Наследники Мишки Квакина. Том II

Влад Костромин

Продолжение веселых и забавных приключений юных костромят Пашки и Влада, их заумного хвастливого отца, чопорной матери, глупых жадных родственников и друзей Книга содержит нецензурную брань.

Бойлер — 3 (Соучастники)

После того как черная курица избежала наших загребущих рук (и тарелок) Пашка загорелся идеей вернуть ее.

— Это наша добыча, — поблескивая отблесками костра в стеклах очков, горячечно говорил он. — Мы должны были ее съесть!

— Не уверен, что мы бы ее съели, — рубя украденный ночью забор, возразил я. — Мать могла просто так сказать.

— Могла, но могла и сготовить, — облизнулся брат, — помнишь, как первого бойлера съели? — в животе его громко заурчало. — Не стали бы мы ее с нашими держать, отличается она.

— Курица отличается, но примет особых не имеет, — солидно объяснил я, — попробуй докажи, что мы ее не купили.

— Надо было сразу ее к нашим запустить.

— А если бы начали драться? — я, подкармливая огонь, забросил порубленный штакетник в колесный обод, служивший очагом. — Они дерутся и тут бабка приперлась — сразу же все понятно.

— Как она так додумалась, на рогах спрятаться? — продолжал брат, усевшись на пень. — Вот говорят, что мозги куриные, а у кур тоже мозги есть!

— Жить захочешь и на рогах спрячешься, — я сел на чугунок с картошкой, ожидающий своей очереди на обод. — Забудь ты про эту курицу и успокойся.

— Нет, — брат покачал головой, — тебе легко говорить, тебя в больнице куриным буленом⁴ кормили, а я курей не ел.

— Еще наешься.

— Это нельзя так оставить, — он погрозил кулаком в сторону сада, — мы им еще покажем!

— Кому?

— Им! Всем покажем: и Максиманихе и воспитательницам этим. Еще не знают, с кем связались!

К детскому саду у брата были какие-то личные счеты, ибо, в отличие от меня, он в детский сад ходил. И что-то там не «срослось» с воспитателями, из-за чего юный шалопай замазал глиной дверной замок. За что был показательно наказан, чтобы прочим детям было неповадно. Еще и мать потом дома ему ввалила, как сидоровой козе. С тех пор они, с другом Шуриком по кличке Моргуненок, по вечерам с завидным постоянством замазывали замок. Пашка даже специально для этого с собой глину в кармане таскал. Моргуненок тоже был не подарок — тот еще пройдоха. Познакомился с ним Пашка случайно, встретив в саду, окружающем наш дом.

— Воспитательницы-то тут при чем? У них же курей нет.

— Они у Максиманихи в доме живут, значит, они заодно.

— Просто комнату снимают и все, что тут такого?

— Все замешаны! — глаза Пашки яростно метались в аквариумах очков. — Все они против нас, все нам завидуют — так батя говорит.

— Батя много чего говорит, — я снова подбросил в пламя штакет.

— Мамка Максиманиху не любит.

— А кого мамка любит?

Пашка надолго задумался. Пока он думал, в выварке закипела вода. Я шандарахнул в нее комбикорм, размешал большой деревянной толкушкой, которую мать называла макогоном⁵. Снял выварку на зашипевшую землю, поставил на обод чугунок.

— А когда свиней будем есть? — втянув в ноздри запах комбикорма, переключился на новую тему брат. — Мы их кормим, а сами?

— Свиней обычно осенью режут, — я сел на теплую крышку выварки.

— Долго еще, — вздохнул брат и, подобрав топор, начал задумчиво его рассматривать.

Мне стало не по себе.

— Ничего, я еще эту курицу съем, — убежденно сказал Пашка, встал с пня и вонзил в него топор.

Назавтра вместе с Шуриком они начали следить за домом Максиманихи. Полдня проторчали в лесопосадке, дожидаясь пока хозяйка уйдет из дома. Наконец, мимо лузгающей и поприплевывающей на завалинке под крашеным желтой масляной краской окном с ярко-синими наличниками семечки Марфы Захаровны прошел юркий дед Мирон. Старики зацепились языками и полчаса перекрикивались через забор.

— Как думаешь, Максиманиха Ленина помнит? — задумчиво спросил Шурик.

— Я откуда знаю? — раздраженно ответил Пашка. — Что ты вечно дурацкие вопросы задаешь?

— Ну… — смутился Шурик, — ты же в очках, значит, должен все знать.

— Нет, ну так-то я знаю, — горделиво ответил Пашка, став похожим на хвастающегося отца, — но про Максиманиху не знаю.

Бабка, шустро вскочив с завалинки, куда-то отправилась с Мироном.

— Пошли! — Пашка дернул друга за рукав и низко пригибаясь выскочил из укрытия.

Добежали до дома Максиманихи и застыли у плетня напротив сарая.

— Вдруг там воспитательницы? — пугливо спросил Моргуненок.

— Днем они в саду, — Пашка выглянул из-за плетня, рассматривая двор. — Вот она! — ткнул пальцем в сторону уныло пасущейся курицы. Бабка привязала птицу за ногу к вбитому в землю поломанному черенку деревянных граблей. — От нас не уйдешь, падла! — открыл калитку, зашел во двор, выдернул колышек, пятясь вышел и за веревку вытащил курицу. — Мешок держи! — командовал, пытаясь схватить клюющуюся и бьющую крыльями птицу. — Шире отворяй! Да помоги ты! Чего стоишь!

Совместными усилиями запихнули пленницу в мешок. Бегом, как два хорька, кинулись к посадке. Оглядываясь, дошли по ней до перекрестка, нырнули в сад и уже не спеша дошли до дома. Я в это время долбил подвешенную к яблоне самодельную грушу, сделанную из лопнувшего футбольного мяча, где-то украденного отцом.

— Влад, посмотри, — брат, таинственно ухмыляясь, протянул мешок, в котором что-то трепыхалось.

— Что там? — я не спешил брать мешок, мало ли что в нем может быть.

— Ты посмотри.

— Что там? — повторил я, переведя взгляд на Моргуненка, стоящего за спиной Пашки.

— Там это… того… курица, короче там…

— Из дома принес? — памятуя, как Пашка заставлял Шурика носить нам сало из дома, вопрос был совсем не глупым.

— Мы это… того… ее… у бабки… Захаровны…

— Понятно, — теперь я смотрел на Пашку. — Все никак не успокоишься? Начал уже курей со дворов красть?

— Дед лошадей в нашем возрасте воровал, а чем я хуже?

— Ты бы еще Гайдара вспомнил, который в шестнадцать лет полком командовал. Тогда время было другое, социализма не было.

— Какая разница? Курица даже лучше, ее есть можно.

— Лошадь тоже можно, — сказал Шурик, — из них колбасу делают, я ел.

— Вкусная? — заинтересовался брат.

— Ну… это… твердая, а так вкусная.

— Надеюсь, лошадь вы воровать не станете? — без особой надежды спросил я.

— Посмотрим, — глаза Пашки уклонились и стали покачиваться в иллюминаторах очков, — пока надо с курицей решить.

— Что вы с ней собираетесь делать?

— Можно ее в саду пасти, — предложил Шурик, — она к колу привязана.

— Ветчинную прослойку от травы нагуляет, — мечтательно повторил слова отца Пашка.

— Ветчинная прослойка от травы у свиней, — поправил я.

— А у курей что?

— Не знаю.

— Будет тогда яйца нести, а мы их есть будем.

— Где ты их собираешься готовить?

— Жарить будем.

— А если мать застукает?

— Ну… — Пашка снял кепку с накладными кудрями и почесал вспотевшую заросшую голову.

— Вот тебе и ну.

— Яйца варить можно, — подсказал Моргуненок.

— Варить будем в выварке, — подхватил брат, — так же можно?

— Ну… — я вспомнил «Маленьких дикарей», где яйцо варилось вместе с бельем, — можно.

— Значит, так и сделаем, — обрадовался Пашка. — Курицу сажаем здесь, а яйца варим на костре. Она сегодня снесется?

— Не знаю, — признался я.

— Нужно их щупать, — блеснул деревенскими знаниями Шурик.

— Ты умеешь? — спросил Пашка.

— Ну… это…

— Попробуй, — он ткнул в друга мешок.

Тот растерянно засунул руку внутрь, начал возиться.

— Ой! — выдернул руку.

— Укусила? — встревожился брат.

— Клюнула, — пожаловался Шурик, тряся рукой.

— Вот падла купоросная! А яйцо, яйцо будет?!

— Ну… это… того… тудым-сюдым… — начал мямлить Моргуненок.

— Все с вами ясно, курокрады, — сказал я, — сажайте на цепь…

— Там веревка, — перебил брат.

— На веревку, только так, чтобы она была незаметна.

— Хорошо, — очки брата радостно блеснули, словно капли утренней росы. — Сейчас.

Они отошли к куче засохших яблоневых веток и, вытряхнув из мешка пленницу, воткнули черенок в землю. Вернулись ко мне, наблюдая за избиением груши.

— Можно не просто так яйцо, — делился Шурик, — а порезать его и луку туда накрошить кольцами, майонезом залить — салат получится.

— Во как! — облизнулся Пашка и в волнении сорвав с яблони листья, начал их жевать. — Салат из яйца. А сметаной можно?

— Ну… думаю, можно.

— А то мы шкорлупу едим, — по подбородку текла зеленая слюна.

— Зачем? — удивился Шурик, глаз его задергался.

— Мамка заставляет, чтобы кости были крепкими. Раньше рыбий жир заставляла пить⁶, чтобы рахата не было, а теперь шелуху яичную.

— Рахат он же вкусный? — не понял Моргуненок.

— Не рахат, а рахит. Болезнь такая, — объяснил я.

— Влад, меня так научишь бить? — спросил Шурик.

— Зачем тебе?

— Вдруг хулиганы пристанут.

— Тут есть хулиганы кроме вас? — удивился я.

— Вдруг в Добровку поеду, а там пристанут они?

— От хулиганов тебе бокс не поможет. Ткнут ножом и все дела.

— Ну… это… буду хоть от Рябича отбиваться.

Рябич — мальчик, у которого Пашка из кабинки в детском саду украл зонтик, с которым потом таскался по деревне. Из-за зонтика Максиманиха и прозвала Пашку Израэлем Хендсом, за что он ее невзлюбил.

— Он к тебе лезет?

— Нет, но он задается, что у него родственники в Москве есть.

— За это бить нельзя.

Курица начала истошно орать. Мы уже знали, что это означает.

— Снеслась! — заорал Пашка и начал радостно прыгать, выкрикивая. — Сочная, сочная! Сочная, сочная!

— Чего это с ним? — испугался Шурик.

— Не обращай внимания, — отмахнулся я. — Это уже не первый раз.

— А-а, — протянул Моргуненок, но было видно, что он ничего не понял.

— Хватит скакать, — сказал я, — сходи, яйцо забери.

— Сочная, сочная! Сочная, сочная! — Пашка попрыгал к курице, вернулся с яйцом. — Во!

Курица продолжала истошно орать.

— Чего она орет? — начал беспокоиться Шурик. — Пора бы уже замолчать.

— Действительно, — я тоже начал волноваться, — скоро мать придет, а тут курица надрывается. Она услышит и пойдет посмотреть…

— Подумает, что кто-нибудь привязал.

— И что будет делать?

Все замолчали, задумавшись. Предсказать поведение матери было трудно, она была человеком настроения.

— Заберет себе и сготовит? — высказался Пашка.

— Не знаю, — я пожал плечами. — Может и не готовить, а забрать к нашим. Если заберет, то салата нам потом не видать.

— А его можно и с зеленым луком сделать, — сказал Моргуненок.

Мы снова замолчали, только курица не утихала.

— И еще про Марию Захаровну не забывайте, — не выдержал я. — Она опять будет искать и услышит крик.

— Убьем? — деловито спросил Пашка, рассматривая яйцо. — Хорошее питание — залог здоровья, — повторил усвоенную от отца фразу.

— Вы же хотели чтобы она яйца давала.

— Лучше сожрать ее. Яйца хорошо, но мясо вкуснее.

— Я убивать не буду, — отказался я. — Я бройлера рубил⁷. Хотите, рубите сами.

— А и зарубим! — начал хорохориться брат. — Правда, Шурик?

— Ну… это… я тудым-сюдым… ни разу никого не рубил, — Моргуненок смущенно заморгал, — это же… там кровь всякая… кишки…

— Это в голове у тебя кишки! — оборвал Пашка. — Друг называется, — надулся, как клоп.

Шурик, моргая, смотрел на него. Курица кричала.

— Надо что-то делать, — не выдержал я.

— Тебе надо, ты и делай, — Пашка демонстративно отвернулся.

— Вы ее притащили!

— Я не при чем, — попятился Шурик. — Меня Пашка заставил.

— Своей головы у тебя нет?

— У него там кишки, — ехидно вставил брат.

— А тебя не спрашивают! — я едва удержался, чтобы не отвесить ему оплеуху. — Иди и заткни ее! Или неси обратно к бабке!

— Никуда я ее не понесу, — Пашка потащился к курице и, нагнувшись, стал что-то делать.

Птица заткнулась.

— С вами с ума сойти можно, — сказал я.

Пашка прошел мимо нас. В руках он волок курицу с надетой на нее кепкой.

— Ловко придумал! — восхитился Шурик.

— Я ее в сарае спрячу, — не глядя на нас, обиженно сказал брат и ушел.

— Умный малый, — продолжал Шурик.

— Здравствуйте, — послышалось из-за спины.

Холодея, я медленно обернулся.

— Здравствуйте, Мария Захаровна, — выдавил.

— Здравствуй, Влад, здравствуй, Саша. Я курочку ищу, не встречали?

— Курочку? — я сглотнул. — С тех пор так и ищете?

— Почему с тех? — удивилась бабка. — Она тогда нашлась, а сегодня опять пропала.

— Опять погулять пошла, — фальшиво улыбнулся я. — Погуляет и придет.

— Как же, как же, — Мария Захаровна пристально смотрела на нас, — она привязанная была.

— Разве кур привязывают? — как можно искренне удивился я.

— От честных людей не привязывают, — бабка поджала губы, — а у нас чертовщина творится.

— Какая?

— Кто-то жерди из плетня вытащил⁸.

— Зачем они кому-то нужны? — Шурик удивился на самом деле искренне.

— Что ты глаза пучишь, Сашенька? Уж не знаю, а только кто-то позарился…

— Ну… это… того… — потерялся Моргуненок.

— Так что насчет курочки? — деловито вернулась к наболевшему Максиманиха.

— Я не видел, — открестился я.

— А ты, Саша?

— Я? Ну… это… нет… того… не видел я, — начал мямлить Моргуненок.

— Странно, а вроде отсюда откуда-то кричала?..

— Вы от дома услышали? — спросил я. — Это наша курица снеслась.

— Покажешь?

— Родителей дома нет, а они не разрешают никого пускать, когда их нет дома, — завел я привычную шарманку.

— А этого чего пустил? — попыталась уличить меня настырная старуха.

— Я его не пускал, он в саду.

— А что это вы тут делаете? — не отставала она.

— Боксом занимаемся…

— А Павлик ваш, припертень, где? — бабка не скрывала подозрений. — Он же физкультуру любит, анафема.

— В туалет пошел.

Бабка задумчиво почесала бородавку на подбородке, ища, к чему еще придраться. Шурик завороженно переводил взгляд с меня на нее, будто наблюдал за увлекательным теннисным матчем.

— Сочная, сочная! Сочная, сочная! — донеслось со стороны дома.

Показался скачущий брат. Он пролез меж мощных березовых жердей ограды и подскакал к нам.

— Легок на помине, — бабка мощно высморкалась на траву, — прямо как черт. Здравствуй, Паша. Все скачешь? Очки нацепил, думаешь, все можно?

— Сочная, сочная! Сочная, сочная! — брат начал подбираться поближе к Марфе Захаровне.

— А вот хрен тебе! — погрозила палкой, удерживая его на расстоянии. — Меня не проведешь, козленок очкастый! Найдется и на тебя управа.

Брат остановился, опасаясь палки, и исподлобья уставился на Максиманиху.

— Чего смотришь как на врага народа? — спросила она.

Пашка расставил ноги и пригнул голову, будто собираясь пробиться на прорыв.

— Ишь как зыркает-то, — бабка в ожидании поддержки посмотрела на нас, — так бы и сожрал.

Мы молчали.

— Павлик, — Максиманиха уласковила голос, словно Лиса, искушающая горошком Петушка выглянуть в окошко, — ты курочку не видел?

— Сочная? — подал голос брат, слегка покачиваясь, как кобра перед факиром.

— Кто? — опешила бабка.

— Курица.

— Ну… — Марфа Захаровна задумалась, но палку не опускала, — ну… Влад, а что значит «сочная»? — наконец спросила она.

Я пожал плечами.

— Это значит, что ее сочить можно, — снизошел до объяснений Пашка.

— Это как? — совсем растерялась Максиманиха.

— А вот так! — Пашка начал бешено скакать по траве, изображая руками скубущие движения и выкрикивать:

— Сочная, сочная! Сочная, сочная!

Бабка перекрестилась свободной от палки рукой.

— Жалко, мамка ваша, когда беременная была, ко мне не пришла. Я бы спицей поправила юрода этого.

— Мы тогда тут еще не жили, — примирительно сказал я.

— Вот и хорошо было, — бабка плюнула, стараясь попасть в Пашку, — когда вы тут не жили. И куры не пропадали и плетни никто не разбирал.

— Вы нас обвиняете? — я демонстративно хлестнул грушу.

Пашка, перестав прыгать, снова набычился на Марфу Захаровну.

— Нет, ну почему сразу вас? — пошла на попятный Марфа Захаровна. — Я просто сказала, что раньше куры не пропадали…

— Раньше время было другое, — по примеру отца я пустился в хорошо усвоенное от него словоблудие, — раньше консенсусу не было.

— Не было консервусу, — подтвердил Пашка, как обычно переврав малознакомое слово.

— Лучше бы и не было сенсусу этого, — затравленно сказала Максиманиха, оглядываясь.

— Вы, Марфа Захаровна, аполитично рассуждаете, — укорил я, — советской женщине не пристало так говорить.

— Много ты знаешь, клоп рыжий! — вскинулась бабка. — При Иосифе-то Виссарионовиче живо бы порядок навели! Ну, ничего, — попятилась, злобно блестя глазками, — напишу участковому, пусть со всем вашим трио бандуристов разбирается. Житья от вас нет, собачьи дети! Понаехали тут, полугородские! Думаете, не знаю, что у вас дядька уголовник? А?

— И что? — я презрительно сплюнул. — Мы за дядьку не отвечаем.

— А ты забыл, Владик, — Максиманиха отошла уже далеко и поэтому кричала, — как вы с Андрейкой вагончик взломали?

— И что? — крикнул я. — Про это в милиции знают.

— А то, что за курицу ответите! Найдется на вас управа! — Максиманиха развернулась и шустрой рысью припустила прочь.

— Нас теперь посадят? — Пашка мигом растерял наглость и едва не плакал.

— Жалко, но нет, — я снова начал стучать по груше. — Вас бы хорошо вызвать в детскую комнату милиции да пропесочить там!

— Меня Пашка заставил, — скуксился Моргуненок.

— Вы оба — соучастники!

— Я ничего не скажу, — блеснул стеклами брат. — Я вообще ничего не знаю!

— А кто знает?

— Не знаю, я вижу плохо, меня нельзя пытать!

— А я… а я… — Моргуненок заметался, пытаясь придумать смягчающее обстоятельство, — а я вообще дома был! Вот! — с вызовом уставился на нас.

— А ты, Влад, хромой, — решил защитить меня брат, — ты бы курицу не догнал.

Шурик утвердительно закивал.

— Вы не забывайте, что она привязана была.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Брат часто путал малознакомые слова.

5

Макогон (укр. макогін) — деревянная закруглённая внизу палка, пест, которой на Украине толкут семена льна, растирают мак, творог, масло и т. п. Раньше специальные большие макогоны использовались для перетирания корма для свиней. https://ru.wikipedia.org/wiki/Макогон

6

См. рассказ «Рыбий жир»

7

См. рассказ «Бройлер».

8

См. рассказ «Бройлер».