Я тебя слышу, или Дивертисменты жизни

Денис Киселёв, 2017

Наш современник – кто он? Человек, появившийся в прошлом столетии, на стыке тысячелетий. Главный герой книги, Семён, – незаурядный парень, родившийся высоко в облаках, в прямом смысле слова. Его жизнь – это калейдоскоп событий, постоянная смена декораций. До определённого момента это не броуновское движение, а выверенный взлёт Рулевого. Но невозможно построить планы на всю жизнь вперёд. Омут неприятностей затягивает: болезнь, предательство, пике в никуда. И здесь же – исцеляющая любовь, переоценка собственной жизни, духовное прозрение и самые важные вопросы: будет ли услышан? возможно ли начало?

Эпизод 9

— Сёма, спишь? — прозвучал вопрос, одновременно с лёгким ударом ноги по спине, выдернув Семёна из дрёмы.

Семён только сменился после круглосуточной вахты дежурного по учебному корпусу и залез на свою любимую верхнюю койку немного передохнуть. Прямо под ним находилась койка его друга Игоряхи. В училище, вообще-то, все, даже командиры и преподаватели, именовали его Тундрой, так как приехал он из далёкого северного города Певек. Тундра, видимо, только проснулся, так как, когда Семён зашёл, он сладко сопел, отвернувшись к стене.

— Спал, — раздражённо ответил Семён, поворачиваясь на бок.

Солнечное летнее воскресенье над Ригой. Все, кто не ушёл в увольнение или не был в наряде, чмонели по кубрикам, занимаясь теми личными делами, на которые всегда не хватало времени, желания или сил. Второй год учёбы в мореходке. Учёба была достаточно интенсивной, а учитывая дополнительную нагрузку от военной кафедры и хозяйственно-строевых дел, вообще всё больше гробила юношескую романтику. Все с нетерпением ждали практики. В настоящее море! Но пока в субботу строевая подготовка была всю первую половину дня, так как училище готовилось к параду на 9 Мая. На личные дела осталось только воскресенье.

Кто-то тупо спал. Кто-то гладил, шил или стирал чего-то. Кто-то строчил по несколько писем в разные адреса. Айвар из первой группы решил наконец починить телевизор в Ленинской комнате. В третьем кубрике расписали преферанс, из-за закрытой двери раздавались возгласы азарта и валил плотный сигаретный дым. Дневальному было строго-настрого приказано орать доклад как сумасшедшему, если вдруг пойдут с обходом. Некоторые читали, а курсант Вареник разложил кульман в коридоре и с вдохновением художника готовил чертёж для сопромата, мешая всем проходить.

— Поехали в общагу медучилища. Чё валяться-то целый день? — бодрым голосом сказал Тундра.

— Иди к чёрту! Ты спал ночь и сейчас половину дня, а я дежурил, да ещё с «кап три» Барером. А он, сам знаешь, не даёт вахте расслабиться.

— Ну, Сёма, не ленись. Выходной же. Можно официально в увольнение соскочить.

— Иди к чёрту, — повторил Семён и накрылся подушкой.

Ровно через час Семён, выспавшись, перегнулся через край койки, потеребил опять храпевшего Тундру.

— Ладно. Давай поедем, — сказал он.

— Куда? — продрал глаза ничего не понимающий спросонья Тундра.

— Куда-куда… Ты же предлагал в общагу съездить.

— Так это когда было-то. Надо же было позвонить предварительно, а то без предупреждения в Иманту переться… А если их нет?

— Ну нет так нет, тогда я пойду постирушку устрою. Давно собирался, — сказал Семён, спрыгивая вниз.

— Угу, — согласился Тундра, смачно потягиваясь.

Прошёл ещё час. Семён развешивал сушиться свежевыстиранные вещи в мойке.

— А я позвонил, — появился в проходе улыбающийся Тундра. — Ждут.

— Тундра, ты на часы смотрел? — спросил Семён, выжимая вафельное полотенце. — Мы даже увольнительные подписать не успеем.

— Да бог с ними, — Тундра взялся за один край полотенца, помогая выжимать. — Давай так соскочим. Что, в первой, что ли?

— Не-е. Уже настроя нет. Погладить ещё надо, — ответил Семён. — Да, кстати, нет желания английский у меня списать? Тебя же завтра спрашивать будут. Помнишь?

— Да-а… — задумчиво промычал Тундра, почесав затылок.

Прошёл ещё час.

— А ты когда звонил, с кем говорил-то? — поинтересовался Семён, убирая конспект по английскому в тумбочку.

— Да с Иветткой. Она сказала, что тоже дома сидят, — ответил Тундра, тоже убирая свою тетрадку. — Сегодня вторая серия «Миража» вечером. Вот ждут всей общагой. Да остынь ты. Давай тоже посмотрим. Айвар телек починил.

Прошёл ещё один час. В окно было видно, что погода портится. Небо затянулось тучами. Поднялся сильный ветер. Семён с увлечением читал «Королеву Марго», закончив глажку.

— А ты что спрашивал-то? — вдруг встрепенулся Тундра, отвлёкшись от ничегонеделанья.

— Что спрашивал? — затуманенными от книги глазами посмотрел Семён на друга.

— Ну там… кто трубку взял…

— Блин, Тундра, — Семён раздражённо захлопнул книгу. — Я уже и забыл про это, а ты всё с этой общагой. Смотри, вечер уже, да и погодка… Свербит у тебя? Хочешь ехать?

— Сёма, да я сам не знаю! С одной стороны, можно, а с другой… В Иманту переться, да и поздно уже… — мучился Тундра. — А давай монетку бросим?

— Так я-то уже для себя всё решил, — ответил Семён. — Хочешь, ты и бросай.

— Ну тебя, ещё друг называется…

Прошло ещё полчаса.

— Ладно. Собирай манатки. Погнали. Пока ещё не совсем поздно, — сжалился Семён над другом.

Выбрались в самоход через учебный корпус. Пошёл дождь. Семён и Тундра вскочили в трамвай.

— Вот это мы прособирались! — поёживаясь, сказал Семён. — Смеркается уже. Пока доберёмся, совсем темно будет.

— Главное, чтобы дождь кончился, — поддержал разговор Тундра. — Смотри, как поливает.

— Вот. Цени, — засмеялся Семён. — Всё для тебя. Что? Неужели опять тебя сомнения гложут? Я вообще заметил, что тебе свойственно сначала принять решение, а потом долго думать: «Правильно ли я это сделал?»

— Да ладно! Умник! — возмутился Тундра. — На себя посмотри! Полдня собирался.

— В том-то и дело, что я никуда не собирался. Я просто тебя, дурака, пожалел. Изнылся весь.

— Ну и сидел бы… — обиженно пробубнил Тундра, отвернувшись к окну.

Дождь всё усиливался. Доехали до местечка под названием Старушка и, пока добежали от «Лаймы» до остановки троллейбуса у собора Святого Петра, промокли изрядно. Хотя было тепло. С разбега вклинились в плотную толпу, ожидающую транспорт.

Угрюмые промокшие рижане сбились под крышей остановки и нервно ждали приближения троллейбуса, чтобы, как только он подойдёт и распахнёт свои двери-гармошки, моментально выскочить из-под одной крыши и заскочить под другую.

По мере того, как сдвоенный вагон троллейбуса огибал площадь, приближаясь к остановке, росло и напряжение ожидавших его граждан. Бросок от остановки к дверям троллейбуса надо было совершить максимально быстро, технично и, по возможности, первым или хотя бы в первых рядах. Если замешкаешься, то пропадёт всякий смысл этого действия. Промокнешь.

Люди всё больше уплотнялись к лицевой части остановки. Некоторых даже толпа выдавливала под дождь, но те активно сопротивлялись, работая плечами. Некоторые, поняв, что шансов пробиться в первые ряды уже не осталось, смирились и, отойдя в глубь навеса, решили ждать следующего.

Семён и Тундра, воспользовавшись тем, что были в форме, спокойно, по-моряцки вразвалочку, вышли под дождь и, обогнув остановку, встали перед всеми, вызвав недовольное бурчание первых рядов. Особенно возмущалась латышка бальзаковского возраста, одетая как официантка с привокзального буфета (а может, она ей и была).

Троллейбус, погудев, замер. Между этим моментом и открытием дверей был небольшой промежуток времени. Буквально секунда.

До истечения этой последней секунды никто не вышел из-под крыши. Только полная тишина и напряжённые лица говорили о решимости будущих пассажиров. Как только двери дёрнулись, предваряя открытие, плотная масса влажных и озлобленных людей ринулась к ним.

Семён и Тундра прямо припечатались к одной из дверей, но… они дёрнулись и… не открылись. Счастливчики, которые ворвались через другие двери, уже комфортно разместились в салоне и с интересом наблюдали в окна за развитием ситуации у невезучих.

— Молодой человек, ну, подтолкните же её! — закричала под одобряющий гул толпы латышка-«буфетчица», стоявшая по правую руку.

Семён зацепился пальцами за дерматин уплотнителя между створками и резко дёрнул на себя. То ли двери подались от рывка, то ли они и так уже открывались, а может, и всё вместе, но локоть Семёна с ускорением отлетел «буфетчице» прямо под глаз.

Этот эпизод остался бы совершенно не замеченным толпой, ввалившейся в троллейбус, ломая зонтики и снося со своего пути уже находившихся внутри, если бы не громкие причитания «буфетчицы», глаз которой моментально скрывался под огромным фингалом. Она всю дорогу до Иманты (видимо, ей дальше) ругалась по-латышски и по-русски, проклиная в основном себя и обеспокоенная главным вопросом: «Что же я мужу скажу?»

Семён, конечно же, извинился.

Между тем дождь становился всё сильнее.

Как уже давно договаривались, подойдя к общаге, бросили маленький камешек в окно мансарды, где находилась комната Иветты и Светы.

Для более точного понимания истории, видимо, необходимо описать здание общежития медицинского училища.

Это было небольшое двухэтажное здание ульманисовских времён, увенчанное мансардой с маленькой пристройкой в один этаж. В пристройке была столовая, первый этаж занимал актовый зал и всякие административные помещения. На втором этаже и в мансарде находились жилые комнаты, рассчитанные на проживание от четырёх до восьми студентов. Наверное, когда-то этот дом принадлежал одному хозяину, что подтверждало и то, что он находился в жилом частном секторе и стоял посреди довольно большого заброшенного сада с переросшими и неухоженными фруктовыми деревьями.

План всегда был такой. Подходили, бросали камешек. Дальше два варианта. Либо Светка с Иветтой выходили, и друзья все вместе куда-нибудь шли, либо ребята по водосточной трубе поднимались на крышу столовой и потом по карнизу добирались до окна. Семён всегда лез первым, так как Тундра был выше и крупнее. То есть на случай, если Семён сорвётся, он его должен был поймать. Но пока бог миловал…

Отреагировав на лёгкий звон стекла, отворилось окно, и, прикрываясь какой-то книжкой от дождя, выглянула Света.

— Мы уже и не думали, что вы придёте, — сказала она, пытаясь говорить громче шума дождя и одновременно не сильно. — Прикиньте, у нас из комнаты все девчонки поразъехались на выходные… Ну ладно, погуляйте ещё минут пятнадцать… Синька ещё не легла (так почему-то звали местную комендантшу).

Дождь усиливался, и где-то далеко загремел гром.

Друзья переглянулись.

— Не назад же ехать? — с надеждой спросил Тундра.

Семён пожал плечами, посмотрел на почти чёрное ненастное небо и отвернулся.

Форма уже промокла. Не насквозь, но достаточно ощутимо. Пока спасали тельняшки.

— Пойдём под карнизом того дома постоим, — сказал Семён, указывая на ближайшее строение.

— Да! — с радостной готовностью согласился Тундра.

— Десять минут. Не больше. А то окончательно потопнем.

— Угу.

— Хорошо, что ветер стих, — отметил Семён. Вода лилась с карниза точно вниз, не попадая на друзей. — Но это ненадолго. Обычно так бывает перед шквалом. Так что хватит спины пачкать. Надо залезать скорее.

Семён, в соответствии со вторым вариантом, полез по трубе. Достаточно быстро, хотя труба была мокрая и скользкая.

— Давай! — прошипел он Тундре. — Только тише. Видишь, свет только погасили.

Через три секунды Тундра уже был рядом.

— На счёт три я к карнизу, а через секунду ты… Только умаляю, не шуми!

— Ладно, — согласился Тундра.

Сказал, но тут же жутко загремел, шагая по железной крыше, как слон. Семён замахал на него кулаками, призывая остановиться, но было уже поздно. В одной из студенческих спален зажёгся свет, и её обитательницы испуганно завизжали в несколько голосов. Скоро к визжанию девчат добавился и строгий голос Синьки, призывающий всех замолчать и успокоиться. Потом открылось окно, и из него высунулась её не самая приятная физиономия, защищённая от дождя бигудями.

Путь назад был отрезан, но, пока шёл гвалт, друзья вскарабкались, несмотря на потоки воды, на крышу.

Дождь полил как из ведра. Семён наконец-то понял значение этого выражения. Ведь если выливать воду из ведра, то она не будет литься струями, а шарахнет одной сплошной массой. Вот и сейчас как ни старайся — не увидишь просвета. Как будто воздух превратился в воду. «Хорошо, что лето», — подумал Семён. Где-то вдалеке, видимо, на окраине Старушки, сверкнула молния, и только через пару секунд грохнуло и затрещало так, что можно было представить себя на передовой.

Не осталось ни одной сухой нитки.

— Знаешь, что если молния сюда попадёт, дому-то ничего не будет — всё в громоотвод уйдёт, а вот нас поджарит изрядно, — прокричал Семён.

— Понято! — крикнул Тундра и съехал на «пятой точке», вздымая кучу дополнительных брызг, прямо по водному потоку на крышу столовой.

Семён последовал за ним таким же образом.

Как только они оказались на плоскости, чуть-чуть приоткрылось заветное окно, и чья-то рука протянула зонт. Тундра двумя шагами немного приблизился к окну и забрал его.

— Пожалели, блин! — сказал Тундра и смачно сплюнул.

Порывы ветра усилились, было уже не смешно, разыгравшийся ураган угрожал сдуть с крыши незваных гостей.

— Может, домой двинем?! — прокричал Тундра.

— Ну уж нет! Хотя бы обсохнуть надо. Пришли — значит пришли! — громко и твёрдо отверг предложение Семён.

— Ну тогда присаживайтесь, сэр, — улыбнулся Тундра, указывая мокрой ладонью на покатый край крыши. — Судя по тому, что дали зонтик — нас ждут, но чуть позже.

Если бы кто-то наблюдал за ними со стороны, то картина выглядела бы преуморительной. Двое молодых людей в морской форме во мраке и всполохах молний сидели на крыше, взявшись всеми четырьмя руками за зонтик. А зонтик то и дело пытался либо вырваться из рук совсем, либо выворачивался наизнанку очередным порывом ветра. Толку от этого зонта было ноль. Он оказывал если только психологическую поддержку, так как дождь был сплошной и направлялся ветром не сверху вниз, а слева направо. Более того, ребята сидели на краю ската. Ноги стояли на плоскости крыши. Вода, заливаясь в брюки в районе спины, выливалась из штанин прямо в ботинки, как из четырёх водосточных труб. Стало холодно…

…Как всегда, сначала беззвучно сверкнула молния, превратив на долю секунды ночь в день. Потом раздался такой треск и грохот, что мокрые тела друзей от страха непроизвольно уподобились двум маленьким сцепленным трепещущим тушкам.

Дерево рядом со злополучной крышей, в которое попал разряд, расщепилось вдоль по всей длине, загорелось и упало…

…Семён пробуждался под кроватью. В луже. Он обнимал батарею, хотя она и была холодная. Ещё не сезон топить… Проснулся от громкого и заливистого смеха. Смеялись все обитатели общежития во главе с комендантшей. Из-под соседней кровати вытекала такая же лужа и слышался глухой кашель ещё дрыхнувшего Тундры. В открытое окно ослепительно светило солнце.

Семён посмотрел на часы. Шесть десять. Занятия начинаются в восемь тридцать.

— Тундра, вставай! Погнали, — сказал он охрипшим голосом.