Вторая попытка Колчака

Вячеслав Коротин, 2019

На рассвете 7 февраля 1920 года члены Иркутского ревкома вывели на лед Ушаковки адмирала Колчака – бывшего исследователя Арктики, бывшего командующего Черноморским флотом, вывшего верховного правителя России… Расстрельная команда получила команду «Пли!» Еще через пару минут тело Колчака сбросили под лед реки… Последней мыслью адмирала перед смертью была: «Ошибок случилось немало, доведись всё повторить, я бы их не совершил… Господи, если бы я мог вернуться к «началу пути!» И, похоже, что «кто-то» услышал отчаянный призыв – живой и вполне здоровый Колчак вынырнул в ледяных водах Балтики образца 1914 года! Сумеет ли адмирал воспользоваться второй попыткой?

Глава 2

Ледяная купель

Лязгнул отпираемый засов, скрипнула дверь, и в камеру хлынул свет. Не то чтобы очень яркий — тюремные коридоры освещались достаточно скромно, но, по сравнению с полной темнотой, которая царила здесь до этого, разница была ощутимая.

В дверном проёме обозначился силуэт.

— Гражданин Колчак, — адмирал знал голос Чудновского, — на выход!

«Ну вот и всё, — подумал свергнутый диктатор. — Явно не на утренний кофе приглашают…»

— Через минуту буду готов.

— Да хоть через две, — хмыкнул руководитель Чрезвычайной следственной комиссии. — Не по боевой тревоге мы вас разбудили.

— Умыться можно?

— Уже умоетесь скоро. Одевайтесь!

Самуил Чудновский уже во время допросов вёл себя крайне хамски по отношению к подследственному. Если эсеро-меныпевики, которым передали Колчака чехословаки, были во время следствия достаточно корректны, то сменивший их большевистский представитель постоянно ущемлял и унижал бывшего сибирского правителя.

— Я готов!

— Выходите и следуйте за мной.

В коридоре ждали ещё трое дружинников с винтовками, даже с метрового расстояния явственно ощущался запах перегара — или им перед расстрелом по бутылке выделили, или это просто их стандартное состояние…

Чудновский двинулся первым, за ним один из конвоиров, затем Колчак, замыкающими пошли ещё двое.

Во дворе тюрьмы уже стояли бывший премьер колчаковского правительства Пепеляев, военный комендант Иркутска Бурсак и ещё трое дружинников. Пепеляев был бледен, но держался относительно спокойно. Адмирал встал рядом.

— Мужайтесь, Виктор Николаевич.

— Ни о чём не жалею, Александр Васильевич, — слегка подрагивающим голосом ответил Пепеляев. — Доведись всё повторить, я поступил бы так же, как поступил.

— А я жалею. Ошибок случилось немало, доведись всё повторить, я бы их не совершил… Господи, если бы я мог вернуться к «началу пути»! — адмирал перекрестился.

— Гражданин Колчак, гражданин Пепеляев, — заговорил Чудновский. — За преступления против революции и русского народа Чрезвычайной комиссией города Иркутска вы оба приговорены к расстрелу.

— Без суда?

— Оставьте, адмирал, — усмехнулся Бурсак — Какой суд? Военное время. Вы воевали против революции с оружием в руках. Вина ваша очевидна и не требует доказательств.

— А Виктор Николаевич? Он не воевал.

— Прекратите словоблудие, — прервал Колчака Чудновский. — Приговор окончательный и будет приведён в исполнение. Не надейтесь…

— Не надеялся. К какой стенке нам встать?

— Не торопитесь к стенке. Прогуляемся ещё. Следуйте с конвоем.

Распахнулись тюремные ворота, и приговорённых повели за стены.

Для сибирского февраля погода стояла относительно мягкая — градусов десять-двенадцать ниже нуля, под ногами поскрипывал снег, над головой щедро распахнуло своё роскошное величие звёздное небо.

Минут через пятнадцать подошли к берегу реки Ушаковки возле Знаменского женского монастыря. Недалеко виднелась обширная прорубь.

— Нас что, даже не похоронят? — обернулся понявший всё Колчак к руководителю Чрезвычайной комиссии.

— Неужели вы думаете, что я заставлю своих солдат ковырять мёрзлую землю ради ваших предрассудков? — пожал плечами Бурсак. — А вам будет уже всё равно…

Ну, понятно. Не унижаться же перед этими недочеловеками…

— Ясно. Где нам встать?

— Стойте, где стоите. Можете помолиться, если хотите.

— Шинель пусть сымет — больно справная, — донеслось от дружинников, — а этот — шубу.

Колчак демонстративно застегнул шинель на все оставшиеся пуговицы и вызывающе посмотрел на палачей. Чудновский ответил ненавидящим взглядом, но решил воздержаться от совершенно не вяжущегося с актом казни инцидента с насильственным сдиранием одежды.

— Сам потом отстираешь и заштопаешь. Становись!

Шестеро дружинников построились в шеренгу в пятнадцати шагах от приговорённых. К правому флангу подошёл Бурсак. Адмирал снял фуражку, перекрестился и снова надел её.

— Тоовсь! Пли!

Шесть вспышек перед глазами, два удара в грудь… Темнота…

Мёртвого Пепеляева и полумёртвого Колчака раздели до нижнего белья, за руки за ноги раскачали над прорубью и швырнули в тёмные воды Ушаковки.

Сознание ещё не до конца покинуло адмирала, и он почувствовал, как ледяная вода сначала обожгла тело, а потом стала заполнять и лёгкие, судорожно пытавшиеся втянуть в себя воздух, которого вокруг не было…

* * *

— Это что ещё за явление! — меньше всего Колчак ожидал увидеть сейчас данную обеспокоенную усатую физиономию. — Ты кто?

— Так что, ваше высокоблагородие, фельдшер миноносца «Пограничник» Фёдор Зиновьев.

Сознание и память медленно возвращались, но легче от этого не становилось. Было очевидно, что находится он в каюте, причём в офицерской каюте именно «Пограничника»: свой бывший эсминец Колчак знал как свои же пять пальцев — это та самая каюта, в которой жил Эссен, когда выходил с ними в море. Часто выходил — «Пограничник» был его любимым, практически флагманским кораблём…

В памяти всплыло… Да нет, не всплыло — вспыхнуло событиями: мировая война, две революции, гражданская, расстрел… Таких снов не бывает, снов, где помнишь события многих лет и чуть ли не каждый день из них…

Или вот такой он — «Рай для моряков» — вернуться на любимый корабль и… Бред!

Тем более, что боль в груди ощущалась вполне конкретно. Боль от пулевых ранений, полученных на льду Ушаковки.

— Александр Васильевич, как себя чувствуете? — в каюту вошёл ещё один моряк в форме капитана второго ранга.

Руднев, узнал Колчак. Именно ему он сдавал эсминец, переходя в штаб командующего флотом.

— Здравствуйте, Владимир Иванович.

— Здравствуйте, Александр Васильевич. Вы хорошо себя чувствуете?

— Сносно. Я надеюсь, что вы меня не отвезёте в бедлам, если я спрошу, какое нынче число?

— Шестнадцатое июня, — слегка обалдел Руднев.

— А год?

— Четырнадцатый, — ещё больше удивился кавторанг, надеясь, что называть тысячелетие и век будет излишним.

— Изрядно каперанга головой приложило, — буркнул фельдшер. — Знаете, ваше высокоблагородие, пользуясь своей властью, попрошу вас уйти. Моему пациенту нужен покой.

— Но что с Александром Васильевичем?

— Головой ударились, воды нахлебались, чуть Господу душу не отдали… Бывает. Временное помутнение рассудка.

— Понимаю… Желаю скорейшего выздоровления, Александр Васильевич! — кавторанг козырнул и вышел.

— Мы где, братец?

— Дык… — непроизвольно вытер ладонью усы фельдшер. — У Сворбе вроде как.

— А что со мной случилось?

— Дык, за борт сгуляли на коордонате. К тому же, видать, головой обо что-то ударились. Ничего, бывает, — фельдшер попался словоохотливый. — У меня как-то…

— Поди-ка пока, я отдохнуть хочу, — прервал своего эскулапа Колчак — Спасибо тебе.

— Как будет угодно вашему высокоблагородию! — вытянулся фельдшер. — Но через два часа ужин. Какие-то пожелания имеются?

— Нет. Спасибо! Ступай!

Чувствовал Александр Васильевич себя уже вполне хорошо, поэтому по уходу «эскулапа» проворно спрыгнул с койки и направился к умывальнику. Привести себя в порядок и посмотреть в зеркало. В первую очередь в зеркало…

Стянул через голову рубаху и увидел, что никаких шрамов на груди нет. А болит ведь именно в тех местах, куда ударили пули… Лицо значительно моложе, чем тогда… Неужели всё-таки сон? Или…

«Если бы я мог пройти этот путь сначала, Господи!» — сказанное во дворе иркутской тюрьмы…

Тоже бред, Колчак хоть и был верующим, но не до такой же степени. Хотя… Россия никогда и не подвергалась таким ужасным испытаниям, которые словно зазубренный гвоздь засели в его памяти. На палубу немедленно!

— Вестовой!

— Что угодно вашему высокоблагородию? — немедленно заскочил в каюту матрос.

— Что с моим мундиром?

— Не могу знать, ваше высокоблагородие. Отнесли в машинное сушить, думаю, что через полчаса будет готов и отглажен.

— Дьявольщина! — чертыхнулся каперанг. — Тогда принеси, братец, коньяку. Стакан. И лимончика. И икры. Чёрной.

— Так прощения просим, ваше высокоблагородие, — только лимон могу подать. Нет икры на борту. А через час ужин будет. Извиняйте на том! — вестовой постарался не выслушивать комментарии своей речи и поспешил смыться за дверь.

* * *

Стук в дверь.

— Войдите!

— Так что, ваше высокоблагородие, — нарисовался всё тот же фельдшер, но уже с подносом, — всё как вы приказывали: коньячок, чай, лимон. На здоровье!

— Спасибо, братец! Как тебя?

— Фельдшер Фёдор Зиновьев.

— Спасибо тебе, Фёдор. Оставь меня пока.

— Есть!

Не успело как следует прогреть пищевод и прочие внутренние органы полустаканом коньяка, как уже принесли форму. Сухую, отглаженную и даже с орденами.

Колчак немедленно скользнул ногами в брюки, натянул тужурку и вышел на палубу. Всё знакомо, всё как и было: тепло от труб, матросы, вытягивающиеся во фрунт, минные аппараты, на правой раковине эсминец с двумя белыми марками в верхней части труб — «Охотник». Тот самый «Охотник», что погиб на немецкой мине осенью семнадцатого года… Дальше идут явно «Сибирский стрелок» и «Генерал Кондратенко» — Особый полудивизион.

— Добрый день, Александр Васильевич! — поприветствовал каперанга командир эсминца, когда тот достаточно бодро поднялся на мостик — Как чувствуете себя?

— Здравствуйте! — пожал руку Руднева Колчак. — Физически вполне сносно. Но, вероятно, головой ударился прилично — некоторая амнезия присутствует. Слышал о подобном, но не представлял, что такое может произойти со мной. Где находимся? Куда следуем?

— Идём в Ревель. Только что прошли траверз Одесхольма. Скоро будем в порту.

— Как думаете, Владимир Иванович, война скоро?

— А почему война? — удивился командир эсминца. — Вроде ничего не предвещает. Да и не готовы мы пока…

— Ну, знаете… А к какой войне Россия была готовой? Кто нас спрашивать будет?

— Знаете, Александр Васильевич, я военный, а не политик, но кому сейчас нужна война? Экономика у всех серьёзных стран Европы на подъёме…

— Поживём — увидим, — пожал плечами каперанг. — Простите, но я вас оставлю — всё-таки я поторопился утверждать, что чувствую себя хорошо…

— О чём речь, Александр Васильевич, — засуетился Руднев. — Конечно, возвращайтесь в каюту. Какие-то пожелания будут?

— Благодарю, ничего особенного не нужно. Просто отдохну…

* * *

На самом деле просто требовалось спокойно собраться с мыслями.

Итак: приходится признать, что вокруг реальность. Реальность и май четырнадцатого… Но попал сюда Колчак тоже из реальности. Как попал? Неизвестно, и пытаться это понять бесполезно, нужно просто принять…Что можно сделать, чтобы как минимум не быть расстрелянным в Иркутске, а как максимум вообще не допустить той революции и Гражданской войны? Причём на Балтике, на третьестепенном театре военных действий. Где наш флот вообще придан командованию сухопутной армии, приморский фланг которой прикрывает.

Какими силами располагаем?

Под флагом Эссена четыре броненосца, десяток крейсеров, из которых шесть броненосных, около полусотни миноносцев различной степени дряхлости и с пяток устаревших подводных лодок. Плюс «Новик». Флот минных заградителей, но это не те кораблики, которыми можно вести активные действия.

Против всего Флота открытого моря, который можно перекинуть через Кильский канал за сутки…

Ох и ах! Ну, то есть, конец Балтийскому флоту сразу и окончательно…

Вот и они здесь так думали. Думали, что у Тирпица и мыслей других нет, как только прихлопнуть всеми своими силами пару ржавых русских броненосцев. А Гранд Флита вообще не существует. И вообще не думали, что колбасники сами до жути боятся появления в Кильской бухте зловещих силуэтов «Айрой Дюка» и «Лайона». Со всем соответствующим сопровождением.

Поэтому можно смело рассчитывать, что дебют разыграется, как и раньше: у принца Генриха на Балтике поначалу будет пара современных лёгких крейсеров, несколько типа «Газелле», древние «Герты» и сколько-то броненосцев береговой обороны. Совсем дряхлых. Сколько-то миноносцев. Не новых. Реального противника у Балтийского флота фактически нет. Всю эту шелупонь «Слава» с «Цесаревичем» и броненосными крейсерами расшвыряют только так. Главное — обозначить активность. Атаковать всё, что здесь движется, не неся на себе Андреевский флаг.

Далее: далее — мины. Это — ДА. Это наше ВСЁ. Минировать Балтфлот умел как никто другой.

Теперь, можно сказать, главное: все воюющие страны реально верят, что война продлится несколько месяцев. Ну, понятно, что на самом деле — годы позиционной войны. Исходя из этого — шведская железная руда для Германии необходима жизненно. Каждый пропущенный в немецкие порты транспорт — это, в перспективе, сотни пушек, которые станут растирать в пыль и лунный пейзаж наши позиции. Так что ПРЕКРАТИТЬ И НЕ ДОПУСКАТЬ!

А для этого миноносцев не хватит. Пока не проснулись немаки, нужно показать всему миру, чего стоит торпедный удар из-под воды. Донести до Эссена, что субмарины — не средство обороны, а охотники. Пусть пока самая современная из подлодок Российского флота «Акула», но она, вместе с прочими «миногами» и «аллигаторами», может врезать по чванливым тевтонским мордам так, что они и заходить в балтийскую акваторию будут, с ужасом разглядывая волны…

Лодки, конечно, старые, но главное ведь не железо, а люди, которые находятся в отсеках. А ведь скоро и «барсы» подтянутся — тоже не шедевр кораблестроения, но и не самый плохой из проектов… Главное — в экипажи уверенность вселить: вы на море ВСЁ, вы УЖАС, которого боится всё, что над водой. Сейте страх у врага, топите всё, что плывёт в Германию! И не бойтесь врагов — они пока не умеют с вами бороться — толща воды — ваша главная защита. Может быть, кто-то и погибнет, но даже своей геройской гибелью вы спасёте тысячи жизней солдат-окопников…

Ладно, это всё лирика, а что конкретного можно сделать для России, исходя из имеющихся послезнаний? Предположим пока, что послушают и проникнутся…

Заморозить постройку «Измаилов» — всё равно во время войны ввести их в строй не удастся: тьма незаменимых деталей заказана за границей, а у нас такое производить не умеют. Так что не нужно тратить время, силы и средства на то, что не принесёт реальной пользы. Лучше бросить те самые силы и средства на форсирование достройки лёгких крейсеров типа «Светлана» — реально ценные кораблики, пожалуй, сильнейшие в своём классе. Как и «новики» в своём. Да и Балтика для «Измаилов» — как ванна для слона…

Хотя, конечно, для принятия таких решений не то что авторитета Эссена не хватит, даже морской министр Григорович вряд ли что сделать сможет. А тут какой-то штаб-офицер свои фантазии излагает…

И всё равно, главное — «сухопутье». Это вам не русско-японская, здесь для России всё решается на суше. Что можно предложить генералам? Танки? Бред! Не освоит русская промышленность в ближайшее время. А снарядный голод для русской армии в эту войну был, пожалуй, главной проблемой. А также патронный, винтовочный и прочие. В том числе и просто голод — неважненько солдаты питались.

Мины! А вот тут могут, кстати, и послушать одного из лучших минёров Балтийского флота. Минные поля не только на море, но и на суше. Конструкцию недорогой противопехотной мины сочинить совсем несложно. Не помнилось, что там на этот предмет Гаагская конвенция говорит, но раз уж будут боевые отравляющие вещества, то минировать атакоопасные направления — мелкая мелочь.

Ручные гранаты — тоже дёшево и сердито. «Карманная артиллерия» очень даже пригодиться может. Особенно в обороне. Только много нужно, ой как много…

Но всё равно брошенная из окопа бомбочка своими чугунными сегментами повыкосит вражеских солдат не меньше, чем трёхдюймовая шрапнель. А стоит в разы дешевле…

Таак! Ещё граммов семьдесят, лимончик… Хорошо!

Да! Перед самой войной ведь в Финском заливе с официальным визитом будут два французских дредноута с Пуанкаре на борту и британские линейные крейсера… А не задержать ли каким-нибудь образом союзничков? Нет! Битти пусть со своими «кошками» уходит, ему и в Северном море работы выше крыши — немцам пусть там нервы портит. А вот двое «французов» здесь очень бы пригодились. Всё равно толку от них на Средиземном было никакого. Жалкую «Зенту» и без них утопят… Мину им, что ли, по курсу подсунуть? Или подлодку какую потренировать…

И вообще, лёжа думается лучше. Сколько там осталось? Граммов тридцать?..

Да! Нашим «севастополям» поддержка будет неплохая, когда те в строй войдут. Тем более что у русских недодредноутов только одно достоинство — артиллерия. А бронёй они лишь слегка помазаны — от попадания тяжёлым снарядом не защищены почти абсолютно…

И ещё: не делать ничего кардинального, пока «Магдебург» на камни Одесхольма не напоролся. Это поважнее, чем пару-тройку германских крейсеров торпедами с подлодок грохнуть…