Вторая попытка Колчака

Вячеслав Коротин, 2019

На рассвете 7 февраля 1920 года члены Иркутского ревкома вывели на лед Ушаковки адмирала Колчака – бывшего исследователя Арктики, бывшего командующего Черноморским флотом, вывшего верховного правителя России… Расстрельная команда получила команду «Пли!» Еще через пару минут тело Колчака сбросили под лед реки… Последней мыслью адмирала перед смертью была: «Ошибок случилось немало, доведись всё повторить, я бы их не совершил… Господи, если бы я мог вернуться к «началу пути!» И, похоже, что «кто-то» услышал отчаянный призыв – живой и вполне здоровый Колчак вынырнул в ледяных водах Балтики образца 1914 года! Сумеет ли адмирал воспользоваться второй попыткой?

Глава 5

Кануны

Командующий Балтийским флотом нервничал. Первое время он считал пророчества Колчака вывертами человеческой психики после стрессовой ситуации — ничего, отдохнёт — придёт в себя, однако червячок сомнения всё-таки поселился в мозгу Эссена: «А вдруг?». Когда же произошло сараевское убийство, да ещё в точно предсказанную дату… Тут поневоле задумаешься. Необходим был ещё один разговор, и уж теперь отпускать своего флаг-капитана к семье адмирал не собирался. Уже несколько раз он гонял своих флаг-офицеров в радиорубку «Рюрика» справиться о том, где находится в данный момент «Прыткий». К вечеру эсминец подошёл к борту флагмана.

— Ваше превосходительство, капитан первого ранга Колчак по вашему приказанию прибыл!

— Здравствуйте, Александр Васильевич! — встал и протянул руку Эссен. — Прекрасно выглядите. Догадываетесь, почему я вас вызвал?

— Так точно. Сараево?

— Разумеется. Присаживайтесь, — указал на кресло адмирал.

— Благодарю, — Колчак сел и выжидательно посмотрел на командующего.

— Ну что же, ваши предсказания начинают сбываться, вы, конечно, уже в курсе боснийских событий, так?

— Конечно.

— Я слышал, что «вернувшиеся с того света» зачастую приобретают сверхъестественные способности, например дар предвидения…

— Не тот случай, Николай Оттович, — посмел прервать Эссена его флаг-капитан. — Нет у меня никаких озарений, я просто прекрасно помню все события грядущих пяти лет, я их прожил.

— Но как это возможно? Нет, я не могу не верить фактам, но не могу поверить и в вашу историю.

— Прекрасно вас понимаю — сам бы не поверил. Объяснить ничего не могу, разве что сообщить ход ближайших событий.

— Ну, извольте, — скептически посмотрел адмирал на собеседника. — С датами, если возможно.

— Двенадцатого июля Австро-Венгрия направит Сербии унизительный ультиматум, сербы примут его за исключением одного незначительного пункта. Но этого окажется достаточно для того, чтобы пятнадцатого на улицах Белграда начали рваться австрийские снаряды.

— Смелый прогноз… Ну ладно, Александр Васильевич, возвращайтесь к своим обязанностям в моём штабе.

— Разрешите занять ещё немного вашего времени, Николай Оттович.

— Слушаю.

— Я не уверен… — Колчак слегка замялся.

— Говорите, говорите!

— Простите за, может быть, глупую фразу, но я не уверен, что меня «отпустили» навсегда…

— Здесь, — каперанг открыл портфель и достал бумаги, над которыми работал в Сестрорецке ежедневно, — кое-какие соображения и рекомендации по ведению грядущей войны. Ознакомьтесь, пожалуйста.

— Хорошо, оставьте, — кивнул адмирал. — Оставьте и ступайте к себе в каюту. Продолжим разговор завтра.

* * *

Всё покатилось по наезженным ещё в прошлом (для Колчака) рельсам: наследник сербского престола Александр телеграфировал российскому императору, Николай заверил, что Россия не останется безучастной, но, тем не менее, после того как Белград отверг единственный, незначительный пункт о подчинении сербских судебных властей австрийским, венский посланник в Белграде потребовал паспорта и отбыл со всей своей миссией на родину. И пятнадцатого июля заговорили австрийские пушки…

Сербия, разумеется, не могла противостоять одиннадцати австро-венгерским корпусам, которые направились к её границам.

От Германии зависело остановить разгорающуюся войну или дать ей разгореться в МИРОВУЮ. Но Берлин вполне устраивал данный дебют, и выбор кайзером уже был сделан. Но в своих телеграммах глава Германской империи по-прежнему называл Николая братом, уверяя, что постарается сделать все возможное, чтобы утихомирить своего австрийского союзника. В то же самое время Большой генеральный штаб Германии требовал от австро-венгров всеобщей мобилизации против России.

А вот в России Главный штаб метался между решениями объявить частичную мобилизацию (против Австро-Венгрии) или полную (против Австро-Венгрии и Германии). Причём объявление частичной напрочь срывало полную.

Генерал Янушкевич, начальник Главного штаба, принёс на подпись императору два варианта: «частичная», «полная». Надежда на миролюбие Вильгельма была у русского царя настолько велика, что он подписал указ о мобилизации частичной. Но Германии необходим был предлог для объявления войны, каковым частичная мобилизация считаться не могла, ибо затрагивала только Австро-Венгрию. А последняя совсем не собиралась объявлять войну России. Тогда в Берлине был предпринят мастерский ход: семнадцатого июля экстренное издание официальной «Локаль Анцейгер» сообщило о мобилизации германской армии.

Русское посольство немедленно сообщило об этом в Петербург. Данное известие коренным образом меняло обстановку, и вечером того же дня последовал Высочайший указ о всеобщей мобилизации сухопутных и морских вооружённых сил. Германское правительство достигло своей цели: немедленно было дано опровержение по поводу мобилизации германских войск, телеграмма русского посла по поводу этого распоряжения была задержана, и в русской столице о нём своевременно не узнали — указ о всеобщей мобилизации был разослан по штабам округов.

На следующий день Германия потребовала от России отмены мобилизации в двадцатичетырёхчасовой срок, а сама уже действительно объявила мобилизацию у себя. В случае непринятия ультиматума угрожала войной.

Николай предложил Вильгельму передать конфликт на рассмотрение третейского суда в Гааге. Ответом было объявление Германией войны России.

Но мы сильно забежали вперёд, война ещё не объявлена…