Сестра самозванца

Владимир Александрович Андриенко, 2018

В лето 1604-е от Рождества Христова гусарский поручик шляхтич Нильский впервые встретил красавицу Елену в Самборском замке. Елена была сестрой самозванца, который объявил себя царевичем Дмитрием. Эта встреча переменила жизнь поручика, и успешный офицер крылатых гусар Речи Посполитой отправился вместе с армией Лжедмитрия добывать московский трон.

Глава 4

Панна Марина Мнишек.

…Но знай,

Что ни король, ни папа, ни вельможи

Не думают о правде слов моих.

Димитрий я или нет — им что за дело?

Но я предлог раздоров и войны.

Им это лишь и нужно, и тебя.

Мятежница! Поверь, молчать заставят.

А.С. Пушкин «Борис Годунов».

***

Самбор.

Замок воеводы. Кабинет Юрия Ежи Миншека.

Димитрий Иванович сидел в кабинете воеводы в высоком кресле. Рядом с ним были Мнишек и князь Ружинский. Они обсуждали планы будущей войны.

Самозванец знал, что и воевода, и князь не отступятся от него. У Мнишека не было иного выбора. Он был весь в долгах и в 1603 году королевские чиновники даже явились в Самбор и хотели наложить арест на имущество Мнишеков. Тогда его спасла продажа двух имений в окрестностях Сандомира. Благодаря вырученной сумме удалось погасить самые неотложные из долгов. Теперь его поход на Москву — единственный путь к богатству, и единственное спасение от банкротства.

Ружинский мечтал о покорении соседнего государства и считал, что время для этого самое подходящее.

«А ведь ни одни из них не верит, в то, что я царевич. Но им все равно, кто я по крови. Главное, чтобы в меня поверили русские. Воевода и двух дочерей мне бы отдал. Что ему дочь, когда такой куш стоит на кону в большой игре за корону».

Юрий Отрепьев, в монашестве Григорий, одернул роскошный кафтан с золотым позументом и жемчугом — подарок князя Адама Вишневецкого. Такого он никогда ранее не нашивал.

Богатство и роскошь опьянили его. Ведь еще недавно его называли просто Юшка, а ныне знатнейшие вельможи Польши именовали его — «ваше высочество» или «ваша милость». Он все больше втягивался в игру. Теперь обратной дороги не было. Или смерть или корона государства Московского.

Но не все в Речи Посполитой были ему доброхотами.

Мнишек сказал, что партия Замойского при дворе одерживает верх. Все больше магнатов высказывают недоверие задуманной авантюре.

— И нам стоит ждать вскоре королевского запрещения собирать войска. Замойский уже прислал мне свое письмо с Нильским.

— Но князь прислал простого поручика, пан воевода, — сказал Ружинский. — Будь он уверен, что Сейм его поддержит, он прислал бы маршалка. А так коронный гетман осторожничает.

— Но и король осторожничает, пан Ружинский.

— Как? — самозванец подскочил на месте. — Может ли сие быть? Король говорил мне о своей полной поддержке! А если король на нашей стороне, то чего опасаться?

— Слишком много врагов твоему делу, царевич, — высказался Мнишек. — Речь Посполитая не Москва. У нас королю не можно того, что можно царю у вас.

— И, если последует запрет? — спросил царевич. — Что будет?

— Тогда придется распускать войска! Или нас самих запишут в мятежники!

— С таким трудом набранную армию распустить? — вскричал царевич. — Но кто может сделать такое? Только враг Речи Посполитой!

— Прошу пана! — вскричал Ружинский. — Пан говорит о его королевской милости!

— Но Годунов сейчас слаб! Многие ненавидят его и перейдут на мою строну! И надобно не распускать войска, но объявлять поход!

Самозванец испугался. Если войско будет распущено, то его уже не собрать во второй раз! Больше ему никто не поверит! А князь Замойский великий вельможа и в его силах повлиять на короля.

— И что делать? — спросил он у Мнишека. — Что предпринять, пан воевода?

— Нужно спешить! — поддержал царевича Мнишек.

— И я говорю, что надобно спешить! Но если нам не дадут сделать первый шаг? Если ли выход?

— Есть! — ответил Мнишек.

— Так укажи этот выход, пан воевода! — вскричал самозванец.

— Скоро сюда прибудет папский нунций Рагноци. И он может нам много помочь!

— Посланец папы римского? — насторожился самозванец.

— А что пугает, пана царевича?

— Но нунций требует моего перехода в католичество!

Мнишек и сам хотел этого и потому сказал:

— Но и я питаю сию надежду, царевич. Пусть свет веры истинной коснется тебя.

— Да какая вера! — вскричал самозванец. — Разве я о вере говорю? Прими я католичество, кто пойдет за мной в Московии? Сим могу навредить делу моему!

— Но кто говорит о публичном крещении царевича в католичество? — спросил Ружинский. — Все можно сделать тайно!

— Тайно?

— Именно, Димитрий! Именно тайно! — заговорил Мнишек. — И сие даст нам поддержку святого престола! И Ордена иезуитов! Да и панна Марина сможет стать твоей женой, царевич, лишь при переходе твоем в католичество!

— Но ускорит ли сие поход?

— Ускорит! — сказал Ружинский уверенно. — Папский нунций может многое. Он сумеет повлиять на шляхту.

— Но…

— Царевич! На кону твоя корона!

— Престол, что по праву рождения твой!

Самозванец немного помолчал. Он думал. Решиться сменить веру — дело сложное. Тем более если ты претендент на трон в Москве. Но поляки все настойчивее требуют этого. Да и хорошо бы получить поддержку римского папы и Ордена иезуитов. А без его перехода в католичество они помогать не станут.

— Что скажет его высочество? — торжественно спросил Ружинский.

— Я согласен! — сказал самозванец.

Он вскочил с кресла и выбежал из комнаты.

Князь с улыбкой посмотрел на Мнишека.

— Что я тебе говорил, воевода?

— Он согласился, — выдохнул Мнишек. — Я уже и не думал его уговорить.

— А я был уверен, что он так поступит. Стоило лишь немного его напугать.

— Но слова пана не так далеки от истины. Короля могут вынудить дать запрет на набор войска.

— Пусть пан воевода не боится того. Сигизмунд, даже если его к тому вынудят, спешить с запретом не станет. Наш вельможный пан круль умеет выполнять волю Сейма не торопясь.

— Но нас мало, пан князь. Слишком мало. Всего две с половиной тысячи.

— Но Димитрий Иванович надеется на поддержку московитов.

— Того я и боюсь! — сказал Мнишек. — Я не желаю начинать холопский бунт, пан князь. Димитрия должны поддержать бояре и дворяне Московии. Но не холопы! Вы видели рожи казаков, что прибыли с Дона?

Ружинский вспомнил вчерашних посланцев атамана Корелы к царевичу от донских казаков.

— То есть настоящее быдло, пан князь. И нам плечом к плечу идти с такими в бой? Мы шляхта!

— Пусть пан воевода за то не переживает. Пусть быдло поможет нам, а потом… Потом мы с ними расправимся.

— Пан князь, думает, что сие так просто? Холопский бунт легко развязать. Но трудно погасить. Тем более что гасить его можно лишь кровью. Потоками крови, пан князь.

— Но сия кровь будет холопской, пан воевода? Московским холопам неплохо пустить кровь…

***

Ян Нильский отправился на поиски комнатки панны Елены. И быстро нашел, где обитает красавица. Служанки в замке Мнишека были весьма болтливы и за злотый даже проводили шляхтича почти к самой двери «дочери пана Порошина».

— Вон там, — молодая смуглая служанка показала пальчиком на длинную галерею.

— Но там много дверей.

— Та, что посредине. Видите кованные железные полосы у петель? Это двери дочери московита.

— Московита?

— Так здесь зовут эту девку, которую все считают красавицей.

— Считают? — спросил Нильский. — Но она и вправду красавица.

— Есть и другие не хуже, — сказала служанка. — И много доступнее.

Нильский дал девушке еще один злотый, дабы она побыстрее оставила его.

«Вот я и смогу увидеть её и поговорить с ней. Что такого, что я нанесу ей визит? Здесь никто не сочтёт это признаком дурного тона».

Нильский направился к двери, но у одной из ниш его перехватил Рафалович.

— Пан сошел с ума? — тихо спросил шляхтича еврей.

— Ты про что, пан купец?

— Пану нельзя идти туда, куда он идет.

— Отчего?

— Панна Мнишек может узнать про сие и тогда… Тогда пану будет не до любви.

— Пан купец слишком много болтает. Я шляхтич…

— Тише! — Рафалович увлек Нильского в нишу. — Пусть пан помолчит. Я все поясню пану немного позже.

Рафалович отвел шляхтича в другую часть замка и показал на двери одной из комнат.

— Там пана ждут.

— Кто? — не понял Нильский.

— Там пан сам все узнает.

— Но…

— Пусть пан не возражает. Все это будет пану только на пользу.

Нильский решил сделать так, как сказал Рафалович. Он вошел в комнату и увидел там человека среднего роста в черной сутане.

— Пан Ян Нильский? — человек поднялся со стула и подошел к шляхтичу.

— Поручик Нильский. А кто есть пан?

— Скромный слуга Иисуса.

Нильский понял, что это посланец Ордена иезуитов. Он, как и его отец, не сильно жаловал этих панов, но склонялся перед могуществом и силой Ордена.

— Но пан имеет имя?

— Падре Рональд. Сейчас мне угодно назваться именно так. И у меня дело к пану шляхтичу. Ведь пан — верный слуга католической церкви.

— Это так, падре.

— И потому святая церковь и святой престол имеют дело к пану поручику. Пан поручик должен во имя церкви и веры присоединиться к войскам принца Димитрия.

— Но я…

— Я знаю о том, что пан есть человек коронного гетмана Замойского. Но святая церковь и Орден уладят сию проблему, пан поручик. Скоро в замке будет нунций святого престола кардинал Рагноци. Он введет принца Димитрия в лоно истинной католической церкви.

— Но чем я смогу помочь церкви, падре? Я скромный солдат и никакого веса не имею.

— У пана будет вес. И потому пан сейчас отправится к пану Бучинскому и предложит свои услуги. Пан Бучинский примет саблю пана. Во имя господа!

Падре протянул Нильскому руку и тот увидел перстень с большим сапфиром. Он почтительно поцеловал его. Этот падре не был мелкой сошкой в Ордене.

— Мне идти к пану Бучинскому прямо сейчас? — спросил Нильский.

— А у пана есть иные планы?

Нильский покраснел. Священник усмехнулся и сказал:

— Пусть пан отложит их. Для сего время еще придет, пан поручик…

***

Краков.

Дворец короля Речи Посполитой.

Сентябрь 1604 года.

Посланцы царя Бориса при дворе Сигизмунда III.

Король Сигизмунд III из рода Ваза не мог сказать посланцам московского царя то, что хотел. Шляхта запретила ему ссориться с московитами. Особенно настаивал на своем великий гетман Замойский. Он был слишком дерзок это князь, возомнивший себя большим государственным деятелем.

Король сидел на троне словно статуя, и молча готовился слушать слова царя Бориса Годунова, которые тот вложил в уста своего посланца.

Русский вельможа был одет с роскошью. Фиолетового цвета кафтан с широким воротом, шитым золотом и украшенным крупным жемчугом, поразил многих шляхтичей. С боков кафтана были прорезы с тесемками, также шитые золотом. Богатая соболья шуба боярина украшена многими драгоценностями. На пальцах посла — перстни с самоцветами.

Пан сенатор Сапега тихо сказал своему соседу семиградскому послу графу Матиушу.

— Видал, друг мой, какие жемчуга у московита?

— Таких нет и у вашей королевы, пан Сапега. А соболя какие? Говорят у московитов ныне низкие цены на соболей.

— Про то знаю точно, пан Матиуш. Соболиная ярмарка в Москве ныне богаче, чем в прошлые годы. Но тише. Московит станет говорить.

Посол протянул руку к сопровождавшему его дьяку и тот подал послу свиток с печатями.

Боярин стал читать:

«Беглый монах расстрига, именующий себя царевичем Димитрием Иоанновичем, презрел законы божеские и человеческие. Он облыжно (ложно) именует себя царским именем. Долг истинного монарха выдать сего самозванца для казни и расправы справедливой.

Ибо был тот беглый монах Гришка, чернокнижником и знался с сатаною.

До своего монашеского пострига, носил сей расстрига имя Юшки Отрепьева. И отец того Юшки был сотником в стрелецких войсках Великого государя, Царя и Великого князя Всея Руси. И звался он Богданом Отрепьевым…»

Король вышел из оцепенения и склонился к пану Сапеге.

— Для чего он рассказывает нам то, что послы Бориса, говорили больше десяти раз?

— Его стоит выслушать до конца, ваше величество.

Король снова стал слушать слова Годунова, адресованные лично ему. На сей раз рассказ о беглом монахе Гришке Отрепьеве был несколько иной.

Отрепьев стал не просто самозванцем, но и еретиком, чернокнижником и колдуном.

— И как доброму соседу, надлежит вашему величеству, выдать того вора приставам Великого государя Всея Руси Бориса Федоровича для сыска.

— Мы выслушали слова великого князя московского, — выдавил из себя король, отказав Годунову в царском титуле. — И мы примем решение, посоветовавшись с нашими сенаторами.

— Мой государь, царь и великий князь Московский и Всея Руси, желает знать решение вашего величества, ибо много раз про сие уже было говорено!

Кардинал Мациевский, двоюродный брат воеводы Мнишека сказал:

— Его величество уже сказал свое слово, пан посол. Он примет решение по тому делу в свое время.

— Но самозваного царевича принимают магнаты и сенаторы Речи Посполитой, — сказал посол.

— Сие древнее право магнатов принимать в своих имениях тех, кого они захотят! — сказал Мациевский.

— Но признавать самозваного царевича, есть нарушение отношений доброго соседства между нашими державами! — заявил посол.

— Пану послу стоит знать, что сего царевича признал его ясновельможность князь Адам Вишневецкий, — сказал кардинал Мациевский. — Семья князей Вишневецких приходится родней государю Московскому Ивану Четвертому (Грозному).

Король Сигизмунд с благодарностью посмотрел на кардинала. Тот нашел чем «уколоть» посла. Ведь если великий князь из рода Вишневецких, признает царевича сыном Грозного, то это значит, что потомки Рюрика признают его своим главой.

— И пан Вишневецкий мог признать беглого вора царевичем? Не могу в то поверить!

— Про сие стоит спросить самого пана Адама, пан посол. Сие его решение, а не решение его королевской милости.

— Многие магнаты Речи Посполитой, не ободряют сего! — смело вмешался коронный гетман князь Замойский. — И пусть, пан посол, дождется решения его величества круля (короля) Речи Посполитой!

На том аудиенция была завершена, и никакого решения принято не было. Сигизмунд Третий выжидал…

***

Самбор.

Замок воеводы Мнишека.

О том, что было во время пира…

В замке Мнишека был назначен пир и большой бал с фейерверком. Принц Димитрий Иванович Московский тайно принял католичество и был крещен самим нунцием римского папы кардиналом Рагноци.

Юрий Мнишек получил обещанные королем деньги. Правда, Сигизмунд прислал ему не 80 тысяч золотых, а только 40 тысяч. Но и это было хорошо. Часть средств ушла на выплату войскам и закупку всего необходимого для обоза. Армия готовилась к большому походу. А две тысячи пошли на организацию празднества.

Окрестные шляхтичи съехались в замок и у ворот были десятки карет. Всюду сновали разодетые слуги, и вино лилось рекой.

Казаки получили от принца особое угощение. Они славили Димитрия Ивановича и требовали начать поход.

Претендент на трон был особенно доволен ими. Посланцы с Дона привезли к нему московского дворянина Петра Хрущёва. А был он доверенным человеком самого Бориса Годунова. И Годунов отправил его на Дон с посланием против самозванца. Но казаки связали царского посланца и переправили его в Польшу. Здесь они передали его Димитрию Ивановичу.

Димитрий обрадовался этому и спросил:

— Где он?

— Дворянин Хрущёв в руках твоих слуг, царевич, — ответил донской наказной атаман.

Царевич посмотрел на секретаря Бучинского. Тот ответил.

— Пан Мнишек отправил его в пыточный подвал!

— Как? — вскричал Димитрий. — Зачем?

— Таков приказ пана Мнишека!

— Но привезли сего дворянина мне, а не пану Мнишеку. Давно он там?

— Один день и ночь, — ответил Бучинский.

— Проводи меня туда, пан Бучинский.

— Как прикажет, ваша вельможность.

Димитрий повернулся к казакам:

— А вам жалую сто золотых! И сегодня пить за мое здравие станете лучшие вина!

— Слава государю! — закричали донцы.

— Я всегда награждаю верных!

Димитрий вместе с Бучинским прошел в подвалы замка, где содержались осужденные воеводским судом преступники.

— Мне сие не нравится, пан Бучинский.

— О чем говорит его вельможность?

— О том, что Мнишек распоряжается моими людьми. Это пленник мой. И не воеводе решать его судьбу.

— Но мы во владениях воеводы, ваша милость. Мне и самому это не нравится.

— Пан Бучинский, я также кое-чего стою в предстоящей большой игре. И пусть пан Мнишек помнит, что без меня у него ничего не выйдет. А он хочет многого.

Они спустились по лестнице. Бучинский сделал знак страже и те открыли двери камеры.

— Прошу ваше высочество пройти!

Царевич вошел. Внутри царил полумрак.

— Факелы сюда! — приказал Димитрий.

Бучинский повторил приказ. Пространство камеры осветилось.

Петра Хрущова еще не пытали. Но с него содрали кафтан, шапку, штаны и сапоги. Он остался в одном исподнем¹⁷

Хрущёв был крупным коренастым мужчиной лет сорока, с сильными руками, привычными к сабле и копью. Его круглое лицо обрамляла окладистая черная борода.

Стража пинками подняла Хрущёва с соломенной подстилки.

— Встать!

— Наследник трона перед тобой!

Хрущёв поднялся. Он увидел царевича.

«Неужто, сам передо мной? — подумал дворянин. — Точно! Судя по приметам — он! Самозванец!»

— Я есть Димитрий Иванович, — сказал тот. — И я пришел к тебе, дворянин Хрущёв.

Дворянин, звеня цепями, неуклюже поклонился царевичу.

— Ты, как мне сказали, верный слуга Годунова?

— Я служу Руси, ваша милость. И коли Русь доверила корону Борису, то я его слуга.

— Хорошие слова, Петр Хрущев. Я уважаю смелых людей. И не хочу тебя мытарить в подвалах.

— Но я в железах, — Хрущев поднял руки.

— Но ты пока мой враг, Хрущев, и служишь узурпатору моего трона. И я могу предложить тебе присягнуть мне. Тогда отношение к тебе изменится.

— Ваша милость предлагает мне службу?

— Ты русский, а я сын Ивана Василевича. Я твой законный государь. Станешь мне служить, Хрущев?

Дворянин опустился на колени перед Димитрием.

«С чего мне хранить верность Годунову? Много он дал мне за мои прежние заслуги? И с чего мне отдавать за него голову?»

— Так что скажешь, Хрущев?

— Готов служить моему законному государю! И готов сказать тайное!

Царевич обернулся к сопровождавшим его. Видали? Как он ловко все провернул. Его враг стал сразу его другом, и так будет и на Москве!

Он сказал:

— Говори! Говори, Хрущев.

— На Москве знают, что царевич в Литве собирает войска. Но Годунов не считает сие опасным.

— Вот как? — спросил самозванец.

— Он не верит в твою, государь, силу. И потому гарнизоны западных крепостей Годуновым не усиливались.

— И с чего это Годунов такого низкого мнения обо мне? — голос самозванца дрожал от негодования.

— Дак говорили Борису, что де нет у тебя, государь, осадной артиллерии и не взять тебе ни одной крепости по границам.

Осадной артиллерии у самозванца действительно не было. Но Димитрий и не рассчитывал на штурм крепостей. Его армия для такого слишком мала.

— Я полагаюсь не на пушки, Хрущёв! Моя сила в моих людях! Они окажут мне помощь и без пушек!

— Оно так, мой государь, — склонил голову Хрущев.

— Расковать! Из подвала перевести в крыло для слуг. Содержать под стражей, но с почтением!

— Да, государь! — ответил Бучинский…

***

Секретарь спросил Димитрия:

— Зачем ваша милость его отпустила? Неужели верите ему?

— Дело не в том, пан Велимир. Он человек Годунова и если станет служить мне, то делу моему от того большая польза будет.

— А если он изменит?

— Для того я ему пока полной веры и не дал. Но, думаю, он станет служить мне верно!

— А что скажет пан Мнишек?

— С паном Мнишеком я сам поговорю. И, не стоит забывать, что казаки привезли сего пленника мне, а не пану Мнишеку.

— Как прикажет, мой господин.

— А что новый шляхтич, пан Велимир?

— Нильский?

— Да. Как он устроился в твоей хоругви?

— Он мне не шибко нравится, государь.

— С чего это? Не можешь ему простить его умение рубиться на саблях?

— Это не то, государь. Не думаю, что он добровольно пожелал служить твоему делу.

— Но многие идут ко мне из шляхты совсем не из желания мне помогать. Они хотят почестей и золота. Чем Нильский хуже остальных?

Бучинский пожал плечами. Пусть решает сам царевич…

***

Пан Велимир Бучинский принял Нильского в отряд с большой неохотой.

— С чего, пан поручик, решил присоединиться к нам?

— Пану кавалеру, я не понравился?

— Пан поручик, не ответил на мой вопрос.

— Но я ответил на вопросы царевича.

— Пан станет служить под моей командой. И я хочу знать, что пану здесь понадобилось?

— Хочу помочь принцу занять трон, который ему положен по праву рождения! — ответил Нильский. — Такой ответ пана удовлетворит?

— Но пан более не будет поручиком гусарской хоругви. Нынче пан просто боец моего отряда. Пан это понимает?

— Да.

— Странно, пан. У князя Замойского пан имел положение. Быть поручиком его надворной хоругви весьма почетно. Здесь многие отдадут полжизни за такое положение.

— Готов служить пану Димитрию и на таких условиях.

— Ради Димитрия Ивановича?

— Ради него и ради панны Елены.

Бучинский нахмурился еще больше. Этот шляхтич слишком наглый. Говорит откровенно и ничего не боится.

— Но панна Елена не для вашей милости, пан поручик.

— А для кого она?

— Я давно заприметил панну. И я оказал уже услуги принцу. Он отдаст Елену за меня!

— А что она?

— Я не понял пана.

— Что она сказала на сие? — спросил Нильский.

— А пану до того есть дело? — грубо спросил Бучинский.

— Конечно, есть, если и я имею интерес до панны!

— Пусть пан направит свой интерес в иную сторону. При дворе пана воеводы Мнишека много красавиц.

— Вот как? Так отчего же пану самому не воспользоваться своим советом?

Бучинский зарычал от бешенства.

— Я уже сказал, пану поручику, что имею виды именно на панну Елену.

— Но отчего я не могу иметь виды на панну? Разве панна дала слово вам?

— В том нет нужды! Но я, Велимир Бучинский, потомственный шляхтич имею виды на панну Елену.

— Но и я, Ян Нильский, потомственный шляхтич, имею виды на панну Елену. И готов с ней говорить про это! И пусть панна Елена сделает выбор!

— Выбор уже сделан! — сказал Бучинский.

— Кем? Вами?

— Пан знает, кто есть панна Елена? Она под покровительством пана царевича.

— Но я стал служить царевичу.

— И причина тому — панна?

— А если так? Что скажет, пан?

Бучинский не ответил и только посмотрел на Нильского с ненавистью. Этот взгляд говорил о многом…

***

Панна Мнишек во время парадного обеда заметила Нильского, хоть он и сидел на значительном расстоянии от неё. Она позвала к себе Марту. Служанка приблизилась.

— Чего изволит панна? — тихо спросила она.

— Ты видишь пана Яна?

— Я давно его приметила.

— Найди возможность передать ему мое приглашение.

— Куда панна изволит его позвать?

— В мои покои, — прошептала Марина.

— Панна…

— Я сказала — в мои покои.

— Как угодно панне.

— Пусть он придет туда через час.

— Через час?

— Да.

— Я передам.

Марта ушла.

Димитрий Иванович заметил, что панна Мнишек о чем-то шепталась со служанкой.

Он сидел рядом.

— Панна куда-то торопится? — спросил он.

Она посмотрела на самозванца.

— Я не могу долго сидеть за столом, пан Димитрий.

— Но скоро будет фейерверк.

— Я слишком устала, пан Димитрий.

Самозванец ухмыльнулся.

— Но я прошу панну остаться. Свет очей моей панны заставляет меня сесть на коня. И скоро мне идти в поход. А если я больше не увижу панну?

— Пан Димитрий забывает, что пока он не мой муж.

— Пан Димитрий многое видит, моя панна.

Юрий Мнишек, который находился по правую руку от царевича, спросил:

— О чем вы спорите, дети мои?

Марина ответила:

— Пан царевич желает видеть меня здесь.

— А ты намерена нас покинуть, дочь моя? — спросил воевода.

— Я слишком устала, отец.

— Но сегодня особенный день, дочь моя.

Марина вынуждена была согласиться с отцом…

***

Велимир Бучинский не нашел ту, кого хотел найти. Панна Елена не явилась на праздник. Шляхтич стал переживать и отыскал глазами Нильского. Тот был среди гостей. Блистал новым красным колетом, французского покроя. Значит он не с Еленой. Это хорошо, но вот где она?

Подойти к царевичу и спросить его напрямую — где его сестра? Но сейчас не место и не время для этого. Ведь официально они не родственники…

***

Марта подошла к Нильскому со спины и проговорила:

— Пусть пан не обращает на меня внимания. Я скажу ему то, что мне приказали передать.

— Кто приказал? — тихо спросил Нильский.

— Моя панна.

— Но кто ваша панна?

— Та, о ком пан так часто вспоминает. И панна через час будет ждать пана…

Марта прошептала шляхтичу место встречи…

***

Нильский вышел из зала. Марта уже его ждала.

— Пусть пан следует за мной.

— Вы служите панне Мнишек? — спросил он.

— Тише, пан. Не стоит называть имен. Вы и так знаете, кто моя госпожа.

— И мне идти за вами?

— Конечно, пан. Раз моя панна выделила вас…

***

Но пану Нильскому не суждено было встретить панну Мнишек. Впрочем, он от этого совсем не расстроился. В коридорах, где его оставила Марта, он встретил панну Елену, которая была переодета мужчиной.

— Пан кавалер!

— Моя панна!

— Пан шёл к другой?

— Я думал, что иду к панне.

— Пан не говорит правды.

— Я честен с панной. Мне передали, что меня ждет женщина, и я сразу вспомнил про мою панну. Но только здесь я увидел, что это Марта.

— Пан шёл к другой, но встретил меня, — прошептала она.

— Панна Елена! Не могу поверить глазам, — сказал Ян. — Вы здесь!

— Я перед паном. И пан прижимает к себе мое тело.

— Это так. Не могу поверить. Неужели это не сон?

— Пусть пан идет за мной. Для нас приготовлено ложе. Сегодня я стану принадлежать пану.

Она увлекла его за собой…

***

Панна Мнишек улучила момент и после танца с Димитрием спросила его:

— Что это значит, пан?

— Панна желает знать, отчего она здесь со мной? Но я раб моей панны.

— Не стоит, Димитрий. Скажи мне, чего ты хочешь?

— А ты, Марина?

— Я стала твоей и стала не по любви.

— И что с того? Я не первый у тебя. И ты никого и никогда не любила кроме себя самой.

— Но мой отец помогает тебе из-за меня. Я должна стать твоей женой и лишь на этом условии он с тобой. А кто ты без него?

— Я Димитрий, сын Ивана Московского!

— Брось! — прошипела она. — Не нужно мне твоих сказок. Ты не родня московским великим князьям.

— Но твой отец признает меня Димитрием Ивановичем.

— Признает. Но не верит в твое царское рождение. Впрочем, ты сам знаешь это.

— Больше я не бедный проситель, Марина, — жёстко сказал самозванец. — И сейчас я нужен твоему отцу! Больше чем он мне. Все его надежды на будущее связаны со мной. Я уже знаю себе цену.

— И чего пан хочет от меня?

— Я хочу тебя.

— С чего это? Пана царевича не устраивает Марта?

— Марина, я знаю, что ты страстная женщина, и я хочу знать тебя такой. Ведь меня влечешь именно ты. Ты. А не московский трон.

— Пан шутит? — спросила Марина Мнишек.

Таким она никогда его не видела.

— Я не шучу, моя панна. Я хочу стать твоим мужем!

— Но неужели пан…

— Да, Марина! Я искренне хочу получить тебя в жены!

— После того как пан наденет корону. Только после того.

— Но свою страсть панна покажет мне сегодня. Сейчас.

— Пан не в себе.

— Марина. Я сказал свое слово, — Димитрий крепко сжал руку Мнишек.

— Мне больно, пан.

— Сегодня ты моя, — горячо прошептал самозванец. — И ты подаришь мне такую же ночь, какую подарила тому шляхтичу.

— Пан!

— А если нет, то я не стану принимать участие в планах отца моей панны. Пусть Мнишек ищет иного царевича.

— Пан не посмеет!

— Все в руках моей панны. Пусть панна покажет, на что она способна.

— Это плохой путь, пан!

— Почему плохой? Он даст мне то, что я хочу получить перед походом.

— Пан настоящий варвар, как и все московиты! Так не добиваются женщины!

— Но я получу небольшой задаток от моей панны. Ты же любишь, когда мужчина добивается своего?

Мнишек поняла, что иного пути у неё нет…

***

В ту ночь осуществились желания многих людей.

Пан Ян Нильский провел ночь с панной Еленой и окончательно стал её рабом.

Панна Елена также была сражена страстью Нильского, и поняла, что сделала свой выбор.

Самозванец получил от Марины Мнишек то, чего хотел. Она показала ему, как умеет любить. И он сам стал рабом панны Марины и был готов на все ради того, чтобы она стала его женой…

***

Панна Мнишек узнала иного Димитрия Ивановича. И он приятно удивил молодую женщину.

— Марта, ты была права.

— Права, моя панна?

— Я говорю о царевиче Димитрии.

— Вы поняли, что он не слаб на поле любви? — усмехнулась доверенная служанка.

— Да. Думаю, что он не окажется слабым и в деле войны.

— Он добудет для вас корону, моя панна…

Примечания

17

*Исподнее — нижнее белье. Тогда это были штаны и рубаха.