла предложение. Глаза загорелись, и все хотели только одного — быстрее увидеть свои владения. Только осторожный Вадик как будто нехотя поинтересовался:

— А ты откуда ключ-то взял?

— У Юрки Козловского. У него же отец директор драмтеатра. Пока сменялся на самовар старинный. Помнишь, мы его нашли в старых «деревяшках», что ломали? С одним условием только, что Юрка приходить к нам будет, когда захочет. Ну да ладно, думаю, пускай приходит, зато, если что, так перед батей своим за нас заступится, — с готовностью ответил Семён.

Через десять минут вся компания, не заходя домой и не переодеваясь, а прямо так, в школьной форме и с портфелями, стояла у здания драмтеатровского склада. Семён картинно достал ключ и вставил его в скважину замка.

— «Буратино сорвал нарисованный очаг! И аккуратно вставил золотой ключик в золотой замочек. Открывай же! Открывай скорее! — кричали куклы в нетерпении», — продекламировал событие Женька.

— Можешь хоть минуту помолчать? — теперь уже зашипел Мишка.

Под затаённое дыхание ребят ключ щёлкнул и повернулся два раза. После этого Семён приоткрыл страшно скрипевшую дверь. Все четверо мгновенно юркнули в образовавшуюся щель и задвинули железную задвижку. Внутри было очень темно и пахло гнилым деревом, отсыревшими тряпками и нафталином.

— Ну вот настал и мой час, — торжественно произнёс Мишка и достал из портфеля крутой фонарик на трёх батарейках. — А кто-то говорил в своё время, что это самый бесполезный подарок, — Мишка скосил глаза на Женьку.

— Да ладно. Это я из зависти, — признался тот, махнув рукой.

Фонарь осветил огромное пространство склада. Он оказался двухэтажным.

Весь первый этаж был даже не заставлен, а завален всевозможной театральной утварью. Чего здесь только не было!.. Тут была мебель всех эпох и народов. На ней лежал обильный слой серой пыли толщиной, наверное, в полтора сантиметра. Были настоящие творения! Начиная от трона фараонов и огромных позолоченных зеркал, заканчивая ширпотребовскими табуретками с покрытием из дерматина, ровно такими же, как в школьной столовке.

На вешалках длинными рядами висела одежда, обсыпанная пылью, как снегом. Отороченные золотым шитьём камзолы, огромные тулупы с воротниками «под мех», военные мундиры различных армий, даже кольчуги и восточные халаты плотно прижались друг к другу, как молчаливые воины в ожидании приказа.

По всей площади склада игриво стояли и валялись женские полуманекены, облачённые в прекрасные платья средневековых принцесс и королев. Рыцарские доспехи в огромном количестве в полном беспорядке были рассыпаны по полу.

Второй этаж и этажом-то можно было назвать лишь условно. По сути, это были просто толстенные деревянные поперечные балки, лишь где-то на четверть накрытые продольными досками, когда-то являющимися полом этого этажа. Там тоже что-то навалено, но снизу было не разобрать — что.

— Да-а-а! — первый нарушил молчание Вадик.

— Да-а-а! — не отводя глаз от такого богатства, невольно повторил Семён.

— Да-а-а… уж! — добавил ещё одно междометие Мишка, крутя фонариком во все стороны. — А Жека-то где? — неожиданно спросил он, не находя в луче фонаря знакомого силуэта.

— Жека! — закричали, не сговариваясь, друзья.

— Да здесь я. Здесь. Чего орёте-то? — отозвался Женька, отряхиваясь от пыли.

Вид у него был просто потрясающий! На голове лихо водрузилась треуголка. Пояс обмотан какой-то тряпкой, за которую он заткнул старинный пистоль. В левой руке поблёскивал турецкий ятаган.

— Ни фига себе! Где взял?! Дай посмотреть! Круто! — загалдели ребята.

— Ну ладно, ладно… Растерзаете меня, — немного смущаясь, но явно довольный собой, бубнил Женька. — Вон… За теми шкафами гляньте.

Пацаны, даже не смотря под ноги, бросились по указанному направлению.

За шкафами стояли две здоровенные плетёные корзины, в одной из которых было свалено кучей всевозможное холодное оружие из мягкого металла: шпаги, рапиры, ятаганы, мечи… Где-то на дне поблёскивали ножи и кинжалы. Из самой середины грустно торчали три ржавые алебарды, по виду, совсем настоящие. Вторая корзина была битком набита головными уборами. Тут были тюрбаны, каски, кивера, треуголки, тюбетейки, ковбойские шляпы, мятые сомбреро, отсыревшие треухи и тому подобное. А между корзинами — о, чудо! — лежала целая связка, перетянутая солдатским ремнём с позеленевшей бляхой, муляжей огнестрельного оружия: мушкетов, трёхлинеек со штыками и тому подобного. Был даже немецкий шмайссер с отломанной задней ручкой. Муляжи были деревянные, но так классно сделанные! Детали, которые должны были быть изготовлены из дерева, оставались таковыми. Если это должна была быть воронёная сталь, то дерево аккуратно выкрашено чёрной металлизированной краской, штыки — краской стального цвета.

Во время образовавшейся паузы восторженного изумления Мишка закрепил фонарик. Теперь луч был направлен точно в сторону корзин и, отражаясь от стоящего напротив них старинного трюмо, создавал довольно сносное освещение близлежащего пространства.

Друзья молча стали разбирать неожиданное богатство, одновременно экипируясь по вкусам. Даже у зеркал крутились, как девчонки, сопя и толкая друг друга.

В итоге четверо учеников шестого «В» класса школы № 8 превратились в довольно ярких персонажей приключенческих кинолент.

Семён выбрал образ английского гренадера викторианской эпохи. Ярко-красный камзол он заприметил среди верхней одежды ещё раньше. Дополняли костюм треуголка, большая деревянная шпага с красивым эфесом и длинное ружьё.

Вадик решил сделаться корсаром, обвешавшись муляжами оружия тех времён. Он даже завязал один глаз чёрной тряпкой для убедительности.

Мишка нарядился немцем. Не снимая школьную форму, закатал рукава, надел немецкую каску и повесил на шею тот самый шмайссер с отломанной задней ручкой. Действительно, школьная форма с погончиками смахивала на немецкий мундир.

Убедительней всех выглядел Женька. Он предстал в образе революционного матроса-краснофлотца. Его хоть сейчас можно было отправлять на штурм Зимнего. Поверх тельняшки, которую презентовал его старший брат-моряк и которую он практически не снимал, крест-накрест были намотаны две пулемётные ленты с пустыми гильзами. Под ремень напиханы наган и две гранаты. С одного бока висел планшет, а с другого — кобура от парабеллума. За спиной длинный муляж трёхлинейки со штыком. Всё это великолепие венчала бескозырка с надписью «Тихоокеанский флот».

— Вот бы так в школу завалить! — мечтательно сказал Вадик.

— Родичей бы вызвали. Не успел бы даже до класса дойти, — опустил его на землю Женька.

— Угу. И милицию. Кто знает, что оружие-то не настоящее, — продолжил Мишка.

— И «дурку» ещё, как пить дать, — добавил Женька.

— Поэтому предлагаю поклясться, что никто и никогда не узнает, что здесь будет наш штаб. Это будет тайный штаб. Клянёмся?! — торжественно произнёс Семён.

— Клянёмся! — почему-то шёпотом сказали все остальные.

— А Юрка? — спросил Женька.

— Не дрейфьте, я его на себя возьму, — твёрдым голосом ответил Семён.

С этой же минуты закипела работа. Без перерывов на обеды, с утра и до вечера строили «объект». Это Женька придумал так называть склад драмтеатра. И даже выкопали тайный вход в сарай, чтобы вернуть ключ ничего не подозревающему Юрке. Фраза «попасть на"объект"» звучала как-то особенно загадочно. Для этого необходимо было попасть во двор «Лестранса» (а там жутко злой охранник и собака), потом в углу под кустами отодвинуть кусок шифера и на четвереньках проползти внутрь.

Семён через пару-тройку недель вернул ключ Юрке с подчёркнутым безразличием. Тот обрадовался, потому что отец как-то спрашивал, но больше всего его волновало, чтобы Сёма не потребовал назад самовар. Семён жеманно пожал плечами для проформы, а потом сказал, что самовар дарит, так как видно, что он Юрке больше нужен. Ну и вообще… друг всё-таки. Что ключ когда-либо был у Семёна — как-то быстро забылось.

Обустройство тайного штаба подошло к завершению. На первом этаже был выбран приличный угол с единственным на весь склад малюсеньким окошком, которое было так высоко расположено, что носило скорее (как и всё здесь) декоративную функцию. Посередине огороженного шкафами угла стоял огромный стол, вокруг которого были расставлены шесть пусть разных по стилю, но очень красивых кресел. Египетский трон оттащили в самый край, так как не могли определить, чьим он всё-таки будет, а избавиться от такой красоты рука не поднималась. Два почти небитых трюмо. Штурвал… Огромный морской штурвал, который хоть и никак не использовался, но придавал штабу такое сходство со штабом тимуровцев из гайдаровской книжки, что аж дух захватывало. Ну и ещё куча всевозможных вещей, которые создавали неповторимое ощущение тайны.

Ребята сначала каждый день наряжались разными персонажами и часами сидели в креслах за столом, обсуждая разные мальчишеские проблемы, но потом сначала перестали наряжаться, а позже как-то разом кончились все темы.

СТАЛО СКУЧНО.

Для кого все эти переодевания, этот весёлый маскарад? Лицедейство без зрителей сродни плаванию в сухом бассейне.

Работа по созданию и благоустройству штаба была закончена. Конечно, совершенству нет предела, но, возвращаясь к первому вопросу, — для чего? Созидательная деятельность остановилась.

Женька стал поговаривать о том, что можно было бы вернуться к его первоначальной затее о «последней битве» во славу «Квадрата». Можно было бы и штаб использовать, например, для допросов пленных и тому подобное. Все вроде были не против, но каникулы потихоньку катились к своему завершению. Поглощённые интересным делом, ребята и не заметили, как пролетела большая половина лета. Август. Дворы стали пусты. Все «союзники», а главное, «противники» в пионерских лагерях, либо на море, или дачах с родителями. Когда всё это стало ясно, хандра обволокла ребят ещё плотнее.

И вот в один из таких дней Семён мастерил, сидя на полу. Он достаточно лениво, по одному в десять минут, вбивал гвозди в доски будущей дверцы-заслонки запасного выхода.

Вадик увлечённо рисовал пиратский флаг. Белой гуашью на куске чёрной материи, оторванном от какой-то гардины, видимо, части театрального занавеса. Флаг получался почему-то совсем не страшный, а даже скорее смешной и какой-то мультяшный.

Мишка возился со своим фонариком. Что-то самозабвенно скручивал, раскручивал, помогая себе движением подбородка и покусывая губы.

Женька просто сидел, мечтательно глядя в потолок, и безмятежно раскачивался на задних ножках стула. Все молчали.

Вдруг в момент звенящей тишины из-за входных ворот послышались голоса. В замок вставили ключ. Ворота (не дверца в воротах, а именно ворота) со скрипом широко распахнулись, наполнив помещение дневным светом и превращая его из таинственной «пещеры Аладдина» в убогий и грязный склад всякого хлама, чем он, собственно, и являлся. Вплотную кузовом ко входу стоял грузовик с откинутым бортом. Удивительно, что никто из ребят даже не слышал, как он подъехал.

Гордость «Квадрата», вся «великолепная четвёрка», как подготовленные спецназовцы, за четверть минуты, пока открывались ворота, оказались распластанными на полу, как говорится, слившись с ландшафтом, и затаились, почти не дыша.

На склад деловито вошли несколько человек в стройотрядовских куртках и кепках. Хотя по возрасту они явно не походили на студентов. Нежданные гости быстро рассыпались по территории.

— Алексаныч, список у тебя?! — прокричал один из пришедших. — Чё брать-то?

— Набери пока с Михалычем стульев. Вон там слева, штук семь, — ответил голос, находящийся ближе к ребятам, — а потом разберёмся.

— Пётр Васильевич, помоги стол дотащить до двери. Я, кажется, нашёл подходящий!

Судя по уверенности поведения и командному голосу, человек, которого назвали Алексанычем, был старшим в этой группе. Этот человек, небрежно откидывая в стороны столь ценные для ребят муляжи оружия, направился прямиком к столу, стоящему по центру штабной комнаты.

Ребята ещё плотнее вжались в пыль, пока некто Пётр Васильевич продирался сквозь завалы из другого конца сарая. Зачем он позвал именно его, ведь совсем рядом стоял какой-то другой дядька?.. Алексаныч очень быстро добрался до стола и почему-то стал суетливо выдвигать и задвигать ящики, как будто что-то ища. Потом даже пошарил под столешницей, но, видимо, ничего не нашёл.

— Хватай за тот край! — раздражённо стукнул он кулаком по краю стола, указывая взглядом на противоположный, обращаясь к подошедшему наконец Петру Васильевичу. — Потащили!

— Аркаша, ну что ты зыркаешь на меня своими гляделками и орёшь-то всегда? — обиженно пробурчал Пётр Васильевич, берясь за край столешницы.

Стол быстро оттащили к машине.

Путём простого сопоставления Семён узнал имя старшего из гостей. Дядька Аркаша, или Аркадий Александрович. «Надо же, как отца…» — подумал он. Аркаша отдал какую-то бумажку, видимо, с упомянутым выше списком, высокому дядьке в короткой стройотрядовской куртке.

— Давайте собирайте всё по списку, а я пойду ещё один стол поищу. Главреж говорил, что вообще-то два надо. Хороших, — сказал дядька Аркаша. — Только дайте что-нибудь подсветить, а то там по углам тьма кромешная.

— А вон керосинка стоит. Посмотри, может, что осталось? — сказал Длинный, указав на стоящую рядом на бочке керосиновую лампу.

Лампа, действительно, загорелась, так как поставил её туда Женька, после того как Мишка пообещал ему давать фонарик по первому требованию, когда тот отправлялся шурудить по складу.

Незваные гости опять разбрелись по сараю, изредка перекрикиваясь по разным вопросам.

Семёна почему-то больше привлёк Аркадий Александрович, поведение которого показалось ему странным. Тот рылся в содержимом каждого найденного им стола и всё больше и больше раздражался, ничего не найдя.

«Чего он ищет?» — подумал Семён.

— Сёма, Сёма, — дёрнул Семёна за рукав Женька. — Слушай, а давайте, пока они в дальнем конце шурудят, наверх залезем, а то в конце концов нас точно застукают. Чёрт знает, что у них на уме.

— Дело говоришь, — шёпотом согласился Семён. — Айда, пацаны!

Так маленькая группка «обезьянок-игрунков» мгновенно взобралась по пыльным балкам на находящийся над штабом дощатый настил.

Расположились лёжа, в один ряд, на самом краю досок, которыми заканчивался настил пола второго этажа. Позиция была очень удобная. Весь первый этаж был как на ладони, а взъерошенные головы ребят снизу было невозможно разглядеть в естественной тени потолка.

— Смотри, смотри… — прошептал Женька. — Уже шестой стол обшаривает. Вот бы узнать, что он ищет.

— Какая тебе разница? — прошипел Вадик. — Вот нас найдёт, то-то будет: «Чё здесь забыли?», «Как сюда попали?», «Какая школа?», «Кто родители?», короче, меня мать убьёт.

— Не каркай! — вмешался всегда рассудительный Мишка. — Не будете орать, никто и не застукает. А и поймают, так тоже ничего страшного. Мы же дети. Поноем и убежим. Кому мы нужны? Меня вот больше беспокоит, что он так активно керосинкой размахивает. Полыхнёт — мало не покажется!

— А-а-ай!.. — тихо, но отчётливо вскрикнул Семён.

— Ты чего? — встрепенулся Женька, резко опустив рукой Семёнову голову, ударив её носом прямо о занозистую доску.

— Да, блин, шарик в кармане больно ляжку надавил.

— Какой ещё, нафиг, шарик?! — возмутился Женька, безуспешно пытаясь шептать.

— Красивый такой. Здесь нашёл.

— Эй, кто там? — крикнул снизу Аркадий Александрович, щуря глаза, вглядываясь в сумрак под потолком.

— Ну всё… Как я и говорил! Рвём отсюда! — сказал в полный голос Вадик, вскочив на ноги.

— Куда бежать-то? Внизу их машина и шесть мужиков здоровых! — всё ещё шептал Мишка, включив свой фонарик и направив его прямо в лицо Вадику.

— Вон! Видите — голуби! Много! И в одном месте! — сказал Женька, разворачивая своей рукой Мишкину руку с фонариком в сторону, куда упирался дальний край балки, уже не накрытой досками.

— И что?! Не время сейчас птичками любоваться! Этот исследователь столов уже лестницу твою нашёл и сюда тащит! — вспылил Семён.

И действительно, дядька Аркаша, оставив лампу, молча пыхтя и обливаясь потом, тащил длинную лестницу, в своё время брошенную Женькой, в сторону, откуда слышалась ребячья возня.

— Ну что вы не догоняете-то? — Женька рассерженно топнул ногой. — Голуби-то сюда как-то попали? Значит, форточка есть. Нам хватит. Пусть даже и заколоченная. Ничего, выбьем!

— А как же мы туда?.. Ну это… По балке, что ли? Темно. Да и, прямо скажем, высоковато, — взволнованно поинтересовался Мишка. — Долбанёшься — костей не соберёшь.

— Ну ты — башка, Жека! — сказал Семён. — А что, есть другие предложения? — обратился он уже к Мишке. — Айда, пацаны! Жека первый, я замыкаю, — Семён махнул рукой. — Только вниз не смотрите.

— Эй, ребята, не бойтесь! Подождите! Я только спросить хочу! Не убегайте! — закричал Аркадий Александрович, с осторожностью взбираясь по лестнице. — Ничего тут странного не находили?

Но его уже никто не слушал. Балка хоть и длинная и сильно пыльная, но широкая. Женька уже был у цели и возился с окошком. Мишка и Вадик, как цирковые артисты, широко расставив руки, медленно, но верно приближались к противоположному краю. Семён оглянулся и, увидев появившуюся в проёме пола седую голову, раскинув руки, уверенно ступил на балку.

— Стойте! Стойте! Я только спросить! — неслось вслед. — Мужики!.. Михалыч!.. Василич!.. Ловите там внизу! Тут пацаны какие-то лазают! Наверное, стырили много! Ловите их! — продолжал кричать Аркадий Александрович, но уже обращаясь к своим коллегам.

Женька уже выбил ногами доски из заколоченной форточки. Голуби, недовольно урча, разлетелись. Стало значительно светлее. Ребята были готовы вылезти на крышу и ждали только Семёна, который осторожно двигался к цели.

Преследователь был уже наверху и орал находящимся снизу коллегам, раздавая команды по поимке беглецов.

— Сёма, давай быстрее! — кричали ребята все одновременно. — Быстрее! Быстрее!

Семён уже освоился и двигался довольно уверенно, но тут произошло нечто непредвиденное!!!

Семён был в сандалиях. Сандалии хорошие, удобные, на каучуковой подошве. На ноге сидели как влитые. Но кто мог предположить, что на пути встретится огромный гвоздь, на целую половину торчащий из балки. Наверное, когда-то он крепил одну из досок настила второго этажа. Доски уж давно и в помине не было, а он, ишь ты, торчал целёхонький.

Семён даже испугаться не успел, как неведомая сила столкнула его с балки, рррраз-вер-ну-л-а-а-а-а-а вокруг неё. Сёмка оказался висящим с нижней стороны, держа пыльную деревяшку руками с боков. Именно с боков, так как балка была очень толстая и полноценно зацепиться за неё, обхватив руками, не было никакой возможности. Фактически держался он только на том самом гвозде, который проделся за одну из шлёвок сандалии.

Ребята разом затихли.

— Во-о-о, блин, грохнулся! — протяжно сказал Женька. — Сэм, ты жив там?!

— Да, только голова закружилась, — ответил Семён. Его голос звучал откуда-то снизу, поэтому, видимо, все и решили, что он упал на пол.

— Мы щас! — ребята секундой вылезли в окно.

Дядька Аркаша, видимо, оценив ситуацию, что гнаться не за кем, резко развернулся и направился к лестнице.

Минуты тянулись бесконечно, руки потихоньку слабели, а пыль с балки сыпалась прямо в рот. Идея была только одна — подтянуться на руках, перевернуться и поползти по балке в сторону форточки. Но идея — она и есть идея. Вместо подъёма с переворотом ослабевшие руки соскользнули по пыли и сорвались. Семён окончательно повис в буквальном смысле на одном гвозде головой вниз.

Голова отяжелела. Зато обзор был потрясающий. Вокруг горящей керосинки собрались все приехавшие рабочие во главе с Аркадием Александровичем. «Зачем она горит, если от приоткрытых ворот внизу и так светло?» — подумал Семён.

Дядька Аркадий что-то громко говорил, размахивая руками. По обрывкам фраз было понятно, что он уговаривает коллег остаться, но безуспешно. В конце Длинный безнадёжно махнул рукой, и незваные гости попрыгали в машину. Даже «преследователь», немного помявшись, присоединился к остальным. Одновременно Семён видел внизу своих троих друзей, которые сбились в кучку за какими-то крупными декорациями и, видимо, выжидали удобного момента, чтобы броситься на выручку упавшему, по их мнению, товарищу.

Через минуту из кузова выскочил один из дядек и, явно нервничая, захлопнул ворота, даже не закрыв их на ключ.

Стало опять темно. Темнота нарушалась только мерцанием керосиновой лампы. Завёлся мотор.

— Наверх смотрите! Я тут! — попробовал прокричать Семён, хотя пыль не давала сделать полноценный вдох для этого.

Женька, Вадик и Мишка выскочили из своего укрытия, глядя вверх, громко крича и сметая всё на пути.

Под это «всё» попала и зажжённая керосинка…

Огонь вспыхнул сразу и сильно. Языки пламени моментально охватили половину первого этажа.

Трое друзей как-то незаметно оказались на улице перед незапертыми воротами. Мгновенно распахнули их настежь, но это не только не помогло, а наоборот, ворвавшийся воздух дал пожару новые силы, и деревянные декорации разгорелись ещё пуще, весело потрескивая, как пионерский костёр. Изо всех щелей склада повалил дым. Ребята истошно орали, пытаясь голосом побороть страх, обращаясь внутрь склада к Семёну, ко всем случайным прохожим и вообще…

Семён почему-то вспомнил, как в прошлые выходные с отцом на даче запекали курицу над углями, и даже улыбнулся. Хотя радоваться было уж точно нечему. Он висел головой вниз, держась на гвозде за шлёвку сандалии одной ноги, на высоте около трёх метров над полыхавшим полом. Даже если сандалия порвётся и он, если удастся, удачно упадёт, не искалечившись, на хаотично сваленные внизу декорации, то бушевавший внизу огненный шторм не оставлял никаких шансов на выживание. По закону подлости декорации, конечно же, состояли наполовину из стекла. Там были какие-то зеркала, трельяжи и сплошные острые углы. Странно, но страха не было. Возникло какое-то оцепенение и чувство полного смирения перед судьбой. Истошные крики друзей он перестал слышать на первой же минуте. Они полностью затмились грозными звуками разбушевавшейся стихии. Жарко было так, что мозг требовал только одного — упасть хоть куда-нибудь, только, чтобы эта пытка быстрее прекратилась. Плюс ко всем невзгодам сверху, как десница Божья, постепенно приближалось облако густого дыма, плотность и цветовая гамма которого явно не предвещали улучшения положения беспомощного Семёна.

Пот лился градом по всему телу, включая ноги. Потихоньку опустошались карманы, содержимое которых нещадно высыпалось и неизменно исчезало в огне. Связка домашних ключей, ручка с колпачком из кости (папка подарил), ещё что-то… и вдруг… произошло чудо!!! Другого эпитета подобрать невозможно.

Вниз полетел необычный шарик, который Семён подобрал здесь и бросил в карман, чтобы рассмотреть дома получше…

Шарик выпал из ящика большого стола, когда ребята тащили его в штаб. Сантиметра два в диаметре. Сбоку маленький, едва заметный скол и двойная бороздка по окружности. Он был не то керамический, не то стеклянный, не то пластмассовый. Иногда почти прозрачный, а иногда непроницаемо-матовый, даже если его приставить к окну. Всегда холодный на ощупь. Не прохладный, а именно холодный. Своего цвета он тоже не имел. Не то чтобы у него его не было, а просто он был всегда разный. Притом вне зависимости от окружающей среды, как хамелеон, что было бы хоть немного объяснимо, а как-то по своему плану… Внутри иногда была видна точечка красивого голубого цвета.

Шарик упал точно под висящим вверх ногами Семёном, скользнув обжигающей льдинкой вдоль всего левого бока. Никуда не укатился, а лежал в полутора метрах от Семёновских глаз, на этот раз сине-белого цвета и (сознание отказывалось верить) покрытый инеем!

Вокруг упавшего шарика образовалась окружность метра в два с половиной в диаметре, внутри которой не только не было огня и дыма, но даже не было жарко. Эта благодать распространилась не только вокруг, но и вверх, как будто защитным пузырём обернув Семёна во весь рост. Вокруг бесновался пожар, а Семёну было даже комфортно, если можно так сказать о человеке, висящем вниз головой. Кстати, и эта неприятность разрешилась так же неожиданно, как и другие. Шлёвка сандалии просто оторвалась. Семён упал вниз, но настолько удачно, что только чуть-чуть оцарапал руку об угол зловещего зеркала.

Падение произошло как нельзя вовремя. Облако того самого удушливого дыма, от которого интуитивно чувствовалась угроза, опустилось ровно к тому месту, где у Семёна секунду назад была голова, и продолжало опускаться всё ниже и ниже. Интересно, что неведомая сила шарика на него почему-то не действовала. Уже пришлось пригибаться. Однако в указанном радиусе вокруг шарика огня пока не было, и надо было действовать.

Хорошенько занялся второй этаж, и в дальнем углу над штабом с грохотом и треском обваливались балки. Ворота, или то, что от них осталось, были распахнутыми настежь. Было хорошо видно пожарную машину с суетившимися вокруг пожарными. Правда, тушить ещё почему-то не начинали. Там же было полно людей. Только разглядеть кого-либо не представлялось возможности из-за пелены огня между ними и Семёном. Надо было как-то пробиваться к выходу.

Появилась идея. Семён аккуратно носком порванной сандалии толкнул шарик по направлению к воротам. Догадка подтвердилась. «Круг безопасности» переместился следом. Только облако дыма продолжало опускаться. Балки второго этажа пылали прямо над головой. Ворота были совсем рядом. Семён ещё раз слегка подтолкнул шарик, но на этот раз уже локтем, так как из-за дыма стоял на четвереньках. Путь открыт! Семён был уже снаружи, правда, многочисленные зеваки и пожарные не смогли бы его увидеть, даже если бы захотели. Чёрный дым, чёрный он. Семён протянул руку за своим спасителем. Уже ощутил, как мороз прилепил поверхность шарика к его ладони, как в этот момент, изрыгая ужасный грохот и фонтан искр, упала горящая балка, на которой ещё несколько минут назад висел он в такой нелепой позе.

Как потом рассказывали Семёну, его выбросило тепловой волной из распахнутых ворот прямо под ноги пожарным…

…Уже лёжа на больничной койке, — всё равно так положено, даже если ничего и не болит — Семён решил, что про шарик говорить кому-то глупо. Всё равно не поверят. Да может, все эти чудеса ему и правда почудились под влиянием сильнейшего стресса, а в «дурку» как-то не хотелось. Проблем и без того хватало. Долго ещё изо дня в день приходил милиционер и докапывался, как да что…