Вторая попытка Колчака

Вячеслав Коротин, 2019

На рассвете 7 февраля 1920 года члены Иркутского ревкома вывели на лед Ушаковки адмирала Колчака – бывшего исследователя Арктики, бывшего командующего Черноморским флотом, вывшего верховного правителя России… Расстрельная команда получила команду «Пли!» Еще через пару минут тело Колчака сбросили под лед реки… Последней мыслью адмирала перед смертью была: «Ошибок случилось немало, доведись всё повторить, я бы их не совершил… Господи, если бы я мог вернуться к «началу пути!» И, похоже, что «кто-то» услышал отчаянный призыв – живой и вполне здоровый Колчак вынырнул в ледяных водах Балтики образца 1914 года! Сумеет ли адмирал воспользоваться второй попыткой?

Глава 3

Рисковать!

Важные решения, вплоть до научных открытий, действительно часто приходят во сне. Или на прогулке, или в кино. Почти никогда за рабочим столом. Но приходят они не сами по себе. Нужно очень долго думать над проблемой…

— Есть! — Колчака просто подбросило в койке. — Есть главное!! Ну конечно же, «Гебен»!!!

Эта германская бронированная жестянка и предопределила всё. Судьбу всей войны и поражение в ней России.

Ладно, оденемся, выдохнем, вдохнём и пойдём. Хватит уже квёлого из себя изображать.

«Пограничник» изрядно покачивало, но привычное к качке тело уверенно двигалось по неспокойной палубе, неся Колчака к мостику.

— Владимир Иванович, позвольте просмотреть вахтенный журнал? Что тут у вас происходило, пока я в каюте валялся…

— Разумеется, прошу! — слегка удивился Руднев. — Но ничего особенного, смею вас уверить.

— И тем не менее…

Семнадцатое июня… То есть до выстрела в Сараево около десяти дней… В общем, ни черта не успеть…

— Благодарю, всё в порядке и, действительно, ничего серьёзного, — Александр протянул вахтенный журнал командиру.

— Завтракать будете в кают-компании или прикажете подать вам в каюту?

— Если это не обидит господ офицеров, то в каюту. Благодарю за приглашение, но мне нужно попытаться собраться с мыслями. Передайте мои извинения, пожалуйста.

— Извинения совершенно излишни, Александр Васильевич. Спускайтесь к себе, и через четверть часа завтрак доставят.

— Ещё раз благодарю. Пожалуй, действительно пойду в каюту — голова так и гудит… Только…

— Что-то не так, Александр Васильевич? — обернулся Руднев.

— Спаситель мой где? Как он?

— А, Фомин, — усмехнулся командир миноносца. — Не беспокойтесь — жив-здоров, пожалованную за ваше спасение бутылку рома выхлебал. Дрыхнет, небось, сейчас без задних ног. Беспокоить, чтобы выразить свою благодарность, пока не рекомендую. К награде, разумеется, представлю.

— Спасибо, Владимир Иванович, а то я совсем с этими событиями, — слегка (внешне слегка, а в душе достаточно сильно) смутился Колчак — Но я не сойду с борта, не поблагодарив его.

— Разумеется. Этого права вас никто лишить не может.

— Да, разумеется…

А что «разумеется»?

Каперанг категорически не мог придумать, как продолжить этот неудобный разговор, который сам же и начал.

— Я всё-таки вас оставлю — там, когда я подходил к каюте, вестовой как раз завтрак нёс… Прошу простить, но зверски проголодался со вчерашнего дня.

— О чём речь, Александр Васильевич, — пожал плечами Руднев и улыбнулся. — Само собой, идите, подкрепитесь: голодный гость — позор для хозяина.

На завтрак подали банальный дешёвый и очень полезный «поридж».

Ну и кофе или чай на выбор с простыми бутербродами с маслом и сыром. И вполне себе достаточно…

Теперь пора подумать о будущем.

Колчак положил перед собой лист бумаги, взял перо и приступил:

Многоуважаемый Николай Оттович, надеюсь, что этот конверт Вы вскрыли именно первого июля, иначе можете оказать влияние на ход событий, и они пойдут не так, как шли в моей действительности.

Сообщаю: в самом конце июня эрцгерцог Франц-Фердинанд будет застрелен из пистолета в Сараево сербским студентом Гаврилой Принципом.

Австрия объявит Сербии войну, Россия вступится за Сербию, Германия за Австрию…

В результате в начале августа начнётся самая страшная из войн, которые знало человечество. МИРОВАЯ ВОЙНА. Продлится она четыре с лишним года. Про её итоги пока умолчу, единственное, что сообщу: для России последствия станут самыми катастрофическими. Подробности сообщу лично, если данное письмо убедит Вас в том, что я именно тот, кем себя назвал.

Если Вы не поверите мне сразу, то ещё несколько фактов о ходе грядущей войны.

Наше наступление в Восточной Пруссии начнётся успешно — будет одержана победа под Гумбиненом, но закончится оно катастрофой — вся Вторая армия генерала Самсонова будет окружена и уничтожена.

Англичане в Средиземном море упустят «Гебен» и «Бреслау», те придут в Константинополь, затем атакуют Севастополь, Одессу и другие порты Чёрного моря. В результате Турция вступит в войну на стороне Германии и Австрии.

В порту Пенанг наш крейсер «Жемчуг» будет атакован и уничтожен немецким «Эмденом».

У мыса Коронель эскадра адмирала Шпее уничтожит эскадру адмирала Крэддока…

Всего этого, Николай Оттович, может и не произойти, если Вы поверите мне.

Не особо надеясь на понимание (ситуация действительно совершенно фантастическая), всё-таки позволю себе напомнить Вам, что многие из фантастических пророчеств французского писателя Жюля Верна сбылись.

А почти два десятка лет назад англичанин Герберт Уэллс опубликовал роман «Машина времени». Попробуйте поверить, что и это невероятное всё-таки возможно…

Капитан первого ранга Александр Васильевич Колчак, расстрелянный большевиками 9 января 1920 года в Иркутске.

— Ваше высокоблагородие, — стук в дверь каюты совпал с голосом фельдшера. — Подходим к Ревелю.

— Спасибо, Фёдор, иду!

Когда флаг-капитан командующего флотом поднялся на палубу, «Пограничник» уже подходил к борту флагмана.

«Рюрик»… Мощнейший из когда-либо построенных русских крейсеров. Один из сильнейших в мире (не считая линейных крейсеров, конечно). И очень красивый корабль. А красиво именно совершенное.

Сейчас предстоит подняться на его борт и пообщаться с командующим… Но сначала нужно закончить все дела здесь, на эсминце…

— Василий Федотович, — окликнул старшего офицера миноносца Колчак.

— Слушаю, Александр Васильевич, — немедленно остановился пробегающий по каким-то своим бесчисленным старшеофицерским делам Дудкин.

— Прежде чем вас покинуть, очень бы хотелось лично поблагодарить моего спасителя. Не возражаете?

— Разумеется, — улыбнулся «старшой». — Боцман! Минёра Фомина сюда немедленно!

— Минёр Фомин по вашему приказанию прибыл, ваше высокоблагородие! — курносый и веснушчатый матрос нарисовался перед офицерами меньше чем через минуту.

— Зовут тебя как? — доброжелательно улыбнулся Колчак.

— Николаем крестили.

— Спасибо тебе, братец! Спасибо, Николай! Если бы не ты — меня бы уже рыбы доедали. От государя награду за спасение офицера получишь, само собой, а пока от меня лично… Держи четвертной! Извини, больше с собой нет.

— Премного благодарен, вашвысокобродь! — ошалел матрос — месячное денежное жалование нижних чинов было меньше двух рублей, а тут сразу двадцать пять…

— Жизнь, она подороже стоит. А не хочешь, Николай, дальше со мной служить?

— А вот извините, Александр Васильевич, — встрял Дудкин, — не отдам! Ступай, Фомин!

— Да я и не особо претендую, Василий Федотович, — ухмыльнулся Колчак. — Но предложить чувствовал себя обязанным…

— Простите… — на лице старшего офицера отчётливо читалось недоумение. — Предложить место службы непосредственно матросу? Минуя его начальство?

— Простите великодушно. Разумеется, я рассчитывал получить этого матроса только после согласования данного вопроса с вами и Владимиром Ивановичем, но раз уж вы так им дорожите — тема снимается. Вы не в обиде?

— Какие обиды, — улыбнулся Дудкин. — Но своего лучшего минёра не отдам, даже вам.

— Прекрасно вас понимаю. А откуда он, кстати? При мне его не было.

— С «Громобоя» перевели. Неделю назад. Но парень — хват.

— Хорошо, хорошо, пусть служит у вас. Но в случае чего прошу учесть моё к нему благоволение.

— В смысле? — напрягся старший офицер.

— В смысле: если дисциплину нарушит или ещё что-то в этом плане — взгревать вдвойне, ну а если ещё какой подвиг совершит… Тоже вдвойне.

— Не беспокойтесь, Александр Васильевич, — губы Дудкина снова растянулись в улыбке. — Обеспечу ему «вдвойне» во всех смыслах. Однако, мы подходим уже. Извините!

«Пограничник» аккуратненько подходил к борту флагманского крейсера.

* * *

— Здравствуйте, Александр Михайлович! — поприветствовал Колчак командира «Рюрика», поднявшись на борт.

— Рад приветствовать, Александр Васильевич, — не остался в долгу Пышнов. — Как самочувствие?

— В каком смысле?

— Да уже сообщили о вашем приключении, — во взгляде каперанга чувствовалась явная ирония.

— Ах, вы об этом, — как бы нехотя отмахнулся Колчак. — Всё в порядке. Где командующий флотом?

— У себя в салоне. Вас проводить?

— Вообще-то я дорогу туда не забыл, — улыбнулся флаг-капитан. — Не смею отвлекать…

Командующий Балтийским флотом выглядел… Ну, в общем, выглядел так же, как и раньше, как шесть лет назад, если судить исходя из того самого года, который оставил Колчак в будущем: невысок, мягко говоря, лысоват, но вот глаза… Нечасто встретишь человека, у которого из глаз так и «прёт умом». Описать это невозможно — можно почувствовать, только встретившись взглядом с таким человеком.

— Здравствуйте, Александр Васильевич, мне уже доложили о вашем приключении, — Эссен доброжелательно улыбаясь протянул руку. — Как самочувствие?

— Благодарю, Николай Оттович, — пожал протянутую руку Александр, — прилично в плане самочувствия.

— Ну так и замечательно. Я, признаться, слегка забеспокоился, когда сообщили — старый и опытный миноносник «сгулял за борт» при резком повороте… А Меркушову я самолично ижицу пропишу, можете не беспокоиться…

— Не надо «ижицу» Меркушову, — беседа начиналась категорически не так, как планировал Колчак. — Подводники только учатся воевать. И пусть учатся. Учёбы без ошибок не бывает.

— Согласен, — Эссен выжидающе посмотрел на собеседника. — Но, судя по тону, вы не только это хотели мне сообщить. Не так ли?

— Не только, — собравшись с силами, выдохнул каперанг. — Ваше превосходительство, очень вас прошу не удивляться, но запечатать данный конверт собственной печатью, поместить в личный сейф и не вскрывать до первого июля. И прошу вас дать слово, что вы его не вскроете до назначенного срока.

Конверт шлёпнулся на стол, и Эссен, ошалевший от тирады, несколько раз посмотрел как на сам конверт, так и на того, кто его доставил.

— Александр Васильевич, вы хорошо себя чувствуете?

Ну что же, вполне ожидаемая реакция.

— Вполне прилично. Спасибо! Ваше превосходительство, я прекрасно понимаю недоумение, которое вы испытываете от этой просьбы, но умоляю её выполнить. Ведь это никак и никому не может принести вреда, правда?

— Пожалуй, — задумчиво буркнул вице-адмирал.

— А для меня это очень важно. Прошу вас!

— Хорошо, но после этого вы дадите мне объяснения.

— Разумеется.

— Итак… — выжидательно посмотрел на Александра Эссен, после того как лязгнула дверца сейфа. — Я жду, Александр Васильевич.

Вдох, выдох, поехали!..

— Я вернулся из тысяча девятьсот двадцатого года. Меня расстреляли в Иркутске на берегу реки Ушаковка.

— Вот как? — удивлённо приподнял бровь командующий Балтфлотом. — Тогда один из нас сумасшедший… Знаете, в своём душевном здоровье я уверен. Так что докторам придётся показать вас.

— Выслушайте, ваше превосходительство! Пожалуйста! Дайте мне хотя бы несколько минут для объяснений!

— Две! — взгляд Эссена не предвещал ничего хорошего. — И если ваши объяснения меня не удовлетворят, господин капитан первого ранга, то в дальнейшем вам придётся их давать докторам. Слушаю!

— Ваше превосходительство…

— Теряем время! — достаточно зло оборвал адмирал. — Давайте в дальнейшем без титулования.

— Хорошо… Я ничего не могу объяснить, ибо сам ничего не понимаю. Не понимаю, как меня могло отбросить в прошлое, не понимаю, почему жив, но то, что я помню из последних шести лет своей жизни, — реальные события…

— Имеет ли мне смысл слушать вас ещё минуту? — скривился Эссен.

— Доказательства заперты в вашем сейфе. И вы дали слово не вскрывать конверт до первого июля, Николай Оттович. Дали слово!

— Продолжайте!

— Спасибо! Надеюсь, что вы не думаете, что я проиграл в какие-нибудь фанты на последнем балу и теперь должен так нахально и глупо мистифицировать самого командующего флотом?

— Нет, Колчак бы скорее застрелился. Дальше!

— Николай Оттович, вы читали «Машину времени» Уэллса?

— Приходилось. Хорошая книга… Хотите сказать, что это на самом деле возможно?

— Я не могу вам ничего доказать, пока вы не вскроете конверт. Да и тогда аргументы могут выглядеть неубедительными, но аргументы будут. У вас появится шанс мне поверить. А пока прошу подвергнуть меня аресту до первого июля по новому стилю. Потом — судите сами. Я уложился в отведённые минуты?

— Сядьте! — адмирал указал на кресло и, подойдя к иллюминатору, на несколько минут замолчал. Колчак терпеливо ждал решения.

— Предположим, что я допускаю возможность вам поверить, — наконец заговорил Эссен. — Чего вы хотите?

— Николай Оттович, грядёт война. Долгая война, страшная война. Она закончилась для России катастрофой. С вашей помощью я надеюсь изменить её ход, спасти страну и народ от тех ужасов, которые их ожидают. Повторяю: прошу подвергнуть меня аресту и дождаться начала июля.

— Да? — неожиданно весело посмотрел на своего собеседника командующий. — Вы хорошо устроились, Александр Васильевич! Вы свалили мне на голову некоторую совершенно невероятную фантасмагорию, связали меня словом и хотите отсидеться под арестом, пока я с этим буду почти две недели жить? Чтобы я оказался в бедламе раньше вас? Нет уж, голубчик, теперь рассказывайте. Не менее часа рассказывайте — если вы сказали правду, то для вас это не составит труда, а если всё-таки лжёте, то даже самой изощрённой фантазии не хватит, чтобы не попасться на противоречиях в самые же первые минуты. Я слушаю!

Вот это да! То бишь, есть шанс? Выслушает??

— Знаете, Николай Оттович, — после десятисекундного раздумья решил Колчак, — я, пожалуй, освобожу вас от слова, которое вы дали. Вскрывайте конверт и читайте.

— Да? — удивился Эссен. — Благодарю! Не премину воспользоваться вашей любезностью.

Несмотря на то, что в голосе адмирала сквозила открытая ирония, он подошёл к сейфу, открыл его, извлёк конверт… Было видно, что любопытство так и бушует в старом морском волке — конверт он распечатал даже до того, как снова запер дверцу сейфа.

— Ладно, подождите… — командующий углубился в чтение.

Для того, чтобы пробежать текст глазами, достаточно было и минуты, но вот осмысление требовало времени… А осмысление явно происходило — не то что лицо, даже лысина Эссена побагровела.

— Ну, предположим… — командующий смотрел на Колчака отнюдь не по-доброму. — Кстати, достаточно убедительно и не противоречит логике. А можно полюбопытствовать: как и когда умру я? Если этого нельзя изменить, то не отвечайте.

— Это можно изменить, поэтому отвечу…

— Ещё одна оговорка, — забеспокоился адмирал. — Если спасение моей жизни связано с нарушением воинского долга или чести вообще — приказываю молчать!

— Ну что вы, Николай Оттович, я бы и не позволил себе открывать вам ТАКОЕ будущее. Вы умерли весной следующего года от воспаления лёгких. Поэтому очень вас прошу: что бы ни произошло со мной — берегите себя. Хотя бы от такой, нелепой для боевого моряка, смерти.

— Стоп! — Эссен дышал тяжело, и Александр начал всерьёз беспокоиться, не разобьёт ли командующего Балтийским флотом удар прямо сейчас…

— Александр Васильевич, я принял решение.

— Подчиняюсь ему без возражений, — наклонил голову Александр.

— Вы отправляетесь под арест…

— Слушаюсь!

— Не перебивайте! Под домашний арест. Ваша семья в Сестрорецке? На даче?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Я знаю — там. Вот туда вас и доставят. Поклон супруге от меня лично. Считайте себя арестованным. Когда вы мне понадобитесь — вам сообщат.