Записки от старости. Ироническая проза

Владимир Иванович Данилушкин

Это записки малых форм моего героя, почти ровесника мне. Есть у киношников прием, называемый лупой времени: по кадрику, по кадрику, и на экране расцветает в несколько мгновений цветок: живи, живи на Колыме до упора, станешь трижды ветераном Крайнего Севера, а Магадан останется самым молодым городом Дальнего Востока. От него пусть исходит энергия и вдохновение, которыми ты с товарищами его зарядил.

Юзеры — юрлица

Иду я галсами, поскольку в галстуке

Было время, дразнили тебя «Доска». Я тебе был своим в доску. Теперь ты пышка, а я пшик. Я тебе свой в бочку.

Ах, прости, Эвелина, за неудачную шутку. Ведь тебя уж лет двадцать, как нет в живых. Я нашел в Магадане, на рынке шаговой доступности твоего двойника и смотрю в шепелявые губы и вспоминаю твои речи, правда, не различаю слов. Про тебя не скажешь: хорошо подвешан язык. Вспоминаю так и не состоявшиеся поцелуи. Ты ушла 50-летней. Ты была красивой, как все ровесники послевоенных лет. Теперь таких не выпускают.

А та, вчера встретилась — молодая, вылитая ты — как теперь говорят, клон, с таким же строением ротового аппарата, шепелявая. Головой качает клон, он слонихе шлет поклон! Думаю, тут есть, над чем работать не только логопеду, но и хирургу. И у нее руки, хоть и похожие, тоже с переломом, но в другом месте.

Моя мать, не медик, говорила дельную вещь: язык надо выпростать, дать ему больше свободы, слишком прирос. Но тебя это мало волновало: не стремилась в артистки и ораторы. А муж — мкжчина что надо, и его поглотил канцер, как и тебя. Разве так бывает?

Разновидностей женщин немного и мужчин тоже. Я их различаю по цвету волос. Морщины делают нас похожими друг на друга, словно мы близнецы, и это сближает — дальше некуда. Женщинам сострадаю: иной раз для более или менее сносного настроения им приходится носить на лице 10—12 килограммов косметики.

А к весне дело. И не такое привидится. Ветер будит стуком в окошко в 7 часов. Погода сегодня заменяет пиво — качает при ходьбе. Но есть прием против лома. Особенно лома цветных металлов: проснуться и лежать, активизировав лишь небольшую часть тела. На маленький объем живой массы спускается благодать, огонек жизни растекается тонким слоем, его вдруг становится недостаточно. Задыхаешься, кровь захлестывает. Наступает следующий этап пробуждения. Или откат в засыпание.

Мир мал. Люди одной специальности всей страны знают друг друга. Например, писатели, художники, сейсмологи. Не говоря о кинематографистах. И смертельно больные знают друг друга в лицо: диабетики, сердечники, их изболевшиеся цепочки опоясывают мир наряду с вулканогенными поясами.

Симпатичный магаданец Виталий, муж первой (и последней) чукотской поэтессы, ездил лечиться в Италию, старшая дочь там живет. В этой стране взялась избавить от рака поджелудочной железы. Мужчина пережил рак 25 лет назад. Перенес и химию, и хирургию: просто был намного моложе, сильнее, здоровее. Иммунная система в расцвете. Один раз победил, стало быть, есть и второй шанс. Логично. Но не получилось. Виталию пора в Италию, — осталась печальная шутка.

А не жалею ли я, что не довелось слышать последних, пусть и предпоследних слов Виталия, чтобы использовать как прозрения. Пусть они и являются заблуждениями, да ведь заблуждения — это самое сильное, что бывает в человеке.

Некто на энтузиазме построил нечто невообразимое: из собранных старых автомобильных покрышек производит дизельное топливо. Но это не диво, ведь вся Россия на чем и держится, так на энтузиазме. На голом, как гололед. Вот ведь закавыка — нет финала главы. Мощное разочарование. Но — чего ждал, того дождался. Майского снежка. На день рождения новосибирского друга нападало. Без кепки выхожу и чую: отвык уже от ледяных прикосновений, мокрый снег моей лысине показался снегом с дождем. Такое ощущение было, что голова пробита, и в пробоину дует со свистом апрельский ветер с моря. Через несколько минут втянулся в головомойку. Вспомнил зимний дождь декабря. Какой-то цикл завершился в природе. Хоть и продрог я, да сквозь дождяру кто-то из юности дотянулся и поцеловал мне сердце.

На майский снежок внук отреагировал адекватно: слепил небольшой снежок, какой уж получился, запулил в отца. Меткий стал, уверенный. Попал в деда, так бывает.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ в магазин для взрослых поступила мягкая порноигрушка для ветеранов. На вид это капуста — раздеваешь ее, раздеваешь, а там глаза. И так нагло подмигивают. Двусмысленно.

Я помню областную библиотеку в Новосибирске: безвылазно проводил вечера все шесть лет учебы. Сотни книг в читальне перемолол. Большой зал в библиотечном здании на проспекте — там будут чествовать юбиляра. Классиком он заделался. 70 книг издал. А лет тоже 70.

Наверное, там будет хорошо и многолюдно, набьется людей, как сельдей в бочке. Из их числа кто-то, да знакомый. И стало мне хорошо оттого, что знаю сибиряка много лет, вроде как друзья детства, как Валерка Чижов. Устроим рыбный день, будем молчаливы, как сельди под белым соусом. Или под шубой — в зимнее время.

Что ни говори, сильную конкуренцию свиносалу может составить такой продукт, как кижучевые молоки. Белки против жиров. Не все ж на конфликте жизнь строить. Надо смешать два продукта и налепить котлет. Красивых, не нелепых. Лучку побольше, чесночку. Впрочем, что это я велосипед изобретаю, когда есть велотренажеры? Рыбные котлеты обожают все, даже сами рыбы. О чем это я? Стиральная машина — приоритетная головная боль, но есть еще более продвинутый собрат по интеллекту — милый тошибздик, с кем чуть не накрылись мы медным тазом в зимний дождь. А гляди ж ты — до самой весны добежали короткими перебежками.

Ты не вздумай хандрить, — мысленно велю компу. Были бы в природе какие-то витамины, я бы ему купил. Но не знаю я таких витаминок. Ему не надо задавать непосильных режимов: включил одну программу и улыбайся, а вторую потом задашь. Тогда не надорвется, как случилось во времена зимнего дождя. Александр Евгеньевич спас диск. Смотрю в экран ноутбука, явленные буквы вызывают у меня слезы, темные на темном фоне. До смысла никак не доберешься. Или очки покупай посильнее, или настольную лампу помощнее. Впрочем, я уже делился этой проблемой.

Мыслительный аппарат напрягся, сердце разогналось, как скорый поезд. Нельзя такие вопросы решать от дум. И от дам. Забудь о пуле дум-дум! Как и ожидал, решение проклюнулось само собой. По наитию, мать его, надо действовать. Пошел в магазин, он в нашем доме базируется и купил! Широкий плоский монитор с вмонтированными звуковыми колоночками.

Включенный, он дает много света, световую стенку. Не нужно сильных очков! В первые дни голова болела от ясности, глаза ломило. Как сказал один мой знакомый поэт, недавно он отметил 83-летие: «Я вышел из тени».

Новый «хрусталик» — 22 дюйма по диагонали. Жидкий кристалл. Это мои двоюродные глаза.

Я буду питать мой компьютер вкусняшками: особым током, особой очистки, словами ободрения и похвалы. Протирать от пыли, которая в нашем городе легко превращается в наждачную шкурку. По всей земле происходит переход на стекловолоконную оптику, передающие кабели теперь оптические, будто бы изготовленные из человеческих глаз. Мы стали ближе — жесткий диск и мой твердолобый черепок. Мы соединены невидимыми нервами, мне больно, когда плохо ему. Мы долго ждали, и вот уже три месяца в нашем городе оптический кабель интернета. Такая радость, до сих пор не верится. А еще не угасла радость от монитора. На нем хочется смотреть. Фильмы! Наслаждаясь и отдыхая. Моя любовь к видео доходит до ненависти. Привязанность до цинизма. Кино на выцветшем мониторе компьютера надоело за несколько лет. И фильмы все стали на одно лицо: темные, с обедненной цветовой гаммой. И вот запущен новый монитор, став подобием кинотеатра. В кино получаешь удовольствие от видеоряда, красок, уж затем докапываешься до тонкости режиссуры. Новый монитор вернул удовольствие от процесса киносозерцания. А скоростной интернет дал возможность смотреть балет, который я люблю уже лет 50.

В детстве, в поселке Калтан, мы устремлялись с маленьким братишкой в барак, приспособленный под кинотеатр, по многу раз вглядываясь в оживавшее полотнище, поддавались коллективной радости и наслаждались чистым, вкусным воздухом, когда кончался сеанс и мы выходили на улицу. Особенно зимой.

У меня в Магадане просмотр завершается часа в два ночи, и такое расписание, конечно, искажает восприятие. А выключишь, монитор и еще два часа потрескивает да пощелкивает, и звуки такие, будто издают их не механические, а живые устройства. Не хочу называть полтергейстом, чтобы не притягивать чертей. Ночные звуки компа — как если бы хозяйничал кот. Относиться к ним можно двояко: будоражат, не дают соскользнуть в сон. Вместе с тем, призрак кота заставляет екать сердце. И холодок в голове прокатывается, будто прицелились в спину. Можно и так сказать: старческие суставы скрипят.

Год прошел, а монитор не угомоняется. Часа три несутся из него трески и шорохи различной мощности и высоты. То забуду слово «барабашка» и снова вспомню. А еще вспомню слово треска и даже вкус ее жареной на растительном масле во рту ощущаю. Жаль, сюжеты фильмов так однообразны.

Больше всего о старшеклассниках американцы наснимали: напьются пива или какой-то дряни без закуски (!) и блюют. У нас на Руси так по-черному пьют только горькие пьяницы. Ну и девчонки у них испорченные — наглые, страшненькие, носатенькие, с деформированным лицевым овалом. Особенность американского любовного треугольника — все три угла тупые. Или с кукольными лицами, не отягощенными интеллектом.

Или на пикнике начинают на них нападать ожившие мертвецы, парализую волю парнишек, не говоря о гирлах. Классический зигзаг сюжета — расхрабрятся, нападают, черт знает, на что. Из света во тьму. На монстров. Вдруг очко сыграет: бежим! И весь фильм до финала убегают, бросая оружие и воинскую технику. А раненых добивают.

Но не только заштампованность сюжетов доканывает, но и клоновая похожесть физиономий. И речь не только об азиатах, но и об американцах тоже. Одного лишь Брюса Уиллиса я ни с кем не путаю. Меня прикалывает, как киношные американские солдаты ходят в атаку. Ползком поднимаются по крутому склону холма, под проливным дождем, по глубокой жидкой грязи. С вершины их поливают пулеметные очереди противника. Это в мировую еще войну, японцы. Если кого-то из атакующих задела пуля, на его крики сползаются братья по оружию, окликают по имени, тормошат, бьют по щекам, бестолково тыкаются, намереваясь как-то помочь, а задетый пулей верещит, призывая Господа и дьявола одновременно, упоминает и дерьмо — сильнейшее ругательство жителей Запада. Эти выражения не приносят облегчения. Через какое-то время атакующие отступают, и делают это с чувством исполненного долга. Повоевали, пора отдыхать, завтра будет новый день, новые подвиги. Пьют виски, этой же гадостью заливают огнестрельные раны, чтобы вынуть пулю и зашить. Пули как из детского пистолета: едва пробьют кожу, застревают.

Для американских фильмов характерна всеобщая истерика самосохранения, эти вопли: «Уходим! Уходим! Уходим!». Американские атаки, которые завершаются тотальным отступлением.

Или вот снайпер другого снайпера из засады выманивал, используя в качестве наживки третьего снайпера. Они за демократию в Панаме сражались. Потом в страны Африки переместились. Лицо черным гримом мажет, хотя и сам темнокожий. Все равно что в дождь поливает огород.

Американские военнослужащие козыряют по делу и не по делу, к пустой голове прикладывают сложенную дощечкой ладонь. Из дощечек такой величины, между прочим, можно построить дом, ну, шалаш на крайний случай. Бунгало, в котором двум любящим сердцам можно согреть друг друга тахикардией. На берегу Нагаевской бухты, где дорога в морской порт доводит до самого первого здания порта, остались еще живописные лачуги, сколоченные из мелких дощечек. Магаданский художник Слава Фентяжев открыл эту натуру и изобразил с огромным сочувствием.

Это особые, похожие на шкатулки, ящики, в которых перевозили в свое время взрывчатку, шоколад, коньячные бутылки и много еще чего при транспортировке Северным морским путем. О ледовой дороге снова стали говорить по телевизору, планируется дать ей вторую жизнь. Китайцы подсуетились, хотят вструмить в нашу ледовую дорогу свой китайский Шелковый путь.

Матросы надевают чистую одежду перед сражением, так и это плавание из питерского порта через моря Ледовитого океана было полно торжества и романтики и готовности быть затертыми льдами.

Изготовлялись ящики из отборной древесины с любовью и тщательностью, к которой невозможно оставаться равнодушным. Людям хотелось быть причастным к чуду перемещения во льдах Арктики. Зачарованные отделкой ящиков, норовили использовать их как мебель, либо дать древесине ящиков вторую жизнь. Наверное, любовь к тщательно струганным дощечкам, отшлифованным, отлакированным, теплым, как ладонь, на самом деле всеобщая и не знает государственных границ.

Бывал я в Магадане на небольшом деревообделочном заводе, теперь не найдете его следов, он был снесен под корень, на какое-то время появился огромный котлован, в районе бывшего горотдела милиции, на Пролетарской, я проходил мимо и недоумевал при виде этого небольшого светопреставления. Директора видел несколько раз. Видный мужчина, симпатичный, с хорошим лицом, с ним было хорошо общаться в теплом помещении, а на улице теряться в толпе, в ту пору в городе можно было отыскать толпу, если постараться.

Я обнародовал его идею продавать в Германию ящички из колымской лиственницы для помидорной рассады. Чтобы хорошо высушенную, без кривизны отшлифованную дощечку производить тут, в Магадане. Наивность моя переходила все пределы, и директор слегка вразумлял, не для печати, что из дощечек в далекой цивилизованной стране будут изготовлять качественную мебель. Или даже музыкальные инструменты. Стало быть, спрос обеспечен. Чтобы покупать по умеренной цене и получать большую прибыль. Новая экономика, надо в нее вписаться. Вписался, обогатился, исчез с горизонта. Думается, он продавал эти дощечки самому себе, в этом случае эффект наивысший. А я любил дощечки просто так, без мысли об извлечении выгоды.

Когда я впервые посетил театр оперы и балета в Новосибирске, и балерина в прыжке опустилась на паркетины сцены, словно на клавиши, я запомнил тот звук и почитал его более остальных в спектакле. Это был «Щелкунчик» на музыку Чайковского. А я приехал на экскурсию в город из районного центра и был смыт наповал теченьем музыки и света.

Высушенные деревянные брусочки, досточки — в руках перебираю, глажу, пальцами стучу, не в силах оторваться. Есть у них неведомый магнетизм.

Один магаданец — столяр и плотник — начал досточками обшить мне квартиру, да не успел, смерть к ему пришла через сердечный дефект. Лишь одну кухню преобразил. Он работал на том столярном заводе, доживавшем последние месяцы.

Плотника звали Виктор, мир его праху, а на месте завода построена заправка для автомобилей.

Однажды я заправлял на той заправке свой «Жигуль», и память схватила за горло. А паркетины балетной сцены стучали и стучали в висках, как сложенные дощечками ладони, и я прикладывал к виску ладонь, салютуя постепенному всеобщему уходу. Голуби хлопают крыльями в полете так же. Аплодируют сами себе. Теперь в аэрофлоте стало традицией аплодировать самолетному экипажу при посадке. А если вдруг попадаешь на спектакль Магаданского музыкально-драматического театра, слышишь аплодисменты, и снисходит уверенность, что только что совершил трансконтинентальный перелет.

В американских фильмах ночь-полночь, раннее утро, предлагают гостю что-то выпить. Вам что налить? Виски? Со льдом? Человек незнакомый, может, гангстер или маньяк, а ему выпивку. Никто не предложит кваску или зеленой газировки «Тархун». У нас это не прижилось. Но зарекаться не буду. А американец, судя по фильмам, никогда не спросит: «Ты меня уважаешь?»

Американцы почему-то держат в ванной комнате лекарства в шкафчике и пьют горстями. Нам это непривычно и дико. Разве что стареющие дамочки в рабство фармкомпаниям отдаются душой и телом. Признаться, и я когда-то глотал лекарства, не задумываясь. Теперь лекарства дорогие, и особо ценишь внутренние защитные силы организма.

Американское кино повлияло на всю нашу жизнь, даже в мелочах. Человечество движется вперед при помощи американского кинематографа. Со скоростью 24 кадра в секунду.

Многие фразы американцев переняли наши киношники, и вот уже с экрана льются переведенные с английского фразы, будто лузганье семечек. И жесты тоже скопированы. Горазды современные супербои пинать колесо в случае, когда заглох двигатель или бросать под ноги мобильник и давить его тяжелым кованым каблуком. Или вот наш быковатый вояшка бросил в стену зажигалку.

У них нет понятия, как правильно трогаться с места, сев за руль. Педаль в пол, колеса вращаются на пределе возможностей, не цепляют грунт, только дым столбом. Как правило, резина начинает гореть. А если бы вам наш гололед? Да вы бы никогда не тронулись с места. Я тоже неправильно выезжал, пока не поправили бывалые магаданцы. Ты сядь, расслабься, включи сцепление, не прибавляя газа. Стронулись колесики, чуть-чуть провернулись. Чуть-чуть зацепит, прибавь газку. Не буксует, прибавь еще. И резина целая, и горючку побережешь.

Французские фильмы по-настоящему пробивают на амор. Даже не очень красивые женщины сверкают, у них, словно брюлики.

Английские фильмы полны своей прелести. Персонажи говорят, говорят, а я слежу по титрам. Будто бы они отвечают урок инглиша, и делают это хорошо. Здорово они выучили английский. На отлично. Дурацкие какие-то мысли, но ничего поделать с собой не могу. Какие уж есть, зато свои.

Английские полицейские выполняют свои функции без пистолетов. Преступники слабее вооружены, чем американские копы. Даже как-то боязно за представителей закона.

Корейские фильмы — их тоже насмотрелся. Поначалу сложно было персонажей друг от друга отличать, на наш, европейский взгляд, лица азиатов похожи, как две капли воды. Потом пригляделся, да и они тоже на месте не стоят, думают. С европейцами консультируются, подбирая актеров. Если постараться, можно найти яркие индивидуальности.

Англичане в камуфляже начинают дрючить население без каких-то видимых причин, американские просто бы не обратили внимания, например, на тех, что проявили невоздержанность в употреблении пива. Сидят, никого не трогают, а полицейские их явно провоцируют на нарушения.

Кинофильмы Страны Советов удручали бессмысленными проходами артистов. Вот он идет, идет, идет, минута, две, три, уж десять минут прошло, а действие так и не началось. Теперь не ходят, едут и едут по экрану с умным видом в дорогих джипах без пробега по дорогам СНГ. Зашкаливающее благополучие с одной стороны и фантастическое убожество с другой.

Индийские фильмы знакомы с детства. Много музыки, много вокала. Сейчас и до Оскара доросли. Но не это поразило, а то, что у них о спиртном вообще речи нет. Пьют фруктовые соки, чай, едят фрукты, а женщин перед употреблением посыпают пряностями. Вернее, женщины натирают себя афродизиаками, распаляют мужичков. Видел недавно фильм о такой кудеснице. Обалдеть. У англичан есть девочки с перчиком, но это вокалистки.

Индийские женщины очень красивые. Большие глаза, одухотворенные лица. Но до наших им далеко.

Посмотрел, едва ли не впервые, норвежский фильм. Есть отдаленное сходство с эстонскими фильмами. По темпераменту. Некоторая заторможенность. Оттягиваются рюмкой-другой неизвестного спиртного. Милые безобидные люди. Главный герой — молодой гей получил от пожилого партнера, умершего от рака, наследство, почти миллиард долларов. И в финале сказочно богатого гея убивают, когда неосмотрительно уехал в Таиланд. Убили корейцы, да и на территории Норвегии шустрят в криминале азиаты-гангстеры. Ни одного выстрела, а компру они как создают как: снимают на фото в постели с подкидным любовником, пользуясь крепким снотворным. Лохотрон какой-то. Или это просто шутка? На всякий случай тихо смеюсь.

Датский фильм про женскую тюрьму. Там священник — женщина. Ущипните меня, разве такое возможно? Женщина! Тяжко ей приходится, когда наваливается груз вселенских проблем, прихожанки задают вопросы, на которые не под силу ушлому мужику ответить. Церковь у них какая-то условная, похожа на школьный класс, и настоятельница — как училка, простая, без харизмы. По заученному шпарит.

Живут в тюряге завидно, как на нашем курорте: чистота, комфорт, разве что наркота запрещена. И то формально. А проблема какая — двигатель сюжета — забеременела попесса и злится на мужа: рожать ей или не рожать при патологии беременности. Последствия могут быть не очень хорошие для ребенка.

Помнится, мама говорила мне, пацану, что хотела бы стать священником, если бы это разрешалось женщине. В православии это невозможно. Пока. Да и в дальнейшем, думается. Мать в последние годы жизни по многим святым местам поездила, а когда купил ей пишущую машинку, перепечатывала молитвы, сшивала книжечками и хорошим людям дарила.

Больно мы отличаемся от людей западного толка своей истовостью — молиться, так до крови, любить — до смерти. Будь Гамлет русским, он бы не взвешивал на лабораторных весах за и против, подкинул монету: орел или решка! Или грудь в кустах, или голова в кустах.

Недавно видел самый малобюджетный фильм в мире. Декорация минимальна. Военного шофера — американца заживо похоронили в Ираке. Террористы-изверги. Очнулся в гробу. Есть зажигалка и мобильник. Стал звонить, требовать помощи. В главной роли Рейнолд Рейндолс. Возможно, покажут и других, кто его спасает, — делаю предположение. На самом деле роль единственная! Фильм держится на любопытстве зрителя: спасут парня или нет. Спасли бы, будь этот фильм американский, а то его испанцы поставили. Они непредсказуемее.

Великий итальянец Джакомо Пуччини чем-то близок мне. И дело не только в музыке. Это физиология. И народная этимология.

Композитор Чайковский — я его обожаю. Сметана тоже симпатичен, хотя вряд ли я слышал хоть одно его произведение. Ну а Пуччини! Так и слышится «ножом в пучину». Когда-то в восьмом классе мы жили с матерью на квартире в городе Новосибирске. На улице Чехова, кстати. Чехов — мой любимый писатель. Я увлекался фотографией. И однажды принес домой фотовспышку. Хозяйка, злоупотребив бражкой собственного производства, была сильно пьяна и мешала мне делать уроки — писать сочинение по рассказу Чехова «Черный монах». Я сфотал ее со вспышкой, очень испугал. Она открыла погреб, такой причудливый: из жилой комнаты потаенный ход, затаилась там, где мы прятали электроплитку при появлении посторонних личностей, подозреваемых на причастность к Энергонадзору. Мне показалось это забавным, и я еще раз ее сфотал. Вещественное доказательство. Что-то уже понимал в этом. Тут она и произнесла свою фразу, которая засела в моей памяти: «Ножом в пучину». Будто бы я ее зарезал. Вспышка света вызвала причудливую ассоциацию.

С той поры у меня пробудился интерес к композитору Пуччини, я с интересом слушал его оперы по радио, затем и в оперном театре в Новосибирске. Мороз по коже

Бежит мысль, окрашенная музыкой, звучит музыка, наполненная светом, а свет разложен на семь цветов. Переливается чимо-чимо, неизлечимо. Быстрее мысли наползает печаль, и быстрее печали потоки света звучали. Пуччини свой в «Тоску». Когда брал диск с фильмом о нем, надеялся пережить что-то такое.

Приемная дочь Джакомо Пуччини гнобит молоденькую горничную, доводит до самоубийства — за то, что застала хозяйку в постели с любовником. Это в аннотации говорится. А то бы я ни за что не догадался. По фильму не скажешь. Пейзажи в нем восхитительны. Ни слова не говорящий композитор. Фактурная внешность. Он или смачно курит сигару, сочиняя партитуру, или едет в экипаже или в поезде, и голос за кадром читает его подлинные письма. Музыкант ни разу рта не раскрыл. Его музыка говорит сама за себя. Только уши прочисти.

Повеяло чем-то знакомым. Когда-то подобные фильмы снимало Магаданское телевидение. Упоминание о Тоскане, отозвалось во мне: ведь тезка (различие в одной букве) Таскан — есть река и поселок в Магаданской области — старинный, национальный. Правда, он прекратил свое существование и ликвидируется. Тоска, одним словом. А у Джакомо опера есть «Тоска». Как-то все переплелось многослойно. Фильм снят в Тоскане. Думаю, местными силами.

Теперь, думаю, можно помечтать об ответном шаге — воплощении в кино нашего Таскана. Тем более, что упомянутая мной магаданская телестудия продолжает работать и здравствовать. Конечно, понадобится средства, привлечение спонсоров, но это шанс не упустить своего шанса.

А вот и фильм из Аргентины — серебряной страны. Умеренно занудный, на избитую тему о вирусах, о какой-то невиданной прежде опасности для человечества. Хотелось мне посмотреть, как они живут, какие города и парки. Как танцуют танго красивые пары. А тут несколько семей, им не до хореографии. Холодильник забит всяческой снедью, квартира — шмотками, но жизни как таковой нет. Как-то камерно и малобюджетно снято, без особых примет. Слово — серебро, золото — молчание. Аргентум — серебро, Аргентина. Серебряные люди. Был и на Руси князь Серебряный, и на Колыме имеется мирового класса месторождение серебра, с небольшой долей золота — Дукат. Бывал там, видел серебряные самородки, похожие на серебряные стружки.

Аргентина — сочная, вкуснейшая трава, самое дешевое по себестоимости в мире мясо. А тоже хотят заявить, что у них есть проблемы, крутые по части экстремухи едят тя мухи. Вирус — он и в Южном полушарии вирус. Пандемия способствует мутации сознания. Борьба с вирусом подвигает взяться за огнестрельное оружие. Причина, думается, в нас самих. Скрывают правду о стране, чтобы не понаехали. Там и так русских полно. А правит женщина. Красивая, надо сказать. Но живется ей не сладко.

В свое время я поражался, с какой легкостью лепят сценические образы сценаристы-ремесленники во времена Советов. У них один персонаж с грузинским акцентом, другой — обязательно узбек, соответствующее произношение. Ну и, разумеется, якут, украинский парубок, русский, волгарь, налегающий в разговоре на О. Таких не спутаешь. Уральский говорок я узнал, учась в университете, в городе Свердловске. Есть там небольшая киностудия, с главным режиссером мы пили в студенческие времена водку. Не раз приглашали в компанию Якова Михайловича. Ну, для прикола. Стоя на проспекте в позе центрального нападающего, Свердлов казал рукой на универ, бывший совнархоз.

Наши фильмы, полные лапши из пшеницы мягких сортов. А еще есть лапша из крахмала — китайская. А мне нравятся.

Мечта о новом прочтении фильмов не оставляет меня. Новейшая аппаратура будто бы позволяет некоторые сцены прокручивать ускоренно, с сохранением внятной речи, стоит скомандовать: «Комон! Комон!».

Приметь, половой признак служит средством идентификации артиста и персонажа. Женщина. Она тоже может быть приметной. В платье, в военных брюках. Две большие разницы. В корейском сериале одна героиня оказалась намного круче мужчин: бесстрашная, отважная, оружием владеет так, что даже привыкшие к виртуозным бойцам ниндзя зрители приходят в восхищение. Она раскрывает государственный заговор. Действие происходит в средневековой Корее, а персонажи — чиновники. Движущая сила тогдашнего общества. Есть там чиновник Бяк, чиновник И. Еще два: по имени Ча и Ок. Четырехсерийный фильм называется «Тайна блестящего камня». Что за камень, так и не понял. Какой-то символ. Может, второй раз отсмотрю под протокол?

Героиню несколько раз ранят: то в правое, то в левое плечо. Бедняжка плачет от боли, как любая женщина. Вызывает симпатию, зайка. Мужчины там тоже плачут, отнюдь не скупыми мужскими слезами. Ревмя ревут. Иногда делают это коллективно. Мужики корейские вынуждены выполнять приказы женщины, но мужское самолюбие взыгрывает, и приказ приходится отдавать несколько раз. Тут как раз внук попросил разъяснить, что такое анархия, и я воспользовался возможностью не валить все на князя Кропоткина и батьку Махно. Проблема подчинения или неподчинения приказу командира актуально и для американцев, и для англичан.

А вот корейцы в американском фильме о психологе стыдятся хоть как-то проявлять эмоции. Мне казалась странной такая сдержанность, да вот судьба меня свела с эвенскими сказками, там тоже усеченная эмоциональная палитра. Между прочим, наши северные таежники ведут размеренный образ жизни и отличаются долгожительством.

Прыжки с шестом метра на три вверх, полеты над легкими домами из соломы. Наверное, из ансамбля песни и пляски крутые корейские парни. И смешно, и трогательно. Когда пришлось выбирать стиральную машину, я взял корейскую модель, не без влияния этого сериала. Ну, и сын в старшем школьном возрасте, с нунчаками симпатизирует корейцам. А внуку не передалось.

Вот свеженькое наблюдение. В Латвии принимают закон о сквернословии. Заявляют об этом на весь белый свет. А разве есть что-то похожее на матерок в латышском языке? По-моему, самые сильные ругательства у латышей на русском, сам видел в их игровом фильме. Основной текст дублируется закадровым переводом, а эмоциональная часть понятна русскому слушателю без перевода, как говорится, один к одному. Так что русский мат остается средством межнационального общения. Уже за одно это нужно быть благодарным базовому языку. Мне думается.