Записки от старости. Ироническая проза

Владимир Иванович Данилушкин

Это записки малых форм моего героя, почти ровесника мне. Есть у киношников прием, называемый лупой времени: по кадрику, по кадрику, и на экране расцветает в несколько мгновений цветок: живи, живи на Колыме до упора, станешь трижды ветераном Крайнего Севера, а Магадан останется самым молодым городом Дальнего Востока. От него пусть исходит энергия и вдохновение, которыми ты с товарищами его зарядил.

И птичка вылетает

Там, за каменной стеной, каменная спина.

Познакомился тут с одной, и решила, что мне жена.

Прямо к шашлычному костерку подъезжает судно на воздушной подушке, несущее на борту имя борца с браконьерами, погибшего от множественной язвы желудка, которая будто бы бывает от злоупотребления красной икрой и балыком. Причаливает. Мощно. Воздушная подушка — это вам не матрас. Но не денежная подушка, увы.

Выходят инспекторы и вездесущий фотограф с симпатичной молодой бабенкой. Сам рослый, как каланча, удобно в толпе снимать. Он чернявый, а она блондиночка, едва ему до соска достает. Жениться, что ли собрался, в очередной раз? Нет, — говорит, — пока так вопрос ребром не стоит. Вопрос? Это у Адама ребром.

Но история романтическая, бес в ребро, ангел в лопатку. Женщина пришла к знаменитости сняться на паспорт. А он ее так обаял, что согласилась стать персональной фотомоделью. Оголяться по первому требованию. Холодновато, конечно, на Севере в одном силиконе позировать, но ведь сама съемка сотую долю секунды длится. Это тебе не перед живописцем стелиться. Так и появилась мыльная фотосессия: нежная женская плоть на фоне серых несокрушимых скал.

Потом ее фотограф утащил к фермеру на подворье. (Ой, какое скользкое слово — от «ворье», что ли?). Параллельно тот пахарь-хермер по фамилии Безуголовный является радикальным мыслителем. Главное, — говорит, — совершить не открытие, а своевременное закрытие, — уголовного дела. Если слышишь: «Он удалился от дел», мысленно добавляй: «заведенных на него». Фермер норовит попотчевать фотомодель морковкой и молочком, практически не отлипает от нее: любопытно же, как фотограф будет снимать: какую птичку зарядит. И вообще как она будет сниматься. То есть, раздеваться, снимать с себя семь одежек. Увидеть обнаженную натуру в наше время — не диво, но волнует не конечный результат, а процесс. У агрария тоже была когда-то «Лейка», камера с цейсовской оптикой, да теперь осталась одна поливалка.

К животноводству фотомодель не имеет никакого отношения, корову подоить не сможет, но сумела сохранить в себе детскую любовь к животным. Мол, мы одного рода-племени. Вымени. Ей нравится, когда называют телкой.

Тираж газеты, где работает папарацци, поднялся. Что сегодня у него родится, какой ракурс? Обнаженная натура пока что не пресытила магаданцев.

Сегодня на море мэтр хочет свою кыску в группе с нерпами снять. У новой модели такие же большие влажные глаза, как у морских хищниц. Это надо видеть.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ проветрив мысли и провентилировав кровь, возвращаемся с любимой женой с побережья. Она, к счастью, не заметила присутствия телевизионщицы, и чувство невероятного облегчения захлестывает высокой зеленой волной. Люди одной профессии сливаются на фоне друг друга.

Мы с женой пропитались мельчайшими кристалликами соли и ощущаем ее на губах подобием поцелуя. Домой, в город, в туман. Все еще не высохла политая, почти без кочек, беспыльная дорога. Не терпится до нее добраться. Жена говорит: может, из Всемирного банка денежные тузы понаехали, потому наши дорожники так стараются. Наверное, чтобы понравиться и без помех кредиты для торговли окорочками взять. Я соглашаюсь с ее проницательной трактовкой, чтобы отвязалась, а потом выяснялось, что у ребят из дорожной компании такая работа — дорогу поливать. Такие они трудоголики старой закалки. Симпатяги.

Уничтожая последствия неумеренного загара, жена обрабатывает кожу одеколоном. Мой парфюм взяла — «О'жен»: все равно не пользуешься, мол, да и благоухает он не лучше тройного. И вдруг, словно из-под земли, гаишник. Милиция — как елка: зимой и летом одним цветом. Даже за городом расслабляться невозможно. Делаю непроницаемое лицо. Стало быть, от жены скрывайся, от инспектора. Кто еще на очереди? А гаишник не доверяет глазам, нюхает: мол, какой-то у вас в салоне запах специфический. Не употребляете? Как хорошо, что я не поддался искушению схохмить! Ответил скромно, как овца: «За рулем — никогда». Как-то давно я успел заметить, сами менты по причине телесного здоровья пахнут ментолом и мантами.

А запах — лосьон, чтобы не сгореть, натерлась. Включаю FМ-радио, и тут же объявление, подходящее к случаю: «Нашедших рюкзак на сопке, 15-й километр Арманской трассы, просим вернуть за вознаграждение натурой».

С трудом подавляю желание остановить машину и поискать. Сколько ни работал над собой, внушаемость остается на максимуме. Никак не привьется разумный пофигизм.

Вообще-то место бойкое. В 2011 году напишут в газете: «Просьба ко всем часто бывающим на Арманском перевале: оставляйте еду в кормушке для собак между 23-м и 24-м километрами, с правой стороны.

Не могу удержаться, чтобы не процитировать трогательные объявления, свидетельствующие о проистекании в городе обычной незашоренной, неполитизированной жизни, столь симпатичной мне.

«Отдам пианино. Самовывоз.

Отдам растение «золотой ус» для приготовления настоек.

Продам щенка.

Продам, персидских котят и зеленую мартышку в возрасте 3-х лет, рост 50 см.

Примут в дар щенка.

Продам шпагат конопляный».