Записки от старости. Ироническая проза

Владимир Иванович Данилушкин

Это записки малых форм моего героя, почти ровесника мне. Есть у киношников прием, называемый лупой времени: по кадрику, по кадрику, и на экране расцветает в несколько мгновений цветок: живи, живи на Колыме до упора, станешь трижды ветераном Крайнего Севера, а Магадан останется самым молодым городом Дальнего Востока. От него пусть исходит энергия и вдохновение, которыми ты с товарищами его зарядил.

Я плыл по теченью

Как ни потерять лица, если факты налицо?

Друг семьи внезапно умер, едва ему перевалило за сорок. Все это знают, все сокрушаются, но никто, в силу ограниченного кругозора, не связал уход рубахи-парня с любимцем-компьютером. 486-й у покойника был — какое счастье по тем временам, когда другие от 386-го все еще тащатся, а я 286-й осваиваю, то в нервах, то в нирване. Потом его в дом инвалидов отдали, и он еще послужил немало.

Гордился собой Геральд, очень был доволен жизнью. Из Москвы «игрушку» привез. За большие деньги. На радостях восемь килограммов привезенных мандаринов нервически съел, не заметил. Дочки обиделись, но не показали вида. Года два не мог опомниться от счастья. Но час пришел — упал ничком на клавиатуру, и дух вон. Кровь из горла фонтаном ударила, залила монитор, такая теперь традиция — изображать смерть чиновника на боевом посту. Чиновника среднего ранга. Начальство-то еще не привыкше за компом сидеть. Но оснащено. Раньше шкафы были заставлены качественными книгами, ни разу не раскрытыми при жизни. Теперь другой антураж.

Впрочем, сказанное — не более чем легенда. Но не менее. Нельзя, как в газетном репортаже, голимую правду-матку резать, это пострашнее жесткого рентгеновского излучения.

Вообще-то Гера был евреем, и втемяшилось ему еврейскую пасху отмечать с родителями. Никогда обряды иудейские не соблюдал, ел сало и субботу не чтил. Но, с кем ни бывает, как поется в одной народной песне, «не зудись плечо, не сверби спина» — широко приложился к аква вите. Принял на грудь. А вообще-то по жизни, считай, не пил, поскольку за рулем с утра до вечера. То по работе, то семью обихаживал. Две дочери у него. Жена — бизнес-вумен. Не особо-то хотелось ему со спиртным дружить. Чтобы выпить, приходилось предварительно машину в гараж ставить. Правда, можно и в гараже поляну накрыть. Ну, да что я учу ученого?

Всегда начеку, а тут расслабился Гера, под рыбу хватанул. Щуку семиметровую ему привезли с озер, обрядили соответственно, нафаршировали. Ну, не долларами, конечно. Яичными желтками. Красавица! Гера отщучивался, под острым соусом смаковал. Пил водочку кремлевскую за себя и за нее. И все бы великолепно, да сердце остановилось, как назло, в самый неподходящий момент. Водка будто бы проступила сквозь кожу, как бывает, кровь сочится сквозь бинты. Если снимать в кино, то трудность роли нашего героя — держать во рту окрашенный красным глицерин и живописно вытолкнуть его языком в нужный момент.

Да кому нужны такие подробности? Неправильно это, когда мужчина задолго до пенсии отдает швартовы. Это не повод для шуток. Умер в 7—40 утра, и это дало повод позлословить над созвучием с известной песней, распеваемой по всему миру. Врагов у Геры вообще-то не водилось, поскольку обласканы были гостеприимством все его кунаки — дальше некуда, а злорадство — кто ж от него удержится? Не гляди, что мертвый. Завидовать мертвым — не редкость в современном мире.

Хоронили на новом кладбище, за постом ГАИ, на поминки полгорода собралось. Пели, пили, опять пели «Семь сорок» и «Хава нагила».

Скоро тот погост закрывают: 20 тысяч человек поглотил, как раз за годы с ельциновского захвата, рядом новый полигон готовят.

А вот куда девался Герин девайс, 486-й комп — теперь уже вряд ли кто скажет. Уж не положили ли в гроб, повинуясь новоязыческому зову? Но я собственными глазами видел: не положили.

И вот однажды случилось так, что у меня в доме появился 486-й, переделанный под пентиум. Пока сам я находился в отъезде. Откуда? Добиться что-то внятного от домашних я не мог. Спустя некоторое время пришелец как сквозь землю провалился, один монитор остался, я уже рассказывал о привязанности к нему кота. У супружницы, тоже бизнес-вумен, бесполезно спрашивать. Молчит, как партизанка. Вспоминаю былое, а о сегодняшнем заикаться боюсь. Слово «сглазить» не устарело. У нас сглазить может даже полностью ослепший инвалид. Не говоря о таких, как Ванга.

Подозревать — это же зрением действовать, глазами. Сглазить — само собой. А ушами как? Шевелить! Нос в каждую дырку совать. Сморкаться и плевать! Носом шмыгать невыносимо.

Если выяснится, что мой ноут во время последнего циклона накрылся, тяжко мне придется. Или погиб, или блок сгорел. Что-то мастер скажет, который ему ревизию наводит, Александр Евгеньевич звать. Мне, если погиб винчестер, рукописи не восстановить из-за угасания памяти. Которая не на винчестере, а на извилинах. Но помню пословицу не умирать раньше смерти. Только жаль — сколько работы коту под хвост. При полном отсутствии кота.

Мурлыка Макс так предсказывал катаклизмы: перед пургой и дождем прятался под плед. Захватит когтями передних лап плед, рванет на себя, на долю секунды полотнище взвивается вверх, подобно параплану, и он успевает нырнуть в убежище. А землетрясение он перенес, показывая личным примером образец невозмутимости! Если же был включен Пентиум, кот на системном блоке медитировал: там больше нравилось, чем на батарее отопления и стиралке «Вятка». Блок греется, коту этого хватает. только как же быть с излучениями, если хочешь получить здоровое котопотомство. А он неуемный, на собственную внучку покусился, не говоря о кошке милицейского офицера Багирке. С компа ему вся комната была видна. Окликни его, встрепенется, повертит головой и начнет себе интимное место вылизывать. Как гоаорится, впередсмотрящий в зад.

Чем же здоровье надорвал весельчак Гера? С лучевой болезнью компьютерного происхождения не все однозначно. Собкору центрального агентства Краснобайченко на квартире начальство установило комп вместо привычного телетайпа, одному из первых в городе, мужик вроде и хвастается, но между реплик мандраж просачивается, будто бы боится на нем работать: мол, плохо влияет на потомство. Какое такое потомство, если тебе без пяти минут 70?

Вот и кот свой кошачий век, считай, сполна прожил, и все его тянуло на подвиги. Однажды поймал я ему мышь, ее он стал вылизывать, и комнату наполнило характерное страстное мяуканье: весной ему, видите ли, повеяло. Ладно, внучку свою чуть не оприходовал, но мышь? В голове не укладывается. Неформал какой-то.

Застал котяра и новенький ноутбук, но там ему места не нашлось прилечь. На клавиатуру примащивался, но скоро убедился: нельзя. На плечи мне садиться пробовал, подглядывал, что там, на мониторе деется, не пора ли спасать ситуацию.

Кто бы мне растолковал, почему в последние два года японоотец греется не по делу и поминутно включает охлаждение! Разжарило его, видите ли! Засорился, небось? Вот бы радовался котик, если бы я ему дал на горячем ноутбуке каким-то образом понежиться!

Теперь самому приходится осуществлять общий обзор. С высоты птичьего полета. Вот говорят: зри в корень. Ну и что? Где тот корень? Ну, уходит корень саксаула на 50 метров. И это все? А глубоководные скважины уже на 10 километров заглубились. На Кольском полуострове.

В районе Японских островов, год за годом, месяц за месяцем, зарождаются один за другим циклоны, идут охладить буйные головы на север, к Охотскому и Берингову морям. Тошибленый японокомп, как раненый японский журавлик, неспособный расправить крылья, отзывается на движение воздушных масс всей своей утробой. Хотя самураю западло показывать свои чувства принародно.

Возможно, когда-то будет создан ноутбук в северном исполнении: в меховом корпусе. Тем более что в зимнее время циклоны зарождаются и над Охотским морем, а со своими вроде как легче договориться.

У нас, на Колыме, своя Япония. Япон — это южный входной мыс Ямской губы. Предполагается, что название восходит к коряко-чукотскому «ёпын» — место наблюдения. Ничего общего со страной Восходящего солнца. Это потом, в другом веке, узнали аборигены от русских, что есть такая страна Ниппон.

А самураям, небось, приблазнилось, что их мореходы добрались до столь высоких широт. В районе устья реки Туманы есть местечко Иопыны.

Перед войной с Японией в Магадане создавались береговые укрепления и переоборудовали морские суда на военный лад, а после Второй мировой в Магадане, в Палатке и где-то на Арманском (отнюдь не армянском) берегу отбывали срок японские военнопленные. Добывали уголь, на стройках работали. Через десятилетия старое забылось, и они приезжали с дружескими чувствами; чтобы соблюсти обычай, перезахоранивали останки умерших в плену, увозили прах на родную землю.

Как-то в сентябре, в годовщину капитуляции Японии, в 2010 году знакомые мужики устроили небольшой пробег на «Тойотах» с гиканьем и свистом — ничего личного. И лишнего.